"Споемте, друзья..."

[Льдис]

В большинстве своем - это тексты песен. Но некоторые уже стостоялись как песни, к некоторым есть музыка. Попозже дам ссылки...

Спасибо очень хотелось бы послушать. Особенно - "Пиши пропало",  "Не совпали" и "Напиши мне письмо". То есть, как раз

эдакая...хм... философско-любовная  лирика.

 

[Sofia]

На самом деле, удивительные песни - большое спасибо автору. Какие-то действительно совсем за сердце взяли, какие-то не очень, но хороши...

[Юрий Беридзе]

Спасибо, друзья?
А есть ли, на ваш взгляд, огрехи, каковы они? Попробую исправить...

[Льдис]

Некоторая неровность ритма, например, сочитание в пределах одного четверостишия разных стихотворных метров(по-моему , увы, я - не литературовед). Не возьмусь относить это к огрехам, и неуверен, что подобное непременно стоит исправлять, в конце концов, эти особенности  придают Вашему творчеству определенный стиль и настроение. Просто они несколько затрудняют чтение. И, может быть, некоторые словосочетания ( "к клену" или "в мрак") - как-то они неловко выговариваются. Возможно, конечно, мне всего лишь так кажется; к тому же - повторюсь - я не знаток словесности. Да и кроме того, это - всего лишь мелочи.

[Юрий Беридзе]

Льдис, спасибо.
Ваши замечания вполне резонны и я, безусловно, постарался бы не допустить таких огрехов в стихотворениях. Но дело в том, что это песни, а в песенных текстах возможны некоторые технические вольности, поскольку музыка, акцентировки вокалиста делают прегрешения текстовика несущественными...
Но, несомненно, они заметны при чтении текста. И "к клену", например, действительно относятся к ним...

[Льдис]

Так мне и хочется услышать их в песенном варианте. Слово звучащее часто воспринимается иначе, нежели слово написанное. Мне действительно нравятся Ваши стихи, но музыка, напев, как мне кажется, усилят их очарование.

[Юрий Беридзе]

Увы, в большинстве своем это пока - тексты для песен. Они ждут своих композиторов и исполнителей. Все ли дождутся?

[Юрий Беридзе]

"Хочу к тебе" 
   
  Вздохнет к полуночи вокзал
и до утра проспит бесстыже.
Луны мерцающий опал
наедине с девчонкой рыжей.
Шагами меряя перрон,
"хочу к тебе" чуть слышно шепчет.
И шепоток звучит, как стон,
и видно, как поникли плечи.
Под шепоток "хочу к тебе"
запнется туча дождевая,
и шапкой пышной на трубе
повиснет, вслушаться желая
в интимный этот шепоток,
легко летящий над вокзалом,
быть может, прямо на восток,
а может, и в иные дали,
туда, где ждет его, любя,
заждавшийся чуть слышных этих
"хочу к тебе" ("хочу тебя")
лишь от единственной на свете...
Вокзал Балтийский,
не ворчи,
что шепот твой покой нарушил...
Рыжеволосая,
шепчи...
А ты, счастливец -
слушай,
слушай...

[Льдис]

"Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои - наши мысли заставляет поэт петь внутри нас... Он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы тоже становимся поэтами, как он"
А. Франс.

Спасибо, Юрий Вахтангович. Извините за высокий стиль

[Юрий Беридзе]

И вам - душевное спасибо.

[Юрий Беридзе]

Друзья, возможно, вам будет интересно почитать военную лирику - это цикл "КРОВОТОЧИНЫ":

1

В качестве эпиграфа:

Коплю я не банкноты, а блокноты -
добыча репортерская моя...
Страниц их измочалены края,
как ноги у бойца пехотной роты.
А что ж, мои блокноты - не солдаты?
Они такие повидали дали,
в такие переделки попадали,
что должность им солдатская - по штату.
Мне говорят: да что уж там, дружище,
на свалку - хлам. Все просто, без затей...
В моих блокнотах - тысячи смертей!
По совести, им место - на кладбище...
****************************************
Мечта лейтенанта Улыбина

Трещит кузнечик. Мама моет раму.
Исходит глечик на столе росистой негой...
Не знаю, как кому, а мне бы, мне бы, мне бы -
вот в это утро. Прямо из Афгана.

