Млава Красная

"Млава-1" после всех доделок и переделок получилась вполне объемным романом. 21 "старый" авторский лист, когда считали по машинописным страницам, а не по "сорок тысяч знаков без пробелов", что очень любили издательства в середине 90-х. 785 тысяч знаков (сравним с первоначальными 560 тыс.).

Книгу писать было и легко, и трудно. Легко - потому что тема "ложилась на душу", потому что сюжет и характеры обдумывались нами года этак с 2005-го, потому что нам уже давно хотелось вернуться "в родные пенаты", несмотря на любовь к Этерне или Упорядоченному. Трудно - потому что создание, как я говорил, синтетической среды оказалось делом даже более трудным, чем простое и честное написание исторического романа, скажем, из поздней николаевской эпохи, из сороковых и самого начала пятидесятых годов 19-го века. Мы никак не хотели ни сваливаться в гойесишность, ни повторять известные ошибки славянофилов (при всей моей глубочайшей симпатии к данному направлению). Само собой, совершенно неприемлемым для нас было и гнусноватое подхихикивание на тему "этой страны", "у нас всегда все через афедрон" и прочие шедевры чистого разума. Мы отлично помним, кто, когда, при каких обстоятельствах и, самое главное, для чего вылеплял эти мемы и как прекраснодушные поползновения "устранить общественные пороки путем должного бичевания оных" привели совсем не к тому результату, на каковой рассчитывали бичеватели. Поэтому кто ждет изображения "Идеальной России", "края ржаных апостолов", где богобоязненный народ живет под мудрым руководством царя-батюшки -- будут разочарованы. Точно так же будут разочарованы и те, кто ждет лишь подтверждения "мемам" о "вековом рабстве", "любви к кнуту", "отсутствию свободы" и проч. замечательным изобретениям общечеловеческого разума.

При этом очень важно подчеркнуть, что мы с Верой Викторовной соглашались и соглашаемся далеко не во всем, у нас очень разное отношение, скажем, к двум реальным императорам - Николаям Первому и Второму, но тем интереснее и продуктивнее было работать вместе, рассматривать непредвзято аргументы за ту и другую стороны, дискутировать, строить модели и в конце концов приходить к пониманию того или иного момента зачастую под совершенно неожиданным углом.

Что есть? есть война (много), политика (тоже много), интриги (в ассортименте), великосветская жизнь (умеренно), размышления младой героини о жизни, любви и литературе (не чрезмерно). Репортеры: 6 штук, 5 мужеска пола и 1 женскаго. :) Имеются также неполиткорректность, рОзжЫгание, и проч., что опытный читатель сразу восстановит. Есть также хорошие и плохие герои. Имеется 1 (в скобках прописью -- одна) кавайная няка для, соответственно, закаваивания. Есть мистика на уровне "кажется-привиделось-блазнится". Есть также некоторое количество сознательно допущенных анахронизмов. Есть даже одна ссылка на видео с ютуба, для фОнНатов-пуговицесчитателей.

"Млава Красная" -- в каком-то смысле политический роман. Там присутствуют альтернативные история и география (приём, использованный нами с Верой Викторовной в "Волчьем поле" и "Воевода и ночь"), есть и мистика, но без эльфов, гномов и драконов. События разворачиваются в России XIX века, начало которой положено событиями, описанными в рассказе "Воевода и ночь" (опубликован во втором сборнике "Наше дело правое"). Россией правит династия Алдасьевых-Серебряных, чем основатель, князь Степан Никитич Алдасьев-Серебряный принял государев венец после окончания Смуты. Политическая карта Европы тоже несколько отличается, хотя основные "игроки" остались. Мне кажется, читателю будет небезлюбопытно познакомиться с подобной книгой.

Ни эльфов, ни гномов, ни драконов, ни Хедина с Ракотом. Ни Рокэ Алвы, ни Дика Окделла. Русские и Россия. Россия и русские. И все-таки не забудьте, что "Млава" проистекает от "Воеводы и Ночи", а не от "Волчьего поля". "Волчье поле" уводило нас слишком далеко в сторону.

