«…Я, воин Беовульф…»
(«Беовульф», эпос германских народов)

Есть сюжеты скоропортящиеся, которые не живут и суток: откупорил-выпил-выбросил.

Есть сюжеты со сроком годности: откупорил-выпил-положил в холодильник на полочку-выбросил через месяц.

Есть сюжеты вечные, без срока хранения и всяких там «best before». Они не нуждаются в ментальных рефрижераторах и вакуумных упаковках когнитивного резонанса. С возрастом они становятся только лучше, как хорошее вино. Беовульф – один из таких сюжетов.

Наверное, таким людям, как автор этих строк, нельзя доверять написание опусов по вечным сюжетам – бодливой корове, как известно, Бог рогов не дает. Мы слишком пристрастны. Некоторые фразы из эпоса нам хочется повторять по много раз в день, ибо те справедливы не токмо для частных случаев, но и «in general».

Кишела нежить,
грозя мне погибелью
в бурлящей бездне,
но я поганых
мечом любимым
учил, как должно!
Не посчастливилось
злобной несыти
мной поживиться,
плотью лакомой,
пищей пиршественной в глубоководье…
Судьба от смерти
того спасает,
кто сам бесстрашен!

Это хочется повторять и повторять, как мантру. Кстати, как выяснилось, выражение: «Судьба от смерти того спасает, кто сам бесстрашен», – это и есть что-то вроде мантры древних германцев. По их понятиям, те, кто не обречен Судьбой к смерти, должны в минуту испытаний проявить характер – и тогда Судьба будет к ним благосклонна. Это что-то типа нашей пословицы: «На Бога надейся, а сам не плошай». Или вот еще замечательный отрывок:

Не властен смертный
спастись от смерти:
ему, гонимому
Судьбой, открыта
одна дорога –
в приют, готовый
принять земное
души вместилище
на ложе смерти,
где сон последний –
отдохновение
от буйного пиршества.

Жизнь как буйное пиршество. Замечательное сравнение! Ну а это – вообще шедевр:

Беовульф молвил,
потомок Эггтеова:
«Мудрый! не стоит
печалиться! – должно
мстить за друзей,
а не плакать бесплодно!
Каждого смертного
ждет кончина!
пусть же, кто может,
вживе заслужит
вечную славу!
Ибо для воина
лучшая плата –
память достойная!
Встань же, державный!
Не время медлить!...»

В этом отрывке заключена главная заповедь древнего германца, а заодно и его потомков – напоминаю отечественному зрителю, что первый правитель Руси, некто Рюрик (слышали о таком, да?), на самом деле был Рориком Ютландским, датским конунгом, плотью от плоти и кровью от крови персонажей «Беовульфа». Наши Рюриковичи тоже оказались что надо ребяты, не лыком шиты. Беовульфовы доблести им были вполне близки и понятны – на каком-то этапе, впрочем.

Кстати, совершенно напрасно про Беовульфа говорят, что он, дескать, стремился только к славе и вообще – не слишком-то привык напрягать голову. Это не совсем так – вернее, не может быть так. Глупый и тщеславный человек вряд ли бы одолел Гренделя и его мать, а потом и Дракона, и много еще кого. Не стал бы он и конунгом – конунг это вам не депутат какой, понимать надо! В монологе Беовульфа – вовсе не стремление к сиюминутной славе, а констатация непреложного закона жизни и желание соблюсти его и прожить жизнь достойно, дабы в конце не было мучительно больно… за истраченные на экранизацию деньги спонсоров.

Впрочем, мы отвлеклись. Сей опус был задуман как рецензия на нового «Беовульфа» Земекиса и Ко, однако уже с первых строк автору стало ясно, что одним только фильмом дело не ограничится – слишком уж глубоки эпические аллюзии, слишком уж широки архетипические аллегории, слишком уж буйно колосятся вневременные ассоциации. Игнорировать их – это все равно, что пытаться постичь все величие китайской стены, рассматривая под микроскопом только один вывалившийся из нее кирпичик: он, разумеется, ценен, но стена… Ее из космоса видно! И дело здесь не только в нарочито архаичной и то же время – постмодернистской картинке, но и в двойном... нет – в тройном дне фильма. То есть – форма, особливо спервоначалу, вроде бы вполне себе классическая, но содержание чем дальше, тем больше напоминает матрешку: ты откупориваешь верхнюю оболочку – а под ней притаилась еще одна, и еще, и еще... Танец семи покрывал. Канонический сюжет сперва дает неканоническую проекцию, а ближе к концу – еще одну, филосовско-мистическую.

Итак, не будем, подобно знаменитому датскому пиву, коим потчевал Хродгар своих гостей в Хеороте, растекаться по дну котла. Мы пришли в кинотеатр, надели специальные очки – это для тех, кто дошел до 3D-зала (любители спецэффектов, не надейтесь – про новые технологии, использованные в фильме, я ничего не буду писать, хотя эти технологии довольно хороши и по-своему даже символичны), откупорили пробки от бутылок во время рекламы, и вот – прямо перед нами, одна за другой, под невероятную музыку, которая будет еще потом долго преследовать нас, медленно появляются из тьмы веков тускло сияющие буквы: БЕОВУЛЬФ.