...ну что же помощь не идет...
...и бьет душманский пулемет...

И прямо в детство... С плеч долой "разгрузку",
закинуть в небо автомат осточертевший -
и к речке, где с вечор поставленные верши,
стремглав сбежать по глинистому спуску.

...была б граната, "дух" бы и не вякнул -
его порвал бы я, как Тузик тряпку...

И верши опростав от скользких рыбин,
и вымокнув в реке до синегубой дрожи,
до знобких здоровенных пупырей на коже,
идти и слышать: ну, дает Улыбин!
...а ну-ка, снайпер, дай огня -
патрона три - прикрой меня...

Я в дом вошел бы - на весу куканы,
очистил чешую, распотрошил добычу...
Но прочь мечты, а то сейчас беду накличу,
и так зажали крепко бусурманы.

...возьму в ножи, коль повезет...
...ну, что же помощь не идет...
***
Разговор с пленным земляком

Он был растерян
и избит,
но, слава Богу,
не расстрелян...
На вид...
Обычный был на вид
крестьянин ближнего сопэли*.
Мы говорили о войне -
об этой странной и проклятой...
О том, как страшно на броне
сидеть, осколками помятой,
когда несется бэтээр
по бездорожью у Гумисты,
и командир, от страха сер,
орет оглохшему радисту:
ну, шэни дэда**, вызывай...
да вызывай же минометы!..
А впереди - ворота в рай,
куда ушло уже полроты...
А впереди - огонь и дым,
абхазский танк, по башню вкопан,
а в нем со скрежетом зубным,
без всяких глупых гироскопов,
наводчик садит наугад -
и бэтээр летит с откоса...
И плачет выживший солдат
уже избитый на допросе...
Мы говорили о стране...
Мы говорили о несчастье...
Мы говорили о войне,
о той, что платим мы, цене
за наше в бойне соучастье...

*Сопэли - село
**Шэни дэда - твою мать
***

Век XXI, южный край России...

В ущелье вызревают облака
и в горы заползают, отдуваясь,
и на тропинках горных оступаясь,
о скалы в клочья рвут свои бока.
Но - молча. Как в веках заведено.
Как заповедано - без охов, ахов.
Взлохмаченною горскою папахой
их надвигает ночь на Ведено.
И Ведено вздыхает тяжело:
опять пойдет пальба за блокпостами.
Джихад дурными взвоет голосами
разбойничью молитву за селом:
Аллах акбар! А на стволах - нагар,
а к облакам - дымы пороховые...
Век двадцать первый. Южный край России.
Война... Ну, с Богом... И - Аллах акбар...
***
Блокпост

Ты чуешь, командир, как пахнет лето?
Полынной горечью земли согретой,
травою пряною с некошеного луга
и кровью нами залитого юга.
Настоем ягод в шелковичной кроне,
прокисшей медью стреляных патронов,
солярою из приданого танка
и смертью от неубранных останков...
***
Двадцать семь кровоточин

Мы шли всю ночь. Нет, не шли, а ползли,
через терн продираясь колючий.
Против нас были горные кручи,
стылый холод чеченской земли,
даже звезды, чертившие небо,
словно трассеры, целили в нас.
Выполняя секретный приказ,
все же вышли на Чертовый гребень...
Двадцать семь дорогих кровоточин
там, на гребне, оставлено мной.
Сумасшедший пилот-вертолетчик
виноват, что я все же - живой...
И
из
каждого
времени
года
я
теперь
прорываюсь
в ту осень.
Было
нас
двадцать
восемь.
Я -
последний
из
взвода...
***
Паспорт для фрагментов

