Интервью с актерами и режиссерами - и о кино, и о театре

[Penelopa]

Очень интересное, но в чем-то и спорное интервью с Сергеем Юрским в журнале "Эсквайр", снимали, я так понимаю, в фойе театра Моссовета:

http://esquire.ru/videowil/yurskij


Никогда не смотрю по телевизору ни церемонию «Оскар», ни какие другие — жена смотрит. Но тут показывали «Золотой Глобус». Вроде ужасная у них обстановка — я бы вот не смог там сидеть, аплодировать. Но вдруг появляется актер, которого я очень люблю, Энтони Хопкинс, — и я застреваю. О нем что-то рассказывают, идут кадры из фильмов. Выходит сам Хопкинс, произносит речь. И я думаю: и он туда же, и Хопкинса эта слизь — да, слизь, эта тусовка — съела. Так и происходит стирание твоей личности — что потом, кстати, и на их произведениях искусства отражается. Не сразу, но отражается. И мне неохота уже теперь смотреть фильмы с ним — своим приходом туда Хопкинс проявил какую-то ужасную заурядность.

Никто из русских актеров не сделал карьеру в Голливуде. Дело не в профессионализме вовсе. Мы им абсолютно чужие, и они — нам. Есть протестанты, католики, есть разные вариации их, есть поляки-славяне, греки-православные — и все это Европа. А Россия — она отдельно. И прежде всего, для этой Европы, Америки она скучна. В этой скуке может, конечно, возникнуть что-то, вызывающее интерес, но этот интерес того же плана, что и по отношению, например, к ненавистному сейчас ими Ирану. Африканец ближе Голливуду, чем мы. То, что африканец знает о мире — он знает из англо-язычного или франко-язычного кино, книг. Мы же пишем какими-то непонятными буквами, у нас вообще свой большой отдельный мир. Потом африканский актер до определенного момента мирового признания — если ему случится, — он будет знать свое место; все иностранцы в Голливуде — это люди, давшие себя перемолоть. А мы свое место не хотим знать, потому что почитаем себя равными — и имеем все основания.

Раньше я отдыхал так: ездил в наши дома творчества на Черном море и в Заволжье. Лучше этого не было. Сейчас я попробовал так отдыхать: ездить туристом. Но оказалось, это более утомительно, чем мои рабочие поездки. Жутко устал. Мне — чтоб отдохнуть, — выясняется, кроме моего дивана, ничего и не нужно.

Свобода определяется количеством людей, которых ты можешь послать. Так говорил мой друг Боба.

Мое самое большое достижение — своя большая квартира. Я до сорока лет жил в коммуналке.

Обгоняет меня молодой человек на «Мерседесе». Выскочил, кричит. Показал царапины на моей машине и на своей тоже. Я понял, что это мошенничество — трюк известный. Но говорил он очень уважительно: отец, ты дай, сколько есть. Я засомневался: тридцать лет за рулем, может, стал хуже ездить. Дал ему три тысячи рублей, и он смылся. Я подумал: за такой спектакль денег не жалко.

Главное — самодисциплина: дисциплина мытья посуды, выбрасывания мусора, работы, мысли.

Жальче всего мне сейчас улыбающихся кассирш в супермаркетах. Адская работа. Я сразу вспоминаю, как в самое глухое время застоя сюда приехал один мой знакомый, швейцарец. Жил, смотрел на все. Под конец спрашиваю его: что вам у нас понравилось? Говорит: свобода. Я: как занятно. И что вы видели? «Прежде всего, свобода — в магазинах. У вас продавец — свободный человек, он может сказать: да пошли вы все! Не встанете сейчас в очередь нормально — вообще уйду. А у нас это не люди, а роботы, которые все время улыбаются и все подают-подают-подают. И вообще большинство людей у нас сейчас такие». Я тогда воспринял это с насмешкой — сейчас часто вспоминаю. И деть эту работу никуда нельзя, потому что деньги нужны очень. Я видел, как во Франции наши, закончившие там вуз, становятся профессионалами, но это работа безразмерная: надо почему-то всегда работать с утра и до ночи. Кино сегодня снимают по 12 часов в день. Я участвовал в этой хреновине — и пытался людей образумить. А они говорят: сейчас так работают. Сериальщики — актеры, которые снимаются в сериалах, — у них там вообще круглосуточно идет съемка. И так — месяц, два. В результате актеры стираются абсолютно — что мы на экране и видим. Я говорю шоферу, который везет меня на вокзал после съемок в Питере: «Слушайте, мы ж с вам встретились в 9 утра, 14 часов прошло, а вы все за рулем». Говорит: «А я сейчас поеду развозить тех, кто остался, потом в пять утра еще приеду». Слушаю сейчас радио: Франция просит Брюссель поставить хоть какие-то ограничения дальнобойщикам, потому что страшное количество аварий из-за усталости. Чудовищная идет гонка. Человечество сто лет билось за 8-часовой рабочий день, и иногда с кровью, за выходные, за отпуск — и все: это стерлось, время отнято. Как вернуться? Я не знаю, потому что сами трудящиеся по 14 часов на мое предложение протестовать сказали: «Да что вы! Не надо, Сергей Юрьевич. Вы — другое дело, вы уже проскочили, а нам имя зарабатывать надо».

