Про Горчакова

[Хельги]

Писал у себя на дайре по просьбе одного из ПЧ, но, полагаю, здесь повесить тоже вполне уместно.

Давно обещался я объяснить моё невосторженное отношение к князю Горчакову. Итак, мой подход к этой личности, несомненно, одарённой и уместной на том посту, который он занимал, но сильно перехваленной, вполне евангельский – «и познается древо по плодам его». Часть поста – из Вики – с моим комментарием.
Что можно ставить Горчакову в плюс, а что в минус? Разумеется, стоит сразу оговориться, что в России, в отличии от Европы, роль министров в формировании политики по своему направление была заметно более ограниченной. Самодержавие, однако. Соответственно, за провалы во внешней политике ответственность между собой должны делить царь и Горчаков, равно как и похвалы за успехи. Плюс – особая внешняя политика военного ми-нистерства и отдельных авантюристов в Центральной Азии и на Дальнем Востоке.
Александр Михайлович Горчаков в течение четверти века был главой внешней политики Российского государства (1856-1882). У изрядной популярности князя Горчакова в то-гдашней России основа – личность его предшественника. Горчаков подчеркивал, что в ос-нове его дипломатической деятельности лежат национальные интересы страны, которые неотделимы, как он считал, от интересов самодержавия. "Я первый в своих депешах стал употреблять выражение "Государь и Россия", - вспоминал он. - До меня в Европе не суще-ствовало другого понятия по отношению к нашему отечеству, как только «император». Граф Нессельроде даже прямо говорил мне с укоризной, для чего это я так делаю. Мы знаем только одного царя, говорил мне мой предместник, нам дела нет до России". Именно такой подход Нессельроде втравил Россию в позорную Крымскую войну.
Во время самой войны Горчаков, будучи послом в Вене, смог, хотя и с большим трудом, предотвратить вступление Австрии в Крымскую войну. На Парижском конгрессе его не было, а когда работа конгресса была завершена, он уже находился в Петербурге, где Александр 2 поручил ему должность министра иностранных дел.
СПОЙЛЕРЫ