Мы не могли объять необъятное в одной относительно небольшой книге. Мы не давали обширных экскурсов в историю ("с чего оно все началось" -- надо смотреть рассказ "Воевода и ночь" из НДП-2), мы не давали глубоких очерков нравов и быта. Это военная проза, показ "среза эпохи" не входил в нашу задачу. Возможно, войдет в дальнейшем. Но эта Россия во многом похожа на Россию Николая Павловича, хотя и без целого ряда характерных черт. Россия не пребывала в изоляции, вестернизация была мягкой, однако она была, потому что столкновение с Европой в таких масштабах не могло бы не вызвать именно вестернизации. Однако все-таки если Вы ищете прежде всего "очерк нравов, иных, не таких, как в реальной России середины 19-го века", то, боюсь, Вы разочаруетесь. Потому что, как уже сказал, нам не казалось, что будет такая уж огромная пропасть. Есть высший свет (правда, все говорят по-русски, хотя французский все также знают), есть балы, есть литературные салоны (один мы описываем довольно подробно ), есть крепостное право, но мягче, чем в "реале", более общественный договор, чем "рабство". (В реале излюбленного народниками "рабства" тоже к тому времени уже не было, "класссика" времен Салтычихи уходила в прошлое). Куда слабее немецкое влияние, хотя немцы, и даже влиятельные, имеются. В общем, боюсь тут Вам что-то с ходу советовать, но очень, очень не хотел бы Вас разочаровать. "Млава" нам с Верой Викторовной более, чем дорога. Хочется, чтобы она попала бы в правильные руки.

Вторая книга и «Черная метель» - завершит большой кусок сюжета. Фактически получится совершенно самостоятельная дилогия, наподобие моей "Империи превыше всего".

Это другая история и другая Россия. Здесь нет Москвы - разрозненные княжества объединились вокруг Володимера Великого. Здесь не было Рюрика и нет Романовых - в годы смуты на престол взошел один из потомков легендарного князя Кия воевода Алдасьев-Серебряный. Здесь Анассеополь - новая столица российской Державы – стоит на берегах Ладоги, а в самой Державе чувствуется больший византийский акцент.

Это другой XIX век. Здесь великий Буонапарте дал свой последний бой на девять лет позже, а василевс пока не решил, есть ли у России союзники, кроме армии, флота и царства Сербского. Здесь власти строят телеграф и железные дороги, а простой люд договаривается с нечистью. Здесь зреет большая, очень большая война.

Не между эльфами и гоблинами, между обычными странами, которые, как и в жизни, хотят сорвать свой куш и не дать этого другим. Ради выгод и успеха заключаются и рушатся политические коалиции, и самый худший вариант для любого игрока – остаться одному против всех, да ещё и с клеймом агрессора. Втягиваясь в ненужный и несвоевременный конфликт вокруг Ливонского Герцогства, Россия этого мира рискует оказаться именно в таком положении…

Если говорить именно о моих книгах, то «Млава» ближе всего к «К вящей славе человеческой» и «Vive le basilic!», хотя Стурном тоже слегка отдает. Ну и «Волчьем полем» вестимо.

Что до героев, то их довольно много – здесь мы с Николаем Даниловичем себе не изменили. Репортеров же в прологе трое, в самом романе - шестеро: юная девица и пятеро мужчин возрастом от 25 до 51.

Присутствуют: кавалергарды, гусары, жандармы, дипломаты, литераторы, кондитеры, бездельники, чины гражданские и военные, русские, немцы (в ассортименте), лехи, англичане, сербы, парады, балы, бои, адюльтер и наоборот, государственные измены, шпионы, просчеты, озарения, мадера, вафли, ордена, лермонтовский сюжет в двух вариантах и нарезающий круги вокруг героев НЕКТО. Электрический телеграф и есть, и нет.

Отсутствуют: Силы-С-Большой-Буквы, верховые козлы, конные арбалетчики, закатные кошки, древние артефакты, рамочка с лебедями (лебедь без рамочки наличествует), глефа и шестопер.