1. Беовульф и миф: круг первый

Дракон. Эй, Ланцелот! Где ты?
Звон меча.
Дракон. Кто посмел ударить меня?!
Голос Ланцелота. Я, Ланцелот!
(Евгений Шварц, «Убить дракона»)

Сперва два слова о самом эпосе. О нем написано немало, существует даже т.н. беовульфоведение – но при этом точной информации не так уж и много. Записан сей замечательный эпос германских народов был где-то в Х веке на территории современной Англии, на староанглийском языке. Это уже само по себе – повод для литературоведческих изысканий, но мы не будем в них углубляться. Безымянный переписчик вставил в канонический текст и кое-что от себя – в основном это связано с христианством – что и позволило эпосу сохраниться в последующие, мягко говоря, не слишком дружелюбные к языческому наследию годы. Содержание эпоса далеко не христианское. Да и откуда ему такому взяться! Основные действующие лица – Беовульф, Хродгар, их предки и потомки, конунги Дании и Швеции – это некие исторические личности, жившие в самые что ни на есть Темные века (V-VI вв. н.э.). Религия у них была «малость» отличная от христианства. Верили они в Одина, Тора, Валгаллу и Рагнарёк с вариациями. По правде сказать, все норманны в те поры поголовно были язычниками – ну да ладно, это уже не основной вопрос философии «Беовульфа».

Сперва на экране мы видим привычный сюжет, знакомый нам по тысяче других больших и малых эпических форм. В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, у славного конунга данов Хродгара стряслась беда – повадился к нему… в огород, то есть – в Хеорот некто… Нет, не жар-птица, и не чудо-юдо рыба-кит, а мерсссская тварюга по прозвищу Грендель. Шалит сей зверь невиданный, употребляет в пищу дружинников королевских, которые, в свою очередь, сами собрались было вкусить плоды своих праведных и не слишком трудов в палатах царских, Хеоротом прозванных. Вот как оно бывает: собрались люди откушать, откупорили бутылочки с пивком – ан и сами стали едой. И наблюдается такая трагическая убыль датского народонаселения ажно 12 лет. Разные герои «забивают стрелку» с Гренделем – да только все они стараниями монстра превращаются в субпродукты второй свежести. Закручинился конунг Хродгар. А и тут как в сказке – летит к нему на корабле с парусами дорогой китов смелый витязь Беовульф со дружиною отважною – на подмогу. Рррраз! – и голыми руками одолел богатырь чудище проклятое. Дввва! – и порубал мечом-кладенцом нежданно-негаданно объявившееся второе чудище, омерзительную гренделеву родительницу. Ну тут и пир на весь мир, и богатые дары царские герою положены да всей его дружине верной. Тррри! – и побеждает витязь Беовульф дракона, но падает оземь, смертельно раненный. Тут ему и вечную славу поют.

Эпический канон в фильме соблюден на совесть. Я бы даже сказал – очень бережно, особливо ежели учитывать, как с ним порой поступают в Голливуде. Всю первую часть зритель видит знакомый ему с детства эпос, разбавленный черным юморком «ниже пояса», ядреными спецэффектами и намеками на вялотекущий постмодернизм. Как говорится, ничто не предвещало беды… Честно говоря, эту первую эпическую часть фильма автор настоящего опуса смотрел с некоторым опасением. Если бы создатели фильма продолжили в том же духе – он бы ушел из зала. Но Беовульф оказался не лыком шит.

Пару слов о постмодернизме. Он довольно сильно бросается в глаза на фоне мрачно-эпических картин датской действительности. При всей нарочитости оных картин, динамика действия вполне современна. Герои говорят так, как говорят современные люди, я бы даже рискнул предположить – не слишком почтенного возраста. Герои порой даже не говорят, а как будто декламируют заранее выученные речевки. Ну почти как на предвыборном митинге молодежного движения «Не наши», а то и на съезде более серьезных представителей лесной фауны. «Я – Беовульф, и я убью вашего монстра! Все на выборы! Я убил монстра! Голосуйте за стабильность и преемственность курса!» Все это близко и понятно современному русскому человеку и сразу же начинает восприниматься правильно – как иномировая политтехнология, контрабандой просочившаяся в эпический строй V века.

Обращают на себя внимание и довольно откровенные (в прямом и переносном смыслах) цитаты из «Остина Пауэрса». Беовульф, как и супер-агент Остин, имеет довольно экстравагантную привычку устраивать стриптиз, причем у Беовульфа сеансы оголения приходятся аккурат на минуты перед сражением. Но не радуйтесь раньше времени – тема члена в фильме не раскрыта, его все время типа «случайно» что-то прикрывает. Сочная цитатка.

Не остались незамеченными и мелкие «шпильки» в адрес Беовульфа – особенно со стороны провокатора-Унферта в контексте его россказней о состязании в плаванье Беовульфа и Бреки. В эпическом варианте все довольно просто: отчаянно завидующая славе Беовульфа зараза-Унферт ставит под сомнение беовульфовы доблести, но легендарный Герой легко выходит из щекотливого положения – да, он и вправду проиграл состязание в плавании с Брекой, но на то была уважительная причина (подтвержденная справкой из поликлиники по форме 086-У), ибо в момент финального заплыва (а всего длился оный пять суток) на него напали морские драконы в количестве ажно девяти штук, которых он доблестно нашинковал на азу по-татарски. Тушки вынесло к финскому берегу – можете проверить по описи. Фильм почти дословно повторяет эпос, но этот момент показан так напыщенно, так пафосно, что невольно закрадывается подозрение, что нам хотят повесить лапшу. Оная лапша в момент материализуется на ушах одной-единственной репликой Виглафа – мол, в прошлый раз драконов было всего три штуки…

Но самый сильный постмодернистский угар – это плейбоевские формы вышагивающей на шпильках(!) по воде (!) Анжелины Джоли, гренделевой родительницы и самой роковой женщины всех времен и народов. Тут-то и закралось в автора этих строк подозрение, что не все так просто в сем эпосе. Какой-то он… не совсем и эпический. И вот настало время Че: вместо того, чтобы зарубить – нет, не мерсссскую старуху-ведьму, а прекрасную Джоли с сияющим во тьме золотым телом – Беовульф совершенно безответственно сливается с ней в жестком сенсорном контакте. Так-так, товарищ Беовульф, – подумалось мне, – а теперь нам покажут, как оно всё было на самом деле.

