"Рассвет - два" - СПОЙЛЕРЫ

[Valckin]

А изучать язык по книгам вовсе не значит - без преподавателя...

Мда? Просто для меня это однозначно синонимы.

Дело в том, что я переехал в Талиг довольно поздно, а до этого изучал язык по книгам. Моя речь правильнее вашей, что будит память о менторах.
Тут же прямым текстом говорится о менторах, которые были...

Э-э... нет. Тут говорится, что язык изучался "по книгам", в результате чего речь стала "правильной", книжной, а не разговорной, что вызывает память о менторах, которые с учениками обычно тоже придерживаются не вполне разговорного языка.
Дальше я делаю вывод, что ментора у Ойгена не было вообще, потому что иначе заем учить язык по книгам, если можно освоить разговорный, а эрэа Дама делает вывод, что ментор был, но сам владел талигойским недостаточно хорошо (не был носителем) и в результате, как с английским в советское время, "глухой учил глухого".


И еще про Ойгена.
В сцене встречи с Робером он говорит, что его мать больна и Ойген "ее последний живой сын". из чего я делал вывод, что братья у Ойгена были, но померли. А в письме Юлианны Жермону она упоминает, что Савиньяк для некоторых целей предпочтительнее Райнштайнера, потому что у Ли есть младший брат. Следовательно, либо гипотетический(ие) брат(ья) Ойена были старше, либо все умерли, пока Ойген был маленьким, либо Юлианна тупит.

[Aida]

    Прочитала книгу...
    Люди! Help! SOS! Ы-ыыыы!  Что делать-то теперь? В ожидании окончания истории по потолку готова носиться

[Красный Волк]

Тоже хочется поделиться здесь впечатлениями от второй книги «Рассвета». Не смогла удержаться: опять написалось много .
  Взахлеб и на одном дыхании – так я, вслед за первой, ее проглотила. Снова читала многие ее главы с колотящимся сердцем – и не стесняюсь в этом признаться. И снова ощущала и боль, и радость, и ненависть, и «ярость благородную», охватывающие ее героев, как свои собственные боль, радость и ненависть, а оторваться от книги не было никаких сил. Потому что с ее страниц на тебя выплескивается, клокоча и дымясь, горячая, многоцветная и до кома в горле реальная, осязаемая живая жизнь, и ты начисто забываешь, что Кэртиана – это мир придуманный. Настолько люди, которые этот мир называют родным и, не щадя себя и не думая о себе, его защищают от того, что на него обрушилось – тоже «реальные, живые». И переживаешь, читая, за них, полюбившихся тебе героев, именно как за живых людей. Людей из плоти и крови…
   СПОЙЛЕРЫ