Напоследок скажу, что в «Млаве» реализовалась моя давняя задумка. О том, как интересно было бы написать книгу в соавторстве с человеком, чьи взгляды не во всем совпадают с твоими. Разумеется, при условии человеческой и литературной совместимости. Мне казалось, что партия, когда за доской двое игроков, как минимум, не менее интересна, чем игра в шахматы а-ля крокодил Гена. И это в самом деле чертовски интересно - отвечать на аргументы соавтора через героев. Ну а сюжет мы обговорили заранее, так что вариант «Волчьего поля» исключается.

Мы ЗНАЕМ, как будет развиваться история в мире «Млавы» после завершения описанного конфликта, но это отнюдь не означает, что мы про это напишем.

Более того, будь роман в самом деле историческим, то бишь описывай он события и деятелей земной истории, можно было обойтись и без «Черной метели». Определенную черту первый роман дилогии подводит, как подвел бы ее, допустим, роман о 1812, закончившийся встречей Барклая и Багратиона в Смоленске. Да, понятно, что война только начинается, но определенный этап пройден. Герои выбрали, решили, сделали, заставили делать других... Однако описанных в «Млаве» событий в земной истории не случилось: такой василевс не правил, такой посол в такой столице не служил, такая великая княжна не говорила "да" такому-то наследнику... Поэтому нужна вторая книга. Вместе они составляют абсолютно законченную вещь, и следующие книги о «мире Млавы», если таковые появятся, тоже будут совершенно самостоятельны, как самостоятельны «Огнем и мечом», «Потоп» и «Пан Володыевский».

Мне довелось наблюдать за рождением этой книги примерно на протяжении 5 лет, от самых первых, очень живых, но еще довольно сырых идей, которыми с энтузиазмом обменивались будущие соавторы. Потом, по мере того как идеи "сохли", а замысел формировался и креп, от споров соавторов над книгой частенько разве что искры не летели, как при контактной сварке. И великим чудом всё не воспламенялось, как хворост.

Но, видимо, именно в таких суровых условиях и сталь закаляется, и идеи. И книга получилась абсолютно неожиданной, удивительно мощной и жизнеспособной. Ни Ник, ни Вера ничего подобного в жизни не писали, и никто, по-моему, очень давно не писал. Открою «страшную тайну»: никакая это не фантастика, а просто военно-исторический Роман. Именно Роман с большой буквы.

Меня вроде бы тяжело заподозрить в повышенной сентиментальности, но, когда читал еще первую, неокончательную версию книги, то в жар бросало, то в холод: как это ни пафосно звучит, чувствовал великую гордость за Родину, а перевернув страницу, уже глотал слезы обиды и жалости. Даже не подозревал, что при моей-то работе смогу когда-нибудь испытать от чтения подобные эмоции.

Искренне желаю всем читателям таких же ярких и незабываемых впечатлений.

Мне книга ОЧЕНЬ понравилась. Очень важно, по-моему, вот что: я - совершенно НЕ целевая аудитория. Не люблю альтернативную историю. Не люблю книги "про войну". Не люблю читать о дипломатических хитросплетениях.

А всё это есть в "Млаве". И не просто есть - книга процентов на 80 состоит из "войны" и "военной дипломатии".

Но как же интересно! И я уж не знаю как, но авторам удалось сделать героев абсолютно, совершенно живыми. Я им сопереживала. С ними вместе я жила, дышала, ощущала мороз и тепло, с замиранием сердца следила, успеют ли, и облегченно вздыхала, когда понимала: успели!

Для меня самой такая погруженность в текст, такая читательская увлеченность - очень большая неожиданность, ну не должна была мне книга понравиться!

А я усилием воли вынуждена была себя заставлять по ночам откладывать текст в сторону, чтобы поспать хотя бы часов пять перед рабочим днем, а когда дочитала до конца - прямо чуть не завопила от досады: "Ну опять, на самом интересном же месте, вот зарррразы!!!"