2. Беовульф и антимиф: круг второй

Генрих. Я плохой оратор, господа, и боюсь,
что буду говорить несколько сумбурно.
Год назад самоуверенный проходимец
вызвал на бой проклятого дракона.
Специальная комиссия, созданная городским
самоуправлением, установила следующее –
покойный наглец только раздразнил покойное
чудовище, неопасно ранив его. Тогда бывший
наш бургомистр, а ныне президент вольного
города героически бросился на дракона
и убил его, уже окончательно,
совершив различные чудеса храбрости.

Аплодисменты.
Генрих. Чертополох гнусного рабства был с корнем
вырван из почвы нашей общественной нивы.

Аплодисменты.
Генрих. Благодарный город постановил следующее:
если мы проклятому чудовищу отдавали лучших
наших девушек, то неужели мы откажем в этом
простом и естественном праве нашему
дорогому избавителю!

Аплодисменты.

(Евгений Шварц, «Убить дракона»)

О, этот фильм не обманывает ожиданий! Где-то со второй части начинается настоящее интеллектуальное пиршество – для истинных гурманов, разумеется. Это тот самый случай, когда аппетит приходит во время еды. Не обращаешь уже внимания ни на необычную картинку, ни на постмодернизьм голимый, ни на шутки ниже пояса. Антимиф – это вам не баран чихнул! Это детектив и триллер в одном флаконе, да еще и на тучной датской, то есть эпико-исторической почве. Чем дальше – тем интереснее.

Вот Беовульф возвращается в Хеорот из пещеры ведьмы, кидает на пол голову Гренделя и во всеуслышание объявляет, что разделал его и его зловредную мамашку по отрубам. Крики, вопли, восторг, пятилетка в три года и Слава КПСС! Только ехидного зрителя не обманешь. Он-то уже дотумкал, что перед ним антимиф, или как его еще называют – «серый миф». В роли знаковой фигуры выступает Хродгар, конунг датский. Он следом за зрителем не верит Беовульфу. Есть ли у него на это основание, мистер Фикс? Конечно есть, мистер Фикс! Он, например, не забыл, что вместо уродливой старухи в пещере поджидает своих жертв сексапильная Джоли – он-то ее не смог запамятовать, как, впрочем, и убить. Не смог и Беовульф – значит, он следующий на очереди, ведь память у него получше, чем у дедушки-Хродгара. «Теперь это не мое проклятие…», – сказал Хродгар, шагнув с высокой башни вниз, на острые прибрежные скалы. Слышишь, Беовульф – теперь это твое проклятие, тебе теперь холить и лелеять его в своем сердце. И когда морские волны уносят тело старого конунга, антимиф поворачивается к лесу задом, а к зрителю – передом, во всей своей зловещей красе. Правда, подобно голой женщине, без покровов сей антимиф не очень-то и привлекателен.

И вот, в контексте этой горькой правды Беовульф оборачивается вовсе не эпическим витязем с проклятием на челе, а шаромыжником вульгариус. А еще вруном, при помощи грамотного пиара раскрутившим свою сомнительную биографию. Нет, внутри зритель где-то понимает, что это не так, что это не может быть так – иначе все вокруг сплошная ложь и обман. Да, порой Беовульф «добавляет» себе подвигов и «усугубляет» их, но это далеко не банальное хвастовство ради хвастовства. По большей части Беовульф стебется над публикой, мифилогизировавшей его скромную персону, ну и над самим собой – раз дожил до такого, причем сей стеб довольно-таки черного оттенка.

Такоже нужно помнить, что все эти речевки Беовульфа вполне себе входили в тогдашний норманнский воинский ритуал: перед сражением противники старались сокрушить друг друга грозной похвальбой, для которой в древнеанглийском даже было специальное слово. И потом, по традиции, германский воин хвалился не тогда, когда шел с сечи, а когда шел с нее. Ну обычай такой был, в целях поднятия боевого духа. А потом, после битвы – чего его поднимать, этот дух, когда враг и так уже отправился в светлые валгалльские угодья? Декламирует Беовульф свои похвальбы будто по заученному заранее тексту, не всегда вникая в смысл – он даже не может толком запомнить, сколько там змеев ему приписали. Да и зачем оно ему? Раз придумали миф и хотите его кушать – кушайте! Раз пипл хавает, нужно его кормить – пусть даже собственной плотью и кровью. Пипл хочет чуда – он его получит. А уж какой ценой – пиплу это разве интересно? Ничего не напоминает? Интересно, что нашлись и такие, кто сказал – «да, Беовульф и в самом деле обычный хвастун и ничего более». «Серый миф» весьма легко протаптывает себе дорожку в сердца людские.

И вот так, двигаясь по сюжету в обратном направлении, начинаешь выискивать в нем зацепки – те, что минами замедленного действия были заложены создателями фильма для того, чтобы однажды взорвать эпос изнутри и вызвать в нем процессы необратимого полураспада. Вот, например, старина Хродгар, «муж безупречный», эдакий падре фамилия, архетип отца-«кольцедарителя». С какого перепоя стал он вдруг конунгом данов? Убил дракона, говорите? Вот то-то же! Подобно Беовульфу он некогда убил монстра, порожденного предыдущими поколениями королей, дабы самому влезть на трон и надеть на себя злосчастную корону. Но это бы еще ничего, на самом деле его деяние гораздо хуже – по ходу дела он вступил в… э-э-э… интимную связь в драконовой родительницей, плодом чего стало не только его царствование, но и «горький плод любви несчастной» – Грендель. На оную порочную связь и намекала юная королева Вальхтеов, откровенно продинамив «мужа безупречного» в постели.