Солдат простым, но важным занят делом -
заботится об опознанье тела.
Заботится заранее - на случай,
которого не выпало бы лучше.
На случай, если бренные останки,
размажет, словно гусеницей танка,
иль взрывом разметает на фрагменты.
Такие у войны эксперименты...
Три гильзы перед ним - для трех бумажек,
пусть хоть одна о нем - потом - расскажет:
там адрес, там фамилия и имя.
Лишь только были б найдены своими...
Одну из гильз - на шею, на шнурочке,
вторую - вшить в рукав. И чтобы - прочно.
А третью гильзу он вошьет в штанину -
и можно смело наступать на мину.
Три гильзы, три обрывочка-листочка,
в солдатской жизни - три последних точки,
три гильзы, три записки-документа...
Их называют - "паспорт для фрагментов".

см. ПРОДОЛЖЕНИЕ

[Юрий Беридзе]

ПРОДОЛЖЕНИЕ

2

Сеанс связи

"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Слышь, братан, прием, прием...
Да какой там хрен вдвоем,
коль Матвеева убило
добрых полчаса назад!
Три рожка есть, пять гранат...
Нет, уйти смогу едва ли -
обложили с трех сторон.
В крайнем случае, патрон
я найду. Ну, чтоб не взяли...
Да и как, ты сам суди,
без Матвеева уйти?
"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Ты ребятам передай,
что Валерка Бородай
не какой-нибудь мудила.
Разве ж я когда бросал
друга средь чеченских скал?
"Молот", "Молот", я "Зубило"...
Ты ведь прав... Прием, прием...
Мы с Матвеевым вдвоем,
хоть и мертвым, все же - сила.
Я сейчас веду огонь
за себя и за него.
...Это наш
последний бой.
Связь закончена.
Отбой...
***
Саперы редко смотрят в небо...

Саперы редко смотрят в небо...
Близки опасно быль и небыль -
на расстоянии руки.
И взгляд привычно до тоски -
не в небо, полное простора,
а в землю. Насквозь. До упора.
До тика нервного щеки,
до на взрывателе чеки.
Саперы редко смотрят в небо...
Они свои свершают требы,
руками пестуя беду,
другой Вселенной на виду,
смиряя подлый норов мины.
И Млечный путь им смотрит в спины...
***
Побрякушки (морпехам, павшим в Чечне)

У комбата -
лопатой лапа.
Раздает ордена,
взвешивая на ладони.
Только вот - нахрена?
Хороним
таких ребят...
Вот они - в ряд:
Власов, Кодзуба, Сторонин.
Все - нашей роты,
сержанты морской пехоты.
Убери побрякушки,
комбат.
Ждут "вертушки"
солдат.
Груз-200...
Потом - награды...
Сейчас - время мести
солдатской. Надо
схроны
выжечь дочерна.
Пусть выдает патроны
старшина...
***
Играют пацаны...

Играют пацаны в войнушку
у госпитального двора,
а санитарки на просушку
бинты развесили с утра.
Играют пацаны в войнушку...
И им, конечно, невдомек,
что в этот миг грызет подушку
чуть-чуть их старше паренек.
Он, как они, учился в школе,
гонял, как ас, велосипед...
И вот теперь рычит от боли
в ногах, которых больше нет...
***
Проза медсанбата

Полдень. Юг. И пусть февраль
ветрогонит стыло.
В медсанбате средь двора -
флигель зампотылу.
За подветренной стеной
густо солнцем пахнет,
беспризорной трын-травой...
Нам бы свах - а свах нет.
А невесты - хоть куда,
птички-медсестрички.
И особенно вон та -
рыжие косички...
Эх, сейчас бы токовать
с нею на свиданьи...
"Ранбольной, вам кровь сдавать!"
Строгое созданье...
Набираемся тепла
в закутке придворном.
Чтобы мысль не заскребла,
что опять нам в горы -
эй, подранки, грей бока,
че вперед гадать-то!
Шкандыбесимся пока...
Проза медсанбата.
***
Письмо оказией