«Осень была исполнена золота и огня, но зима хочет стали», - так, словами Мэллит, я бы передала ощущения, оставшиеся у меня от второго «Рассвета». Всё острее становится рвущая тебе сердце тревога: вот-вот грянет гром – и грянет страшно… Но из разрывов в тучах все-таки упрямо пробивается то там, то здесь солнце. И не дает погаснуть надежде: гроза отгремит, после этой страшной грозы небо очистится - и снова, всему назло, засверкает синевой… Вот такое примерно послевкусие книга и дарит, когда ее закрываешь. А еще, вместе с ее героями, проникаешься полным твердого и спокойного мужества осознанием: «Пришел срок драться – и мы будем драться». С той самой «запредельной мерзостью», которую, как подчеркивает, обращаясь к боевым товарищам Руппи, отец Луциан, во что бы то ни стало «нужно остановить, иначе от вашей жизни не останется ничего. Ни дома, ни семьи, ни надежды…»     
   А моментов, когда внутри просто ёкало от тревоги за героев и когда эта тревога за них сгущалась почти до состояния чего-то осязаемого, во время чтения второй части «Рассвета» у меня было, пожалуй, даже намного больше, чем во время чтения первой. Дебош пьяного Жиля Понси в соборе Аконы (я всё время ждала, что он таки выстрелит – и просто дрожмя дрожала за Эмиля, а мысленной реплике старшего-младшего Савиньяка про семейную традицию и про «тронул дрянь – выкини!» мне хотелось рукоплескать), Рокэ и Матильда в хандавской беседке, осознавшие, что они там не одни, ночь в Аконе, когда за Селиной, Арно и отцом пришла Гизелла («Пуля – брату, а фок Дахе придется скрутить», - когда я прочла эту фразу из репортажа Ли, меня буквально морозом по позвоночнику продрало), Руппи, ведущий своих людей сквозь туман – всё это сцены, эмоциональный накал у которых ну просто неимоверно сильный. Но эпизоды в «позеленевшей» Олларии, буквально ножом режущие душу – это было страшнее всего. Еще и потому страшнее и горше, что там всё – до обжигающей боли узнаваемо. Практически, можно сказать, ничего не выдумано – и всё, по большому счету, очень наглядно «отзеркаливается» в нашей, земной реальности…
   Рокэ в книге – это что-то  . Это – ох и ой . Его – много, он прекрасен, и он стал мне теперь еще ближе, роднее и дороже, приоткрывшись с целого ряда новых сторон, с которых мы его еще не видели и не знали. Чудесная сцена, где к Рокэ ласкается Сона, положив вновь обретенному хозяину и другу голову на плечо, и Марсель видит, что «эти двое именно счастливы», меня, как и самого Марселя, растрогала едва ли не до слёз. А когда я читала эпизоды, где Рокэ сообщает Роберу о смерти Марианны и, без лишних слов подставив ему плечо, делает всё, чтобы не дать ему сломаться под тяжестью обрушившегося на него горя и чтобы вернуть ему желание жить, в горле царапался комок. Ну, а когда Рокэ, непринужденно и по-дружески просто, начал называть Робера так, как называла сына Жозина – Ро… Я, честное слово, искренне, жарко и всем сердцем радовалась за этих двоих, между которыми окончательно рухнули все стены, их разделявшие. И за Рокэ, у которого, верю, отныне появился еще один по-настоящему близкий друг. И за Робера, думающего в финале книги: «Как Ворон с наследником змеюки-Бертрама, а теперь еще и Салиганом умудрились не просто влезть в душу, но и согреть ее, Иноходец не понимал, просто рядом с болью угнездилось нечто, не дающее захлебнуться потерей…»

[Красный Волк]