Получается, что на Богом забытых датских почвах порочная связь с демоницей с предшествующим убиением ее отпрыска от предыдущего конунга-сожителя и последующим производством на свет очередного мутанта, сочетающего в себе начала человека и монструозной сучности – это необходимое условие вступления во власть, своего рода инаугурация. Неладно что-то в датском королевстве! Ох неладно! Однако Беовульф своим примером полностью подтверждает эту теорию. Сперва он убивает Гренделя – отпрыска Хродгара и демоницы, потом отправляется на разборки с самой демоницей и вот тут… Тут и порылась самая толстая собака. Герой должен убить монстра, за этим он и пришел в пещеру, за этим он вообще существует. Но Герой отказывается делать то, что велит ему его героическая природа. Он отказывается убивать монстра, наплевав на законы мифа. И тогда миф выворачивается наизнанку – и мстит Герою. Это я и называю антимифом.

Все ведь было не так, совсем не так, как написано в дошедшем до нас манускрипте Х века, правда? Отражающееся в расплавленном металле истаявшего под пальцами Джоли меча страстное слияние Героя и Демона диктует свои условия мифу. Демоница обещает, что слава Героя никогда не померкнет? Так вот вам и слава, живущая в веках, вот он и эпос о Беовульфе. Смекнули? В полной гармонии с сероватыми ландшафтами антимифа эпос о Беовульфе – это не повесть о том, что было на самом деле, хотя фактические обстоятельства могли и впрямь соответствовать псевдогероическому чтиву. Беовульф действительно был Героем, он победил морских драконов и Гренделя. Только вот легенда о нем – это искаженная иномировой сущностью правда, которую после этого и правдой-то не особо назовешь. Но это и не ложь. Это… серый миф.

Договор с матерью Гренделя – это практически договор с дьяволом. Подписывается он даже не кровью, а несколько иным генетическим материалом. Семя в плане продажи души темным силам куда хуже, чем кровь. Фауст заключал Договор не от хорошей жизни, ему было не слишком-то приятно резать себе вены и пускать кровь – Беовульф же не только отреагировал на предложение Джоли со вполне понятным интересом, но и умудрился получить от заключения Договора ни с чем не сравнимое удовольствие. Хех! Беовульф молод, силен и горяч, природа требует своего – в отличие от вялотекущих ухаживаний пенсионера-Фауста. О том, что именно от Беовульфа требуется, ему недвусмысленно сообщается в его утреннем эротическом видении, когда он единственный остается в живых изо всех ратников, которые назюзюкались накануне в Хеороте. Он и в ведьмину пещеру приходит совсем «тепленьким» – даже одежку снял по обыкновению, чтобы, значит, не мешалась в самый интересный момент. Демонице нужна не физическая смерть Героя – скорее, его духовная погибель. Но не только смерти жаждут монстры. Они жаждут и жизни – искаженной, какой они себе ее представляют. Ведьме нужны были сильные люди, герои – чтобы продевать свою инфернальную жизнь за их счет.

Некоторые зрители восприняли слияние героической и демонической сущностей всерьез, после чего разразились возмущенными криками: «Как узрели эти ваши викинги сиськи – так сразу и забыли про все своё геройство из цикла «нас на бабу променял». А вот не поняли эти граждане всей прелести момента. Мамашка-то гренделева – она не сиськами, она другим брала. Демоница – в большей мере аллегорический образ, нежели другие персонажи. Да и речь там у них с Беовульфом (как и с его предшественниками, кстати) шла не о банальном соитии, а о сакральной церемонии получения власти, инициации Героя и превращении его в Короля всех времен и народов опосля убивства монстра. Посему и соблазняет демоница всех этих витязей печального образа не своими женскими прелестями (хотя, признаемся, у Анжелины они в ассортименте), а некими административно-командными перспективами. Супротив такого демона и Калашников будет бессилен.

В результате жесткого сенсорного контакта между Беовульфом и демоницей (кстати, после такого рода контактов герои теряют способность иметь детей в дальнейшем, хотя остальные мужские функции за ними вроде бы сохраняются) на свет нарождается очередной монстр в облике Дракона. Жизнь совершила полный оборот, Дракон убит, и вот уже на фоне заката замаячил новый претендент на должность царя и Героя – верный брателло Виглаф.

Кстати, дети, рожденные от героев и демоницы – это отдельная тема. Кто был предшественником Хродгара на датском троне, нам неизвестно, но, видимо, это был сильный человек (по эпосу это некто Хальфдан, брат Хродгара, он правил недолго и умер молодым), который породил Дракона, убитого впоследствии Хродгаром. Сам Хродгар был мужик не ахти – низкий, толстый, лысый. Вообще, непонятно – как ведьма на такой тощий кус позарилась – видать, от безрыбья в датских пределах. Да и залить за воротник папаша, знамо дело, любил не токмо по праздникам, даже можно сказать – злоупотреблял, потому и вышло чадо его – Грендель – не то «жертвой аборта», не то «ошибкой пьяного акушера». Короче, неудачный вышел отпрыск. Если иметь в виду, что перед смертью все дети героев и демоницы приобретали свой истинный облик, то выходит, что Грендель – это недоношенный младенец с дефектами развития. И вызывает он острую жалость. Типичное дитя водки. Видимо, мать жалела его, такого несчастного. И люди, поднявшие руку на убогого (ну и гад же ты, Ганька! такую овцу обидел! (с) Ф.М.Достоевский), были ей ненавистны. Грендель действительно жуток – но не тем, что многие зрители увидели в нем. Недоношенный или абортированный эмбрион-уродец – это страшное зрелище. Абортированная сущность приходит к своему отцу в момент его женитьбы на другой женщине…

