Работа над ошибками

Написано под тлетворным влиянием этой темы http://kamsha.ru/forum/index.php?topic=12004.0 и множества ей подобных. За идейную поддержку и редакторскую работу огромное спасибо
Kaetzchen.

... Герцог Алан Окделл просчитал до шестнадцати и нажал на медную пластинку, которая сразу же поддалась.

***

Приемная Эрнани не походила сама на себя. Чужаки в разномастных доспехах пялились на гобелены, примеряли к руке королевские мечи, громко переговаривались и хохотали. Они чувствовали себя хозяевами. Разрубленный Змей, да они и были хозяевами! Время Эрнани, время негромких разговоров и приглушенного света ушло. Алан почувствовал себя совой, вытащенной из дупла и оказавшейся на ярком солнце среди наглых дневных птиц.
— Еще один!
Кто-то рыжий и крепкий с похожим на огурец носом рванулся к нему, выхватывая меч и одновременно подавая знак своим людям.
— Оставьте, — но за смехом, разговорами и звоном мечей негромкого оклика никто не расслышал. Ближайший к нему наемник, сосредоточенно крутивший что-то в руках, после крика оторвался от трофея, оглянулся и, заметив чужака, не стал тратить время на раздумья. Алан не успел заметить удара и ни за какие блага мира не мог бы впоследствии ответить на вопрос – то ли кулак у невысокого жилистого парня оказался таким тяжелым, то ли сыграла свою роль неизвестная бранзулетка, прихваченная нахалом с каминной полки. «Вот и поговорили, называется», - проваливаясь в зеленую, словно глаза приснившегося незнакомца, тошную духоту, он почти не почувствовал резкого рывка за руку, удара по голени, падения на пол и воткнувшегося в поясницу чужого колена.
— Прекратите, Шапри, - знакомый голос прозвучал ближе. Скрутивший Алана наемник был слишком увлечен изучением вытащенного из чужих ножен кинжала, и обратил внимание на Рамиро только когда кэналлиец подошел практически вплотную. Только тогда он соблаговолил отпустить жертву и выпрямиться – так молодой и наглый волк не спешит делиться добычей, пока вожак не подтвердит серьезность намерений. Да, Алва был здесь своим, не просто своим — чужаки признали в нем вожака. Все они, не раз сменившие хозяев, ненавидевшие старую знать и мечтавшие с ней сравняться, приняли предателя в свою стаю. Хотя для сторонников бастарда Алва был не предателем, а волком-одиночкой, сначала доказавшим свою силу в схватке с Франциском, а потом открывшим городские ворота. Для захватчиков это было не подлостью, а подвигом.
— Алан, — судя по тому, как медленно и тяжело обычно грациозный кэналлиец опустился на колено, сегодня ему явно досталось - надо полагать, во время уличного боя по своему обыкновению дрался в первых рядах. Собравшись с силами, Алан повернулся на бок – ну да, так и есть, голова и левая рука перевязаны. Без доспехов – но что с того, если кинжал сменил хозяина, да и двинуться больно, не то, что встать. Не драться же с предателем голыми руками? Герцог Окделл - не простолюдин, которого в качестве мести за непоправимое устроит подбитый глаз или расквашенный нос врага… — Откуда вы выскочили, Алан? Надо заметить, время и место весьма неудачные, если б меня тут не оказалось, у вас были бы неприятности куда серьезнее нынешних, - нетерпеливым жестом Рамиро приказал любопытствующим расступиться и сейчас напряженно вглядывался в зрачки лежащего. Разрубленный Змей! У него хватает наглости изображать заботливого друга… впрочем, будь кэналлиец иным, он не смог бы завоевать доверия Эрнани. Эрнани…
— Но вы тут, так что я оказался именно там и тогда, где хотел, - Алан с трудом уселся. Незнакомый наемник поработал на славу – болела не только не до конца зажившая ушибленная рука, но и плечо. Колено, кажется, стремительно опухало – то ли врезали, то ли сам врезался, да какая теперь разница? – а голова превратилась в помятое ведро, которое изнутри выравнивал молотком неумелый, но очень сильный и старательный лудильщик. Несмотря на грохот, почему-то очень хотелось спать. Но сон подождет… все подождет…
— Ответьте только на один вопрос. Я знаю, Эрнани мертв. Его убили вы?
— Не здесь, — на точеном лице проступила досада. — И не сейчас. Не стоит затевать этот разговор в столь теплой компании, и не думаю, что вам так уж хочется видеть Оллара. Ступайте к герцогине, я дам вам провожатых, а вечером мы все обсудим, - не дожидаясь ответа, кэналлиец поднялся и протянул руку. – Вставайте, только осторожно… - не вняв предупреждению, герцог Окделл попытался встать быстро и без помощи предателя, но мгновенно пожалел об этом. Оказалось, что держаться на ногах гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. В глазах кэналлийца промелькнуло что-то подозрительно похожее на сочувствие, но было или померещилось – Алан не понял, уж слишком быстро Рамиро отвернулся. Дальнейшее от герцога Окделла зависело мало – повинуясь неразборчивым коротким приказам предателя, его окружило четверо солдат. Двое, судя по внешности и одежде, кэналлийцы, еще двое – то ли наемники, то ли вовсе – едва обтесавшееся отребье, примкнувшее к армии узурпатора. Его аккуратно, но твердо взяли под руки и повели. Аланом овладела такая апатия, что он даже не поинтересовался, куда его ведут, и ничуть не удивился бы, окончись этот отвратительный день не в объятиях Женевьев, а в каком-нибудь мрачном подвале…

