Легенды красного форта. Гайифская баллада.

[Strannik-Filin]

Красный форт. Красная крепость. Красный замок.

Цитадель Ланчии.

Легендарная крепость. Гнездо Легиона.

Из этих стен выходят беспощадные убийцы. Талантливые учёные. Изворотливые политики.


Эти стены помнят многое. Подлость. Честь. Звон оружия и запах крови. И если прислушаться в полдень, в тихой замковой капелле, под журчание фонтана они поведают свои древние тайны.

Легенды Красного замка

[Strannik-Filin]

Гайифская баллада

Окрестности в пожаре       
Пылают за окном.           
Король наш старый Гарри       
Подвинулся умом.                             
На нивах опаленных           
Зерна не соберешь -                     
Летят отряды конных,                   
Вытаптывая рожь.             
К чему страдать - трудиться       
Все пущено на слом.             
Не дай вам Бог родиться               
При Генрихе Шестом!           
                                                         
Чье над полками знамя?       
За что ведется торг?         
Кто править будет нами -     
Ланкастер или Йорк?           
Какого нам вельможи           
Ни прочат короля,             
Для нас одно и то же -       
Неволя и петля.               
Милорд наш веселится,         
Да мало проку в том.         
Не дай вам Бог родиться       
При Генрихе Шестом!           
                             
Повсюду запах гари,           
Покинуты дома.               
Король наш старый Гарри       
Совсем сошел с ума.           
Не даст тебе Создатель       
Дожить до старых лет, -       
Бросай соху, приятель,       
Берись за арбалет!           
Стрела летит, как птица,     
Повсюду лязг и стон...       
Не дай вам Бог родиться       
При Генрихе Шестом!   

А.Городницкий


-Скажи мне странник, что за пыль над перевалом?
-То ветер гонит пыль копыт коней несущихся на нас.
-А что за клич над полем вдруг разнёсся
Вспугнувший тишину подобно соколу, что распугал ворон?
-То мертвецы кричат, не зная, что уже мертвы...

 

Возле тихой озёрной заводи, с цветущими кувшинками, на склоне Амбруаза, меж зеленеющих рощ, притаилась небольшая каплица из узорного зелёного мрамора.
Старенький клирик, каждое утро старательно обрезает цветущие у стен красные розы и  утерев пот на морщинистом лице, отмахивается от назойливой мошки что лезет в глаза.
Над водной гладью и белоснежными кувшинками порхают стрекозы, едва слышно жужжа прозрачными крыльями.
И в высоком, без облачном, южном небе, одиноко каждое утро парит орёл, взмывающий с белоснежных скал Амбруаза, пробуждая своими криками гомон спящих после ночи птиц.

В самой каплице всегда прохладно и чисто. Тихо журчит небольшой фонтан в углу. На полу лежат домотканые коврики, принесённые женщинами из окрестных деревень.

А возле большой иконы Создателя, на старом потрескавшемся древке, с многочисленными зарубками, висит выцветшее, порванное синее знамя с ощерившийся пятнистой кошкой.
По другую сторону лежит старинный, сломанный двуручный меч.
Каждую четверицу в часовню приходят люди. Приходятся помолиться за упокой.
Мерно качается серебряное кадило. Кольцами плывёт ароматный дымок ладана заботливо собранного в лесах Аретских гор.
Звякают бубенцы в ажурных цепочках. А с древних фресок смотрят, хмурясь, суровые воины, опираясь на длинные мечи.
Позади них несутся кони. Летят стрелы. Сходятся в беззвучной схватке пикинеры. А они замерли на переднем фоне, сжимая узловатыми ладонями рукояти мечей…

А возле часовни среди цветов играют дети, и как будто приглядывая за ними, с лёгкой улыбкой на каменном лице, над воротами из тонкого серебра, застыл в камне усатый кондотьер в лихо заломленном берете.
Задумчивый взгляд. Небольшой шрам на скуле. И каменная надпись, на виноградной лозе обвивающей ноги стоящего воина:

Кто посмеет отказать, когда  позовёт родная земля?

 

[Strannik-Filin]

Как очаровательна кабацкая драка...

Треск ломаемых табуретов. Визг подавальщиц, которых под шумок лапают клиенты посноровистей. Звон разбиваемой посуды. Выбитые зубы летящие вперемешку с отборной бранью.
Кабан Роберто полностью оправдывая своё прозвище, плечом налёг на подпирающий потолочную балку резной столб и с треском своротив толстенный брус, поднял его в воздух крутя над головой. В углу шустрый Паобло уже лез под шнуровку корсета служанке с пышным бюстом, правда изрядно залитым вином.
Рикардко Ящерица размахивая табуретом отмахивался от трёх орсинцев, иногда крича что то неприличное.
Яков Гнус и Валентин Дага уже лежали аккуратненько в уголке, упившись вина и получив по голове от разбушевавшихся дружинников барона Орсина.

У коновязи кабака недовольно фыркали кони, вздёргивая головы и настороженно поводя ушами.
Кондотьер Чезаре Гатамилата  в лихо заломленном берете, небрежно опершись локтем на брус коновязи, постукивал по сапогу из толстой кожи кавалерийским стеком.

Сонно жужжали мухи. В грязи лужи, довольно ворочаясь, посапывала свинья. В курятнике квохтали куры, а  над пиками далёких гор, во всё небо разливалось пламя заката. Баргровые тучи, подобно гигантскому дракону вычерчивали диковинный рисунок. На тяжёлой скамье у окна трактира, сидел сержант жандармов барона и что то напевая под нос, тренькал на лютне.
Драка в кабаке потихоньку стихала, плавно переходя в дружное пенье под звяканье посуды и шарканье ног.
Молодой кабатчик бухнув дверью, с деревянным ведром побежал к колодцу.
Точно заканчивают.

Сержант взяв пару аккордов, поднял голову и через плечо заглянул в окно, пытаясь разглядеть что то через мутный воловий пузырь.
-Ну и как?-
-Кажется закончили…-

Чезаре хмыкнул. Подобных людей он уважал. Когда ему, мучимому тяжёлым похмельем доложили, что его хочет видеть сержант жандармов дружины Орсина, он был готов пришибить нерадивого пажа на месте. Помешала только разламывающаяся от каждого резкого движения голова
Шёлковые палатки его кондоты расположились на не высоком холме, в живописной излучине реки. Неподалёку возвышались звонницы женского монастыря, и бравые усачи в первый же вечер нанесли визит вежливости в обитель…
Молодые послушницы оказались весьма благосклонны к отважным служителям клинка и золотого гайа.
Так что вечер удался на славу. Но как говориться, за всё приходится платить. И утром Чезаре в который раз пришёл к печальному выводу, что любое качество можно перешибить количеством. Хоть вино из погребов матери настоятельницы было и славным, но в разумных пределах. Ну а какой разум у отдыхающих наёмников?
Последний контракт оказался удачен. Кондота вернулась потеряв всего троих, заработав при этом столько, что можно было уже подумать и мирной жизни. Впрочем, сначала надо было погулять. Отслужив мессу святому Адриану и пожертвовав в капелле Арентина шесть галлов серебра на статую в честь девы Октавии, кондота выдвинулась к приграничным замкам. По слухам, в скором времени граф Люссинский собирался устроить небольшой турнир, в честь молодой жены. Так что стоило и на людей с молодой женой посмотреть, да и себя показать…

В общем, когда утром распахнув полог шатра, резанув по глазам нестерпимым светом, вломился паж, Чезаре каткраз вспомнились строки одного Паонского барда

«Как отвратительно в Гайифе по утрам
Когда промчалось пьяная забава
И что то левое храпит в постели справа
Как отвратительно в Гайифе по утрам»…

Пел сие творение, называемое «Похмельная баллада», обычно Валентин Дага, грустно тренькая на мандолине. И надо признать, порой с правдивостью доморощенного поэта можно было согласиться.
Впрочем то кудрявое создание с точёной фигуркой, что уютно свернувшись калачиком сопело с правого бока, навивало довольно приятные воспоминания… Но когда это прошлое, пусть самое радужное и недавнее, скрашивало унылость настоящую?

Так что утро началось отвратно. Выпив лёгкого морса, из треснувшего после вчерашней гулянки, хрустального кувшина. (Хрустальный сервиз был «одолжен» в замке у одного Кагетского казарона с непроизносимым именем), Чезаре более, менее проснулся, и мучимый головной болью вышел из шатра.
Утренний ветерок приятно холодил грудь под шёлковой камизой. Палатки и шатры лагеря, являли собой живописнейшею картину на фоне небольшой реки с цветущими кувшинками в тихих заводях.

Перед кондотьером стоял длинный, рыжебородый парень, держащий под уздцы ездового коня. Судя по кот де арму из дружины барона Орсина.

-Чё припёрся?-

Когда не было настроения, Чезаре седьмой сын потомственного рудокопа, мог быть невероятно любезен.

-А ты чё развалился?-

Это было уже неожиданно. Хамить кондотьеру Гатамилат рисковали очень не многие. Пятнистые кошки уже года два как стали широко известной в узких кругах кондотой. В лучшие годы (а сейчас были определённо они) Чезаре подписывал контракт, указывая на бумаге, что в распоряжение нанимателя поступает две  сотни панцирных всадников и сотня стрелков.
Да и сам Чезаре считался одним из лучших бойцов на землях павлина. В сундуке где то валялись награды восьми турниров, включая Паонский императорский.

Так что от хамства дружинников заштатных баронов (тут Чезаре лукавил, бароны замкового пояса, заштатными никак не считались) он успел отвыкнуть.

Случись этот разговор на людях, Чезаре не задумываясь прикончил бы наглеца. Но сейчас, что то такое в глазах этого сержанта (Чезаре уже не щурился от яркого солнца и разглядел серебряный шнур на котте) заставило промедлить.

Выходец из семьи нищих рудокопов, чьи хижины ютились в предгорьях Сагранны, Чезаре давно усвоил что любая стая, что животная, что человеческая должна вожака бояться и уважать. А страх надо поддерживать. А ничто так не внушает страх как неизбежность наказания. Именно неизбежность, а не справедливость или прочий романтичный бред. Стая должна видеть крепость клыков вожака.

Патент Кондотьера, Чезаре получил на двадцатом году жизни. Учитывая что жили наёмники лет по тридцать в среднем,  вовремя. Пробивался с самых низов. Уйдя из родной деревеньки в двенадцать лет, за проходящей мимо кондотой Карвалов.
Терпеливо снимал сапоги с пьяных наёмников на привалах. Терпел обучение, состоявшее в основном из побоев. Кашеварил на кухне. И выслужил. Вырвал зубами у судьбы сначала белый шарф наёмника, а потом звание сотника.
Патент ему выдал граф Керонский. Два соседних города, что стояли буквально в полёте стрелы друг от друга,  Керо и Нерво, цапались давно. И графы богатых городов пытались по мелочи подгадить друг другу, с помощью многочисленных отрядов наёмников, что шастали по просторам империи и за оными, охотно продавая своё воинское умение, за скромную и не очень плату.