Когда мне было 16, и отец меня с кем-то знакомил — он всегда говорил: вот, наследник всех моих долгов. Так себя и чувствую.

Обожаю Аль Пачино. Он играет кубинцев, евреев — умеет перевоплощаться. Когда он разговаривает с камерой — он через камеру разговаривает со своим партнером, с миром, с жизнью, со смертью. Это и есть школа Станиславского. Аль Пачино несет ту самую школу, которая исчезла у нас, — это психологический актер в понимании Михаила Чехова. Наш же психологический театр осмеян и освистан нами самими. В современном театре музыкальные ритмы заменили те, которые должны создаваться актерами и мизансценами. Их наличие, но и их таинственная невидимость — это и заставляло людей стоять ночами за билетами на Чехова. Потому что пьесы-то знали — это же не то что показывали новинку или говорили какие-то слова новые. Но было то дрожание ритмов, которое дает, может быть, более тонкие и более проникающие в человека эмоции и мысли, чем музыка. Режиссеры и актеры просто снимают с себя труды. У Курехина с его поп-механикой была надежда, что без смысла, без выстраданного ясного слова, можно и нужно жить, что в сумятице, в разломе прорастет нечто. А прорастает обычно что-нибудь чудовищное.

Ненавижу cool art. На русский переводится: крутое искусство. Про спектакли Чусовой говорят: cool art. Это то самое искусство, которое изначально не требует ни положительной, ни отрицательной оценки — так есть, это сделано. И я перевожу — «прохладное искусство».

Недавно стою посреди улицы — никак не могу найти дом по тому адресу, что у меня, — раздражен страшно, кричу: «Где, где улица такая-то?» Все идут мимо, никто не обращает внимания. Начинаю хватать людей подряд: «Послушайте, где эта улица?» — «Не знаю, ничего не знаю». — «Подождите, — говорю, — а вы здесь живете?» — «Здесь, — говорят, — вон там, вон в том доме». — «И как же, — говорю, — называется улица, на которой мы?» — «Я ничего не знаю — я выхожу из метро и иду налево».

Я стал косным из-за транспорта. Чувствую, что не только я, но и все теперь, утверждая себя в чем-то, не имеют времени, чтобы услышать или разглядеть соседнее явление. Откуда раньше бралось время интересоваться всем, что пишется сейчас у нас, на Западе, новостями науки? Я, скажем, пережил увлечение Эйнштейном — и не я один. А сейчас и представить не могу, чтобы я так же увлекся клонированием или, допустим, стволовыми клетками. Еще пример: люди в нашей профессии не только не видят спектаклей друг друга — что было абсолютно естественно лет тридцать назад, — но и собственных. А знают только ту самую часть, которая связана с ними и не особенно интересуются, что означает эта часть внутри целого. Должен признаться, что заставляю себя преодолевать такое же костное ощущение: не трогайте меня — и идти, скажем, на «Голую пионерку». Думаю, это во многом можно списать на транспорт: мы так много времени уделяем дороге, что очень мало остается на то дело, по которому приехали. Парадокс: машины помогают нам сейчас делать все быстрее, а наше КПД в работе, в любви, в семье невероятно снизилось.