***

Подобострастная, похожая на старую клячу аббатиса монастыря Святой Каролины, в одной из келий которого лежала герцогиня, повидала в жизни немало, и полагала, что ее вряд ли можно чем-нибудь удивить. В ее мирке бравым воякам полагалось выслушивать весть о рождении дочери со стоически-кислой миной, и уж вовсе не подобало вбегать в покой «проштрафившейся» роженицы с благоговейно-восторженным выражением верующего, приблизившегося к святыне. Тем не менее… аббатиса отстраненно подумала, что, может, оно и к лучшему: если этот ненормальный с забинтованной головой так обрадовался девчонке, то, роди эрэа сына, и вовсе рехнулся бы от счастья.
Зато бывший ублюдок, ныне именуемый талигойским королем, и явившийся разыскивать «своего друга и маршала», ожиданий матери-аббатисы не обманул. Благосклонно кивнул, выслушав, что роды прошли благополучно, а искомый маршал в данный момент находится у супруги. Узнав же, что родилась дочь, недовольно хмыкнул и выразил надежду, что уж следующим-то непременно будет наследник.
— Ваше Величество, — аббатиса с видимым усилием распахнула тяжелую дверь, — это здесь.
— Благодарю, — победитель шагнул в залитую заходящим солнцем комнату.
Роженица лежала на монашеской постели без балдахина. На полу, привалившись к краю кровати, с полузакрытыми глазами сидел кэналлиец, нежно прижимаясь небритой щекой к тонкой руке, не уступающей белизной алатскому полотну.
— Дети мои, — подала голос старуха, — это я, мать Амалия. Вас пожелал видеть Его…
Франциск властным жестом остановил «клячу», и та, пятясь, отступила к стене.
Рамиро вскочил, встревоженная Октавия открыла глаза и сделала робкую попытку подняться, пресеченную успокаивающим жестом мужа. Бездомный Король давно научился производить именно то впечатление, которое хотел. Сейчас он был государем, пришедшим поздравить с рождением ребенка друга и соратника. Придав лицу соответствующее выражение, Оллар торжественно произнес:
— Маршал, я счастлив поздравить вас и вашу прекрасную супругу с рождением дочери.
Мельком взглянув на женщину за спиной улыбающегося Рамиро, свежеиспеченный король внезапно утратил дар речи. Возможно, в этом мире были женщины красивее молодой герцогини. Даже наверняка, но какое дело до этого Франциску Оллару?! Бездомный Король был человеком жестким, даже жестоким, и шел сюда вовсе не за тем, чтобы стоять и любоваться чужой женой. Новый король уже решил, о чем надо непременно переговорить с Рамиро — огрызки Людей Чести не простят южанам предательства, значит, Алва связаны с Олларами навсегда. Герцог должен это понимать. Кэналлоа — это выход в Багряные земли, да и с морисками через Алву договориться будет проще. И вот теперь он стоит, и ему в кои-то веки не до армии, не до королевства, востока, Агариса, ни до чего… Он судорожно пытается вспомнить, как же все-таки зовут герцогиню? Октавия! Девочка, подобранная кэналлийцем на дороге, очередной плевок в сторону выродившихся спесивых болванов. Он нашел свою королеву, но не мог об этом сказать, он вообще не знал, что говорить.
— Поздравляю, — повторил король. – Рамиро… - он хотел сообщить, что им о многом надо переговорить, но все беседы о войне и политике враз показались бессмысленными. Да и радость от полученной короны поблекла, как стертая монетка. Не говорить же этим двоим о том, что новый король Талига — одинокий король Талига… Он будет одинок, сколько б дворян ни вилось у его трона и сколько б красавиц ни побывало в его постели, если только эта синеглазая женщина… Октавия…
Усилием воли Франциск заставил себя отвести взгляд.
— Рамиро, завтра я жду вас у себя, - не дожидаясь ответа, марагонец вышел, придержав тугую дверь. Захватить власть трудно, но удержать ее много труднее. Он долго шел к этому дню, и было бы непростительной глупостью поставить на карту все ради одного призрачного шанса. Алва нужен короне: чужака Кэналлоа не примет. Роди Октавия сына – можно было бы рискнуть. Послать красавца маршала на красивую смерть и надеяться, что герцогиня сумеет забыть свою потерю. Что ж, королю Талига не занимать выдержки… он подождет. Сколько надо. Хоть четыре года, хоть шестнадцать.