СПОЙЛЕРЫ

   «Нам могут сниться маки, а могут – гранатовые рощи, но мы просыпаемся, и цветы кончаются. Остаются города и армии», - от этих слов Рокэ тоже аж мороз бежит по коже. Как и от его репортажей во втором «Рассвете». Особенно от воспоминаний о встречах с Альдо в Багерлее. Ох, а мы-то на форуме хотели надеяться: Альдо все-таки не знал ни про камеру-душегубку, ни про соленую воду, ни про гитару без струн… Ага. Слишком хорошо мы о нем думали . «…Ошалевший от удач дурак, которого так легко убить на месте. Заодно с Фердинандом и, очень похоже, с Алвасете, но гранаты должны… будут цвести…» - читаешь это, и просто все слова теряются. Напрочь… Как и от фразы Рокэ в адрес Ричарда: «Молодой человек, нуждающийся в окрике, чтобы поднять упавшего друга, ни на что не годится». Исчерпывающая характеристика оного «молодого человека». Не в бровь, а в глаз. А это: «Как не самая родная кровь становится ближе родительской? Отец просто умер, маршал Арно забрал с собой целый мир»? А это: «Оллар был бОльшим королем, чем казалось. В том смысле, что считал своих подданных людьми»? А это: «Лисица? Ум, изящество и хитрость в одной шкурке. Это, вне всякого сомнения, женщина. Более того, это идеал»?.. И - ох, какими же все-таки слепыми были и Дик, считавший, что Ли и Эмиль для Рокэ просто приятели-собутыльники и не больше, и Дорак, в упор не заметивший (и не хотевший замечать, будучи убежденным, что в души к потомкам Рамиро «лучше не заглядывать»), насколько же крепкая дружба соединяет Первого маршала Талига и капитана личной королевской охраны Лионеля Савиньяка… Настоящая дружба: тем, кого она, вот такая, связывает, можно только всем сердцем по-хорошему позавидовать .
   Робер… За него в книге очень больно. Но веришь: он выстоит. Сил для этого ему хватит, а если пошатнется – друзья поддержат. И просто обжег его разговор с Матильдой в Хандаве об Альдо. Когда Матильда спрашивает Робера о внуке: «Умер-то хоть прилично?..» И на Роберово: «Не успел…» режет наотмашь: «Не ты, а я…» И вот это тоже проняло аж до самой глубины души: «…За Талиг, именно за Талиг, герцог Эпинэ готов не только умереть, но и убивать. Осознанно, яростно, не так, как за безликую Талигойю, которая вряд ли была столь хороша, как мерещилось деду, Альдо, Ричарду…»
   Возвращение Эйвона стало для меня огромным сюрпризом. Но этот сюрприз тоже искренне порадовал. Потому что Эйвон всю жизнь не жил, а тонул в каком-то сером мороке – а человек он хороший. «Ваша беда, Ларак, что вы ставите себя ниже тех, кто способен лишь на болтовню и время от времени – на подлость», - Рокэ о нем сказал так, что метче некуда. Очень справедливо, что именно этому человеку мироздание подарило шанс начать жизнь заново, с чистого листа… И, похоже, Эйвон, бесхитростно признавшийся, что, к его собственному ужасу, Ворон ему начинает как человек нравиться, из этого серого морока таки вынырнет. А его встречу с Луизой, чьи репортажи во второй части «Рассвета», как всегда, неподражаемы, а сама она, как всегда – великолепна, я просто предвкушаю . С нетерпением.
   Марсель в книге – по-прежнему чудо. Расчудеснейшее. И снова думаешь: ну до чего же повезло Рокэ с таким другом… Просто ярчайше блеснул на ее страницах Салиган – и стал мне намного ближе. Арлетта опять доказала, что она – по жизни боец и что стержень внутри у нее стальной. Ее словесная дуэль с Георгией и разговор с Рудольфом (очень надеюсь, что глаза на супругу и дочь Арлетта ему все-таки открыла) вызывают горячее желание встать – и стоя ей аплодировать, как мне хотелось аплодировать в первой части «Рассвета» ее сыновьям. И еще роднее мне сделался в книге Валентин, спасший Арно. «В бою с тобой всё стало ясно, а что ты такой… спрут, я как-нибудь переживу», - эта реплика Арно в его адрес заставила меня улыбаться во весь рот. 

[Красный Волк]