Как такового дворянского сословия в Империи не сложилось. Богатые купеческие города, сами приглашали себе графов из наиболее известных воителей. Многие в прошлом из которых и были кондотьерами. Некоторые семьи правда приживались, и были уже города в которых правили внуки тех кто некогда получил от мэра города, графскую или баронскую цепь. Но положение подобных дворян было далеко не таким как в соседней Талигойе.
Там за горами, любой спесивый выродок, заставлял гнуть перед собой спину, только потому, что его предки якобы вели род от неких демонов. В седой древности правивших миром.
Над подобными бреднями в Гайифе и Уэрте хохотали  давно, сочиняя немыслимое количество комедий и пасквилей. Бродячие актёры, ставя спектакль, непременно включали туда «Талигойского гостя», как нечто тупое, самодовольное, и очень бестолковое.

[Strannik-Filin]

Здесь на юге, право повелевать, надо было заслужить. Заслужить  умением дать людям то что не мог дать никто другой. Например покой и безопасность.
Вольные города принимали далеко не всех. Бывали случаи когда зарвавшимся воякам указывали путь на ворота, разрывая контракт. Но редко. Как правило нагулявшиеся вояки были рады возможности, закончить свою жизнь на покое, а не в чистом поле, под мечами молодых, и более голодных братьев по ремеслу.

Чезаре было ещё далеко, до того чтоб его пригласили стать графом или бароном.
Слишком молод. Но Чезаре про будущее думал. И всюду таскал с собой студиоза Рафаэля Медриччи увязавшегося за кондотой из Паонского университета. Результаты это приносило. Сначала кондотьер крыл бранью почём зря заковыристые науки. А потом постепенно и пристрастился.
Знакомство с большой литературой Чезаре, едва научившись читать начал с любовных романов.
Постепенно их место заняли трактаты по военному делу. Паж Чезаре тайком рассказывал что его хозяин с Полем уединившись в шатре до поздней ночи шелестят старым пергаментами, которые наёмники волокли своему командиру откуда могли.
Результаты не заставили себя долго ждать. Перестроив свою кондоту (ветераны ворчали, но норов у Чезаре был крут) по идеям одного умника (половину бредовых идей выкинули но толковое оставили) из императорской академии, Чезаре в пух и прах разнёс кондоту Ратирокосов, в которой было на три сотни копий больше.
Ротирокосов нанял граф Нервский. И таким образом Чезаре и Гатамилаты подтвердили свой патент. Ну и… Привели старшинам города Нерво все аргументы что их наниматель намного мудрее графа Нервского.
Городане Нерво были людьми рассудительными и с тех пор в императорскую казну налоги поступали уже от графства Керо-Неврского.
Получив патент, и таким образом превратившись из банды разбойников, в отряд уважаемых наёмников, Гатамилаты ушли в Кагету, где гордые казароны вечно желали намять друг другу холку…желательно чужими руками.
Прошло семь лет. И вот Гатамилаты вернулись домой.

Из дома шли тревожные слухи. Талигойцы накапливали силы, и явно хотели повторить поход герцога Окделла Свежевателя.

Так что наёмники стягивались к границам империи, предчувствуя скорый заработок.

То что на родине за эти семь лет многое изменилось Чезаре осознал только сейчас, когда заглянул в глаза этого сержанта жандармов. Мальчишка. Бородка и усы только пробиваются, смешно завиваясь. Но на лице уже несколько глубоких шрамов и глаза…  Глаза старика.
Чезаре доводилось видеть такие глаза у седых ветеранов. Спокойных, тучных старцев, что видели в этой жизни всё и чуть больше.
Но не у мальчишки из дружины благодатной южной земли.

Ярко зелёные глаза молодого жандарма смотрели очень спокойно. С глубинной насмешкой и без капли вызова. Именно поэтому Чезаре не взревел подобно бешенному Мулифанту, а… расхохотался.  Похлопав парня по плечу.
Жандарм малость присел, от могучей руки кондатьера и засмеялся сам.

Выслушав гостя в шатре (кудрявая прелестница, похватав свои тряпки и получив заслуженный золотой, юрко покинула шатёр), Чезаре закусил верхнюю губу и задумался. С одной стороны по кодексу наёмника ничего предосудительно его люди не творили… С другой… Он нарывался на конфликт с дружиной барона. А это уже было неприятно. Барон Орса водил кондоту когда сам Чезаре ещё только за эфес двуручника первый раз брался.
Да и потом если там вся дружина такая как этот парень… Надо было разбираться.

Через четверть часа они с сержантом неслись по залитой солнцем дороге, поднимая тучу белоснежной пыли.
Вдоль обочины простирались знаменитые виноградники, зеленели финиковые  и масленичные рощи. Благодатная Гайифская земля.

К трактиру они приехали уже к вечеру.

Соскочив с небольшой но выносливой лошадки (это только в романах рыцари разъезжают исключительно на верных боевых конях, настоящий рыцарский тяжеловоз, способный волочь на горбу закованного в латы всадника, конь весьма узкоспециализированный, для скачки дальше трёх лиг ну никак не предназначенный. Использовать подобного коня как разъездного, это всё равно что гонять на телеге в нужник через двор). Чезаре подошёл к трактиру и тяжёлая дверь оного распахнулась и мимо изумлённого капитана кондоты пролетело гремя доспехами тело…

У дверей трактира они с сержантом просидели  весь день. Утихомиривать разбушевавшихся подчинённых, командиры не спешили. Смысл отдавать приказы которые не будут выполнены?

Так что капитан весьма не плохо пообщался с сержантом Калебом. Сержант оказался родом из небольшого горного племени, обитавшего где то среди заоблачных пиков Сагранны. Воспитанный при монастыре ордена Славы, парнем оказался начитанным, и поговорить было о чём.
Чезаре в последнее время перешёл с трудов военных теоретиков на произведения классического искусства и даже баловался трактатами по алхимии и математике. Так что разговор получился занятный.
Сейчас он с любопытством наблюдал как Калеб терзает струны лютни, ожидая что же такого споёт этот молодой вояка.
Увы… Толи Калеб был скверным трубадуром, то ли не в настроении, но дальше простеньких мелодий дело пока не пошло. А там и завечерело… Всё небо залило пламя заката, уже выглянули первыё звёзды, пробиваясь через красную пелену первыми серебристыми лучами.

Калеб через плечо заглянул в окно трактира и вдруг заговорил…

Слова молодого жандарма странно сплетались с пением струн… В глазах потемнело… И вдруг пробиваясь через тьму ночи к нему метнулись языки пламени… Он как будто парил над целым океаном огня, и в ушах звенели струны оплетаемые словно диким виноградом, тихим мелодичным голосом…

[Strannik-Filin]

Звенит струна…
-Рож горит. Яркие языки пламени вспыхивали, с голодом драконов накидываясь на сухие стебли, что лебедиными шеями изогнулись под тяжестью зёрен.
Тысячи искр, подобно огненным пчёлам кружились над полем.

А по дороге, сквозь горящие поля, длинным потоком идёт конница.
Идёт конница. Стонет земля.
Брякает сбруя. В телегах обоза глухо звенят доспехи. Мерно колышется лес копий. Фыркают кони. Сотни тяжёлых копыт с гулким гудом поднимают в воздух тучи осевшего на дорогу пепла.

Они идут не скрываясь. Бояться им  нечего.
На их знамёнах  чудовище с множеством голов. Извиваются на красном шёлке чёрные вепри, скаля золотые клыки.
 А  крестьяне потом назовут  дома от которых остались только обгорелые стены без крыши «митрами Окделла».


Где то там, далеко, очень далеко, на встречу им уже спешат всадниками с павлинами на груди. Но их мало. Слишком мало…

Что забыли  владетели северных гор, на жарком юге? Сладкие вина, сытых крестьян не ведавших плетей господина, и золото, много золота.  И свою гордость…

Обойдя запретные земли за Рассаной, на которых некогда жили и правили повелители ветров. Северные вепри обрушились на границу Гаийфы подобно каменному обвалу в горах, что порой настигает беспечных путников
Закованные в сталь, на тяжёлых конях, они смели объединенное войско приграничных баронов и обойдя Арентинское нагорье устремились к Люсину.
Граф Люсина Фредерик Гарсиа. Ветеран многих походов, капитан некогда легендарной кондоты Миритавров, сейчас едва мог усидеть в седле от старости.

Бой у ворот шёл целый день. Не считая себя вправе подвергать ужасу штурма и осады город, за который отвечал перед Создателем, граф вывел своих людей в поле.

Говорят Люсса в тот день стала красной, а земля размокла от крови.

 Герцог Окдел приказал прибить к воротам донжона Люсина труп старого графа, а на стенах поднять головы шестерых его сыновей.

Именно тогда к имени герцога и надёжно прилипло прозвище «Свежеватель».
Собрав на торговой площади Люсина глав гильдий и цехов, герцог не слезая с коня «обрадовал» жителей, что город Люсин отныне и вовеки возвращается под справедливую руку короля великой Талигойи. За что жителям города надлежит благодарить Создателя и его герцога лично.

В бою у стен, конница герцога изрядно порубила городское ополчение, и несколько уважаемых цеховых старшин явились на площадь в окровавленных повязках на носилках.

Городской мэр попытался изобразить подобие улыбки на лице, но столкнувшись со стальным взглядом герцога промолчал.

Вечером в ратуше был дан бал, на котором герцог торжественно одел цепь коннетабля Люсина на своего младшего сына.
Новый коннетабль начал свою  профессиональную деятельность исключительно достойно, надолго войдя в память жителей города: отправив под охраной сотни латников на север всю городскую казну и содержимое графских винных подвалов.
Затем весьма самоуверенный молодой человек приказал собрать с жителей города дополнительный налог в сорок бочонков золота. Ибо по его словам «эти боровы слишком зажрались и уж очень нагло смотрят».
Пригрозив что в противном случае, на стенах города окажутся головы не только сыновей графа.

Горожане сделали правильные выводы и утром на стенах, оторопевшая смена стражников из числа Надорских стрелков нашла своих товарищей из ночного дозора мёртвыми.

Коннетабль был в ярости. Вломившись на ратушную площадь с тремя сотнями рыцарей он переворачивая столы торговцев, верхом  подъехал к воротам ратуши и потребовал открыть.
Увы. Конный въезд в ратушу не состоялся. Тяжёлые ворота из Орсинского дуба, окованные железом, не поддались ни высокородному гневу, ни ударам латной перчатки.

И тут на стене ратуши зазвонили городские часы и…

Арбалетный болт выпущенный с небольшого расстояния пробивает любые доспехи. Более того, попав в человека, он валит лошадь, к седлу которой зачастую привязывали себя гордые рыцари чтоб прочнее держаться в седле при копейной сшибке.
Говорят эсперадор когда  только появилось это оружие, пытался запретить жуткие машины, почитая оные оружием леворукого. Но жители империи, чьи берега стонут  от набегов морисков, давно считали что закат он потом, а головорезы морских шадов вот они.
Клирики же ордена Славы, отпускали грехи добрым горожанам…

Болты летели из всех окон. Щелканье спускаемых крюков заполнило площадь, сливаясь с гулкими ударами часовых колоколов…
А потом на рыцарей бросилась толпа. Цеховые старшины ещё загодя собрали в улочках возле площади всё отребье из городских трущоб. Жители тёмных дворов, что так любят подкараулить с ножом захмелевшего после трактира купца, с охотой отозвались на предложение городских заправил.