***

Алан поверить не мог, что все оказалось так просто. Их действительно предали – но отнюдь не Рамиро. Людей Чести предал их бывший король. Именно он приказал кэналлийцу открыть ворота осаждавшим, он заставил Рамиро с Шарлем поклясться, что его приказ и последующее бегство для всех останутся тайной… Для всех – если не считать Рамиро, Шарля, Бездомного Короля, а теперь и его, Алана. Противно думать, что он мог бы сделать, не окажись таким прытким один из олларовских наемников. Скорее всего, сумел бы убить никого не предававшего «предателя», и гордо взойти на эшафот. Что тогда стало бы с Женевьев и сыновьями, Алан понятия не имел. Помнится, Алва как-то сказал, что Бездомный Король жесток, но играет в справедливость, и не станет трогать женщин с детьми. Дескать, Франциск думает о том, как станет править, и поэтому захочет переженить своих любимцев на знатных талигойских вдовах… Непрошеной гостьей прокралась пакостная мыслишка: Женевьев вряд ли годится в античные героини. Это благородные эории минувших веков были способны заколоться на могиле супруга или броситься со скалы, спасаясь от навязываемого брака с нелюбимым. В Женевьев слишком много здравомыслия. Она прекрасная мать и ради детей сделала бы, что угодно. Даже пошла бы под венец с каким-нибудь из мерзавцев Франциска… нет, лучше не думать об этом. Лучше постараться забыть сегодняшний разговор точно так же, как он старается забыть тягостную беседу с зеленоглазым из ночного кошмара.