Никогда не забуду японку Кеку. Я ставил в Токио спектакль по Ибсену. Мне представляют молоденькую актрису Кеку. Там была совсем маленькая роль девушки, которая приходит в комнату к Боркману (спектакль «Йун Габриэль Боркман». — Esquire), играет на рояле и больше не появляется. Спрашиваю: «Вы играете на рояле?» — «Нет, не играю». Ну ничего, говорю, Григ будет по радио звучать, а вы будете просто слушать, либо за кулисы посадим музыканта, что хуже, конечно. Она спрашивает: «А может быть, я буду играть?» Что вы, говорю, это сложно. И уезжаю. Проходит два месяца, у нас фуршет, едим какое-то мясо — меня зовут: «Мы хотим, чтобы Кеку вам сыграла». Она садится — пальчики, как спички, — и мощно играет «Норвежский танец» Грига, труднейшую, виртуозную вещь. Как? Что? «Вы что, в школу поступили?» — «Да, учительницу взяла». — «Подождите, вы же были на гастролях в Америке». — «Была, да». Она в Америке договорилась и все свободное время не ходила по Америке, а училась. Мне было стыдно, я же предупреждал, что это маленькая роль, что это вообще никто не оценит. Стоит и вежливо улыбается — она просто хотела сделать все наилучшим образом.

[Березка]

Классно, Penelopa! Спасибо. Про Аль Пачино мне очень понравилось, а вот про Хопкинса - нет. Хотя могу понять, почему он так сказал.

[Penelopa]

Да, мне тоже кажется, что про Хопкинса очень несправедливо. Да и вообще, что он имеет против этой церемонии? Как говорится, не нравится - не смотри. Ну, и еще какие-то моменты есть подобные этому. Но в целом, конечно, много мудрых мыслей.,

[Penelopa]

Замечательный "Дифирамб" - памяти Зиновия Ефимовича Гердта. 95 лет со дня рождения, 15 лет со дня смерти...

Я редко слушаю саму передачу, чаще читаю стенограмму, но тут как раз послушала, там вначале идет запись пастернаковского:

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью - убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

- и я уже не могла переключиться на стенограмму. Замечательно рассказывает его вдова, Татьяна Александровна Правдина.

В общем, кто хочет послушать, это здесь (там еще будут стихи, Пастернак и... какое последнее стихотворение - не говорю специально ). А почитать - вот тут.

[Button-cook]

Замечательный "Дифирамб" - памяти Зиновия Ефимовича Гердта. 95 лет со дня рождения, 15 лет со дня смерти...

Я редко слушаю саму передачу, чаще читаю стенограмму, но тут как раз послушала...

В общем, кто хочет послушать, это здесь (там еще будут стихи, Пастернак и... какое последнее стихотворение - не говорю специально ). А почитать - вот тут.

Послушать - пока никак, а прочитала с удовольствием, спасибо, Женечка!
Думаю, что знаю, каким было последнее стихотворение, раз Давид Самойлов 
Вот, что написал он о своем друге:

Не люблю я «Старый замок» — кисловатое винцо.
А люблю я старых Зямок, их походку и лицо.
«Старый замок» — где в нем крепость?
Градусов до десяти!..
Старый Зямка — это крепость,
Зямок! — мать его ети

Ну, и в подтвержение (и очень, кстати, подходящее по сезону  ) -

* * *
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних...

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...

Одно, из моих самых любимых...

[Dim_Sid]