В качестве принципиальной декларации новых принципов внешней политики России поя-вился знаменитый в мировой дипломатической истории документ - так называемый "цир-куляр Горчакова" от 21 августа (2 сентября) 1856 года. Политика России, объявлялось там, впредь будет "национальна", то есть русское правительство не намерено жертвовать инте-ресами страны во имя каких-либо отвлечённых принципов и обязательств. Главная задача ныне - "развитие внутренних сил страны". Именно тогда была употреблена самая извест-ная фраза Горчакова – «Россия не сердится, Россия сосредотачивается». Это фактически означало переход к миролюбивой и осторожной внешней политике. Однако является ли данная политика заслугой Горчакова? Вряд ли, ибо страна, только что проигравшая войну, прямо поставленная перед фактом своего военного, технического и экономического от-ставания, не решившая основную на тот момент проблему – ликвидацию крепостного права - вынуждена будет проводить такую политику, вне зависимости от желания или не-желания царя и министров. Другое дело, что «умного судьба ведёт, а дурака - тащит».
После «австрийского министра иностранных дел Российской империи», любой, кто на этом же посту не предавал бы национальные интересы направо и налево, был бы встречен восторженно. А обвинить Горчакова в предательстве интересов страны, которой он слу-жил, у меня нет никаких оснований. Новый министр обладал широким политическим кру-гозором, блестяще был осведомлен о международной ситуации, настойчиво проводил свою политическую линию. Опять же – близость к Пушкину. Современники отмечали его талантливость, красноречие, литературную одаренность, но в то же время указывали на эгоизм и тщеславие. Так, министр внутренних дел П.А. Валуев писал: "Горчаков обладает неоспоримыми дарованиями, но трудно вообразить себе человека, который менее его бы знал Россию и менее имел бы верное понятие о том и тех, кого он представляет".
Ориентация на Францию
Борьба за отмену ограничительных статей Парижского трактата стала стратегической це-лью внешнеполитического курса Горчакова на ближайшие полтора десятилетия. Для ре-шения этой главной задачи нужны были союзники. Александр II склонялся к сближению с Пруссией, но Горчаков признавал недостаточным союз со слабейшей из великих держав для возвращения России ее прежнего положения в Европе. Достижение положительного результата он связывал с тесным сотрудничеством с Францией. Александр II согласился с доводами дипломата. Горчаков предписывал российскому послу в Париже Киселеву пере-дать Наполеону III, что Россия не будет мешать Франции завладеть Ниццей и Савойей. Наполеон III, проводивший дипломатическую подготовку к войне с Австрией, также нуж-дался в скорейшем подписании русско-французского союза. В результате многочислен-ных встреч, споров и компромиссов 19 февраля (3 марта) 1859 года в Париже был подпи-сан секретный русско-французский договор о нейтралитете и сотрудничестве. И хотя Рос-сия не получила поддержки Франции при пересмотре статей Парижского мира, этот дого-вор позволил ей выйти из изоляции, в которой она находилась после поражения в войне с Турцией.
Что в итоге? Моральное удовлетворение, что «предательница-Австрия» наказана, реаль-ных выгод для России – ноль. Изоляция для России на тот момент скорее благо, чем не-достаток. Более того, сама стратегия борьбы за отмену Парижского трактата в корне оши-бочна, что я покажу в разделе, посвящённой знаменитой циркулярной ноте.
Создание единой Германии
После провала комбинации с Францией Горчаков пришел к выводу, что "серьезное и тес-ное согласие с Пруссией есть наилучшая комбинация, если не единственная". В августе 1866 года из Берлина в Петербург приехал генерал Э. Мантейфель, доверенное лицо Вильгельма I. В ходе беседы с ним была достигнута устная договоренность о том, что Пруссия поддержит требования России об отмене наиболее тяжелых статей Парижского трактата. Взамен Горчаков пообещал придерживаться благожелательного нейтралитета во время объединения Германии. В 1868 году последовало устное соглашение, фактически имевшее силу договора.
Фактически, собственными руками Россия позволила возникнуть самому мощному госу-дарству в континентальной Европе. Не получив за это ничего, кроме, опять же, частичной отмены Парижского трактата. Разумеется, ради этого стоило сдать Данию в 1864-м… О поддержке Австрии, конечно, и речи быть не могло, один раз уже обожглись. Но что ме-шало попытаться заставить Пруссию остановиться на достигнутом – объединении Север-ной Германии, сохранении буферных южногерманских королевств, и враждебных Северо-германскому союзу Австрии и Франции? Это позволило бы России постоянно выступать в качестве арбитра. Фактически, с 1867 года Россия оказалась в положении страны, которая не может оказаться в полной изоляции, как это было в Крымскую войну.
Движение на Восток
Горчаков был сторонником осторожных действий. Он считал, например, что на Востоке следует занимать "оборонительную позицию": "морально руководить движением" на Бал-канах, "предупреждать кровопролитные битвы и всякий религиозный фанатизм". Горча-ков предписывал дипломатам "не втягивать Россию в осложнения, которые могут поме-шать нашей внутренней работе". Однако "оборонительная" тактика Горчакова встречала противодействие у так называемой национальной партии, которую возглавляли военный министр Милютин и посол в Стамбуле Игнатьев. Они призывали к активным действиям на Ближнем Востоке, в Центральной Азии, на Дальнем Востоке. Горчаков согласился с их доводами о допустимости военного наступления в Средней Азии. Именно при Горчакове в основном совершилось присоединение к России Средней Азии. Правда, именно при Горчакове, а не благодаря ему. Так, 12 июня 1868 года генерал Кауфман, только что раз-бивший бухарского эмира, заключил с ним договор, по которому к России отходил Са-марканд, а сам эмир становился вассалом. Горчаков добился отмены договора, пугая Александра войной с Англией. Кауфману был отправлен рескприт с требование отдать Самарканд эмиру, но тот его проигнорировал, лично прибыл к царю и переубедил его.