Отпрыск же Беовульфа – совсем другое дело! Он молод, силен и горяч, как отец. У него широкие крылья и золотая чешуя. Его ярость вырывается из зубастой пасти огнем, испепеляющим все вокруг. Дракон – это вам не жертва аборта. Когда он поднимается на крыло – мир застывает в немом восхищении этой мощью и красотой – хотя задним умом этот мир и понимает, что такому фрукту лучше не попадаться в темном переулке. Дракон – это безусловное и концентрированное Зло, и как всякое Зло он привлекателен.

Итак, при обозрении эпической местности посредством серых очков мы имеем: вместо благословенного королевства – какой-то мрачный клоповник, вместо доброго короля и «мужа безупречного» – старого алкаша, вместо Героя – болтуна и распутника, действующего по принципу «нас на бабу променял», вместо потомков царей и героев – каких-то слизняков да змеев, вместо мерзкой злобной старухи (процентщицы) – сексапильную путану с упругими половыми признаками и пухлыми губами. Легенда убита, на ее место приходит антилегенда, отравляющая легенду своими миазмами. Не было бы договора с демоницей – не было бы и самого Беовульфа таким, каким знаем его мы. Жить бы этому серому мифу да радоваться, расползаться бы по миру бахромчатой плесенью, но ничто не вечно под луной. И уже очень скоро (для вашего покорного слуги это произошло в тот момент, когда Беовульф подставил себя под топор буйного фриза) стало понятно, что и антимиф не всесилен, он тоже смертен, причем смертен внезапно, и что Герой – на то и Герой, чтобы не оставить от него камня на камне.

3. Беовульф и Дракон: круг третий

Ланцелот. Это очень обидно. Все они спрятались.
Как будто победа – это несчастье какое-нибудь.
Да погоди же ты, смерть. Ты меня знаешь.
Я не раз смотрел тебе в глаза и никогда
не прятался. Не уйду! Слышу. Дай мне подумать
еще минуту. Все они спрятались.
Так. Но сейчас дома они потихоньку-потихоньку
приходят в себя. Души у них распрямляются.
Зачем, шепчут они, зачем кормили и холили мы
это чудовище? Из-за нас умирает теперь на
площади человек, один одинешенек. Ну, уж теперь
мы будем умнее! Вон какой бой разыгрался
в небе из-за нас. Вон как больно дышать
бедному Ланцелоту. Нет уж, довольно, довольно!
Из-за слабости нашей гибли самые сильные,
самые добрые, самые нетерпеливые.
Камни и те поумнели бы. А мы все-таки люди.
Вот что шепчут сейчас в каждом доме,
в каждой комнатке. Слышишь?
(Евгений Шварц, «Убить дракона»)

Если мы замкнемся на той конкретной эпически-исторической реальности, которая показана в фильме, то из нее, пожалуй, сложно найти выход. Все как-то мрачно и безысходно. Серым туманом над северными морями, коему так не доверяли викинги, ложь застилает глаза и окукливается, превращая миф в черствую корку. Но если раздвинуть завесу тумана, не смотреть на имена, явки, пароли, на эпоху, наконец – что мы увидим в ясном свете дня? А увидим мы не только архаичность, но и архетипичность происходящего. Настолько сильную, что она бьет по мозгам и заставляет искать насущные аналогии.

Допустим, королевство данов – вовсе и не в Дании произрастает. Допустим, это вообще абстрактное королевство (царство, империя, республика, княжество – нужное подчеркнуть) или просто государство. И правит в нем не конкретный Хродгар (Джордж Буш, Николя Саркози, Ваня Пупкин – нужное опять-таки подчеркнуть), а абстрактный конунг (король, царь, президент, император, хан). Как получил он свою власть? Знамо дело – свергнув предыдущего монструозного владыку (разумеется, монструозного – а иначе зачем было его свергать?). Но в том-то и секрет, что вступив в преступный сговор с демоницей – которая в этом случае уже не конкретная демоница, а аллегория власти – он становится ее рабом и порождает тех же самых отпрысков, что и предыдущие властители мира.

Кто такие эти дети героев-правителей? Все эти монстры, драконы и прочие генетически дефективные недоноски? Это часть самих героев, причем неотъемлемая часть. Отцы ненадолго переживают сыновей. Они не могут от них отказаться, не могут спрятаться, забыть или убежать. Это их же темная сторона, это их поступки и то, что довлеет над каждым правителем, ибо каждый из них – суть монстр (на это, кстати, Джоли и намекает Беовульфу; отсюда вывод, что героями… рождаются). От себя не убежишь. Свою часть человеческой природы герои теряют, отрекаются от нее в темной пещере, в сладких объятиях демоницы, подписав договор с ней своим семенем и получив вожделенную власть взамен. Они меняют свою доблесть отнюдь не на голые сиськи – но на власть, бессмысленную и беспощадную. И на славу. «Чаппи», устоять невозможно. Уж сколько их пало, таких сильных и смелых. И ведь мнится каждому, что их-то власть будет хорошей и светлой, что она не принесет людям ничего, кроме радости. Нет, они знают истории своих предшественников, им ведомо, что царство Хродгара было омрачено большой кровью, а сам он, бездетный, выбросился на скалы – а все равно продолжают наступать на те же самые грабли по тысяче третьему разу. Власть не просто убивает героев. Власть уродует их светлый образ. Но многие ли, забредшие в пещеру, смогли отказаться от нее? Вот то-то же!