"Меня валяли во дворе
ногами в кованых ботинках.
Чуть не забили на заре.
Могли - им это не в новинку...
Но обошлось. И по горам,
в приклады взяв, вели под шутки,
на праздник свой - курбан-байрам...
Им было весело, мне - жутко.
Все скоро кончится. Но чем?
В зиндан швырнули. Не исправить...
Но обещал один чечен
тебе записку переправить.
В одном я, мама, виноват,
что стану скорбною морщинкой
у губ твоих.
Твой сын - cолдат..."
А
мама
плакала
в Кузьминках...
***
Не прикроешь...

Тяжелая пуля ударила в спину,
сломав пополам и отбросив в кювет...
Трагично обычна картина... Рутина...
Вот только что был ты, и вот уже нет...
И зря поливает огнем автоматным
твой друг промелькнувшую тень у скалы -
не в силах отныне бойцу подсказать ты,
что в спину ему тоже целят стволы...
***
Пусть хоть так...

Положу я к обелиску -
сына первую игрушку.
Погремушку. Погремушку...
Протянулась тонкой низкой
жизнь моя от той высотки,
а на низке - фотки, фотки...
И на этих тусклых фотках
я живой и ты живой,
у обоих взгляд шальной.
Но уже штабные сводки
отвели для нас раздел:
ты погиб, я поседел.
Ты сказал мне перед боем -
и запомнил я доныне, -
что всегда мечтал о сыне.
От любимой хохотушки
ты графой ушел по списку.
Болью вечной в душах близких...
Пусть хоть так: я к обелиску -
сына первую игрушку.
Погремушку. Погремушку...
***
Клянет старуха генералов...

Клянет старуха генералов,
клянет озлобленных джигитов.
Вчера лишь внучка умирала,
а вот теперь и дочь убита.
Старик сейчас могилу роет,
дочь похоронят до заката.
Сидит старуха, в голос воет
не по законам шариата.
А на разбитой вдрызг дороге
гудит и лязгает броня,
солдат, вчистую стерших ноги,
едва-едва от пуль храня.
Кругом следы войны-разрухи,
не описать их на словах...
А горя жалкого старухи
не замечает и аллах.
***
...и стал я богаче

...и стал я богаче
на горе чужое,
на собственный стыд:
незнакомая женщина, плача,
обняла меня с криком: "Вахит!"
Только я не Вахит...
Да и в этой войне -
хоть не мной он убит -
на другой стороне.
Все же имя вот это - чужое,
под которым мой враг подрастал,
принял я. Пусть на миг,
на один-разъединственный крик -
я, Вахит незнакомый, тобою
для твоей обезумевшей матери стал.
...и богаче теперь
на одну из потерь...

см. ПРОДОЛЖЕНИЕ

[Юрий Беридзе]

ПРОДОЛЖЕНИЕ

3

Сны

Хорошие сны -
что нет войны...
А я просыпаюсь в поту:
патрон
заклинило в автомате...
на лунном свету,
словно вата,
набухает ночная сырость.
Черт, опять приснилось...
***
Я не каркаю...

Горы - горькие... Горе - горками
по равнинам... В недобрый час
окрестованными пригорками
ошарашит оно и вас.
Что - "не каркай"? А я не каркаю -
сам утрат я таких боюсь.
Только что уж там... Смертной картою
выпадает нам наша Русь.
Картой смертною - командирскою:
горы - фронт, а равнины - тыл...
Нынче думаешь: мой-то выстоит,
а назавтра его - в распыл.
А назавтра его, как плеткою
освинцованной - автомат...
В общем, горюшка всем нам, кроткие,
хватит. Каждому - в аккурат...
***
А жить-то надо...
(после Беслана)