Поэтому очень советую хотя бы одним глазом заглянуть в "Млаву" даже тем, кто, как и я, "про войну" читать не любит. Эта книга может удивить, и, я уверена, удивит вас обязательно!

Немножко даже не спойлеров, а конкретики.

Что понравилось неимоверно: мало того, что люди в книге живые, они еще и узнаваемые. Но нельзя сказать: мол, вот этот герой в "нашей" реальности - это такой-то и такой-то. Нет, скорее в этих харизматичных персонажах в равной мере узнаются как черты известных исторических лиц, так и настроения, чувства, эмоции героев любимых книг и стихотворений. Ощущение, что "мы с авторами читали в детстве одни и те же книги" не покидает. И не только "читали книги". А еще и "бродили по тем же дворцовым залам", например. Или "смотрели на одни и те же портреты".

Это - бережно сохраненное и любовно переданное, ощущение родного, узнаваемого, близкого каждому, кто бывал в Петербурге и Москве, кто ходил по берегу Финского залива, рассматривал парадные портреты в дворцовых залах и картины в Эрмитаже, слышал, как воет вьюга за окном где-нибудь на Валдае, да и просто, выходил на улицы любого русского города и бездумно бродил, глядя на дома, птиц, деревья, прохожих и впитывая именно атмосферу, стараясь "остановить мгновенье". Это ощущение, по-моему, дорогого стоит. Не каждому писателю удается написать книгу, проникнутую любовью к Отечеству. И уж тем более не каждому удается сделать так, чтобы эта любовь ощущалась читателями. А авторам это, по моему мнению, удалось.

И я от всей души желаю авторам писать еще и еще. На том же нерве, с той же любовью и с тем же упоением, с которыми была написана эта книга. Мне очень хочется прочитать продолжение. А еще мне хочется, чтобы книга побыстрее вышла, и я могла задать авторам много-много вопросов. И вообще, чтобы мы могли со вкусом всё это обсудить.

Поверьте, там есть, что обсуждать. И о чем задуматься. И о чем поспорит

Я некоторое время пребывала в озадаченности – от чьего собственно лица писать этот текст. От лица военного историка, каковым я являюсь частично, от лица искусствоведа, каковой я есть совсем, от лица человека, по долгу службы призванного сохранять памятники материальной культуры и истории или просто от лица читателя вообще? (Хотя "читатель вообще" в природе водиться не должен. Это не сферический конь и живем мы не в вакууме.) Победить такую шизофрению мне никак не удалось, потому будут общие размышления навеянные прочитанным.

Формально, в рамках стихийно сложившейся современной терминологии, роман «Млава Красная» следует определить в жанр т.н. альтернативной истории. Хотя этот термин, как всем известно, я крайне не уважаю и не люблю. Я бы это назвала фантастическим историзмом с элементами мистики. Под фантастическим, рожденным фантазией авторов, я здесь понимаю как раз отличное от реальной истории развитие событий. Историзм же включает в себя отражение реалий в действительности имевших место быть – это быт, поведенческие модели, элементы материальной культуры, военное дело и многое другое, вполне узнаваемое нами как черты определенной исторической эпохи. Да, кое-какие детали разнятся, но это именно детали.

Не так давно мне пришлось иметь дело с археологическим материалом с раскопок, проведенных на полях сражений 1812 года. Пули, пряжки, пуговицы, ружейные замки, детали конской упряжи, фрагменты вооружения. Осколки жизни, затаившиеся под слоем земли. Людей, которые этим пользовались, давно уже нет – либо остались на тех же полях, либо пережили еще не одно сражение, но это было по меркам обыденного восприятия очень давно. Это уже «достояние истории». Но тогда это были люди. Живые люди со своей собственной жизнью, собственной волей и собственными делами.