[Хельги]

Позволю себе обширную цитату из статьи В. Хевролиной «Министерство иностранных дел России в 1856-1878 гг.»

Хотя центральной частью аппарата МИД была Канцелярия, со второй половины 50-х го-дов усиливалось значение Азиатского департамента, что объяснялось расширением гео-политических интересов России на Востоке. Деятельность Азиатского департамента име-ла комплексный характер, объединяя дела политические, консульские, правовые, админи-стративные и кадровые . По сути дела, департамент представлял собой обособленное структурное подразделение, а взгляды его руководителей отличались известной самостоя-тельностью и не всегда совпадали с мнением руководства МИД.
Директором департамента в октябре 1856 г. был назначен Егор Петрович Ковалевский, один из талантливейших людей своего времени, разносторонне образованный человек - филолог, дипломат, геолог, путешественник. Его назначение было одним из удачных ре-шений Горчакова. В 30-40-е годы Ковалевский побывал (официально по горным делам, неофициально с различными дипломатическими поручениями) в Бухаре, Египте, Китае, Черногории. Он был сторонником активной политики России на Балканах и в Азии. Кова-левский много сделал для восстановления престижа России на Балканах, ориентируя рос-сийских представителей там на всемерную защиту интересов христиан. Он добился уве-личения казенных мест для обучения славянской молодежи в России. Ковалевский был одним из создателей в 1858 г. Московского славянского благотворительного комитета.
Значителен был вклад Ковалевского в область среднеазиатской и дальневосточной поли-тики. Под его руководством был выработан текст Айгуньского договора 1858 г., по кото-рому Россия получала Приамурье. Он немало содействовал отправке в Среднюю Азию в 1858 г. экспедиций Н.В. Ханыкова, Н.П. Игнатьева и Ч.Ч. Валиханова, подготовивших присоединение к России этого региона. Историк, географ и публицист XIX в. М.И. Веню-ков считал Ковалевского лучшим руководителем азиатской политики России, какого не было во все времена существования МИД.
Ковалевский поддерживал тесные связи с И.С. Тургеневым, Л.Н. Толстым, Н.А. Некрасо-вым. Как и его брат Евг.П. Ковалевский, министр народного просвещения, он не был чужд либерально-демократических взглядов. Установившиеся при нем в Азиатском департа-менте порядки существенно отличались как от прежних, так и от последующих. Как вспоминал его племянник П.М. Ковалевский, славяне, персы, туркмены, греки, таджики, знавшие до сих пор только спину департаментского швейцара, смело шли в кабинет ди-ректора, вместо того чтобы дожидаться его на морозе или дожде, пока он покажется у подъезда и примет у них прошения.
Энергия и популярность Ковалевского вскоре начали вызывать раздражение Горчакова. В особенности министр был недоволен тем, что Ковалевский посылал царю на прочтение донесения консулов на Балканах, в которых было показано тяжелое положение христиан. Министр считал, что это портит настроение императору, и советовал внушить консулам, чтобы они не рассматривали ситуацию на Балканах сквозь темные очки. Ковалевский был с этим не согласен. В августе 1861 г. он ушел из МИД, что было также связано с отставкой его брата Евграфа Петровича, протестовавшего против репрессивных мер, принятых в от-ношении прогрессивных студентов.
После ухода Ковалевского директором Азиатского департамента был назначен Н.П. Иг-натьев. Начавший свою карьеру в качестве военного, он успешно выполнил дипломатиче-ские поручения в Бухаре, установив с ней в 1858 г. договор о торговых и дипломатиче-ских отношениях, и в Пекине - на основе заключенного им в 1860 г. Пекинского договора с Китаем окончательно отошли к России Приамурье и Приморье. Инициатива и энергия Игнатьева, его нелюбовь к бюрократической деятельности, а также стремление активизи-ровать политику России в Азии побудили осторожного Горчакова в 1864 г. отправить Иг-натьева посланником в Константинополь.