СПОЙЛЕРЫ

   За Ирэну и Жермона теперь радостно вдвойне. Чудесно о них сказала Мэллит: «Хозяйка озерного замка замерзала, приехавший генерал остановил зиму и разбудил цветы… Их счастье прекрасней прекрасного». Хоть бы у них действительно всё-всё-всё было дальше хорошо… А Ли – умница, и до того потеплело внутри от страниц, где они с Жермоном пьют на брудершафт… Ну, а Вальдес – это Вальдес . И этим всё сказано. Одна только сцена с поросенком в его исполнении – это что-то . Как и сцены со стулом и чиновниками в ратуше. И как-то намного спокойнее на сердце стало от того, что в большой и очень серьезной драке, которая намечается и у Ли, и у Эмиля, он будет с ними рядом.
   О Руппи в книге не скажешь ярче, чем сказал о нем брат Орест: «Вы становитесь, если уже не стали, знаменем и талисманом армии». Из парня на глазах выковывается воин и политик с огромным потенциалом. Не сомневаюсь, что он этот потенциал реализует на все сто – и очень хочу надеяться, что, когда закончится Излом, во многом изменятся, стараниями Руппи, и взаимоотношения Дриксен и Талига. А самое главное при этом, что он – еще и человек с живой совестью и горячим сердцем. Умеющий признавать свои промахи, совершенно беспощадно с себя по жизни за всё, что он делает, спрашивающий – и умеющий быть надежным щитом для тех, кто рядом. Кто за ним идет и в него верит. И для того, что ему дорого…
  Баата с его цитатами из Островского, советской киноклассики и Горького в книге – тоже роскошен. Змеюка, конечно, щитомордник такой – но этой змеюкой невольно любуешься . А от гайифской линии опять не оторваться. Еще и потому, что она такие лихо закрученные детективные повороты и петли начала выписывать… Мои симпатии к Капрасу как к человеку во второй части «Рассвета» только возросли – и тоже крепнут подозрения, что сражаться он дальше будет, спасая родную страну, отнюдь не с морисками. Лидас по-прежнему смертельно интригует: кто он все-таки – искренне заблуждающийся патриот, поверивший всей душой «не в того» вождя, или с виртуозным артистизмом носящий маску бесноватый? А Сервиллий Турагис страшно мне понравился – и симпатию вызвал сразу. Но, опять-таки, чем ближе к концу книги, тем сильнее начали «мучить смутные сомнения» (особенно после того, как брат Пьетро почувствовал, что не всё в усадьбе «ни разу не божественного» Турагиса ладно): не носит ли и он маску? Таков ли на самом деле «бывший лучший, но опальный стратег», каким кажется?   
   А Бонифаций во второй части «Рассвета» - это что-то . Я уже несколько книг ждала, когда же Матильда поймет, какой щедрый и великолепный подарок сделала ей судьба, соединив ее с этим потрясающим человеком – и теперь мои ожидания тоже вознаграждены более чем щедро. И до того это здорово – видеть, что Матильда, наконец, по-женски безоглядно и отчаянно счастлива!
   Вообще, сразу обращает на себя внимание, что клириков именно в этой книге цикла очень много – и очень при этом разных. Замечательный, как всегда, Бонифаций, отец Ипполит – человек светлый, обостренно совестливый и яростно неравнодушный к чужой боли, брат Пьетро – та еще, как мы уже хорошо знаем, «шкатулка с секретом», «львы» брат Орест и отец Луциан, отменно противный «проныра и шкурник» Методий (от всей души надеюсь, что урок, который ему преподал в Хандаве Бонифаций, он накрепко усвоит), «паонский безумец» в белых одеяниях (я всё думала: кто же из той самой зловещей хандавской беседки, в итоге, выпадет? Очень боялась за Этери с Матильдой, а выпал из нее, к моему огромному облегчению, персонаж, которого ну ни капли не жалко), епископ Прокопий (после отповеди,  которую сему святому мужу дал Лионель, мне Ли прямо захотелось расцеловать)… И – Сильвестр, о котором герои в этой книге вспоминают не раз и не два. Необыкновенно понравилось, как о нем Бонифаций сказал: «Зло Дорак сей творил из любви не к себе, но к Талигу, так что подержат для порядка в ямине с пиявицами ненасытными, да в Рассветные Сады – нектары вкушать… Покойник боялся, что без него Талиг прахом пойдет, а он стоит себе, хоть и трясется. И будет стоять!..» И этот пласт текста снова убеждает: и в Кэртиане (точно так же, как это было и в «Хрониках Арции») есть клирики – и есть клирики. Такие, которых в книге блистательно припечатывает Бурраз: «Я всё чаще думаю, что у дурных священников какой-то другой Создатель, и они будут очень удивлены, если с ним встретятся…»   

[Красный Волк]