Ну и само собой, каждый властвует в меру своей испорченности. Вот возьмем папашу Хродгара. Что мы видим в датском королевстве во времена его правления? Мор, глад и семь казней египетских. Все мрачно и уныло. Примитивизм, технологическое убожество, натуральное варварство, архитектурное убожество, социальная деградация. В Хеороте – грязища и вонища. Вместо верной дружины – пьяный сброд. Систематический и злостный алкоголизм и разгул, вокруг сплошняком «доступные женщины». Полнейшая недееспособность власти – Грендель безобразит ажно 12 лет (это по эпосу, в фильме этот срок, конечно, покороче), и никто не может его призвать к порядку. Гниловат-с хродгаров режимчик. Гниловат-с и слабоват-с. Не забываем, кстати, и тот факт, что убив перед восшествием на престол Дракона, Хродгар убил с ним и Хальфдана, своего старшего брата. Для скандинавских династов дело обычное, но само по себе не есть гут.

А теперь перенесемся в конец фильма, где крупными мазками обрисована беовульфова держава. Таки это совсем другое дело! Из убогости Темных веков – да без пяти минут в пламенеющую готику. По крайней мере – во вполне зрелое Средневековье. И армия вполне боеспособна, не какое-то наклюкавшееся отребье. И законность тебе, и правопорядок. И небоскребы тянутся к солнцу, тепло, светло и мухи не кусают. Беовульф – он же на самом деле имперец, его замыслы масштабны и блестящи, и выстроил он мощную державу, а не еле-еле поддержал на плаву захудалое королевство. Тут и полет иной, не хродгаров: у того хватило силенок только с башни прыгнуть – Беовульф же с ветерком полетал, оседлав Дракона.

Вот и имеем мы: недоносок с одной стороны и Дракон – с другой. Хижина супротив дворца. Болотце супротив вертикали. Вроде и разные вещи, но отличаются только отцами – мать у них одна, и сущность ее – нечеловеческая. Любая власть – порождение демонов. Будь ты хоть супер-пупер Героем, семи пядей во лбу и вообще положительным персонажем – сын-то твой все равно родится от этой самой гренделевой матери, раз ты надел корону на свою, между прочим, голову. Вот где ужасы-то настоящие, а не в перекушенных шеях и оторванных конечностях. Вот так посмотришь фильм – и неудержимо захочется вступить в партию анархистов. Впрочем, как выяснилось, они тоже не отрицали мать Гренделя, только выступали за ее компактность – ну да, Анжелина и это вполне может. Беовульф на ранней стадии развития образа полевого командира вполне себе анархист, но стоит ему оказаться в демонических объятиях, пиши пропало, в империалисты подался.

Древо познаешь по плодам его. А плоды власти – это не токмо технический прогресс и цивилизация, это еще и то зло, которое несет с собой абсолютная власть. Любое государство это не только добро (хотя и добро в нем есть – кабы не было его, то не было бы и государства), но и зло. Любая власть ломает людей под себя, будь то рядовой или генерал, но всех – по-разному. Как власть нагибает простых людей – это мы и так знаем, за примерами далеко ходить не надо, а вот как она обходится с конунгами да героями – в фильме нам как раз и показывают. Беовульф стоит во главе мощного государства, его подданные счастливы, страна процветает, злобные соседи повержены – почему он говорит, что давно умер? Богатые тоже плачут? Да нет, все гораздо хуже. Антимиф разъел его душу. Героя легко убить, очень легко – надо просто знать, куда целиться. Демоница – она-то знала, это ее профессия и призвание.

А еще наш славный Беовульф оказался в плену – не только антимифа, но и мифа. Он же Беовульф, ясен перец! Он не может уставать и ошибаться. Он вообще ничего не может и не должен – ничего из того, что положено и простительно нормальному человеку. Он не может быть слабым, он не может останавливаться, он не может задумываться. А еще – он должен всегда побеждать. И настолько сей доморощенный пиар вгрызается в самого конунга и его окружение, что буквально все начинают жить по его законам, напрочь игнорируя реальность. Даже Виглаф, старина Виглаф, прошедший со своим брателлой огонь, воду и медные трубы, и сам, сам бывший с ним у пещеры демоницы в первой части (и уж, поверьте, знающий, что к чему) – даже он «на голубом глазу» говорит, что «все ж знают, что Беовульф убил мать Гренделя – так зачем теперь снова идти к ее пещере?» Это и называется фрустрация, сиречь отрыв от реальности.

Даже буйный фриз – и тот был насквозь пропиаренный. Он, вооруженный секирой, вполне мог убить безоружного и по обыкновению слегка обнаженного Беовульфа – но не убил, рука не поднялась «на святыню». Вот не знал он, что это за святыня перед ним… Единственные, кто знали или хотя бы догадывались – это мудрая королева Вальхтеов, супруга Беовульфа, да Унферт (кстати, имя его означает «сеющий смуту», «подстрекатель»), ударившийся в христианство (отличная находка для религии!) по причине своей плохой совместимости с традиционными норманнскими ценностями. Но королева молчала – негоже на мужа наговаривать, тем более – на мужа любимого. Ну а Унферт… он тоже не говорил (привычку говорить про него гадости Беовульф отбил у него еще в самом начале), он делал, ибо пакость Беовульфу была подкинута именно Унфертом – ведь не сам же ущербный слуга шатался по болотам да пещерам в поисках золотого рога, ставшего символом союза Беовульфа с его властью. Однако и от Унферта, если присмотреться, была польза, ибо с того самого момента, как Беовульф не без ужаса поднес к глазам сей артефакт, стало ясно, что он… победит.