Длинные ножи с хрустом входили в щели забрал. Верные рыцарские кони с диким визгом вставали на дыбы, молотя копытами, пытаясь спасти уже мёртвых хозяев, безвольно болтающихся в сёдлах.
Но сотни рук хватали могучих животных под уздцы. Валили с копыт.

А в это время на улицах уже шла резня.

Нет ничего страшнее рыцаря на коне, с длинным копьём. В поле, когда рыцарская конница берёт разбег и от гула тысяч копыт дрожит сама земля. Нет спасения.

Но в теснине городских улиц…

На рыцарей летела черепица, камни. Лилась раскалённая смола и кипяток. Визжа бесились кони, вставая на дыбы и калеча своих же. Многие благородные воители, были взяты вообще врасплох, в одних подштанниках, и теперь связанные волоклись озверевшей толпой по городским улицам.

В тот день из Люссина сумело спастись не более трёх сотен талигойцев. Да и то из тех, что догадались перемахнуть через крепостную стену и бежать без оглядки.

А на  площади, визжа подобно животному со своего герба, уже заходился в вопле герцог Окдел.
Стальной вертел медленно входил в дородное тело, а у очага, что споро разложили неподалёку, уже раздували мехи подмастерья из цеха кузнецов.

Прошло десять лет. И вот северяне пришли вновь. Ненавистные знамёна с жуткой, многоголовой тварью, вепрями, вздыбленными скакунами,  колышутся над длинной колонной всадников…

[Strannik-Filin]

Чезаре вынырнул из жутковатого ведения. У него перед глазами до сих пор через горящие поля двигались тысячи конных, а в ушах звенели завывания вопящего герцога.

-Ну как вам баллада капитан?- Спокойный тихий голос, и пронзительный взгляд ярких зелёных глаз. Чезаре мотнул головой, прогоняя видение. Казалось глаза юноши блестят подобно торским изумрудам, посверкивая в ночи.

-Странные у вас тут баллады в приграничье…
-Что поделать, они как наша жизнь. Нда, пожалуй наши подопечные уже закончили. Поют душевно по крайней мере. Можно и растаскивать-

Уже трясясь в седле, сопровождая своих побитых но довольных и в меру трезвых подчинённых, Чезаре мучился догадками, что же это было? Видения Люсенской резни были настолько чёткими, будто он наблюдал их сам. Да и с чего они вдруг взялись? Вроде бы и не пил…
Разве что в вина свои мать настоятельница какой травы подмешала…

Впрочем не всё ли равно? Их ждал Люсин!

Спустя шесть дней, почёсываясь и зевая со сна, Чезаре вышел из шатра и довольно щурясь обозревал с холмов раскинувшийся в восьми лигах город.
На башнях развивались пёстрые штандарты цехов. Слышался колокольный звон. В раскрытые ворота вливался поток нарядных горожан. На поле возле стен уже раскинулся лагерь из разноцветных шатров.

Неподалёку уже собралась небольшая группка из наёмников по моложе и слышался скрипучий голос Риккардо Ящерицы:
-Вон видите вставший на дыбы Мулифант? Это кондота Мулифантов, командует Риэльо Муратти. Славнее ребята, мы с ними в деле у Барсовых врат стояли. А вот скрещенные стрелы Лугвинов, эти в ближнем бою туфта, а вот стрелки конные у них знатные. А вот видите золотая башня на синем поле? Это Ладндгругеры Генриха Доннера, северяне, крепкие ребята, давно их не видел…

Чезаре тихо свистнул.

Риккардо, подпрыгнув завертел своим неимоверно длинным носом вычисляя направление, и определившись, скрипуче возмущаясь стал проталкиваться через молодняк.
-А ну пустите дылды! Чё встали! Дайте пройти!-
Молодые улыбались но дорогу давали. Маленький, очень юркий лейтенант пользовался в кондоте определённым уважением.
Как ветеран. И как лейтенант. И как собутыльник. Особенно последнее, ибо куда в щуплого коротышку столько влезало не ведал никто.
А выпив Рикадрдо резко испытывал страсть к прекрасному. Как полу так и музыке.
Но поскольку прекрасный пол внимаем его не баловал, то страдала обычно музыка… Ну и окружающие, вынужденные слушать тоскливые вирши…

-Рикардо, поднимай людей, будем входить… Громко!
Чезаре довольно подкрутил усы.
-Всё понял, будет! Я вот думаю, надо бы только в гривы золотишко не вплетать, а то опять попрут как в Арентине! Ну и потом сам смотри, вот представь, вот пожъеду я весь такой из себя красивый к самому лучшему кабаку, кидаю так небержно конюху поводья…
-Ящерица!
-Да да, уже бегу. Но ты только представь. Да и попоны надо по скромнее, а то пивом заляпают да по пьяни могут…
-РИКАРДО!-
-Да не кричи ты! Бегу уже. Но вот осёл в шестой телеге в обозе…
Чезаре тихо завыл…

Когда Ящерица говорил, он не мог не размахивать руками. Вообще. В принципе. Возможно именно по этому перед боем он был невероятно молчалив. Всё таки в руках оружие, а строй плотный…
Вот и сейчас разливаясь о бедах несчастного обозного осла, Рикардо походил на небольшую мельницу.

Чезре сплюнул и пошёл искать Кабана.



Кондота входила в город без доспехов, только с длинными кавалерийскими двуручниками притороченными с лукам сёдел, и кинжалами, заткнутыми за спину широких расшитых золотом поясов.
Вообще золота на наёмниках было много. С головы до ног. И даже конские сбруи отливали драгоценными камнями. Век наёмника не долог,  даже император, в одном из указов особо поминал что к одежде сего сословия стоит относиться с снисхождением, ибо век людей оных короток, а жизнь столь ужасна что пестрота наряда, есть то малое чем можно утешить сию вольную братию.
На шеях красовались ряды золотых цепей, на пальцах блестели многочисленные перстни.
Кабан Роберто, одноглазый великан,  повыше поднял знамя кондоты: ощерившуюся на синем фоне пятнистую кошку.
Все наёмники лихо крутили усы (у кого они были) и подмигивали красоткам в окнах.
Пёстрая одежда самых немыслимых расцветок с множеством разрезов. Баграноземельские шелка, Паонский бархат, лучшее сукно тонкой Бергерской выделки. Всё это скрывало порубленные и изувеченные многими отметинами войны тела наёмников.
Горожане радостно махали, в воздух взвивались платки, падая под копыта лошадей. Многие из кондотьеров изворачивались в седле и ловили шёлк порхавших лент, посылая воздушные поцелуи.
Паобло Смазливый, нахватал целуй пук и уже лучился маслянистым взором в предвкушении вечера…

Чезаре ехал во главе отряда на белоснежном линарце, важно переступавшем копытами в красных гетрах. В лицо метнулся зелёный шёл ленты и капитан вспомнив молодость, проворно подхватил невесомую ткань и поднял глаза к окну из которого платок вылетел и вдруг…
Голову пронзил седоземельский холод, мир качнулся, плывя перед глазами. Девушка полусидевшая на балюстраде белого мраморного балкона улыбалась что то крича капитану. А Чезаре замер, понимая что тонет в зелени этих изумрудных глаз, и вдруг страх пробежал по спине капитана. Как будто вновь встали перед глазами горящие поля и чёрные фигуры всадников, бесконечной колонной идущих через море огня…

Входя в личные покои графского замка, Чезаре не собирался задерживаться. О чём могут говорить сеньор крупного города, и кондотьер уважаемой но небольшой кондоты?
Граф оказался высоким, сухим стариком с окладистой бородой и немного лукавыми глазами.

[Strannik-Filin]

В углу горел камин, заставляя вещи отбрасывать тени. На полу уютно улеглась гайская борзая. Чезаре поднял бокал из тёмного зелёного стекла, рассматривая огонь через сотни мелких пузырьков, что застыли в  стенках бокала.
Они беседовали третий час. За окнами уже отгорел закат, и через открытые окна пахнуло вечерней прохладой.

-… и в последний момент префект Арентина успел зайти во фланг шестому легиону Борраски с тремя манипулами, ну и всё такое потом, триумф, арка в Паоне, титул префекта префекта провинции-
-Вы ещё забыли добавить капитан, что по всем описаниям это был удивительный красавец, длинные чёрные волосы, мускулистый отсроумец, учёный и всё прочее-
-Да сеньор граф, вы правы- Чезаре несколько изумлённо уставился на графа, он уже краем уха слышал что в Паоне появилось модное развлечение, где мужчины заменяли женщин, но ожидать от старого рубаки восторженных речей о мужской внешности древнего героя…
Граф  откинулся в кресле и покачивая бокалом резко дёрнул головой.
-Да. Героям и пологается быть такими… В книгах. Уж если герой, то непременно длинноволосый красавец, что ни слова то острота, циник, любимец женщин, гениальный полководец. И обязательно на злющем чёрном скакуне, и совершенно не понятый обществом, что придаёт некую трагическую нотку в образ героя…  А потом романтичные девицы млеют-
Чезаре хмыкнул –Ну им положено…-
-К сожалению млеют зачастую не только девицы. И многие даже не задумываются что у тех кто совершал те или иные ПОСТУПКИ могли быть, и чаще всего и были гнилые зубы, сальные волосы, изуродованное совершенно не романтичными шрамами лицо, и на коне они сидели с трудом по причине тяжёлого гемороя… А очень часто при этом они были в добавок к прочему патологическими трусами, придворными лизоблюдами или грабителями с большой дороги. И по воспоминаниям девиц прошедших вереницей через их спальню, в постели не имели привычки снимать сапоги. Но всё это никоим образом не умаляет их заслуг-

Чезаре смутился. Одна из последних баллад «О доблестном рыцаре Риккардо» весьма ему понравилось, и он даже расчувствовавшись от трёх фляг кэналийского, сокрушённо повздыхал перед зеркалом, разглядывая свою изуродованную физиономию, с расплющенным носом, тремя выбитыми зубами и шрамом через всё лицо. А сапоги он в постели частенько действительно не снимал…
Впрочем, какой из него герой баллады?! Так, смех один!