СПОЙЛЕРЫ

   А Селина и Мэллит и во второй части «Рассвета» - прелесть. «Эти девицы не считаются, а дарят. Фридам такого не понять, как и давенпортам», - лучше, чем Ли, я, опять-таки, о них всё равно не скажу . Что же до самого Давенпорта… Селина ему дала точнейшую характеристику: «Вас есть за что любить, а вам кажется, что вас не уважают и хотят обидеть… Вы ведь видели коров? Они всё время жуют, и вы тоже жуете. Обиды. Сперва ищете и находите, а потом начинаете их помнить…»
   И – да: как только на ту же Селину после выхода первой части «Рассвета» не обрушились за то, что она попросила Ли «помочь» Мэллит! А ведь Селина, мне всё сильнее кажется теперь, просто-напросто увидела, «включив» то самое свое удивительное наитие, позволяющее ей вглядываться в людей (и не только в людей) глубже, чем другие, что эти двое друг для друга созданы – и будут друг с другом по-настоящему счастливы . Золотые иммортели, которые Мэллит «трогает и улыбается», уже начисто стерли из ее сердца память об агарисских золотых розах и об их ядовитых шипах… Им же, ей и Ли, не просто очень-очень хорошо друг с другом – хотя, когда читаешь про вторую «ночь звездного окна», подаренную Лионелем Мэллит, про их разговор о Габриэле – и про то, что после этого разговора между ними произошло, про то, как глубоко растревожили сердце гоганни очи черные «огнеглазого Флоха», и про то, что он и после первой их ночи ушел от нее с «ощущением полета», отчаянно хочется писать стихи . Твердо верю: Мэллит сумеет Лионеля согреть. И подарить ему «очень много тепла и очень много доверия» - то, чего, как об этом прямо говорит Жермону Ирэна, таким людям, как Ли, она и Валентин, отчаянно недостает… Хватит, намерзся парень, который, похоже, наконец нашел свою «девочку в окошке». И Мэллит тоже давным-давно заслужила счастье… Лишь бы только с ними обоими ничего плохого до непоправимости дальше не случилось.

   И еще раз огромное спасибо Вам за эту книгу, Вера Викторовна. За то, сколько эта книга опять подарила душе, как ее обожгла – и сколько зажгла в ней звезд… Четырежды спасибо .

[Dama]

И еще про Ойгена.
В сцене встречи с Робером он говорит, что его мать больна и Ойген "ее последний живой сын". из чего я делал вывод, что братья у Ойгена были, но померли.

А слова "последний живой сын" не допускают иного толкования. Есть правило - Повелитель к Излому остаётся один "как дуб в степи", чтобы концентрация Силы стала максимальной. Точно так же ко времени Излома умерли все братья как Алвы, так и Робера, а Жермон и так был единственным, ведь Ги и Иорам были его братьями по матери, и крови Анэма в них не было.

А в письме Юлианны Жермону она упоминает, что Савиньяк для некоторых целей предпочтительнее Райнштайнера, потому что у Ли есть младший брат. Следовательно, либо гипотетический(ие) брат(ья) Ойена были старше, либо все умерли, пока Ойген был маленьким, либо Юлианна тупит.

Юлиана знает назубок все дворянские фамилии Придды, Марагоны и Бергмарк и ничего не путает - ей ещё сыновей женить и дочерей замуж отдавать.

PS. Эрэа Красный волк, спасибо за прекрасный разбор и замечательные стихи.

[marina-kochanina]

Вам спасибо, эреа Красный Волк!

[Valckin]

Юлиана знает назубок все дворянские фамилии Придды, Марагоны и Бергмарк и ничего не путает - ей ещё сыновей женить и дочерей замуж отдавать.

То есть, вы считаете, что Ойген не был единственным ребенком в семье? Кстати, а ведь если моё предположение верно, то он, как и Валентин, не должен был становиться главой рода.

Эх, а никто не написал, про Жермона-то! Ничего, я буду как тот Рабинович, который напел!
СПОЙЛЕРЫ

У него в момент, когда он читал письмо Ирэны про ребенка, опять пошла кровь, а еще он выбросил изломный камень в пруд Альт-Вельдера. В момент первого кровотечения он а) прочитал письмо про ребенка и рассказал про него Ойгену; б) подумал про Заля и разозлился. Одно из двух, либо Жермон реагирует не только на бесноватых, но и на их упоминание, окрашенное эмоционально, либо у Ирэны таки сын. Косвенно за второй вариант идет то, что вроде бы в Альт-Вельдере у него тоже шла кровь. И тогда для меня лично необыкновенную остроту приобретает вопрос о том, считается ли ребенок в животе матери Повелителем, или еще нет.

[Dama]

То есть, вы считаете, что Ойген не был единственным ребенком в семье?

Это прямо следует из его слов - если он "последний живой", то, стало быть, остальных уже нет.

