И это все о нем...

[фок Гюнце]

Читая «Отблески Этерны» и обсуждения этого цикла на различных ресурсах, я часто задумываюсь о некоторых мнениях и оценках личности пресловутого Ричарда Окделла, который для иных читателей из Повелителя Скал уже превратился в Повелителя Дум.
СПОЙЛЕРЫ

Нет, я ни в коем случае не хочу здесь и сейчас всерьез обсуждать анекдотические представления о Дике, как о главном герое цикла, вокруг которого вертится вся Кэртиана, центре действия, няшечке и умничке, безвинно гонимом злым и бессердечным автором и прочими не менее злыми и бессердечными жителями как Кэртианы, так и Земли. В моем представлении разговор на подобную тему равносилен серьезному обсуждению пейринга бозона Хиггса с античастицами Дьявола, функциональных взаимосвязей извержения Эйяфьядляйокудля с современной женской модой, объективных критериев и прочих нейтронно-экзистенциальных трансгуманизмов, то есть занятиям, которым следует предаваться не здесь.

СПОЙЛЕРЫ

А вот часто встречающуюся точку зрения на Дика как на славного, неплохого, в общем, паренька, у нас на глазах превращающегося в мелкотравчатого гаденыша, я бы хотел обдумать посерьезнее…
Дело в том, что такое представление об эволюции личности герцога Окделла встречается довольно часто и обосновывается глубоко и серьезно. В результате некоторые из тех, кто придерживается такого мнения, сомневаются в жизненности и правдоподобии произошедшей с Диком трансформации, то считая этот образ неудачным, то строя логические конструкции, объясняющие глубокие изменения его личности влиянием потусторонних сил. Другие же достаточно обоснованно напоминают, что эволюция этой личности вполне могла протекать без сверхъестественных воздействий – в конце концов, образцовые добрые и славные ребята, не имевшие никаких видимых отклонений в поведении, превращались в образцовых шарфюреров за куда меньший промежуток времени, чем был отведен Повелителю Скал.
А вот меня при всем этом упорно гложет червячок сомнения. Вернее, не червячок, а червячки, а самый большой из них – это даже не червячок, а целое гнездо опарышей, которое я усмотрел в глубине личности Окделла еще при первом прочтении первых же глав «Красного на красном» и продолжаю видеть при всех последующих прочтениях. И поселилось это гнездо в нашем герое, как мне представляется, по двум взаимосвязанным причинам – чувстве собственной исключительности и уверенности в том, что весь мир вокруг должен Повелителю Скал, причем должен без взаимности.

В этом смысле характерны оттенки и детали пребывания Дика в Лаик. Юноша прибыл в школу с глубокой и поддерживаемой своим окружением уверенностью, что все вокруг – враги. Интересно то, что, впоследствии, узнав на практике ошибочность этой шизоидной картины, он не сделал из этого никаких серьезных выводов, но речь сейчас не об этом. Речь о том, что, многократно уверяя себя том, что исключительная привилегия на обладание Честью и прочими моральными красотами принадлежит лишь ему и ему подобным, он, тем не менее, начинает пребывание в Лаик с того, что приносит присягу, заведомо не собираясь ее выполнять. У него, конечно, готово оправдание для этого, в общем-то, неприглядного поступка, но показательно, что себя он простить уже сейчас готов, а своих обязанностей и долгов по отношению к окружающему миру признавать явно не собирается.


Сама по себе заведомо лживая присяга, возможно, ни о чем особо серьезном не говорит. В конце концов, иная цель подчас оправдывает иные средства, и мы вполне можем найти примеры в жизни, да и в книге, того, как другие из благородных побуждений поступают аналогичным образом. Да и присяга, в конце концов, подчас действительна, лишь пока совместима с честью, долгом, совестью и моралью… Вопрос лишь в том, какие благородные побуждения двигали Диком в этот момент, и на какой алтарь он был готов положить свою честь. Этот вопрос, увы, повисает в воздухе, ибо никаких благородных целей не наблюдается.