-Но ведь были и исключения!-
-Были… Но они только подтверждали правила!-

Чезаре с удовольствием отхлебнул ароматный шадди из крошечной чашечки.
-Граф шадди у вас, ну просто замечательный, сразу видно морисский, даже странно, вы же с ними на побережье двенадцать лет резались!-
-И что? Знаете привычка резать друг другу, глотки,  спустя время вызывает некоторый взаимный интерес. И как то сближает что ли…
-Хе.. однако…

-Капитан, о вас рассказывают как о весьма читающем и любопытствующем человеке. Скажите, зачем вы воюете?-
Чезаре удивлённо уставился поверх бокала на худого, очень жилистого, седеющего мужчину, которого в спальне ждала красивая молодая жена, но те не менее тратящего время на вечерние беседы с капитаном отряда наёмников и задающего столь странные вопросы.
-Ну полагаю что ради денег-
Граф хмыкнул, отхлёбывая из бокала.
-Возможно я не прав, но судя по тому что я о вас слышал и тому что на вас надето, с деньгами у вас и так всё хорошо. У вас их больше чем вы сможете потратить, ну и уж точно больше чем успеете.-
Чезаре слегка напрягся. -К чему клонит этот странный тип?- Шадди как то сразу потеряло свою прелесть.
-Не волнуйтесь молодой человек. Вино не отравлено. По крайней мере если там и есть яд, то не для вас. А я, смею надеется, ещё не успел настолько надоесть своей супруге- Грустная усмешка мелькнула на лице графа.
Нет, определённо странный человек.
-И всё же, согласитесь, что сейчас вы имеете достаточно золота чтобы построить небольшой уютный дом в пригороде и спокойно жить, не рискуя  ради золота, которое всё равно спустите в ближайшем кабаке-
-Ну… Я всю жизнь так прожил- Чезаре растерянно поскрёб пятернёй в затылке.
-И всё же? Неужели вам не хотелось размеренности, жены, уютного дома, детей?-
Чезаре попытался задуматься.
-Ну это, вообще-то оно конечно хотелось бы… Но я к другим ремёслам не приучен. Что я делать то буду?-
-Ну для примера делать то что делаю я-
Спина капитана вспотела. Похоже, перед ним маячила возможность осесть. Вот только нужна ли она ему?
-Если я вас правильно вас понимаю, то мне надо бы круг собрать, подумать-
-Подумайте. Не буду лукавить. На границе очень не спокойно, и я могу вам предложить то что не дадут никакие деньги-
Чезаре изумлённо уставился на графа.
-В этом мире есть что то, что не могут дать старые, добрые золотые?-
-Есть. Скажите вы не задумывались, что вообще есть деньги?-
-Нууу… золото-
-А ещё?-
-Ну товар, шелка там…-
-Ну а если отвлечённее посмотреть?
Чезаре задумался.
-Сила наверное, сила, власть, уважение.
Граф удивлённо поднял бровь наливая ещё вина. –Что всё разом? Не многовато ли?-
Чезаре довольно откинулся в кресле, и улыбнулся. –Нормально, в самый раз. Золотишко оно всё даёт-
-Хорошо, скажите а откуда у вас золото?
Чезаре в который раз растерялся. Ну как то не прилично вот так в лоб то…
-Не отвечайте, я и так знаю- Граф улыбнулся одними губами. –Скажите, у тех у кого вы его забрали его было много?
-Ну хватало…-
-Больше чем у вас?
-Да уж…
-Но вы же говорили что золото это сила?-
-Ну к золотишку ещё сталь нужна, люди. Но это же всё купить можно!-
-Что ж они не купили?
-Дурни потому что!- Чезаре начал раздражаться. Понимая что в голове, что то не складывается и привычный мир, как то не то чтобы трескается, но начинает выглядеть немного иначе.

-То есть, сила получается в уме?

Чезаре вспомнил своего студиоза, похожего на недоваренного цыпленка. Нет, ума у парня была палата, но назвать его сильным…
-Да нет, не сказал бы…
-Может быть сила это возможность всегда и везде выбирать?-
-Нууу как вам сказать…

Скрипнула дверь и в комнату с лёгким шелестом шёлка платья вошла высокая рыжеволосая девушка.


Мужчины вскочили.
-Позволь представить тебе достойного капитана Чезаре Гатамилата-
Девушка сверкнув зелёными глазами присела в не глубоком реверансе.
-Капитан, позвольте представить вам мою племянницу Миссель Луиза Рамона Кальерда-
-Для вас просто Миссель капитан- Голос у неё был приятный, немного звонкий, как весеннее журчание ручья в горах.

Чезаре деревянно кивнул, чувствуя что ему остро необходимо выпить… Это была ТА САМАЯ девушка с балкона.
Высокая, статная, с длинными волосами небрежно рассыпавшимися по плечам.
Тонкий шёлк тёмного изумрудного платья с медной оторочкой. Глубокий вырез на груди… И запах цветущих вишен… Голова начинала кружиться.

Мужчины вновь уселись, Миссель уютно устроилась у огня на подушках,  и подвинув по ближе блюдо с вишнями. Яркие ягоды исчезали за чётко очерченными губами, за которыми порой мелькали белоснежные зубки…

Граф решил продолжить прерванную беседу.

-То есть получается что для достижение силы надо иметь и ум и золото, и сталь?
-Ну да!- Чезаре несколько воспрял. –Это как в бою, пикенеры, конники, стрелки. Кто не имеет всех, сильно может проиграть. Вот помнится мы как то у Кривой рощи зажали Мраморных воронов…
И Чезаре пустился в описание давнего боя.

Граф с лёгкой улыбкой слушал хвастливый рассказ о подвигах и явно думал о чём то своём. Впрочем разошедшийся кондотьер ничего не замечал. Ведь от камина на него смотрели эти чарующие изумрудные глаза…

-… И когда я ему снёс башку этому ызаргу его конь встал на дыбы!-
-Скажите капитан, вы любите танцевать?-
Чезаре растерянно вынырнул из подробностей лихой кавалерийской атаки и уставился на улыбающуюся девушку. До него понемногу стало доходить, что он слышит через узкое стрельчатое окно звуки мандолин, флейт, бубнов, стук кастаньет.
-Как будет угодно сеньоре!- Капитан вскочил, ощущая что с него слетает десяток лет, протягивая могучую руку… в которую легла тонкая девичья ладошка…

Во дворе уже столпилась челядь, дружинники, наёмники. Появление капитана с Мисселью встретили радостным гулом. В воздух взвилось несколько шутих. Музыканты ударили по струнам и в круг крутанувшись через голову выскочил кучерявый, черноволосый дружинник, хлопнул в ладоши и потянул за руку красивую девушку в синем платье с белым цветком в волосах. Цветные юбки закружились, музыканты убыстрили темп. Подкованные сапоги выбивали искры из мостовой, и в центр круга выскочило ещё несколько пар…

[Strannik-Filin]

Чезаре  сам не понимая что делает со смехом расстегнул пояс швырнул трущемуся рядом пажу, скинул колет, и могучее тело ушло в двойное сальто…
Гулко лязгнули каблуки по камню двора, толпа одобрительно загудела, а капитан едва удержавшись уже положил руку на плечо невесть откуда взявшегося орсинского сержанта, рядом уже возникла Миссель и хоровод закружился по замковому двору втягивая ещё людей… Перед глазами плыло. Ручейки людей распались, в руках у него у же выгибалась Миссель, вскинув руки с звонкими кастаньетами.
Музыканты как будто сошли с ума не щадя пальцев. И танцоры не щадили каблуков и ног…
Чезаре вскинул партнёршу и вдруг ему почудилось что у девичьей фигурки выросли крылья и он уже взмыл к сияющим в тёмном юном небе звёздам, вместе с искрами костром… А на губах уже застыл вкус поцелуя и нос дразнил пьянящий аромат цветущих вишен…

Как они оказались на стене замка Чезаре решительно не мог вспомнить.  Он подобно романтичному оруженосцу сидел на краю стены, свесив ноги между зубцами а на коленях… мндаааа… На коленях у него не слишком заботясь о полураспущенном корсаже сидела племянница графа Люсина… И женщина ради которой Чезаре первый раз в жизни был готов совершить не самый не обдуманный поступок…

В шатёр капитан вернулся только под утром. На пороге спал паж, положив под голову его колет и прижимая к груди кинжал капитана.
Настроение было настолько благодушное, что Чезаре даже не пнул мальчишку, а переступив с вздохом рухнул на подушки походного ложа…

Утром при виде капитана ухмылялась вся кондота …

Турнир начинался в полдень и Чезаре не спешил. От гатамилат на турнире собирались выступать он сам в бою на двуручниках, Кабан Роберто в конном поединке, и Валентин Дага в  соревновании арбалетчиков.

Поддерживать своих естественно заявилась вся кондота.

Луг у стен города с самого утра заполнила толпа и многочисленные торговцы…

-Купите зубы святого Маврикия!
-Кому пирожки, пирожки горячие
-Не пожалеете, самый надёжный любовный приворот!
-Подходи, подходи, кинжалы замечательные!
-От несчастной любви от сглазу…
-Ой рыцарь купи щепку от гроба эсперадора Адриана, не средства вернее для победы
чем…
-Средство для желудка, пронесёт так что залюбуешься!

В толпе шныряли карманники, срезая кошельки у зазевавшихся торговцев, мальчишки, бродячие собаки. Клянчили милостыню нищие.
Сотни украшенных лентами палаток. Возы окрестных крестьян, что торговали привезённым добром. Квохтали куры, визжали свиньи, мычали коровы. Угрюмый бык производитель красным глазом, не одобрительно буравил проезжающих конников…

Поле ристалища огородили заранее. Графские стражники с шипастыми алебардами выстроились вдоль края вытоптанной земли, отгоняя зевак.

А возле шатров уже копошились десятки людей. Спешно подгоняли доспехи, чинили сбрую коней. Кто то наспех и перековывал. Ровняли латы. Чистили клинки.

-Ремень подтяни, болтается!
-Да куда ты стучишь дурень, вот здесь выгибай, видишь вмятины!
-Кто так оселком водит дубина!

Неподалёку слышались щелчки арбалетов. Стрелки разминались перед соревнованиями, стреляя в качающиеся на лёгком метру мишени.

Гатамилаты подъехали к взмыленному герольду, преющему в роскошном, но малость штопаном кот де арме.

-Ну что, записывай
-Герольд важно вытащил заткнутое за ухо облезлое гусиное перо и что то чиркнул на длинном свитке, что пристроил на крупе оторопевшей от такой наглости ездовой кобылы Чезаре.

На небольшом помосте под навесом, уже установили скамьи для особо почётных гостей.
Взвыли трубы, и на помост в сопровождении молодой жены и городских старшин, вышел граф.
Толпа радостно загомонила. Могучие рудуарцы у шатров радостно забили копытами, предвкушая схватку.

Первыми сходились конники.  В отличии от талигойских рыцарей, в империи было не принято затуплять турирное оружие. Считалось что это не достойно воина. (Да и мало кто из бережливых наёмников имел возможность таскать по два комплекта вооружения).
Большинство из тех кто носил меч, по мнению талигойцев были подлого сословия, и потому на свои турниры гайифских конников гордые северяне не допускали. Впрочем имперцы платили взаимностью, язвя над чрезмерной заботой о собственной шкуре родовитых соседей.

Трубы взвыли ещё раз, герольды что то прокричали и под крики толпы, могучие кони ударив копытами рванули с места. Раздался лязг доспехов, треск дерева. Конь одного из соперников встал на дыбы, молот копытами, норовя попасть по противнику.
Тот в ответ извернулся и огрел обломком копья норовистое животное по голове. Однако потерял равновесие и откинулся на круп своего коня. Чем не замедлил воспользоваться его противник, бросив копьё он выхватил короткую булаву и нанёс несколько ударов по шлему оппоненту.
Герольд махнул рукой и трубы возвестили конец поединка.

Еще тридцать раз ревели трубы. Конники сходились. Кого то уже унесли на руках бес сознания. Троих в замковую капеллу: отпевать. Как говориться бывает…

Кабан Роберто, уверенно держался в седле, дважды свалив своих противников. Зрители уже встречали его молчаливую, громадную фигуру радостными воплями.
Наконец возвестили финальную сшибку. Победитель получал малый кубок турнира из рук самой графини.