В 1868 году во время гражданской войны в Японии сёгун предложил России забрать себе Хоккайдо, в обмен на военную помощь. Но Горчаков отказался. (Л.Н. Кутаков "Россия и Япония").
Во время англо-афганской войны 1878-80 гг. афганский эмир Шер Али-хан прямо запра-шивал у России военную помощь, но во многом благодаря позиции Горчакова решение о ней не прошло.
Циркулярная депеша
В июле 1870 года началась Франко-прусская война, в которой Россия, как и обещала, за-няла нейтральную позицию. Более того, российская дипломатия не только удержала Ав-стрию от вмешательства, но старательно охраняла свободу военных и политических дей-ствий Пруссии во все продолжение войны (двинув 300-тысячную армию на австрийскую границу), до заключительных мирных переговоров и подписания Франкфуртского тракта-та. Понятна благодарность Вильгельма I, выраженная в телеграмме 14 (26) февраля 1871 г. к имп. Александру II.
Горчаков надеялся на поддержку Бисмарка при пересмотре условий Парижского догово-ра. Французская армия потерпела поражение, которое изменило политическую обстановку в Европе. Горчаков заявил царю, что самое время возбудить вопрос о "справедливом тре-бовании" России. Главный "гарант" Парижского трактата - Франция потерпела военный разгром, Пруссия обещала поддержку; Австро-Венгрия не рискнула бы выступить против России из опасения подвергнуться новому нападению Пруссии. Оставалась Англия, кото-рая всегда избегала единоличных военных действий. Причем Горчаков настаивал на не-медленных действиях, утверждая, что решение следует принимать до окончания франко-прусской войны. "Пока длилась война, мы могли с большей уверенностью рассчитывать на добрую волю Пруссии и на сдержанность держав, подписавших трактат 1856 года", - отмечал министр в отчете императору. По предложению военного министра Д.А. Милю-тина было решено ограничиться заявлением об отмене статей трактата, относящихся к Черному морю, но не касаться территориальных требований. 19 (31) октября 1870 года Горчаков через русских послов за границей передал правительствам всех государств, под-писавших Парижский трактат 1856 года, "Циркулярную депешу". Россия заявляла, что Парижский договор 1856 года неоднократно нарушался державами, подписавшими его. Россия не может считать себя более связанной той частью обязательств трактата 1856 го-да, которая ограничивала ее права в Черном море. В циркуляре отмечалось также, что Россия не намерена "возбуждать восточный вопрос"; она готова выполнять главные нача-ла договора 1856 года и вступить в соглашение с другими государствами для подтвержде-ния его постановлений или составления нового договора. Циркуляр Горчакова произвел в Европе эффект "разорвавшейся бомбы". Особенно враждебно встретили его правительст-ва Англии и Австро-Венгрии. Но им пришлось ограничиться словесными протестами. Порта в конце концов осталась нейтральной. Что касается Пруссии, то Бисмарк Россию поддержал, и цинично заметил, что «если бы она (Россия) была смышлёнее, то совершен-но разорвала бы Парижский трактат. Тогда ей были бы благодарны за то, что она снова бы признала некоторые из его условий, и удовольствовалась бы восстановлением своих дер-жавных прав на Чёрном море». С целью примирения сторон немецкий канцлер предложил созвать в Петербурге совещание уполномоченных держав, подписавших договор 1856 го-да. Это предложение было принято всеми державами, включая Россию. Но по просьбе Англии совещание решено было провести в Лондоне. Работа конференции завершилась подписанием 1 (13) марта 1871 года Лондонского протокола, главным итогом которого для России стала отмена статьи о нейтрализации Черного моря.
Вот кульминация политики Горчакова – отмена нейтрализации Чёрного моря, к этому он шёл 15 лет. И что? А выясняется, что у страны нет денег, чтобы строить Черноморский флот. К началу русско-турецкой войны в нём было всего два «броненосца» - поповки (жуткое техническое недоразумение, между прочим). Бисмарк, кстати, советовал Горча-кову вместо громких стенаний о Парижском трактате просто по-тихому начать строить флот. «Обыкновенно думают, что русская политика чрезвычайно хитра и искусна, полна разных тонкостей, хитросплетений и интриг. Это неправда… если бы они, в Петербурге, были умнее, то воздержались бы от подобных заявлений, стали бы спокойно строить суда на Чёрном море и ждать, пока их о том запросят. Тогда они сказали бы, что им ничего не известно, что нужно осведомиться, и затянули бы дело. Оно могло бы продлиться, при русских порядках, и, в конце-концов, с ним бы свыклись» - писал он.
Но ещё в 1866 году Горчаков в письме российскому дипломату барону А.Ф, Будбергу так сформулировал свою позицию по флоту «В намерения и интересы России не входит вос-становление флота на Чёрном море в его прежних размерах. Это более вопрос чести, чем влияния». И война была выиграна именно армией. Замечу, что ради вот этого Россия по-зволила возникнуть Италии и Германии, и ввязывалась в различные дипломатические авантюры.
А ведь были и другие пути пересмотра Парижского трактата. К примеру, восстание на острове Крит против турецкого гнета, продолжавшееся почти два года (с осени 1866), да-ло повод Австрии и Франции искать сближения с Россией на почве восточного вопроса; австрийский министр граф Бейст допускал даже мысль о пересмотре Парижского трактата для общего улучшения быта христианских подданных Турции. Проект присоединения Крита к Греции нашёл поддержку в Париже и Вене, но был холодно встречен в Санкт-Петербурге. Требования Греции не были удовлетворены, и дело ограничилось преобразо-ванием местной администрации на злополучном о-ве, с допущением некоторой автономии населения. А реализация данного проекта позволили бы избавиться от ограничений по Парижскому трактату без создания единой Германии и на пару лет раньше.
Союз Трёх Императоров
В мае 1873 года во время визита Александра II в Австрию, первом после окончания Крымской войны, была подписана русско-австрийская политическая конвенция. Горчаков считал, что конвенция при всей аморфности ее содержания "позволила забыть неприятное прошлое... Призраки панславизма, пангерманизма, полонизма... были сведены до мини-мальных размеров". В октябре 1873 года во время визита Вильгельма I в Австрию был подписан Акт о присоединении Германии к русско-австрийской конвенции. Так сложи-лось объединение, получившее в истории название Союза трех императоров. Для России смысл Союза трех императоров сводился прежде всего к политической договоренности по балканской проблеме.
Что в итоге дал Союз России? Ничего, кроме иллюзии, что с германскими монархами уда-лось договориться. Реально он результатов не имел, и просуществовал менее пяти лет.