Герой не был бы Героем, если бы смирился и играл по навязанным ему антимифом правилам. Собственно, в этом случае мы бы и не узнали о нем – кому интересно бережно нести через тьму веков знания о каком-то морально нечистоплотном человечишке, вруне и хвастунишке, да еще и не без привычки тиранить ближних. Не знали бы мы о шуте гороховом, который обвел всех вокруг пальца, сымитировал убиение Гренделя, а потом еще и посмеивался над шоу, изображающим сей грамотно разрекламированный факт из его темноватой биографии. Что в VI веке, что сейчас пиарщики трудятся на одной и той же ниве, колосится, наливается ничего не стоящей информацией выращенный им злак, но вот беда – если народ начинает всерьез питаться им, быстро выясняется, что сей продукт несъедобен и вреден для здоровья. Курс рано или поздно упадет, рынок ГКО – обвалится, трубы – прорвутся, а цены – вырастут. Рано или поздно пролетит над мирно спящими микрорайонами золотой Дракон да пожжет их огнем адовым. Многим конунгам тут и смерть приходит, либо бесславная политическая кончина. Многим – но не настоящим героям.

Настоящий Герой – он ведь известен не тем, что одолел Дракона, вырвав ему сердце. Герой – это тот, кто не бежит от Дракона, как все нормальные люди, а кто встречает его лицом к лицу, ибо Дракон – это часть самого Героя. Убоявшегося тень преследует во веки вечные – до тех пор, пока не сведет в могилу, но та же тень бежит от того, кто сам хочет взять ее «за вымя» и без устали гонится за ней. Герой бросается на Дракона, на власть, на антимиф – именно в этот момент он побеждает их. Разрушение его физической оболочки в процессе оных пертурбаций не играет уже сколько-нибудь решающей роли, ибо Герой бессмертен. И вовсе не потому, как считал сам Беовульф, что он давно умер. Герой живет не совсем в том мире, где живут обычные люди. Его мир параллелен (либо перпендикулярен – это с какой стороны посмотреть) нашему, и драконы там шляются только постольку, поскольку Герой сам дозволяет им это, они побеждают Героя только тогда, когда сам он их боится. Это не наш мир с привычным временем и пространством. В своем мире Герой неуязвим – пока он желает того. И непобедим. Драконьи зубы, железо и яд не страшны ему ни здесь, ни там. А вот злые языки, пересказывающие всякие враки героев и выдающие их за правду – они гораздо хуже драконов.

Как бы то ни было, Беовульф опять победил – как только вышел в бой против Дракона, своего сына, сиречь себя самого. Это главная победа в жизни Героя. После этой победы можно смело опускать занавес, ибо чреда предыдущих и последующих подвигов мельтешит в глазах пустой последовательностью ненужной информации. Все герои – и реальные, и вымышленные – уходили после этой, нелегко давшейся им победы над самими собой. Гильгамеш, Геракл, Ростем, Александр, Артур, Турин, Беовульф… Собственно, они и не приходили никуда – изначально пребывая в ином мире, они только на минутку заглядывали в наш и вскорости покидали взятые рубежи, оставляя тех, кто успел полюбить их, в вечной скорби.

Вместо заключения

Генрих. И мне удалось установить следующее.
Наш добрый ящер порхал всю ночь
исключительно для того, чтобы разузнать
всю подноготную о славном господине Ланцелоте.

Бургомистр. Ну, ну?
Генрих. Не знаю, в каких притонах –
на Гималаях или на горе Арарат, в Шотландии
или на Кавказе, но только старичок разведал,
что Ланцелот – профессиональный герой.
Презираю людишек этой породы. Но дра-дра,
как профессиональный злодей, очевидно,
придает им кое-какое значение. Он ругался,
скрипел, ныл. Потом дедушке захотелось пивца.
Вылакав целую бочку любимого своего напитка
и не отдав никаких приказаний, дракон вновь
расправил свои перепонки и вот до сей поры
шныряет в небесах, как пичужка.
Тебя это не тревожит?

Бургомистр. Ни капельки.

Генрих. Папочка, скажи мне – ты старше меня...
опытней... Скажи, что ты думаешь о предстоящем бое?
Пожалуйста, ответь. Неужели Ланцелот может...
Только отвечай попросту, без казенных восторгов, &ndash
неужели Ланцелот может победить? А?
Папочка? Ответь мне!
(Евгений Шварц, «Убить дракона»)

Эпос о Беовульфе – замечательное произведение. Я настоятельно рекомендую его всем – разумеется, всем, кто вообще способен интересоваться вечными темами. Но у него есть один недостаток – как бы роскошен и ярок ни был эпос, он развивается на определенной плоскости, в сугубо конкретном мифо-эпическом контексте, не выходя за его границы. Создатели фильма сделали главное – они раздвинули эти границы, что прежде было доступно только узкому кругу специалистов, и теперь универсальная архетипизация Героя доступна любому, имеющему глаза и уши. Sapienti sat. Из одномерного мифа создатели фильма сделали сперва двухмерный (в согласии с диалектическим принципом «отрицания отрицания», он же методологический принцип «тезис-антитезис»), а потом – и трехмерный (вот уж где настоящий синтез эпических граней современности!), за что хочется поклониться им в ножки.