История это не только так называемые «исторические процессы и исторические закономерности» – сами по себе они голая теория построенная для упорядочивания в головах ученых и школьников того безбрежного океана информации оставленного предками в виде крепостей, храмов, дворцов, полей сражений, могил, летописей, хроник, легенд, того, что называют материальной и духовной культурой. Однако все это оставляют после себя не теории, а именно люди, которые эти самые «исторические процессы» инициируют и тащат на себе, или наоборот, им сопротивляются. Собственно исторические события и исторические факты есть результат равнодействующей разнообразных человеческих усилий приложенных к некоей «точке сборки», «перекрестку истории», которые определяют дальнейшее развитие событий, когда в силу вступают уже те самые закономерности и прочие неизбежности, вызванные сложившейся экономической и политической ситуации. Но первична все-таки человеческая воля.

«Млава Красная», на мой взгляд, как раз об этом. О людях, которые своими намерениями, желаниями, поступками создают ткань истории. Истории, очень похожей на нашу, хотя и обозначенной как некая близкая, но чуждая реальность. Иной событийный ряд, иные названия знакомой топографии. Но чуждость эта формальна. Она призвана подчеркнуть ту, уже сильно забытую всеми условную «договоренность» между автором и читателем – роман это всегда авторская, вымышленная личная реальность, в декорациях которой автор пытается донести до читателя некие собственные представления о мире, людях, о прекрасном и страшном, о добре, зле, любви, долге, страхе, смелости, глупости и еще многом другом, о чем сразу и не вспомнишь.

Проводниками в этот мир являются герои романа. Именно они своими поступками, мыслями, реакциями вызывают отклик читателя – сочувствие, сопереживание, стремление понять, что именно движет людьми в их поступках. Героев вывели за рамки истории реальной, в новосозданной реальности они живут «здесь и сейчас» делая читателя свидетелем собственно того, как отдельная жизнь каждого становится частью истории, как каждый поступок и мысль ложатся на весы Клио. (У нее тоже есть такой инструмент, хотя ни одна эмблемата в этом не признается.) Весы эти очень чувствительны – и самый малый поступок может их поколебать и склонить на другую сторону. История зависит от каждого человека, от его даже самой малой лепты, которая может оказаться тем самым камнем преткновения на пути даже самого большого события. Задолго до того как самая память о нем станет ржавой пряжкой на забытом поле боя.

Чуть иная география, слегка иная история. Но это именно чуть и слегка. Оно и далеко и близко одновременно и… оно здесь и сейчас.»

Книга отличная и многообещающая ( с огромным интересом жду продолжения). Герои (и антигерои) - воспринимаются или как близкие люди, или как личные недруги, за них "болеешь", им сопереживаешь, злишься. Фабула держит в напряжении, мистика - не является движущей силой сюжета, а создает атмосферу. (Что, кстати, мне лично импонирует: когда исход событий зависит от свободного выбора героев, а не предрешен заранее некими таинственными силами, это вселяет оптимизм.) Колорит эпохи - начало второй половины 19 в - воссоздан скупо, без детальных описаний, но так убедительно, что непривычные названия и имена очень быстро перестают шокировать. СПОЙЛЕРЫ Анассеополь так Анассеополь, Алдасьевы-Серебряные так Алдасьевы-Серебряные - это Российская империя, и я всей душой на стороне тех, кто защищает её рубежи и борется с диссидентствующими паразитами витиями, подтачивающими её, как червяки-древоточцы!

Прерывается повествование "на самом интересном месте", однако основной конфликт очерчен, расстановка сил понятна, поэтому книга воспринимается как целостная вещь, а не как фрагмент (пусть и объемный), выхваченный из контекста. Авторы, пишите еще!

Тут нелишне напомнить, что же это за зверь такой: Араб-Конак -- перевал в Балканских горах, где во время Русско-турецкой войны имел место жестокий бой.