А жить-то надо...
Палить ботву,
сиротской
серой кучей
на огороде
ждущей огонька.
Оно, конечно,
лучше б,
лучше б,
лучше б,
чтоб пуля та -
да в самого стрелка.
Иль, на худой конец,
да мне бы в спину,
иль прямо в лоб...
Но только б -
не в него!
Пусть он бы вырос -
маленький мужчина...
Пусть он бы вырос...
Только и всего...
***
Кочумай*

Кочумай, безнадега!
Опарыши-листья
скукожились мертво на стылой земле.
Кочумай, безнадега!
А ветра голосисто
отпевают и тех, кто покуда в седле.
Кочумай, безнадега!
Словно новые гунны
налетели на Русь кучей-тучей лихой.
Кочумай, безнадега!
В небе пьяные луны
выжимают из туч застоявшийся гной.
Кочумай, безнадега!
Прочь, беда, от порога!
Со двора, с глаз долой - ты совсем не нужна!
Кочумай, безнадега!
Шла б своею дорогой...
Ты нежданна, незванна - какого ж рожна?
Кочумай, безнадега!..
Ишь, какой недотрога...
Но шалишь: я не в гости - надолго пришла.
Кочумай...
кочумай...
Ну, уж нет - начинай!
И начну...
Шар земной я ногою качну,
оступлюсь - и руками за стену.
Ну, кого здесь судить за измену?
Здесь предатели - все. И всего...
...А подателю сего -
наган с патроном в барабане:
нехрен впустую тарабанить,
барабанить, балаболить!
К делу субчика приневолить,
пустомелю да пустозвона!
Русь-то - не икона,
молиться не надо.
Не сберег? И ладно,
терпи чужих...
А прежде - скажи:
как докатились до ручки,
недотыкомки, недоучки,
недоумки без смысла и толку?
Страну ведь профукали - не иголку...
Молчишь, урод?
А ведь и ты - народ.
Иль для красного словца,
фигурял мордой лица,
говоря в подпитии веселом -
"без меня народ не полон"?
А это - итог чужих бедствий...
Считаешь своим - соответствуй!
Отпевают-то Русь рановато -
скажите, солдаты,
мертвые и живые.
Вы ж на Руси - стержневые!
Ну, мать твою... Опять - солдаты...
Который век мы на подхвате:
иных ответчиков и нету -
чуть что, так нас зовут к ответу.
Не потому ль, что стержневые,
мы большей частью - неживые?

Кочумай* - (сленг) прекращай.
***
Не до плача...

Ну, что ты, осень, плачешь у заставы?
Оплачь тогда и наших, и чужих...
Ни мы, похоже, ни они не правы...
Ну, так и что же - нам не целить в них?
Но здесь война. И значит - не до плача.
Слезою затуманивши прицел,
схлопочешь тотчас парочку горячих...
Кто первым бьет, тот, стало быть, и цел.
Вот так, сестра... Дождем да листопадом
смущать солдата - это смертный грех.
А вот убьют - тогда с тобою рядом
я стану, осень, и оплачу всех.…
***
Караван

"Вот идет караван
по сыпучим пескам,
он везет анашу
в свой родной Пакистан"...
Обрывает на первом куплете всегда
сумасшедший майор эту песню свою.
Ладно, брат, помолчи - за тебя допою,
и про дом твой - палату, где дышит беда.
"Караванщик устал,
кровь стучится в висок,
и песок не песок -
раскаленный металл"...
И откуда взялась в воспаленном мозгу
эта песня, майор, как зараза в крови?
Ты же свой караван потерял, шурави,
не в песках - на Саланга кровавом снегу.
"Караванщик чуть жив,
солнце выжгло глаза.
Где волшебный Сезам?
Здесь одни миражи"...
Понимаю, майор, что тебе не допеть:
жгут потери висок, сушит память гортань.
со своими бойцами оставшись, за грань
ты ушел навсегда, и крепка твоя клеть.
"Но идет караван
по пустынной тропе,
и гортанный напев,
словно вызов судьбе"...
И заводит майор снова песню, как стон,
и опять обрывает, пропев "Пакистан"...
Он не здесь - на Саланг свой ведет караван.
На Саланг, где его погибал батальон...