[Хельги]

Военная тревога 1875 года
Попытка Бисмарка добить Францию, была, разумеется, не в интересах России – это озна-чало чрезмерное усиление Германии, допустить которое можно было только при заклю-чении с ней формального союза, с гарантией приобретения чего-либо стоящего, за счёт Австрии, к примеру, и Турции. Однако острожный Горчаков на подобный смелый ход не решился. Более того, в ходе самого кризиса его поведение было не слишком разумным.
Вот как оценивает дипломатию Горчакова во время военной тревоги 1875 г. французский (т.е. его симпатии в данном вопросе на стороне страны, вступившейся за его родину) ис-торик Дебидур в «Дипломатической истории Европы».

«В С.-Петербурге отличались не большим благоразумием, чем в Париже. Положим, царь не связал себя с нами союзным договором. Но он говорил с нашим послом самым благо-склонным тоном, и дал понять, что благодаря ему Франция может спать спокойно и не бо-яться каких-либо неожиданностей. Ни он, ни Горчаков не устояли перед искушением вы-ставить себя открыто арбитрами европейского мира. И тот и другой отправились в Бер-лин. Они прибыли туда 10 мая и вели там разговоры с Вильгельмом и Бисмарком по пово-ду последнего инцидента в тоне, который явно не мог понравиться Вильгельму и его канцлеру. Через несколько дней после этого русский канцлер счёл нужным сообщить все-му миру в несколько высокопарной ноте, что если в Европе сохранилось спокойствие, то она обязана этим его государю. Это была серьёзная неосторожность. Подобный тон задел Германию. Он вызвал крайнее раздражение Бисмарка. Этот государственный деятель ни-чем не проявил своего возмущения. Но он твёрдо решил не прощать. Ввиду этого он ста-рался с того времени создать России, не показывая при этом виду, столько затруднений на Востоке, чтобы этой державе было практически невозможно заниматься Западом и всту-пить в союз с Францией».