«Пользуясь л?систой м?стностью, 7 непріят. б-новъ близко подошли въ охватъ нашего прав. фланга и, посл? непродолжит. подготовки ружейн. огнемъ, стремительно атаковали наши ложементы. 2-й и часть 3-го б-на Московцевъ, обстр?лявъ турокъ, бросились въ штыки съ фронта, а часть 3-го б-на Московц. и дв? роты л.-гв. 2-го стр. б-на (частн. резервъ) ударили въ л?вый флангъ атаковавшим туркамъ и опрокинули ихъ. Оправившись отъ неудачи и подкр?пленный еще 4-мя б-нами, противникъ повелъ 2-ю атаку на нашъ прав. участокъ, еще глубже охватывая его. Видя, что прав. флангъ подался назадъ, полк. Гриппенбергъ бросилъ на выручку остатокъ своего частнаго резерва — дв? роты л.-гв. 2 стр. б-на — и отбросилъ турокъ, пресл?дуя ихъ до ложементовъ. Тогда М.-Али р?шилъ серьезн?е подготовить атаку артил. огнемъ: вс? орудія отъ А.-к. сосредоточили огонь по батаре? нашего праваго боев. участка. Русскія орудія, заклиненныя отъ порохового нагара, молчали. Около 2 час. дня Шакиръ-паша съ 14 бат. повелъ 3-ю р?шит. атаку. Гриппенбергъ подпустилъ турокъ на близкое разстояніе и подалъ сигналъ къ общей контръ-атак?. Московцы и стр?лки бросились въ штыки, опрокинули атакующихъ, захватили турецк. ложементы у А.-табіи и н?которые изъ нихъ оставили за собой. 4-я атака была ведена турками противъ Московцевъ, Эллисъ выслалъ туда изъ своего общаго резерва дв? роты л.-гв. 1-го стр. и одну л.-гв; 4-го стр. б-новъ. До прибытія ихъ, турки стремительной атакой едва не захватили зд?сь нашу батарею. За отсутствіемъ частнаго резерва, Гриппенбергъ, собравъ, что было подъ рукою, даже музыкантск. хоръ, горнистовъ и барабанщиковъ, съ обнажен. саблей лично бросился впередъ и вновь опрокинулъ турокъ, а подосп?вшіе стр?лки (изъ общ. рез.) остановили дальн?йшее ихъ наступленіе. Въ это время нашими выстр?лами съ Вратешки (отъ ген. Дандевиля) взорвало у турокъ два зарядн. ящика, что окончательно поселило смятеніе въ ихъ рядахъ и около 3½ час. дня они отхлынули окончательно. Начало смеркаться. Къ Эллису прибылъ изъ Врачеша г.-ад. гр. Шуваловъ. только что назначенный начальникомъ вс?хъ войскъ, сосредоточенныхъ противъ А.-к.; онъ привелъ подкр?пленія — 3 б-на л.-гв. Павл. полка и 2½ б-на егерей. Въ то же время отъ г.-м. Дандевиля, по просьб? Эллиса, прибыли 2 б-на л.-гв. Финляндскаго полка. Посл?дніе см?нили на позиціяхъ утомленныхъ боемъ Московцевъ. На другое утро, 22-го, турки пытались атаковать Финляндцевъ, но ограничившись лишь ближнимъ ружейнымъ огнемъ, отошли. Въ этотъ день Мехметъ-Али посл? 11-дневн. командованія арміей былъ отозванъ въ Константинополь и его зам?стилъ Шакиръ-паша. 23 числа турки вновь, пользуясь густымъ туманомъ, подошли къ позиціи Финляндцевъ на 150—160 шаговъ, но, ограничившись лишь б?шенымъ огнемъ и уступая контръ-атак? 1-го бат. Финл. п., не приняли ея и отхлынули къ своимъ окопамъ. Так. обр., въ этомъ бою, веденномъ въ закрытой м?стности, турки, несмотря на четверное превосходство въ силахъ и выказанное мужество, не были въ состояніи справиться со слабымъ отрядомъ ген. Эллиса. Посл? этого турки обратились къ пассивнымъ д?йствіямъ, несмотря на подошедшія изъ Босніи подкр?пленія. Наши же войска прочно утвердились на вершинахъ Балканъ. Наши потери 6 оф. и 175 нижн. чин.; турки потеряли до 1 тыс. Главную тяжесть перваго дня боя вынесли на своихъ плечахъ войска боевой части отряда Эллиса: л.-гв. Московскій полкъ, л.-гв. 2-й стр. б-нъ и 2-я и 5-я батареи л.-гв. 2-й арт. бригады; вс?мъ этимъ частямъ дано отличіе на головные уборы съ надписью: "За Арабъ-Конакъ 21 ноября 1877 года".