По поводу интервью Юрского. (понимаю, что поздно, но - только что обнаружил эту ветку в бескрайних просторах ЗФ). Вроде и правильные, и хорошие вещи говорит Сергей Юрьевич - а воспринимается почему-то во многих аспектах как старческое брюзжание. Сложное впечатление какое-то остаётся.
Да, русский репертуарный театр в кризисе - но ровно в той же степени, что и вся окружающая жизнь.
Да, основной вал продукции Голливуда - низкохудожественен, но в основе преподавания в американских актёрских школах лежат "Система" Станиславского и учение об атмосфере и ритмах сценического действия Чехова, и в этих школах учился и помянутый Пачино, и Хоффман, и многие из по-настоящему хороших американских артистов, каковых немало. А вот Хопкинс, кстати, выученик другой школы - классической английской, шекспировской.
Претензия к сэру Энтони - дескать, пришёл на "Золотой Глобус" - и вовсе смешна. Что ж не прийти-то, если зовут, и награду не взять, если заслужил? ЕМНИП, награждали его за что-то типа "вклада в развитие киноискусства"? А сам Юрский, опять же, емнип, "Нику" за аналогичной формулировкой получал и не морщился.
Наезд на спектакли Чусовой - не принимаю. Видел работ Нины не много, но - это действительно здорово и по исполнению, и по мысли, и по чувству. "Мамапапасынсобака", на мой взгляд - вообще шедевр. Но там ещё и актрисы блистательно работают, в первую очередь - Чулпан..
Историю про японку, выучившуюся играть на рояле за 2 месяца, читаю из разных источников в разные годы уже раз шестой, наверное. И интервью, и статьи за авторством самого Сергея Юрьевича, и книга его "Тот, кто держит паузу", и на творческих встречах он её регулярно вспоминает. Нет, история-то классная, но - сколько можно?
А вот с мыслью о сумасшедшем ритме жизни и работы, истирающем дарование актёра - согласен целиком и полностью.
При всём этом - перед актёром Сергеем Юрьевичем Юрским ПРЕКЛОНЯЮСЬ!!!

[Kaaa]

Прошшу прощщения... ЕМНИП - это что?

[Kordelina]

Наверное, ЕМНИП - "если мне не изменяет память" (но это моя догадка, возможно, я ошибаюсь)

[Dim_Sid]

Ну таки да 
ЕслиМнеНеИзменяетПамять

[Penelopa]

Думаю, что знаю, каким было последнее стихотворение, раз Давид Самойлов 
Вот, что написал он о своем друге:

Хм, не совсем так, ведь стихотворение читал сам Гердт.

Ну, и в подтвержение (и очень, кстати, подходящее по сезону  ) -

[i]* * *
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Вот как раз это стихотворение и прозвучало в завершение передачи!

[Button-cook]

Хм, не совсем так, ведь стихотворение читал сам Гердт.

Ты не поняла! Я поместила посвящение Гердту (а вдруг кто-то не знает или не помнит, что они дружили  ), а затем - подтвердила свою догадку. Все очень просто, чего ж вдруг не так?

Ну, и в подтвержение (и очень, кстати, подходящее по сезону  ) -

* * *
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Вот как раз это стихотворение и прозвучало в завершение передачи!

Так перед ним и написала - "в подтверждение"

[Penelopa]

Button-cook, сорри, не въехала...   

[Button-cook]

Эр Dim_Sid, ну уж и - брюзжание... Несимпатичное слово какое, пусть лучше будет ворчание (не старческое, а просто - ворчание).
А с остальным согласна.
И очень люблю Юрского - не только актера, но и рассказчика, и поэта, и с удовольствием и грустью вспоминаю его юбилейную гастроль...

[Penelopa]

По поводу интервью Юрского. < ... > Вроде и правильные, и хорошие вещи говорит Сергей Юрьевич - а воспринимается почему-то во многих аспектах как старческое брюзжание.

Историю про японку, выучившуюся играть на рояле за 2 месяца, читаю из разных источников в разные годы уже раз шестой, наверное. И интервью, и статьи за авторством самого Сергея Юрьевича, и книга его "Тот, кто держит паузу", и на творческих встречах он её регулярно вспоминает. Нет, история-то классная, но - сколько можно?

Знаете, Dim_Sid, мне не показалось, что у Юрского старческое брюзжание (хотя некоторые его оценки мне показались крайне несправедливыми), а что какие-то истории могут повторяться, это в каком-то смысле вполне закономерно. Ахматова свои рассказы и воспоминания вообще называла "пластинками". Спрашивала: "Я вам уже ставила эту пластинку?"   

А вот с мыслью о сумасшедшем ритме жизни и работы, истирающем дарование актёра - согласен целиком и полностью.

Увы, так оно и есть... И некогда "остановиться, оглянуться", задуматься, возможно, даже что-то переоценить в своей жизни...

При всём этом - перед актёром Сергеем Юрьевичем Юрским ПРЕКЛОНЯЮСЬ!!!

Тоже очень люблю! Начиная еще с "Крепостной актрисы" и "Золотого теленка".

[Dim_Sid]

Согласен с поправкой относительно ворчания. Хотя и есть в этом интервью что-то из разряда "раньше небо было голубее"...