Роберто снял  топехельм дриксенской работы с кабаньей головой в навершии и раскрыв рот промычал. Ему быстро приволокли воды.
Кабан, напился и осмотрев шлем, висящий на цепях возле груди, решительно надел его на голову.
Оруженосец подал копьё и Роберто лёгким шагом выехал на ристалище.
Напротив него под стягом кондоты Мулифантов застыл на сером рудурце его противник. Сильно уступая размерами, он явно нервничал. Хотя не уступать размерами Роберто было очень тяжело. В кабацких гулянках Кабан частенько усаживал на плечи двух девок по красивей, и мог отплясывать джигу часами. Под стать ему был и конь. Вороной в яблоках громадный рудуарец Кулин.
Взвыли трубы и приученные кони резко взяли с места. За секунду до сшибки противник Кабана пригнулся и пропустив наконечник его копья над головой сильно ударил соперника по шлему.
Кабан пошатнулся. Копьё выпало из его рук и только благодаря верному Кулину, Кабан не получил удар в спину. Умный конь почуяв неладное, вывез хозяина на безопасное расстояние.
Кабан нелепо замахал руками и Гатамилаты разочарованно  завопили. У Кабана явно развернуло шлем и воин ослеп, ничего не видя.
Между тем противник, развернул коня и устремился с копьём на перевес явно собираясь добить противника и получить вожделенную награду.

Кабан ревя, сорвал шлем с головы и выхватив боевой молот на длинной рукояти развернул коня…
Они сошлись в центре поля. Мулифант явно целился в открытое лицо противника, вызвав тучу гневных криков из толпы.
Кабан, буквально чудом уклонившись от чиркнувшего по волосам наконечника, нанёс удар молотом по шлему противника.

[Strannik-Filin]

Мулифант получив неожиданный удар пошатнулся и потеряв сознание обвис в седле. Его конь не чувствуя шпор хозяина проскакал до конца поля где и был пойман оруженосцем.

Трубы взвыли и герольд охрипло голося, возвестил что малый кубок турнира получает Роберто из Гатамилат.

Тяжело дыша, и размазывая по чумазому от ржавчины лицу пот,  Кабан поднялся на трибуну, где ему на всклокоченные от подшлемника и мокрые от пота волосы, под восторженный рёв толпы возложили медную корону и вручили кубок.
Кабан не ловко кивнул, что то промычав и покинул помост.

А на ристалище уже выстраивались две шеренги мечников.

В пешем поединке правил было ещё меньше чем в конном. Равные по числу шеренги бойцов в тяжёлых доспехах с двуручными мечами сходились в бою, пока на ногах не оставался один.

Чезаре уже занял место в строю, разумно держась ближе к краю. Многие великолепные бойцы, выбывали из пеших схваток только потому, что спотыкались в толкучке. А уж сколько ранений было получено во время давки, когда упавшие без сознания бойцы попросту давили своих незадачливых коллег.

Старый добрый двуручник кэналийской ковки, с немного изогнутым на сабельный манер лезвием был тщательно осмотрен и вычищен.
Герольд махнул рукой что то хрипя сорванной глоткой и шеренги гремя железом сошлись.
Плотно бойцы старались не держаться. Двуручник оружие требующее места. В реальном бою рубились им  из седла, съезжаясь с противником и пытаясь прорубить тяжёлые доспехи. Ну или оглушить тяжёлым клинком.
В пешей же схватке, с размахом было туговато. Так что работать приходилось в основном  разгоняя клинок в вертикальной плоскости.
Двуручник оружие которое нельзя останавливать, при хорошей инерции оно почти ничего не весит, но стоит только остановить «мельницу» ударов, как тяжёлый клинок повиснет на руках тяжким грузом.

По мере выбывания бойцов, места становилось больше. Уже появилось пространство для манёвра.

Чезаре уже успел свалить восьмерых противников и чувствовал некоторую усталость.
Нет руки работали исправно. Но дыхалка уже начинала подводить. Сердце кузнечным молотом колотилось в груди, намекая хозяину что оно уже не то, что в былые годы.
Чезаре досадливо крякнул и красивым ударом с нижней терции пробил противника, уведшего свой клинок слишком высоко.

Количество противников стремительно таяло. Воспетого поэтами звона клинков почти не было. Во первых клинок штука дорогая, линий раз портить его подставляя под удар, когда можно просто переносом веса тела разорвать дистанцию глупо. Во вторых  довольно хрупкая. Это не морисские сабли, которыми по слухам можно подпоясаться, выгибая клинок как на душу ляжет. Тяжёлые мечи вещи ломкие. И отбив удар можно вполне увидеть вместо клинка жалкий обломок. А ноздри втянут аромат горелого железа.

Противники крутили мельницы, выискивая удачный моменты чтобы резко сократить дистанцию и нанести один, но решающий удар.
Именно от подобного удара и упал предпоследний противник Чезаре. Очень сильный, но видимо не опытный мечник из кондоты Доннера поспешил атаковать, поверив в обманно открытую голову… и рухнул с перебитым коленом.
Чезаре уже порядком мутило. Жаркое солнце. Льющий уже градом пот. Горящие лёгкие.  Сердце уже явно хотело пробить рёбра. Свет несколько потемнел, в глазах стояла красная пелена. Не мальчик… он уже… не мальчик…. Третий десяток скоро… Нет граф.. кажется… был не… дурак…. Уф… святая Моника….

Где то на краю сознания взвыла труба и Чезаре расслабленно рухнул на землю.

Двум оставшимся поединщикам предстоял не долгий отдых. Зрители не хотели портить впечатление от схватки лучших мастеров, только потому, что они уже едва передвигают ноги от бессилия.

Чезаре сидел привалившись к деревянной колоде, на лицо ему дул паж из небольших кузнечных мехов. Гнус утирал лицо влажно тряпкой.
Чезаре поднял руку и тут же в неё вложили кожаную флягу. Чезаре прополоскал рот и глотнул вино, разбавленное водой ощущая как жизнь потихоньку возвращается в измученное тело.

Наёмники столпились вокруг капитана, радостно гомоня. Если повёзёт то Гатамилаты получат и второй малый кубок. А это уже не малые шансы на большой. Стрелком Дага был не плохим.
Вдруг за плечами вояка послышался звонкий голосок, началась суета и обалдевший Чезаре увидел склонившуюся над ним Миссель.
Белоснежная ладонь провела пол лицу платком, собирая пот. Чувствуя что краснеет капитан растерялся окончательно. Да что с ним такое твориться? За свою жизнь он не пропускал ни одной юбки, а ведёт себя как мальчишка впервые увидевший девок голышом купающихся в реке…

Между тем Мессиль что то коротко сказала пажу и улыбнувшись исчезла в толпе.

-Ну что старый хрен. Вставай, пора улыбку отрабатывать!- Ящерица довольно лыбился во всю физиономию. Да впрочем чего уж там Ящерица. Гнилозубым оскалом сияли все…

Чезаре что то буркнул и с кряхтением поднялся опираясь на руки пажа.

Противник ему выпал не слабый. Из Мулифантов. Сильный скажем так противник.
В воронёных доспехах Паонской работы, ростом примерно такой же. И клинок у него был не хуже. Тоже кэналийский, немного изогнутый, утяжелённый на конце, на манер фальшиона.
Чезаре шагнул на встречу первым, под звук трубы.
Сердце радостно забилось: хорошая примета. В узкую щель забрала он углядел Миссель внимательно следящую за ним с помоста.
На душе вдруг стало радостно и легко и первый удар Чезаре нанёс как будто и не было изнурительного общего боя…

Клинок Мулифанта сверкал подобно молнии, блестящими кругами заставляя отступать всё дальше и дальше.
Проклятый южанин (кондота Мулифантов набиралась из жителей побережья) вёл рисунок боя безукоризненно, ни одной ошибки.
А вот Чезаре уже пропусти  очень сильные удары в шлем и плечо. Причём из за последнего едва не выронил меч. Рука почти онемела. Теперь приходилось пятится, кружа вокруг противника. Начала вновь наваливаться усталость…
Последней каплей оказалась проклятая выбоина в земле. Нога подвернулась и с зубовным скрежетом и лязгом доспехов, Чезаре рухнул на землю, подняв тучу пыли…

Гатамилаты сидели вокруг костра. Не громко звянькала лютня. По кругу пошла очередная бутыль вина.
К костру потирая задницу подсел Валентин Дага.
-Ну что, всё буянит?
Валентин раздражённо махнул рукой. Стоящий сзади Ящерица только хмыкнул.
-Буянеит. В расстройствах они. Вон Вальке под задницу гневливым сапогом и прилетело. А студиоз наш по роже получив так вообще монатки собрал да в город убёг-
Наёмники заржали. Капитана понимали. Проиграть на глазах новой пассии, да ещё с таким треском.
Солью на рану было ещё и то что Дага турнир стрелков выиграл, и не проиграй Чезаре, кондота получила бы большой кубок турнира. В общем капитан удалился горевать в шатёр, предварительно обругав всех до кого дотянулся. По язвительному замечанию Ящерицы - Мог бы перекусал, но зубы скрежетом заняты -

[Strannik-Filin]

Кабан грустно хмыкнул, глотнув из бутыли, что то выводя носком сапога на песке.

В воздухе кружили быстрые ласточки. Солнце закатывалась за виднеющиеся  вдалеке вершины Аретинских гор.



Утром к шатру Чезаре подошёл не высокий человек в ярком коттарди и попросил позвать капитана. Хмурый с перепою Чезаре, велел звать гостя в шатёр. О чём говорили незнакомец с кондотьером осталось тайной, но вскоре Чезаре фыркал под ледяной водой, что лил на него из ведра конюх, а паж носился между палатками, собирая десятников.

Вскоре несколько обескураженные наёмники покинули шатёр кондотьера и разбежались выполнять указания. Кондота получила приказ выступать.

Наёмники собирались с ворчанием. – Только пришли, а уже уходим.
- Ну вот, а говорили капитану осесть предложили. Не будет спокойной житухи.
-Не ворчи, деньжат больше будет!
-Нужны они, деньжата эти у Создателя то!
-Ага у Создателя, да по тебе закат горючими слезами плачет с Леворуким и кошками его в придачу!
-Опять прёмся закатные твари куда, нет посидеть бы…

О предложении графа Люсина знали уже многие, и отказ от подобного предложения людей сильно удивил и разозлил. Но привычка товарищества удерживала вместе. Да и не жаловали в среде наёмников «бегунцов», что метались между отрядами.

Полдень застал кондоту уже в походном порядке, колонной по двое медленно движущейся среди желтеющих полей по пыльной дороге.
Скрипели телеги обоза. Топали кони. Поводили ушами идущие в обозе боевые жеребцы.
К вечеру, возле развалин старой каплицы кондота остановилась на отдых, а Чезаре углядев скачущего на встречу всадника, вышел с десятникамина дорогу.
Подъехавший воин, ловко спешился и поглаживая бородку подошёл к наёмникам.
-Приветствую вас уважаемый капитан Чезаре, и ваших людей…

Утром сорок шесть человек разорвали с Чезаре контракт. Кабан Роберто молча швырнул обрывки пергамента в лицо и ушёл. Ящерица не одобрительно сидел в углу, поигрывая кинжалом. Валентин Дага, доложил что из стрелков не ушёл никто, но многие не довольны.