Характерной (и весьма) для личности герцога Окделла представляется его реакция на эпизод со Старой галереей. Далеко не каждому из нас доведется в жизни попасть в ситуацию, в которой несколько человек, не связанных с нами узами родства или тесной дружбы, рискнут репутацией, карьерой и многим иным только лишь для того, чтобы спасти нас от заведомо ложных обвинений. (А может, и не заведомо? Ведь не каждый из тех, кто прикрыл тогда Дика, имел основания точно знать, что Окделл не при чем!). Собственную реакцию на такой поступок окружающих, думаю, каждый может себе представить. А какова реакция Дика? Увы, но, если разобраться, оттенок благодарности, конечно, присутствует, но в целом действия тех, кто его спас, он воспринимает как должное. Ему должны, и этим все сказано. Конечно, свой долг по отношению к Повелителю Скал совершенно чужие ему Катершванцы, Сэ и прочие Куньо исполнили, молодцы, ребята, и все на этом. Надо будет – еще исполнят. Им положено.


A propos, а каков наш долг по отношению к ним? Ах, да, надо бы как-нибудь подарок бы послать, да вот, забыл, и Леворукий с ними…


Далее, Лаик благополучно проехали; некоторые из окружающих поддались, чтобы гонимого Дика поставили не на то место, которого он заслуживал, а на более высокое, на которое поставить, видимо, были должны, но тут уже и чувство благодарности тем, кто чем-то ради него жертвовал, у него не шевельнулось. К кошкам благодарность – нам же должны…

Итак, наступает день святого Фабиана, а окружающие отнюдь не спешат исполнить свой долг по отношению к Повелителю. Ариго ему должны – но уклоняются от исполнения долга, выбирая в оруженосцы не его. Килеан ему должен – и тоже долгов не платит. Прочие всякие безымянные (людям Чести имена этих самых прочих, помнится, без надобности) тоже не спешат выполнять свои обязанности. Вскипает помаленьку наш разум, возмущенный подобным пренебрежением, и тут на сцену выступает экзистенциальный враг, убийца отца и воплощение Зла… И мы воспринимаем как должное то, что он нас спасает от гражданской смерти (а ничем другим ожидавшее Дика возвращение в Надор и пожизненное сидение там под крылом любящей маменьки назвать нельзя). К тому же, благородные эры, оруженосец Первого маршала поважнее, чем оруженосец всяких не желающих долги платить Килеанов!

И вот попадает Дик в оруженосцы к герцогу Алве – и такое начинается… Право, подчас забавно читать списки предъявляемых к герцогу Алва претензий относительно того, что именно им было не додано Дику. И недоучивал, мол, Первый маршал своего оруженосца, и недолюбливал, и недоопекал, и недовоспитал... Самые снисходительные, надо отдать им должное, при этом брали на себя неблагодарный труд по защите недоучившего и недолюбившего Алвы, прося окружающих обратить внимание на смягчающие обстоятельства – мол, неопытен был Первый маршал, не умел обращаться со свалившимся ему на голову сокровищем, был, мол, Дик у Алвы первым, а доселе у соберано еще никого не было… Словом, не исполнял Алва своего долга, виновен, но заслуживает снисхождения по малоопытности и легкомыслию…

При этом как-то незаметно выпадают из рассмотрения некоторые мелочи. Например, часто забывалось то, что, каковы бы не были мотивы Алвы, но он, повторюсь, взяв Окделла в оруженосцы в день святого Фабиана, фактически спас юношу от гражданской смерти. Игнорировалось то, что незаметная, ненавязчивая опека Алвы (опять же, независимо от мотивов соберано) неоднократно спасала жизнь самому Дику, причем сам Алва для спасения Дика был готов пожертвовать немалым. Обвинители (и снисходительные адвокаты) Первого маршала не видели и не хотели видеть того, что рядом с Алвой Дик учился фехтовать и воевать, размышлять и понимать, читать книги, в конце концов, а похоже, что прочитано им за эти недолгие месяцы было больше, нежели за всю предыдущую (да и последующую) жизнь. И при этом за спасение Дика и от прозябания в Надоре, и от гибели сам Алва ничего не просил, тем более, не требовал – ни службы, ни преданности, ни даже благодарности. В сущности, взяв Дика под свое крыло, он предоставил юноше полную свободу, ухитряясь при этом защищать его от его же собственных ошибок. Но иным критикам этого мало. Не выполнял Алва своих обязанностей по отношению к Дику – и все тут…