Картина соответствует "Млаве" по духу, а не чисто изобразительно. Ну, и время года соответствует также. Решение использовать для оформления классику продиктовано желанием издательства подчеркнуть, что  книга  отличается от того, что авторы делали раньше.

Пришедшие с Балтики снеговые тучи тяжело терлись боками, наваливаясь друг на друга, — и оттого, как говаривали в народе, у них случалось «лопнутие» животов. На землю, обнаженную бесстыжей рукою осени, сыпались и сыпались бесчисленные пуды обманчиво-легкого белого пуха, и не было ему ни края, ни конца.

Облака не признавали межевых черт, проведенных легкомысленным людским родом. Река для них оставалась просто рекой, черным извивом дремлющей змеи, окруженной облетевшими рощами.

В одном месте темный поток нырял под серокаменные арки старого моста — правда, вместо центрального пролета осталась только пустота. На западном берегу возле полосатой черно-белой будки и шлагбаума возникло некое подобие неряшливого гнезда великанской птицы Рух: цепляясь за малейшую неровность, за купу сосен, за полосу кустарника, там тянулись брустверы из мешков с песком, камней, набитых землей бочек и вообще всего, что подвернулось под руку пионерной команде. Сама дорога перекопана широким рвом, на глинистом дне скопилась стылая жижа. Земля ещё тепла, ловит раскрытыми губами падающие снежинки, и они тотчас тают, исчезая не зримыми никому слезами.

Плывущие в небесах тучи, обладай они глазами, увидали бы в бескрайних лесах, продернутых тонкими и редкими ниточками дорог, длинные, извивающиеся подобно сказочным бескрылым драконам колонны. Серое, черное, темно-зеленое, изредка вспыхивающее кричаще-алым и роскошно-золотым.

Попав под кавалерийский удар, конная артиллерия без пехотного прикрытия становится столь же уязвима, как и любая другая батарея; пруссаки проявили завидное благоразумие, решив не умирать зря. Тем более что с двух сторон на дерзких гусар надвигались и пехота, и кавалерия…

— Что он там задумал?! — не выдержал Росский. — Пушки взрывать, что ли?! Назад, назад немедля! Полковник Княжевич?..
Изрубив не успевшую разбежаться прислугу, гусары одним этим заставили прусские орудия замолчать — пока ещё в горячке боя подойдет смена! Однако штаб-ротмистру Богунову этого, похоже, было мало. И он явно знал, что делает.

Четыре пушки, уже снятые с передков и готовые к стрельбе, изрыгнули картечь прямо в лицо налетающим драгунам, мигом навалив перед батареей страшный вал из истерзанных, бьющихся в агонии человеческих и конских тел. Два других орудия оставались в запряжках, и гусары немилосердно нахлестывали артиллерийских лошадей, явно намереваясь увезти завидные трофеи. Несколько гусар возились около зарядных ящиков, не иначе как пристраивая зажигательные трубки.

— Он с ума сошел! Их же сейчас перебьют!

— Взво-о-од! — привставая в стременах, выкрикнул Княжевич, взмахнув саблей. Взвился свечой застоявшийся, чуявший нетерпение хозяина конь.

Росский только покачал головой. Ох уж эти мне гусары. Главное — лихость явить да красиво умереть, чтобы товарищи потом на каждой попойке вспоминали; а кто, пся крев, станет сражения и войны выигрывать?!

Эскадрон Богунова стиснули с обеих сторон, но гусары не дрогнули. В кровавой сабельной пластовне никто и не заметил малую как будто силу последнего взвода софьедарцев, что повел в бой их командир.

Зато Росский, не в силах опустить подзорной трубы, видел, как Княжевич в упор разрядил пистолет в голову драгунскому офицеру, как пригнулся, пропуская саблю над собой, как сам ответил убийственным выпадом — и кольцо вокруг штаб-ротмистра разомкнулось...