На душе у Чезаре скребли кошки. Посланец герцога Эпине был очень убедителен. По его словам талигойцы уже заключили контракты с восемью кондотами. В подтверждение этого он показал залоговые перстни. Такие персти капитаны кондот передавали нанимателю, и до окончания контракта носитель такого перстня мог приказывать любому наёмнику как командир.
Среди перстней были  перстени Мулифантов, и Гурдиньеров. Кондот уважаемых. Но что то неведомое скребло душу капитана.
Хотя казалось бы с чего? Контракт выгодный. Очень. Да и долю от добычи обещали не малую. А что до того что со своими воевать, так в первый раз что ли? Можно подумать до этого про приказу одного графа, он дружинников другого не лупил?

Через пять дней кондота снялась с места и двинулась к границе с Великой Талигоей.

Талигойский лагерь раскинулся на северных склонах Амбруаза. Ровные ряды шатров, сотни знамён с гербами, подходы патрулировали конные разъезды. Маршал Талигойцев герцог Арно Эпине, принял Чезаре лично. В шатре прославленного военоначальника уже собрались большинство командиров. Тут были и Эмиль Савиньяк, и Роббер Саво, и Никола Агиррэ. Чезаре вежливо приветствовал полководцев, облегчённо выдыхая. Северян не было. Значит это обычный приграничный поход, какой талигойцы часто устраивали, беспокоя границы империи.

Герцог Арно кивнул приветствуя Чезаре и вновь склонился над расстеленной на столе картой. Здесь же стояло большинство кондотьеров что наняли талигойцы. Действительно, пожалуй самые сильные кондоты юга собрались в этом лагере.

Чезаре уже склонился над картой когда взвыли боевые рога, и талигойцы радостно за улыбались. Чезаре недоумённо поднял голову и его сердце тревожно забилось.

В лагере слышался гомон, стук копыт. Входил явно крупный отряд кавалерии.
За палаткой послышались голоса и резко откинув полог в шатёр быстрым уверенным шагом вошёл  Алан Окдел, герцог Надора с многочисленной свитой.

Рож горела. Языки пламени подирали тучные колосья, поднимая к небу чёрные столбы дыма. Войско шло  закрыв лица смоченными водой повязками.
Когда граф Карлион приказал поджечь поля, его пытались урезонить, но северянам застилала разум жажда мести. Отец графа был убит во время Люсинской резни, его фамильный клинок вдова, с большим трудом выкупила через купцов.
С тех пор наследник графа возмужал и пришёл взять кровавый долг.

Тогда вечером они с Чезаре и бароном Аррижем крепко напились вместе. Высокородный граф казалось забыл о разнице между ним и простым капитаном наёмников.
Карлиону было только восемнадцать, но он уже успел повоевать на севере с Варитами и привёл не плохо вооружённый отряд из восьмидесяти копий.

И теперь трясясь в седле Чезаре гнал от себя прочь, всплывающий в памяти пустой взгляд и ровный бесстрастный голос.

-Когда отец погиб, мать умерла. Нет она не бросилась с башни. Она просто умерла, хотя продолжила есть, ходить, спать. Приказывать слугам. Только приказала выбросить пяльца на которых так любила вышивать. Сестра как то спросила почему. Знаешь что она ответила? Что перестала видеть цвета этого мира… А когда я ушёл воевать на север, она благословила меня и спустилась со стены…
Слуги потом рассказывали что она ушла в склеп, легла рядом со статуей отца и просто закрыла глаза. Утром её нашли мёртвой.  Знаешь южанин, я до сих пор помню её белые, в морщинках руки. Когда она гладила меня по щеке провожая в мой первый поход. Эти пальцы были холодными. Как мрамор. И я помню её глаза. Они были каменными. И за эти глаза я отомщу. За них и за плачь что стоял над Карлионом когда вернулся единственный выживший-
Подобные речи Чезаре доводилось слышать и раньше. Но вот не таким вот спокойным, почти равнодушным голосом. И только тонкие пальцы юноши что смяли толстые серебряный кубок как оловянный и взгляд серых глаз, давали понять чего стоит так рано повзрослевшему графу это спокойствие.

Северяне шли молча. Без песен, без музыки. Повязав на копья чёрные прапоры и методично выжигая деревни с полями на своём пути.

Входя в деревню, жителей загоняли в дома. А потом на соломенные крыши летели факелы. Люди выпрыгивали из окон в горящей одежде, катались по земле пытаясь сбить пламя, но падали под ударами мечей, копий. Видавшие виды наёмники из кондоты Румаров попытались спрятать у себя в лагере маленькую девочку лет шести.
Люди графа Рокслея  ночью вломились в лагерь и переворачивая шатры устроили поиски. Утром хмурые наёмники нашли детский трупик приколотый копьём к земле рядом со знаменем кондоты. Возле лежало шестеро изрубленных наёмников из тех что решили вступиться.
Кондотьер Румаров заявился к герцогу Арно круша всё на своём пути. О чём говорили старые знакомцы осталось тайной, но кондота осталась в войске.

Когда вдалеке замаячили башни Семидского замка, наёмники выдохнули спокойней. За последние два дня и северяне казалось немного успокоились, пресытившись кровью, да и впереди предстояла старая добрая драка.

Замок взяли за два дня.  Неизвестный сапожник за некую сумму золотых согласился скинуть верёвку со стен в условленном месте.
Когда гатамилаты взобрались на стену, башмачник первым получил в горло две пяди доброй стали. Предателей никто не любит.
Зазевавшиеся Гайифцы сделать ничего не смогли. Ревя пещерными гризли, гатамилаты ворвались в надвратную башню и подняли решётку, а внизу у ворот уже рубились дружинники Агирре, отгоняя от ворот проспавших всё на свете семидских стражников.
А потом в ворота влетела сметая всё на своём пути латная конница.
Бои на улицах продолжались всю ночь. Герцог Эпине умело руководил войсками. Кондоты в спешенном порядке методично вышибали не ждущих пощады горожан из домов, переходя из дома в дом по крышам, просто прорубая черепицу и врываясь внутрь. А потом тяжёлая конница сметала спешно выстроенные уличные баррикады.
К утру знамёна со Зверем взвились на донжоне замка…

После штурма наёмники получили свою долю. Гатамилатам досталась изрядная часть казны барона Семида, по праву первыми взошедших на стену.
В лагере во всю гуляли. Вино из замковых подвалов лилось рекой. Говорят несколько стрелков Берхайма, даже захлебнулось. Наёмники во всю валяли девок из окрестных сёл, согнанных в лагерь для известных целей.
Уже шастали вездесущие купцы, что всегда увязываются за войском. Любой наёмник предпочитает превратить захваченное барахло в звонкую монету, а не тащить за собой телеги с добром.

Талигойцы простояли у дымящихся руин замка пять дней. Пять дней, а затем под пение рогов и труб, снялись и двинулись к Люсину.
Утром следующего дня дорогу им преградило войско под знамёнами с павлином…


Чезаре сидел в шатре и лениво перебирал глазами философский трактат  некоего Павлотти из Ланчии. Павлотти писал что то заумное и возвышенное, и смысл прочитанного ускользал из головы кондотьера.
Дела шли весьма не плохо. Доля добычи кондоты и его лично оказалась весьма велика, а когда герцог Эпине расплатится по контракту, можно уж точно будет подумать и о спокойной жизни. Герцог весьма прозрачно намекнул что храбрым воинам будут весьма рады и в Кабителе, и Чезаре пришёл к философскому выводу что в Кабителе он ещё не был, а почему бы собственно и нет?
В завтрашней победе он не сомневался. Толи граф Люсинский потерял нюх. Толи со своими заумными беседами о смысле войны совсем разучился воевать, но под зелёными флагами с золотым павлином собралось от силы две тысячи всадников и тысяч шесть стрелков. Причём качество этих всадников оставляло желать лучшего. На большинстве были ещё дедовские кольчуги. Только несколько баронских да собственно графская дружина были вооружены более менее сносно.
Кондоты недавно стоявшиие у города к войску не присоединились, либо уйдя к талигойцам, либо получив от них отступные отступив в соседние графства.
На что рассчитывал граф выходя с таким войском против четырёх тысяч талигойских рыцарей и лучших кондот наёмников было загадкой.
Впрочем судя по донесениям разведки вслед за войском графа следовало городское ополчение, но его в расчёт никто не принимал. Что может простой пехотинец в поле, против закованного в сталь, сидящего на тяжёлом боевом коне рыцаря?
А повторять ошибку с городскими боями в это раз никто не собирался. Почему и в этот раз войско Люсина не встретила врага на городских стенах, предпочтя выйти в поле, было загадкой. Или как посчитало большинство ветеранов гатамилат дурью.
Талигойцы правда что то одобрительно говорили про рыцарский дух и прочую дребедень, но от них только отмахивались, кивая из вежливости.

[Strannik-Filin]

А Чезаре уже прикидывал чем они смогут поживиться в Люсине. Живиться было чем, город богатый. А эта зеленоглазая гордячка ещё пожалеет… Когда её приволокут к нему на верёвке он отдаст её на потеху всем желающим а потом в колодках продаст за медяк работорговцам. Пусть пожалеет…

Память досадливо резануло холодным взглядом и пренебрежительным изгибом губ.
Видите ли она любит свою землю и не желает иметь ничего общего с теми кто готов привести врагов «родины» за пару медяков на свою землю.
Спесивая потаскуха. Выросла за папой мамой, с серебра ела. «Родная земля»!
Чезаре презрительно скривился. И потянулся за кувшином с вином.
Подобные бредни только для тех кто родился в достатке да от безделья мается хороши.
Его родина это его меч и его конь. Сдохнет Чезаре и только собаки порадуются да ызарги. А чтоб не доставить им такой радости, а помереть в тишине и уюте, надо быть немного пошустрее. Как там это граф говорил? Сила, разум, золото? Вот он и проявил разум. А то бы стоял сейчас там. Под павлиньими знамёнами да к смерти готовился.
А ведь мог. Чуть было не поддался тогда утром на смотровой башенке замка, где последний раз видел Миссель. Тогда её изумрудные глаза блестели вовсе не ласково. Что то смутно напоминая кондотьеру. Казалось ещё чуть, чуть и он бы поддался, рухнул бы на колени, согласился остаться, готовый на всё.
Неееет правильно клирики говорят, всё зло от баб.
Чезаре довольно утёр пышные усы и почёсываясь вышел из шатра.
Талигойское войско расположилось на холме, с высока обозревая окрестности.
Гайифцы же встали в топкой низине, и наверняка мучались от комарья. Здесь же на ветерке проклятущих гадов было не много.
Нет, определённо. Он поступил правильно приняв столь щедрое предложение герцога.  Стоило прислушаться и к другому. Чем Кабитэла хуже Паоны? А там он себе и жену на старость найдёт. Не худощавую романтичную дуру, а дородную купеческую вдовушку, с крепким задом да справным хозяйством. Чем не жизнь?
А зеленоглазая потаскуха пусть шадов ублажает, там ей самое место!