***

Тем не менее, забыть не получалось. О предательстве Эрнани в этом городе напоминало все – от знамен с Победителем Дракона, развевавшихся над королевским дворцом, до череды поспешных и, прямо скажем, невеселых свадеб. Рамиро в очередной раз оказался прав: марагонец раздавал своим клевретам оставшиеся без хозяев земли и замки и оптимальным способом придать легитимность подобной передаче считал брак. Интересно, кем была красотка, пленившая Аур Комбурга, не свахой ли?
От никчемных раздумий о предполагаемом роде занятий матери марагонского бастарда герцога Окделла отвлек шум. Он отошел на пару шагов, пропуская вооруженный конвой и карету с зашторенными окнами. Как раз в тот момент, когда карета поравнялась с Аланом, занавеска слегка приоткрылась. Особым любопытством Повелитель Скал никогда не отличался, как и развитым воображением, и нипочем не стал бы заглядывать в окно, не покажись ему до дрожи знакомой задернувшая своевольную тряпку рука. Впрочем, худая кисть с изуродованными серой лихорадкой суставами и отечным запястьем мгновенно исчезла. Карета двигалась по городу достаточно медленно, да и за стенами вряд ли помчится стрелой – можно успеть, догнать, остановить… Если не поговорить – какой смысл теперь в разговорах? – так хоть в глаза глянуть предателю…Разрубленный Змей, неужели Повелитель Скал не имеет права в последний раз встать перед бывшим королем? Алану казалось, что время тянется, словно смола с надорских сосен в жару, однако он успел добежать до ближайшего постоялого двора и швырнуть все имевшиеся с собой деньги хозяину в обмен на молодого и крепкого меринка. Герцог Окделл не считал себя особенно хорошим наездником в сравнении с теми же Шарлем или Рамиро, однако с крестьянской скотинкой, пусть даже кусачей и дурно выезженной, мог справиться не то, что без седла и шпор, но даже с закрытыми глазами.
Он с трудом заставил себя перевести коня на рысь перед самыми городскими воротами. Эорий на неоседланной коняге и так-то может показаться страже субъектом подозрительным, незачем усугублять ситуацию, летя к воротам галопом, словно спасающийся от возмездия конокрад. К счастью, среди часовых оказался один из кэналлийцев Алвы, и ворота открыли, даже не поинтересовавшись, в чем, собственно, дело. И – да, конечно, карета, похожая на ту, что вы описываете, тут проезжала. Давно? Точно не скажем, благородный эр, но всяко меньше оры.
Дорога кружила между холмов, и гнать следом за загадочной каретой Алан счел глупостью. Зачем, если можно срезать путь? Карета никуда не денется – все проселки и лесные тропы подойдут одинокому всаднику налегке, но не годятся для неповоротливой колымаги в сопровождении отряда. Так и получилось: ему удалось выехать из чахлой придорожной рощицы буквально наперерез эскорту. В последние пару дней у Повелителя Скал появилась дурацкая привычка. Прямо скажем, опасная в битком набитом вооруженными людьми городе. В ситуациях, когда Алан не знал, что делать и был готов вот-вот потерять самообладание, он касался рукой рукояти возвращенного Рамиро старого кинжала. Для самого Алана этот идиотский жест стал напоминанием, как просто ошибиться. Но, как легко догадаться, тонкие душевные движения Повелителя Скал были совершенно недоступны пониманию окружающих… Увидев прямо перед собой взявшегося за оружие всадника, командир конвоя выхватил меч. Приказ, полученный им лично от короля, был недвусмысленным: калеку в одежде монаха Ордена Истины следовало максимально быстро доставить в Святой город и передать с рук на руки Эсперадору. Во время пути следовало позаботиться о том, чтобы «истинник» ни с кем не вступал в разговоры и всегда был под охраной. Любые попытки контакта а уж тем более, похищения, было приказано пресекать максимально быстро и жестко. С чего бы ненавидящему эсператистов Победителю Дракона так заботиться об одном-единственном серорясом, командира не занимало. Приказ есть приказ, в процессе выполнения взвешиванию и обдумыванию не подлежит…
Только в Агарисе командир наемников задумается, какого такого короля звал, умирая, незнакомец на дороге, и почему ему непременно хотелось взглянуть в глаза этому неизвестному королю… но так ничего и не поймет.