Честно говоря, автор этих строк не ожидал такого хорошего фильма – ни из синопсисов, ни из рекламных роликов этого совершенно не следовало. Вот, к примеру, полуофициальный слоган фильма: «Гордость – это проклятие». И вот скажите мне – как он связан с основной идеей фильма? Или вот еще: «Самый отчаянный воин древности! Он оседлал дракона и победил монстра – самого жестокого и кровожадного!» Такими страшилками только маленьких детей пугать. Еще: «Будь воином. Будь победителем. Будь королем». Ага, а еще будь идиотом, заплати налоги и спи спокойно (под забором). «Взгляни в глаза демонам» (взглянул – что дальше?). Короче, к смыслу происходящего на экране все это имеет такое же отношение, как человекообразная обезьяна к этюдам Шопена. Вот еще один обнаруженный слоган фильма: «Искушение станет проклятием». Он более близок к содержанию – но увы, довольно расплывчат и звучит как-то по-христиански плоско. На самом деле же наш Герой... он трехмерный.

А вот что порадовало, так это актеры – хоть про них и говорят, что они… ненастоящие. Анжелина Джоли: «Люди падки на соблазн. Кто-то не в состоянии устоять перед деньгами, кто-то – перед властью. Кроме того, многие готовы продать за это свою душу. Но все это пустое». «Беовульф» – это фильм-трагедия. Отважный храбрец побеждает монстра, но погибает сам, отдав все лучшее, что было в его душе, за одну ночь с демоном и привлекательные обещания». Рэй Уинстон: «Беовульф становится монстром. Примерно то же самое происходит с политиками. Ступив однажды на этот путь, он уже не может вернуться». Это уже теплее, гораздо теплее... Как ни странно, актеры гораздо лучше поняли режиссерский замысел, нежели зрители. Правда, даже сама Джоли не ожидала, что будет выглядеть столь демонически. Оно и понятно: соблазнить бравого викинга – это раз плюнуть, невелика потеря, а вот обернуться аллегорией власти, которая, как известно, не от Бога – это вам посильнее «Фауста» Гете будет.

Понимание происходящего на экране – это в общем-то удел избранных. Не всем нужно знать, кто такие герои на самом деле, что есть власть и что вообще такое вокруг творится – многим это неинтересно в силу убеждений (темперамента, интеллекта, возраста – нужное опять-таки подчеркнуть). У нас и на выборах голосуют, не включая голову – что ж вы хотите, чтобы электорат развлекательные фильмы смотрел вдумчиво? В любом фильме действуют законы публичной рекламы: кого на экране показывают, тот и входит в целевую группу. Хотя нет, в жизни таких не бывает. Скорее так – в целевую группу входят те, кто может и хочет проассоциировать себя с людьми на экране. А много ли среди зрителей Беовульфов или хотя бы Виглафов? Риторический вопрос. Автор этих строк – далеко не эпический витязь с проклятьем на челе, а в общем-то обычный человек. Но был для него момент истины, когда он чуть ли не вскрикнул, заглушая долби-сюрраунд: «Маска, я тебя узнал!» В таком отождествлении есть что-то от сверх-Я (или как там его по батюшке) – но разве это плохо? С такими персонажами отождествляться не стыдно. Пусть стыдятся любители чернухи и порнухи, «розовых сопель» и сладеньких бисёненов.

Собственно, вследствие такого плачевного состояния коллективного сознательного и бессознательного масс создатели фильма и пустились во все тяжкие – пришлось для кассы приделать к фильму многое из того, чего в нем особенно не требовалось: экшн, обнаженку, горы мяса и фонтаны крови, те самые шуточки «ниже пояса». Вся рекламная кампания, как и некоторые прибамбасы (особливо из первой части) ориентированы на определенную аудиторию. Не обремененные интеллектом подростки орут, чавкают и возбужденно копошатся прямо во время сеанса. Разумеется, про Беовульфа эта публика ничего не знает, кто да что, ну и, соответственно, подумать, о чем там фильм, такой публике просто нечем. Естественно, эти же фигуранты первыми начали возмущаться – «йоу, первая часть фильма ничо так, а вот потом... скучнаааа... ни тебе порнухи, ни чернухи... какой-то трёп и выяснение отношений».

Это они, конечно, зря. Беовульф – мужик правильным, не то что некоторые. Сам фильм – он о тех, кого принято считать героями и пассионарными личностями. И об их обратной стороне. О персональных демонах, которые ходят за ними по пятам, и против которых бессильны даже сильные. И о плодах их трудов, искаженных властью, которые приносят окружающим не только радость, но и горе. Канва фильма довольно мрачна, она безжалостна к Беовульфу и ему подобным. Пассионарии не бывают счастливыми. Герои всегда одиноки. Посему – не стоит нести ахинею про монстров, королей и сиськи. Фильм-то – он о другом совсем. О том, что судьбу нельзя обмануть, не стоит даже пытаться. Лучше быть честным с ней и с самим собой – и тогда ты хотя бы встретишь смерть достойно. Увы, тайная клинопись «Беовульфа» открыта только посвященным.

Может, создатели фильма правы: вечность – это хорошо, но кушать-то надо каждый день, да и затраты на фильм отбить тоже надо. Непросто соединить несоединимое. Посему сборы пусть делает обычная публика, а о том, чтобы прославить трехмерный эпос в вечности, пусть позаботятся избранные. Беовульф стоит того. Вот его тело делят между собой огонь и вода – а на берегу уже стоит очередной властитель, и демоница Джоли уже улыбается ему своей безмятежной плотоядной улыбкой. Жизнь продолжается. Ну что тут скажешь?

Слава создателям фильма!
Слава Беовульфу!
Слава героям!