Огни костров гайифского лагеря горели в ночи подобно желтоватым звёздам, в далеке возвышались высокие башни Люсина. Кружились ласточки. И вдруг Чезаре захотелось усесться подобно цепному волкодаву и тоскливо завыть задрав голову к ярким звёздам…

Войско строилось. Не спешно, дабы не утомить прежде времени тяжёлых коней с мохнатыми копытами. Развивались яркие знамёна. Мерно топали арбалетчки выходя на позиции, волоча на спинах тяжёлые павезы.
Рыцарские отряды выстраивались за знамёнами сюзеренов. Отряды герцога Эпине встали в центре. На правом фланге встали вассалы Окделла. На левом фланге выстраивались кондоты наёмников.
Гатамилаты встали позади всех. На самой вершине холма. Перед ними простиралась узкая низина, зажатая между двух холмов по которой между виноградников на холмах извивалась дорога на Люсин.
Дорогу перегораживало гайифское войско. Конные отряды стояли в центре, а городское ополченье со стрелками выстроились на склонах, почти у самых виноградников в которых очевидно и ночевало.

План герцога Арно был прост.  Конница  Эпине опрокидывает павлиньих жандармов и гонит по дороге к городу, в это время Окдел рубит ополчение и стрелков на склонах.
А наёмники по широкой дуге обходят через виноградники и ударяют по бегущим гайифцам отрезая их от города.
Кндоты ждали только сигнала к выступлению. Проломиться через виноградники конечно было делом неприятным, но зато не затратным. Как бы слабы не были дружинники графа, но воевать они умеют, а вот удар по бегущим, это самое то. Да под арбалетные болты лезть не хотелось.

Взвыли боевые рога и конница Эпине треугольником, медленно набирая разбег двинулась на Гайифцев. За ними отставая на два десятка конных корпусов следовали дружины Окделла.
В порядках Гайифцев запели трубы. И две линии всадников в зелёном устремились на встречу Талигойцам.
Наёмники двинулись. С утра в виноградниках, стрелки прорубали проходы, но закончить на успели, так что приходилось надеется что кони не переломают копыт, проламываясь через длинные плетёные стены, брызжущие тёмным соком спелых плодов.
Строй кондот распался, каждый прорывался как умел, управляя конём. Виноградник заполнил треск, недовольное фырканье лошадей, короткие бранные выкрики.
Чезаре ехал чуть позади всей кондоты. Верный Углод широкой грудью проламывал лозы. Во все стороны летел виноградный сок, застывая на попоне, седле, доспехах, и уже казалось что конь и всадник целиком в крови…

Шальной виноградный ус хлестнул по лицу. Чезаре с досадой смахнул сорванную ветвь и подумал не одеть ли шлем. И тут его хлестнуло ещё раз, и ещё, и ещё! Правую ногу оплела ветвь стягивая с седла и вдруг могучей жеребец встал дыбы тонко визжа как поросёнок, казалось виноградник ожил. Длинные плети беспощадно хлестали коднотьера с конём и обезумевшее от боли животное начало бесноваться то подбрасывая зад, то пытаясь встать на дыбы. Чезаре попытался обуздать коня но тут по лицу хлестанул особенно болезненный удар, прямо по глазам, а за ногу дёрнула проклятая лоза, Углод наподдал задом и Чезаре с лязгом вылетел из седла рухнув на рыхлую землю.
В грудь ударило тяжёлое копыто, сознание помутилось и свет в глазах капитана погас.


Очнулся он среди виноградника. Рядом звеня уздой, и пожёвывая удила стоял Углод. На груди кирасы красовалась знатная вмятина, а рядом стояла…
Чезаре понял что получил солнечный удар и бредит. Перед ним сверкая изумрудными глазами стояла Миссель, тонкое шёлковое платье облегала тонкую фигурку а рыжие волосы распущенные а не собранные в косу как при их последней встрече рассыпались по плечам…
-Ну что рыцарь по танцуем?
Тонкие манящие губы, белые губы. И запах. Запах цветущей вишни что так пьянит голову. Чезаре почувствовал что задыхается.
-Иди ко мне рыцарь! Потанцуем. А потом позови людей. Пусть принесут колодку.
Тонкие губы исказила презрительная гримаса.
-Продашь меня шадам? А потом и всех остальных? Давай, веди своих драных кошек на город. Ведь там же много золота!-
Из ярких глаз катились слёзы застывая на земле торскими изумрудами.
Чезаре понял что сходит с ума. В голове стучал кузнечный молот, запах вишен душил. Красивые губы манили, изумрудный взгляд чаровал и завораживал. Чезаре понял что ноги его не слушаются и сделал первый шаг, затем второй…

Очнулся он среди виноградника. Рядом звеня уздой, и пожёвывая удила стоял Углод. На груди кирасы красовалась знатная вмятина, а рядом… Никого не было.

-Здорово же меня!- мелькнула мысль и вдруг рука нащупала что то твёрдое и похолодевший Чезаре поднёс к глазам крупный, идеально круглый, чистый как слеза торский изумруд…


Талигойцы откатились во второй раз.
Староста цеха мясников сплюнул кровавую юшку и утёр пот под снятым шлемом. Дышать было нечем. Душная жара, залепленные кровью и соком винограда доспехи. Рядом с хрипом на землю осел Румата, второй племянник сестры, совсем мальчишка, а держался молодцом.
Линия городских ополченцев под натиском конницы отступила в виноградники на сотню шагов. Отступила. Скрипнула зубами и изогнувшись упёрлась.
Жуткие алебарды с множеством шипов и заточенными крюками били насмерть, глубоко входя в тело, пробивая доспехи, рубя коням ноги.
Первый удар был страшен. Три ряда пехотинцев полегли, успев нанести всего один удар. Всего один!  Но и рыцарям этот удар обошёлся не дёшево. Многие сами насадились на длинные шипы алебард, не успев осадить взявших разбег коней. Кого то вырвали из сёдел и швырнули под копыта собственным же обезумевшим от боли лошадям.
Рыцари побросав копья вломились в виноградник, рубя длинными мечами. Кровь людей смешивалась с кровью земли и  лилась обильным дождём, превращаю почву под ногами в месиво. Но пехота стояла. Линия изгибалась, на место упавших вставали новые. Щёлкали арбалетные замки. Задние ряды сажали стрелков себе на плечи и арбалетные болты с жужжанием входили в живую плоть, пробивая доспехи.

На другом склоне рубка ещё шла, но было видно что Талигойцам ничего не обломилось и там.
Раненные стонали. Кто то из рыцарей, лишившись коня, уже хромал к своему лагерю, пробираясь через завалы трупов.

Жандармы графа полегли все. До конца сдерживая натиск конницы Эпине. Последние выжившие сбились вокруг знамени с золотым павлином и оборонялись за завалом из конских трупов. Талигойцы предложили оставшимся в живых уйти. Но в ответ прозвучала хриплая брань. Руивьра Гуратти оруженосец графа, с пробитыми лёгкими, харкая кровью порекомендовал северным ублюдкам засунуть себе их благородство так далеко как смогут.
Знаменосец пал последним. Знамя из мёртвой руки так и не смогли вырвать, пришлось отрубить кисть.
Ни о какой помощи дружинникам Окделла не могло быть и речи. Почти все были ранены. Большинство коней едва держалось на ногах, брызгая кровавой пеной.

А Окдел уже второй раз откатывался с проклятых склонов усеянных трупами.

[Strannik-Filin]

Риккардо Римутти, старшина цеха кузнецов хмуро шёл вдоль строя своих людей. На ногах стояло только половина. Многие с трудом. Но на чумазых лицах сияли улыбки. Уставшие, измученные, израненные. В окровавленном тряпье простые горожане лучились гордостью.
Кое где даже слышался смех. Кто то с хохотом показывал на обделавшегося с перепугу товарища.
Кузнецы выравнивали линию. Справа высоко подняв цеховое знамя под барабанный бой уже выстраивались ткачи сменившие почти вырубленных дубильщиков, слева перекликался цех бочкарей.
Вдоль строя носились совсем молодые девчонки и мальчишки,  спешно поя из глиняных кувшинов ополченцев и перевязывая раненных.

Барон Агирре сжал поводья, глядя на то что осталось от блестящего войска.

Герцог Арно без сознания лежал в шатре. В седле осталась от силы треть рыцарей. У Окделла дела не лучше.
Северяне горя жаждой мести вломились в строй ополченцев пологая что шутя опрокинут городскую чернь.. и нарвались. Горожане стояли насмерть. При второй атаке, под копыта коням покатились брёвна, калеча несчастных животных. Каких сюрпризов ждать в третий раз? Это было очень не похоже на своих Талигойских горожан. Там купцы и ремесленники с полным равнодушием относились к смене сюзерена. Исправно платя налоги тем кто занимал ратушу. Может потому эти земли и вышли из королевства? Ну их в закат…
Но закат закатом, а наказать зарвавшихся мужланов надо.
Карлион подъехал с перевязанной рукой.
-Барон, ваши люди пойдут за нами. Смерды не устоят, они на последнем издыхании, ещё один удар и победа наша. Герцог уже послал за наёмниками, чтобы они ударили в тыл этой сволочи-

Агирре кивнул. Всё правильно. Удара в спину ополченцы не ждут. И словно в подтверждение его слов за холмами запели трубы кондот.

Тысяча, закованных в сталь всадников, устремилась в спину выстроившимся линиям ополченцев.
Зелёные знамёна с гербами цехов качнулись и над холмами разнёсся протяжный гул переходящий в крик…

Наёмники вломились в виноградники подобно кабанам круша всё на своём пути. В отличии от рыцарей, кондотьеры предпочитали драться не одноручными кавалерийскими мечами, которые использовали Талигойцы вместе с треугольными гербовыми щитами.
В руках наёмников были длинные, почти ростовые, тяжёлые кавалерийские двуручники, которым опытные ветераны легко на полном скаку рубили кочаны капусты… или головы.

Первыми в ряды ополченцев врубилась кондота Мулифантов. Ополченцы увидев опасность со спины не растерялись и наёмников встретил лес алебард. Но силы были не равны. Свежая конница в тяжёлых латных доспехах мерно прорубалась через алебардеров, сея смерть и панику.
Взревели рога Талигойцев и с другой стороны на холмы устремилась измотанная но по прежнему грозная рыцарская конница.


Гатамилаты  шли во второй линии выстроившихся для атаки кондот. После прохода через виноградники наёмники долго выстраивались, проклиная виноград, исхлеставший по чём зря и коней и людей, несмотря на латные доспехи, вдобавок соком безнадёжно испортивший всю кожаную сбрую. Да и доспехи чистить надо было капитально.

Когда на взмыленном коне примчался гонец от Карлиона, Бурнарро Руволон, старший из кондотьеров не поверил.
Три тысячи лучших рыцарей золотых земель не могут опрокинуть две тысячи задохлых жандармов и городской сброд?
Это казалось невероятным. Но приказ есть приказ. И выстроив кондоты двумя линиями, Буранно приказал поднять знамя со зверем и выдвигаться.
Проскакав по дороге, кондоты вломились в ненавистный виноградник, атакуя ополченье в спину.