Восточный кризис и Берлинский конгресс
Балканский кризис 1870-х годов фактически разрушил Союз трех императоров. Горчаков пытался склонить партнеров поддержать свой план автономии для Боснии и Герцеговины. Однако призывы европейских держав решить конфликт мирным путем были отвергнуты султаном. В конце 1876 года Горчаков признал необходимость военных действий. "Наши традиции не позволяют нам, - писал он в годовом отчете Александру II, - быть индиффе-рентными. Есть чувства национальные, внутренние, против которых трудно идти". В ян-варе 1877 года Горчаков заключил с Андраши секретную Будапештскую конвенцию, ко-торая обеспечивала России нейтралитет Австро-Венгрии в случае русско-турецкой войны.
Но вот условия этой конвенции фактически приводили к тому, что воевать России было не за что (ах да, там ведь была просто первая гуманитарная интервенция!)
Франц-Иосиф и Андраши давали обязательство соблюдать нейтралитет в русско-турецкой войне при выполнении следующих условий:
1. Ни одно из правительств не будет домогаться исключительного протектората над хри-стианскими народностями Турецкой империи.
2. Все принимавшие участие в Парижском и Лондонском трактатах державы будут при-званы высказаться относительно результатов войны.
3. Россия воздержится от территориальных приобретений на правом берегу Дуная, будет уважать целостность Румынии и не тронет Константинополя.
4. Если она создаст новое славянское княжество, это не может быть сделано за счёт несла-вянских народов, и она не присвоит себе особых прав на Болгарию, которой не должен править ни русский, ни австрийский принц.
5. Наконец, она не будет расширять сферу своих военных операций на Сербию, и её вой-ска не перейдут через это княжество.
Кроме того, если бы произошли некоторые возможные случайности, австрийское прави-тельство имело бы право занять западные провинции Балканского полуострова (т.е. Бос-нию и Герцеговину). Подтверждалось соблюдение Рейхштадского договора 1876 года о «недопущении создания на Балканах большого славянского государства».
«Связав себя этой системой предварительных соглашений и уступок, князь Горчаков до-пустил или вынужден был допустить вовлечение страны в тяжелую, кровопролитную войну, с обязательством не извлекать из неё соответственной пользы для государства и руководствоваться при определении результатов победы интересами и желаниями чужих и отчасти враждебных кабинетов.
Эта война, как высказано было откровенно в «Journal de St.-Pétersbourg» после смерти Горчакова, «была полным ниспровержением всей политической системы кн. Горчакова, казавшейся ему обязательною для России ещё на многие годы. Когда война стала неиз-бежною, канцлер заявил, что он может гарантировать Россию от враждебной коалиции только при двух условиях — а именно, если война будет непродолжительна и если цель похода будет умеренная, без перехода за Балканы. Эти взгляды были приняты император-ским правительством. Таким образом мы предпринимали полувойну, и она могла привес-ти только к полумиру».
Горчаков заботился преимущественно о согласии держав, об интересах Европы, о беско-рыстии России, которое, впрочем, не требовало столь кровавых и тяжких доказательств, как война. На первый план выдвигалось уничтожение отдельных статей Парижского трак-тата, составлявшее скорее вопрос дипломатического самолюбия, чем серьёзный государ-ственный интерес.