см. ПРОДОЛЖЕНИЕ

[Юрий Беридзе]

ПРОДОЛЖЕНИЕ

4


Магазин "Война"
Деревянные бушлаты.
Сходная цена.
Продает без переплаты
магазин "Война".
Зазывала орет оголтело:
"А ну, налетай, за телом тело!
Хорошее дело -
подешевело!
Правда, товар с нагрузкой:
походи чуток под "разгрузкой",
потрясись на броне
на чеченской войне.
И, как сполох,
прими осколок
или под фуражечную тулью
дуру-пулю
схлопочи -
и хоть днем, хоть в ночи
приходи за бушлатом.
Скидка солдатам!"
"Колой" глотку прополощет
зазывала и рявкнет: "Есть попроще
товарец - подходи, пощупай.
Инвалидам первой группы
радости будет немерено.
Не раз проверено
не на встречных -
на бойцах увечных.
Все были рады:
им протезы - не для бравады.
Жизнь - не жизнь,
а ковыляй, держись!"
Помолчит зазывала
устало -
и снова в крик:
"Магазин "Война", Фронтовой тупик,
не проходите мимо!
Все, что вам необходимо -
на наших полках.
Не найдете на барахолках.
Кто там прячется?
Со знаком качества
товар у нас.
Для вас -
государственный заказ!".
И во все времена
обходит тишина
магазин "Война".
"Покупай товарец ходкий
от Калининграда до Находки.
Не купишь? Ну, зря же...
Все равно - навяжем,
Россия, не взыскуй...
Главное - воюй."
И звучит из-под звезд рубиновых и орлов
нескончаемое заклинание из слов
"Воюй, воюй - пока есть силы
и мясо пушечное, Россия..."
***
Все не так...
Пуля - дура, штык - простак.
Все не так здесь, все не так...
На неправильной войне
все неправильней вдвойне.
Нет - неправильней стократ...
Даже русский автомат -
распрославленный "калаш" -
так и тот уже не наш,
раз огонь ведет по мне
на неправильной войне.
Даже враг - и тот не тот...
Может, он сейчас идет
рядом с кем-нибудь из вас,
а в ночи взорвет фугас.
Впрочем, разве ж только враг?
Я - неправильный! Очаг
общий наш мы рушим с ним,
вроде как назло самим.
Хоть по горло, по края
настрелялись он и я,
хоть у каждого теперь
счет несчитанных потерь.
Пуля - дура, штык - мудак...
Все не так здесь, все не так.
Кровь не смыть ему и мне
на неправильной войне.
Он - мне враг?
Вчера был - брат...
Нынче - "дух".
Стреляй, солдат!
Кто же, сука, виноват?
Вот кому бы - пулю в брюхо,
в горло - штык, прикладом - в ухо
от души -
и не дыши!
Не жалея!
Эх, Рассея...
***
Дойдите, парни!
Когда пылавшая броня
остынет, скорчившись калекой,
живые вытащат меня
пригоршней пепла из отсека.
Да, мне бы выжить... Хоть назло
бородачу с гранатометом...
Но в этот раз не повезло.
Война... Случается, чего там...
Да, и еще: из-под Шали,
не будь я пеплом - просто телом,
со мной бы парни не ушли,
все полегли б, такое дело.
А так - горами налегке,
пригоршня пепла - груз не тяжек,
не помешает на тропе
поставить сколько-то растяжек,
способных "духов" задержать -
пусть помудохаются с ними.
...Ну, парни, в бога-душу-мать,
дойдите же хоть вы - живыми!
***
Полковник Тушин
(из ответов на родительские письма)
...Письмо прочел. И понял вас...
Да, справедливы ваши речи.
Но вы пошлите хоть бы раз
разведку гибели навстречу -
в ловушку, прямо на засаду,
когда нельзя, но - надо, надо...
*
...Упрек мне ваш - не в бровь, а в глаз -
все ж не оставлю без ответа:
я сотни раз давал приказ
и каждый день плачу за это.
И не деньгой - пусты карманы,
а злыми спазмами в гортани...
Обильной ранней сединой,
разводом с любящей женой
и тем, что пятый год подряд
я хороню своих солдат...
*
...Клонюсь повинной головой,
и матерей солдатских вой
мне душу рвет: "А сам - живой!"
Живой...
Простите...
Жив пока...
Полковник Тушин,
комполка...
***
Обоим повезло..
Боль уходила сквозь бинты,
а ей на смену шел покой.
И он сказал: братишка, ты
какой-то нынче не такой.
Ты как-то странно молчалив,
а ведь язык - как помело...
Ты жив и я, как видишь, жив,
нам, брат, обоим повезло...
Когда грузили в вертолёт,
он прошептал, что давит жгут,
но рана - мелочь, зарастёт...
А врач сказал: не довезут...