Чезаре уже затянул подбородочные ремень на шлеме но забрало пока не опускал.
Гатамилаты выстроились в линию и ждали приказа. Конница сильна именно навалом. В свалке конник превращается в неповоротливую стальную башню на неуправляемом коне. Поэтому традиционно наёмники наезжали на строй пехоты, и если опрокинуть не удавалось отходили, порубив самых ретивых. Давая возможность ударить второй линии. Второго удара не выдерживала ни одна пехота в мире. Не выдержат и эти безумцы.

Чезаре при подъёме в гору, видел груды трупов, на поле где сошлись дружинники Эпине с жандармами графа. На душе было гадко. В одном из последних защитников знамени с павлином он узнал Кабана Роберто.
Немой здоровяк был с Чезаре восемь лет. И трижды спасал ему жизнь. Язык ему вырвали Талигойцы за то что он слишком нагло посмотрел на молодую жену Талигойского барона проезжавшую мимо в карете.
Кабан тогда жил в королевстве. Взбалмошной дуре, показалось что крестьянин сглазил её своим взглядом, а коннетабль замка был рад стараться имея на красотку виды.
Дом Кабана сожгли, семью продали соседу. Сам он еле отлежался, выхоженный полоумной бабкой из их деревни.
Всё это Чезаре узнал потом, когда научился читать. Кабан был приёмным сыном священника и хорошо писал.

Тогда в шатре, когда Чезаре  объявил с кем кондота подписывает контракт Кабан его чуть не убил. Чезаре обиделся. Обида со временем прошла, а пустующее во время боя место слева, зудело, будто старая рана.
И вот теперь поехав мимо трупа побратима, Чезаре был уже не рад что жив…

Впереди шла жестокая свалка. Ополченцы упорно не желали бежать. Десятками ложась под мечами рыцарей и наёмников, они упорно сжимали строй. Линия уже прорвалась, и цеха сбивались в баталии вокруг знамён.
В атаку уже пошли все кондоты из второй линии. Гатамилаты остались последними.

Углод фыркнул, рядом остановился звеня уздой конь Ящерицы.
-Ну что капитан. Повоюем?
-Угу…
-Не обижайся капитан, но после боя я от тебя уйду…
-Что?
-Ты Кабана видел?
-Угу
-Вот и я видел. Не хочу так. И не могу. Вспомни как мы в Люсин въезжали. Как радовались нам. Платки бросали. А теперь они вот там…

И тут раздались радостные крики Талигойцев. Знамя одного из цехов покачнулось и упало.

-Капитан!
Подъехал Валентин Дага.
-Ну что ты тоже хочешь уйти после боя?- Чезаре уже рычал, с трудом проталкивая слова через сжавший горло спазм.
-Да капитан. Но только не после боя а сейчас. Я воин. Я привык воевать с теми кто сделал это своим ремеслом, а не людьми защищающими свой дом от ызаргов-
-Чтоооооо?-
-Что слышал! Тогда в Люсине, мы пришли защищать. Я был горд что я Гатамилата, а теперь мы превратились в ызаргов! И превратил  нас в них ты капитан!-
На землю со звоном упал объёмный кошель.
-Здесь доля стрелков. И знаешь капитан. Жаль что тебя тогда на туринире не прикончили. Правильно тебя эта девка тогда послала. Ублюдок ты!-

Плевок потёк по латному предплечью, а сотник арбалетчиков уже разворачивал коня.

Когда Чезаре был молод, от его рыка приседали кони. Слабонервные могли стать скорбны желудком.
В это день Чезаре  Гатамилата доказал что старый волк ещё может рычать.

От его рыка конь Валентина подбросил задом и завертел головой испуганно прижимая уши.

[Strannik-Filin]

-КОНДООООТАААААА!!!!!  Слушай мою команду!!! - Верный Углод сорвался с места молотя могучими копытами землю.
Чезре нёсся вдоль строя размахивая двуручным мечом одной рукой, как будто игрушкой.

-МЕЧИ НАГОЛО!!! ВСЕ КТО ЛЮБИТ РОДНУЮ ЗЕМЛЮ!!!!  В жопу к свиньям Талигойской золото!!!! Вперёд, за Люсин, за Кабана, за СВОЮ землю!!!!

Четыре сотни пар копыт ударили в землю с дружным гулом. Знамя со зверем полетело на землю, перед строем развернулось синее знамя с ощерившийся дикой кошкой.
Гатамилаты ударили по увязнувшим в ополченцах наёмникам и Талигойцам с глухим рычанием сотен глоток... И знамёна со Зверем дрогнули…

Цех ткачей полёг весь. Знамя цеха кузнецов дважды падало, но поднималось. Бочкари и пекари полегли  под ударами мечей наёмников. Сукновалы, прядильщики, кожевенники, ювелиры, мясники, ещё держались. Но это было уже отчаяние обречённых. Горожане сбивались вокруг знамён, отмахиваясь алебардами.

Толстяк Туретти, уже мысленно попрощался с родной лавкой, женой и дочерьми. Рана на плече  болеть перестала. Вокруг всё плыло, сердце, недавно готовое выпрыгнуть из груди, куда то пропало. Из рта текло что то тёплое. Перед глазами мелькали конские крупы, копыта, лошадиные груди. Пышные попоны залепленные грязью, кровью и виноградом, смешивались с треском и лязганьем клинков. В ушах стоял непрерывный стон и крики раненных и умирающих. Трое сыновей и шестеро племянников лежали убитыми.
Но вокруг них навалом лежали и ненавистные северяне в пышных коттах.
А значит всё не зря. Значит всё к лучшему. Уж он точно не увидит как его дочек будут насиловать озверевшие от крови и дармового вина Талигойские кнехты и рыцари.

И вдруг Туретти понял что перед ним никого нет. Бить было некого. А может быть это ангелы Создателя уже принимают его в рассветные сады? И последнее что видел добрый толстяк это жёлтую кошку на синем поле, проносящуюся мимо, и всадников на могучих конях, почему то рубящих талигойцев и таких же наёмников…

На поле боя опустилась ночная мгла. Стихли последние крики. Смолк лязг оружия. Только тихие стоны умирающих, изредка прорезали тишину южной ночи.

Но вот по полю поползли редкие огоньки фонарей. Иногда они приникали к земле, и вновь понимались и парили над полем.

Женщины Люсина пришли за своими, мужьями, сыновьями, братьями, сёстрами, любимыми. За теми с кем ещё вчера бранились на кухне, уперев руки в бока. Перед кем высокомерно задирали точёные носики, с балконов слушая заунывные серенады. Тех, кого недавно секли розгами за плохо выученный урок или украденное варенье.
За теми, кто теперь лежал на сырой от ночной росы земле, в перемолотой копытами и тысячами ног кровавой каше из железа и человеческого мяса.

Чезаре пришёл в себя и понял что умирает. Чутьё старого вояки не обманывало. Да и память. С арбалетным болтом в животе не живут. Да правую ногу ему кажется тогда всё же отрубили. Впрочем ног он вообще не чувствовал, лёжа на спине придавленный тушей коня.
На засохших губах сгустилась кровь. В лёгких при каждом вздохе что то клокотало и булькало. Правый глаз ничего не видел и Чезаре вспомнил что глаз ему выбили ещё в середине той безумной схватки в винограде, когда Гатамилаты врубились в уже готовых праздновать победу Талигойцев и наёмников.
Впрочем во втором глазу тоже была не ясная красноватая муть.
То что кондота полегла он знал. Не понимая как, но знание это было чёткое и уверенное. Что ж, это был их выбор. Как там говорил этот странный граф? Сила это право выбирать самому? Ну значит он умрёт силачом. Булькающий смех вырвался из губ, надувая кровавые пузыри.
И уже умирая, кондотьеру вдруг на миг. На один только миг показалось, что он видит тонкое белое лицо с изумрудными глазами и нежными губами. И губы эти улыбаются…

А перед глазами уже пылая во весь взор вставал Закат. О ноги мурлыча потёрлась невесть откуда взявшаяся кошка, и Чезаре уже ни чему не удивляясь, шагнув окунулся в жаркое пламя…




Эпилог

Паона. 9-й класс средней обще образовательной гимназии.
Урок истории средних кругов.

-…И таким образом битва в виноградниках у Люсина, прозванная «Люсинским винопитием» послужила исходным толчком к созданию принципиально нового построения среднекруговой армии. Появление отрядов пехоты способных противостоять рыцарской коннице, кардинальным образом повлияли на развитие воинского искусства, а также теорию военной мысли.
Блистательный тыловой обход предпринятый конницей под руководством Чезаре Гатамилатоса, наглядно показал что только взаимодействие всех родов войск способно принести полководцу победу-
Семнадцатилетний Роберто умолк, ожидая заслуженной похвалы. Лысоватый учитель, с седой окладистой бородой замер, смотря в окно. В классе повисла тишина. На задних партах перешептывались двоишники. Отличницы с передних парт тянули руки страстно желая дополнить и пояснить урок.
Вдруг учитель резко повернулся.
-Садись Роберто. Молодец. Учебник ты выучил хорошо-
-Учитель!- Смуглая, синеглазая Кончита, порывисто вскочила. –Но ведь это не правда. Я читала, на каникулах Гатамилатос был изменником, он пришёл вместе с Талигойскими захватчиками и был убит своими же солдатами на поле боя, когда его отряд перешёл на нашу сторону! Я читала! Даже книга такая есть, «Любовь и смерть у стен Люсина». Там всё написано, у него в отряде был молодой человек, и он влюбился в…-
-Сядь-
-Но учитель!-
-Сядь я сказал! Гневный голос заставил раскрасневшуюся девушку сесть-
-Знаете- Учитель лукаво улыбнулся. –А ведь никто никогда так и не узнает почему Чезаре Гатамилатос пошёл в ту самоубийственную атаку, что спасла город. Никто и никогда. Да это и не важно- Кончита возмущённо вдохнула. Роберто удивлённо поднял брови. –Не важно, не важно!- Учитель успокаивающе постучал ладонью по столешнице.
-Важно то, что ВЫБОР он этот СДЕЛАЛ. И имел на это и силу, и волю, и власть, которые заслужил и  добыл своей предыдущей жизнью. И считал его правильным. А почему…-
Учитель вновь подошёл к окну, глядя на буйство зелени в школьном саду, залитым ярким южным солнцем.
-Кто знает…-
И на миг старому историку показалось, что сквозь листву на него смотрит пара лукавых изумрудных глаз, учитель встряхнул головой, прогоняя наваждение, и махнул старосте, чтоб звонил перемену и вытирал доску.

[Гаррольд]

Круто!

+10 в рассрочку примите?

[Гаррольд]

Эр  Странник, кстати лучше переименуйте кондотьеров аллеато

      Аллеато (от гальтарского "аллеатэ" - "союзник"). - командир или солдат "союзного отряда". В описываемые времена на Севере Золотых Земель сформировалась особая культура элитных наемных войск. Отряды аллеато отличались железной дисциплиной и жестким кодексом чести (известны лишь три случая предательства "союзником" своего нанимателя, причем совершившие это капитаны вскоре были убиты собственными коллегами, мгновенно объявившими на предателей настоящую охоту), противопоставляя себя обычным наемникам, не соблюдающим Кодекс. Договор, заключаемый между "союзником и нанимателем", именовался - "аллеата".
http://zhurnal.lib.ru/b/brigita_o/soyusnik.shtml