Я не буду разбираться в вопросе, какие именно обязанности по отношению к своему эру в это время выполнял и какие свои долги ему платил сам Дик. Я только замечу, что, спроси мы Ричарда Окделла о его взаимоотношениях с Алвой в бытность его оруженосцем, даже Дик постеснялся бы огласить весь приведенный перечень, ограничившись лишь жалобой на то, что ему просто недодавали. Вопрос о том, что же именно он сам дал, какие доги оплатил и какие обязанности исполнил, нашему герою просто не приходил в голову. В его глазах, похоже, хорошее отношение к своему господину – уже достаточная награда за труды последнего.

Так что здесь приходится констатировать забавную аберрацию. Мало того, что и во взаимоотношениях с Рокэ Алвой Окделл постоянно помнит о своих правах и чужих обязанностях и пребывает в уверенности, что ему обязаны все и всем, он же не должен никому и ничего, но этой своей уверенностью он ухитряется заразить кое-кого из читателей…

Я не буду развивать дальше рассмотрение всяческих аналогичных примеров, потому что, на мой взгляд, вывод уже напрашивается однозначный – с первых страниц книги перед нами предстает морально ущербная личность, как я говорил выше, уверенная в собственной исключительности и в том, что все окружающие обязаны удовлетворять ее (этой самой личности) запросы и нужды.

Причины ущербности можно обсуждать, хотя они более или менее ясны – не слишком обремененный интеллектуальным багажом папенька, деливший время между письменным столом, трудолюбиво украшенным снизу художественной резьбой, и лесничихой Дженни, маменька, дрессирующая сына в представлении о его Высокой Миссии и сдувающая с чада пылинки (похоже, подзатыльниками), общая тошнорвотная атмосфера дома, за пределами которого мы ничего не знаем и знать не хотим, кроме того, чему нас учат маменька и отец Маттео… Тут многое можно сказать, но главное – не в корнях, а в плодах. А плоды – ядовитые.

Окделлу оставалось только выйти из-под гнета обстоятельств, мешающих взыскивать с окружающих долги в полном объеме, немного освоиться с новыми возможностями, привыкнуть к ним – и потенциал личности раскрылся во всей красе. Теперь можно уже не бурчать в уголке по поводу того, что кто-то не платит Повелителю тем, что Повелителю угодно взыскать с нерадивого (защитой, услужением, любовью, наконец), а прямо и непосредственно востребовать долг. А при отказе – карать виновного. Или виновную – кинжалом.

[Gileann]

Замечательно, эр Гюнце. Я насладился. 

[фок Гюнце]

Спасибо!

[Ankabut]

Повелитель Дум, не Повелитель Doom...

В любом случае, по популярности и упоминаемости он только Алве уступает

[Yaga]

Эр фок Гюнце, согласна с каждым Вашим словом! Блестящий анализ личности герцога Окделла.

[Шелла]

Вы забыли о главном.
Каждый раз, осознав, что ему "недодали" Дик впадает в аффект. Если верить форуму, он как впал в него в день Св. Фабиана, так до сих пор и не выходит...

[фок Гюнце]

Вы забыли о главном.
Каждый раз, осознав, что ему "недодали" Дик впадает в аффект. Если верить форуму, он как впал в него в день Св. Фабиана, так до сих пор и не выходит...

Не сказал бы, что такая точка зрения была характерна для форума...
Как раз при Алве Дик немного успокоился, и переживали по поводу недоданного Дику больше читатели... Сам Окделл даже начал размышлять на тему: "Сейчас не дали - потом дадут" (вот станет Алва страньким, а я стану Первым маршалом...)

[Ингрид]

Забавно, что живые дискуссии о Дике разворачиваются обычно в посторонних темах, а не тех, которые созданы специально для него. Наверно потому, что сам по себе он прост, как табуретка, и не стимулирует мыслительный процесс , а вот в сравнении с кем-то как раз появляется стимул его обсудить.