Кстати, а ведь если моё предположение верно, то он, как и Валентин, не должен был становиться главой рода.

Возможно, хотя этого мы не знаем. В каждом поколении Абсолют выбирает из рода Повелителей самого достойного, не обязательно старшего, и так или иначе устраняет остальных. Робер был третьим сыном, Рокэ - четвёртым.

[Valckin]

То есть, вы считаете, что Ойген не был единственным ребенком в семье?

Это прямо следует из его слов - если он "последний живой", то, стало быть, остальных уже нет.

Кстати, а ведь если моё предположение верно, то он, как и Валентин, не должен был становиться главой рода.

Возможно, хотя этого мы не знаем. В каждом поколении Абсолют выбирает из рода Повелителей самого достойного, не обязательно старшего, и так или иначе устраняет остальных. Робер был третьим сыном, Рокэ - четвёртым.

Меня скорее интересуют обстоятельства и возраст смерти, разница в возрасте между братьями, и прочие обстоятельства, которые могли повлиять на формирование личности. Как вы понимаете, предел, после которого реконструкция событий невозможна из-за отсутствия данных, в данном случае узок.
А про возможного единственного ребенка я засомневалась, потому что с ЛП много воды утекло, вдруг там тоже концепция изменилась.

[Красный Волк]

Вам спасибо, эреа Красный Волк!

Это Вам спасибо большое, дорогая эрэа!

[Ilona]

Дочитала. Пока что впечатления сумбурные, так что о главном:
СПОЙЛЕРЫ

Алва прекрасен. Алва великолепен. Алва невероятно радует - по-прежнему дело прежде всего, по-прежнему оно делается максимально быстро и эффективно. А на доброте и заботе осталось куда меньше одёжек из яда и сарказма, чем было раньше. Я не знаю, кто ещё мог бы так поддержать Робера, чтобы он не сломася после известия, что судьба, вопреки надеждам Арлетты, оказалась ызаргом. И отдельным удовольствием стала нормальная и здравая реакция настоящего Алвы на известные события периода регентства - после стольких сопливых фиков просто бальзам на душу.
От Робера слёзы на глаза наворачиваются и от жалости, и от восхищения. Он не сломался после страшных известий и по-прежнему пытается помочь, кому может. Так хочется надеяться, что он доживёт до следующего Полудня, что после скачки через Закат рядом с ним не осталось места для безмозглой нечисти с лилиями, а для нормальной девушки ещё найдётся.
Свободный дукс Жан-Поль Салиг продолжает очаровывать. И по Гальтарам он с Рокэ лазал, и на суде не из трусости болтал, и теперь вот спас ту красоту, которую нельзя было позволить уничтожить. Глядишь, ещё и наместником в столице останется после реставрации монархии.
Продолжает радовать Руппи, берущий всё новые и новые высоты в умении планировать и командовать. А скверна, кажется, может найти путь в душу не только через трусость, злобу и зависть, но и через качества, которые в целом похвальны.
Герард - умничка! Как проникся понятиями о долге и чести и как связно излагает их сестре. А сестра - достойная ученица своей мамы и покойной патронессы, при этом абсолютно бескорыстна. Матушка, возможно, её и не одобрит.
Про Ли и Мэллит - одно: так и будет. Неплохая пара получилась, только бы оба дожили до Весеннего Излома.
Из неприятного - начинаю понимать отношение Давенпорта к Юлианне. 

[Lilla My]

Дочитала. Пока что впечатления сумбурные, так что о главном:
СПОЙЛЕРЫ

Из неприятного - начинаю понимать отношение Давенпорта к Юлианне. 

СПОЙЛЕРЫ

Нельзя не согласится с Ойгеном, что "баронесса Вейзель очень деятельна" (иногда чрезвычайно некстати и утомительно для окружающих), но в целом она все-таки женщина добрая, честная и зачастую по-житейски мудрая. Хотя не Давенпорту бросать в нее камни.

[Ilona]

СПОЙЛЕРЫ

Я понимаю, почему она его раздражает. А на месте Ирэны мне вообще на мгновение убить захотелось бы, чтобы не вламывалась без приглашения.