Между тем война оказалась настоящей и очень тяжелою, а сравнительная бесплодность её была отчасти результатом полуполитики князя Горчакова.»
Стоит отметить, что если бы Горчаков решился договариваться с «союзниками» по хоро-шему, и дал бы им те компенсации, что они хотели (гарантии Эльзас-Лотарингии Бисмар-ку и Боснию-Герцеговину и долину Вардара с Салониками Андраши), никакая коалиция России страшна не была бы. Англия бы просто не рискнула, хотя и ей можно было бы ки-нуть кость в виде Кипра и Египта. В результате же получилось, что ни у кого не было ре-зона вставать на сторону России, зато у всех, в особенности Австрии и Англии, были ос-нования считать, что их интересам угрожает опасность.
Сан-Стефанский мир 1878 года был фактическим нарушением довоенных соглашений с Австрией. Была создана огромная Болгария, фактический российский протекторат. И Ав-стрия при этом не получала обещанного… Разумеется, Андраши возмутился, и получил немедленно поддержку Дизраэли.
В марте 1878 года Горчаков вполне самоуверенно отвечал на английские и австрийские ноты – рассчитывая, что Германия проделает в отношение России то же, что та сделала в отношении Австрии в 1870 году – т.е. пригрозит войной. Но Бисмарк не преминул поста-вить своего коллегу в дурацкое положение – ибо изначально не собирался оказывать Рос-сии эту услугу. Более того, война Австрии и Англии против России, истощённой балкан-ской компанией, были бы для Бисмарка подарком – это дало бы ему возможность либо добить Францию, либо присоединить Нидерланды (такой план обсуждался в то время). Что забавнее всего, это прекрасно понимали и в Вене, и в Лондоне. И обеспечивать гаран-тированную германскую гегемонию в Европе при возможности проиграть войну с Росси-ей (вполне реальной – австрийская армия с российской не справилась бы, а «слон с китом не воюет») никто из них не собирался. Однако оказавшись перед блефом со всех сторон, Горчаков не нашёл ничего лучшего, чем пойти на попятный.
С 1 июня по 1 июля 1878 года в Берлине прошёл конгресс, который просто подтвердил то, что уже было сделано ранее, на переговорах графа Шувалова в Вене и Лондоне – отказе от большинства положений Сан-Стефанского договора. Болгария была урезана в два раза, да ещё и разделена на две части, Черногория лишалась выхода к Адриатике, Россия отказы-валась от Ардагана и контрибуции.
Бисмарк с удовольствием посредничал, фактически стравливая всех со всеми. В конечном итоге, разгромив Турцию, Россия добилась того, что: Англия приобрела Кипр и Египет, Франция – Тунис, Австро-Венгрия – Боснию и Герцеговину, а также установила почти полный контроль над Сербией (до переворота 1903 года «спрски круль Милан» в России поминался как сейчас Саакашвили). Болгария, освобождённая русскими солдатами, уже через 10 лет тоже находилась в австрийской сфере влияния. Румыния, вынужденная поме-нять этнически близкую плодородную Южную Бессарабию, на гораздо более нищую До-бружду, населённую турками и болгарами, тоже до Первой мировой плелась в австрий-ском охвостье.
После Берлинского конгресса Горчаков писал царю, что "было бы иллюзией рассчитывать в дальнейшем на союз трех императоров", и делал вывод, что "придется вернуться к из-вестной фразе 1856 года: России предстоит сосредоточиться". «Берлинский трактат есть самая черная страница в моей служебной карьере» - вот его слова. Стоит отметить, и за-вершающая - в 1879 г. реальное управление МИДом перешло к Гирсу, а в 1882 г. Горчаков получил и формальную отставку.