[nyushik]

Эр фок Гюнце, +100

[SelenaA]

......... И поселилось это гнездо в нашем герое, как мне представляется, по двум взаимосвязанным причинам – чувстве собственной исключительности и уверенности в том, что весь мир вокруг должен Повелителю Скал, причем должен без взаимности.


Причины ущербности можно обсуждать, хотя они более или менее ясны – не слишком обремененный интеллектуальным багажом папенька, деливший время между письменным столом, трудолюбиво украшенным снизу художественной резьбой, и лесничихой Дженни, маменька, дрессирующая сына в представлении о его Высокой Миссии и сдувающая с чада пылинки (похоже, подзатыльниками), общая тошнорвотная атмосфера дома, за пределами которого мы ничего не знаем и знать не хотим, кроме того, чему нас учат маменька и отец Маттео… Тут многое можно сказать, но главное – не в корнях, а в плодах. А плоды – ядовитые.


в десятку, браво

[Tany]

Ну наконец-то здравый взгляд на личность господина "Наше все"!

[prince_bundle]

Дик искренне убеждён в своей правоте, котору умело подогревает Штанцлер. Субъективно так и есть - Алва не прыгает возле доски с мелом, обучая "стратегии и тактике", унижает оруженосца. В его возрасте трудно разобраться что к чему, особенно если всю жизнь до этого проторчал в родительском доме.
Теперь можно уже не бурчать в уголке по поводу того, что кто-то не платит Повелителю тем, что Повелителю угодно взыскать с нерадивого (защитой, услужением, любовью, наконец), а прямо и непосредственно востребовать долг. А при отказе – карать виновного. Или виновную – кинжалом.
ИМХО, вывод неправильный. "Карал" Ричард вовсе не за то, что ему были должны и не дали.

[Ингрид]

Дик искренне убеждён в своей правоте, котору умело подогревает Штанцлер. Субъективно так и есть - Алва не прыгает возле доски с мелом, обучая "стратегии и тактике", унижает оруженосца.

Напомните пожалуйста цитатой, когда это Алва унижал оруженосца?

[Holiday]

Эр фок Гюнце, ППКС. 

[prince_bundle]

Напомните пожалуйста цитатой, когда это Алва унижал оруженосца?

Эрэа Ингрид, субъективно - с точки зрения Ричарда.

СПОЙЛЕРЫ

– Садитесь, юноша, – разрешил Pокэ, бросаясь в закрытое блестящей черной шкурой кресло. – Итак, начнем с ваших обязанностей. Их у вас нет и не будет. Меньше, чем оруженосец, мне нужен только духовник, которого у меня, к счастью, не имеется. Тем не менее три года вам придется жить под моей крышей. Ну и живите на здоровье. Вы вольны распоряжаться своей персоной, как вам угодно, но поскольку вы – мой оруженосец, – герцог пододвинул к себе кувшин и плеснул в высокий узкий бокал темно-красной жидкости, – вам придется соответственно одеваться. О вашей одежде позаботятся слуги. Глаза у вас серые, а волосы темно-русые, так что черное и синее вас не погубит, хотя не сказал бы, что это ваши цвета, – герцог посмотрел вино на свет. – Деньги у вас есть? Насколько мне известно, дела в Окделле идут не лучшим образом...
Насколько ему известно?! Можно подумать, войска в Окделл ввел кан холтийский!
– У меня есть деньги, сударь.
– Когда они кончатся, а деньги в Олларии имеют обыкновение кончаться очень быстро, – скажите. Раз уж вы при мне, я не желаю слышать от других, что мой оруженосец считает гроши. Это, пожалуй, все, что я имел вам сообщить. Советовать не делать глупостей не буду – вы все равно их наделаете. Лошадь у вас имеется?

– Разумеется, это меняет дело, – согласился Алва, – проиграть отцовскую память в кости много почетней, чем вышвырнуть по указке сановного мерзавца. Я горжусь вами, Ричард Окделл. Что вы еще проиграли? Кроме денег, разумеется. Вряд ли вы сразу принялись играть на лошадей.
Ну и так далее.