***
А la guerre comme a la guerre

Жизнь коротка...
А кто-то нам пророчит,
что может стать она еще короче -
к примеру, на длину штыка,
на пули крохотный размер,
на шаг под грохот взрыва...
Мол, a la guerre comme a la guerre -
и ухмыльнутся криво.

Мы под эту ухмылку встаем под огнем,
мы под эту ухмылку становимся старше -
на рассвет, на закат, на бои и на марши.
Под нее погибаем и дальше живем,
но, учтите, и то, и другое - без фальши.

Жизнь коротка...
Но знаем все же точно,
что если станет жизнь еще короче -
на жар последнего глотка,
на боль оставшихся минут,
удар посмертный пульса -
нас никого не назовут
ни подлецом, ни трусом.

Мы под эту ухмылку встаем под огнем,
мы под эту ухмылку становимся старше -
на рассвет, на закат, на бои и на марши.
Под нее погибаем и дальше живем,
но, учтите, и то, и другое - без фальши.

***

Я - не успел...

Я не успел погибнуть молодым,
хотя бывали шансы... Да, бывали...
Но не меня обычно убивали -
парней покрепче закаленной стали,
они и уходили в неведомые дали,
а я живой, всего лишь стал седым.

Да, смерть в бою - она не снайпер ушлый,
ей на прицел не всякие нужны -
разборчиво отстреливает лучших,
одну к одной просеивая души,
которым и при жизни нет цены.

Я молодым погибнуть не успел...
Закон всеобщий тверд и неизменен -
я смертен, разумеется, я бренен,
но, очевидно, не настолько ценен,
чтобы вот так: из боя - и прямо в царство тени.
А смерть ко мне заявится в постель.

Да, смерть в бою - она не снайпер ушлый,
ей на прицел не всякие нужны -
разборчиво отстреливает лучших,
одну к одной просеивая души,
которым и при жизни нет цены.

...А те, кто стать не удостоен целью,
умрут обычно - в старческой постели...

***
Неотмоленные души...
Облетая, золотится,
пух с высоких тополей.
Даль прозрачная искрится
и внушает: не жалей
ни о чем - о травмах, драмах,
неприкаянности дней...
Глянь: над церковью крестами
клин нежданный журавлей.
Как курлычут! Горло сушит
плач блуждающих теней...
Неотмоленные души
в оперенье  журавлей.

[Юрий Беридзе]

Поныне больно...

Была весенняя метель-
сырого снега пляска.
Снег лип на черную шинель,
и выглядел, как в сказке,
тот черноусый лейтенант
у крутобедрой лодки -
не комплиментов, а команд
взыскующей кокотке...

Звучал над пирсами ревун,
как зов нетерпеливый,
а свет служивых псевдолун
впивался в тьму залива
и освещал холеный бок
соперницы невольной,
да холодком плескал в висок...

Вдове - поныне больно...