В колебаниях и полумерах его отражалась борьба двух направлений — традиционного, честолюбиво-международного, и практического, основанного на понимании внутренних интересов государства. Эта неясность исходной точки зрения и отсутствие точной прак-тической программы обнаруживались прежде всего в том, что события никогда не пред-виделись заранее и всегда заставали нас врасплох. Трезвые, жизненные приемы Бисмарка не оказывали заметного влияния на дипломатию Горчакова. Последний придерживался ещё многих устаревших традиций и оставался дипломатом старой школы, для которого искусно написанная нота есть сама по себе цель. Бледная фигура могла казаться яркою только благодаря отсутствию у него соперников в России и при спокойном ходе полити-ческих дел.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (1890—1907)

Относительно же того, какого дипломата можно считать гениальным – таковых я в 19-м веке назову только двоих – Талейрана и Бисмарка. Первый исключительно дипломатиче-скими средствами вернул свою разбитую страну в ранг великой державы, более того, со-юзницы части победителей против другой части. Бисмарк же сумел блестяще подготовить дипломатические условия для серии войн, приведших к объединению Германии.

[Станислав]

В марте 1878 года Горчаков вполне самоуверенно отвечал на английские и австрийские ноты – рассчитывая, что Германия проделает в отношение России то же, что та сделала в отношении Австрии в 1870 году – т.е. пригрозит войной. Но Бисмарк не преминул поста-вить своего коллегу в дурацкое положение – ибо изначально не собирался оказывать Рос-сии эту услугу. Более того, война Австрии и Англии против России, истощённой балкан-ской компанией, были бы для Бисмарка подарком – это дало бы ему возможность либо добить Францию, либо присоединить Нидерланды (такой план обсуждался в то время). Что забавнее всего, это прекрасно понимали и в Вене, и в Лондоне. И обеспечивать гаран-тированную германскую гегемонию в Европе при возможности проиграть войну с Росси-ей (вполне реальной – австрийская армия с российской не справилась бы, а «слон с китом не воюет») никто из них не собирался. Однако оказавшись перед блефом со всех сторон, Горчаков не нашёл ничего лучшего, чем пойти на попятный.

Что-то я не понял этот абзац. То есть если бы Англия и Австрия объявили бы войну России, то Германия бы напала на Францию и Голландию? 

[Хельги]

Что-то я не понял этот абзац. То есть если бы Англия и Австрия объявили бы войну России, то Германия бы напала на Францию и Голландию? 

Да. Решила бы все свои проблемы, пока остальные заняты.

[Станислав]

Хельги, а та же Франция не угрожала России войной в случае занятия Константинополя? А то получилось бы примерно следующее: Англия, Франция и Австрия объявляют войну России и тогда Германии при подобной раскладе приходится воевать не только с Францией, но и с Австрией.

[Хельги]

Нет, у французов тогда во-первых, своих внутренних дел хватало - это как раз период, когда монархисты в последний раз пытались прийти к власти, и республиканцы с ними сцепились...
Во-вторых, Россия для Франции тогда - единственная надежда на то, что Германия их совсем в ничтожество не приведёт. До франко-русского союза было ещё далеко, но после военной тревоги 1875 года французы на российскую восточную политику были готовы закрыть глаза.

[Змей]

Почти со всем согласен. Меня тоже всегда культ Горчакова раздражал. Только не преувеличиваешь ли ты его роль в отказе Австрии от вступления в Крымскую войну?

[Хельги]

Только не преувеличиваешь ли ты его роль в отказе Австрии от вступления в Крымскую войну?

Тут, видимо, я недостаточно чётко выразился. Имелось ввиду, что Горчаков, как глава делегации на посольской конференции в Вене сумел донести до австрийского руководства позицию России таким образом, что вместе с рядом объективнх факторов это заставило Вену воздержаться от вступления в войну. Ни боже мой я не имел в виду, что это - единоличная заслуга Горчакова. Но и свою долю усилий, и немалую, он приложил.