Над дверью повесили шарф желтого шелка. Рядом поставили ветви кипариса, дерева мертвых. А еще чья-то угасающая магия начертила в воздухе знак. Литеры дрожали и расплывались, словно сотрясаемые лихорадкой. Но все же упрямо теснились друг другу, складывались в обреченное:

«Чума над домом этим».

Вита приказала:

— Вскрывайте.

Проверила, плотно ли маска прилегает к ее лицу.

Удар ручного тарана вышиб дверь вместе с едва теплющимся защитным барьером. Изнутри дохнуло гнилью, болью и чем-то кисловато-сладким. Легионеры в пропитанных соком кау хламидах проворно подались назад, отступая за очерченную магией линию. Вита осторожно переступила через остатки двери и шагнула в проем.

В доме было темно. Очень душно — кто-то явно пытался поставить воздушную изоляцию. Скорее усердно, нежели успешно, но попытка налицо. Пахло … пахло терпимо. Учитывая температуру, процесс разложения шел не так давно. И еще пару суток назад кто-то пытался поддерживать здесь порядок. Отсутствие гниющего мусора, чистые амфоры, полы и мебель обработаны раствором аленды. Здесь сражались до самого конца.

Вита поудобнее перехватила рабочую табличку и стилос. Подняла на поверхность воска страницу с чистой формой.

Номер. Дата. Время.

Дом семейства Руфинов, что построен на улице Блазия, в поселении Тир. Осмотр проводит: Валерия Минора Вита, государственный врач в ранге прайм, заведующая временным полевым госпиталем V легиона.

Свидетели… Тут, по идее, требовалась подпись несущего штандарт. А то и командира центурии сопровождения. Идея также предполагала, что легионерам, действующим в очаге эпидемии, будет своевременно и в достаточном количестве доставлено защитное снаряжение.

Иногда ей казалось, что бюрократы от медицины жили в какой-то другой империи. Или даже в другом мире. Там, где заразные болезни были не столь уж заразными.

В той реальности, где обитала Вита, все имело свою цену. И право гулять по зачумленным домам — не исключение. За четыре десятка лет медицинской практики Валерия Минора заплатила: полной атрофией эмпатической чувствительности, хроническими нарушениями сна, букетом дичайших аллергий, половиной правого легкого и способностью выносить здоровых детей. Она не видела смысла спрашивать такую цену с офицеров когорты. Не ради галочки в протоколе.

Медик прошла вглубь дома, тщательно выбирая, куда ставить ноги. Выложенный плиткой пол, светлая штукатурка стен, свисающие с потолка лампады. Дверные проемы закрыты ярко вытканными покрывалами. Вита сняла с пояса удлиненный медицинский нож, отодвинула тяжелую ткань.

В лицо дохнуло тленом, благовониями и выдохнувшимися заклинаниями сохранения. Атриум, центральное и самое просторное помещение в доме, был затемнен. Проем в потолке, обычно открывающий сердце поместья свободному небу, затенили плотным навесом. Высаженные здесь цветы и пряные травы поникли. Воздух стыл безнадежной, какой-то кощунственной неподвижностью.

Через раздвижные сегменты навеса прорывалось несколько узких полосок света. Лучи резали воздух, точно стилеты. Очерчивали укрытые белым полотном коконы.

Вита внимательно осмотрела мощные балки, висячие светильники. Кушетки впопыхах отодвинуты в сторону, кругом расставлены свечи и благовония. Лишь затем медик сосредоточилась на массивном каменном столе, что подобно императорскому трону, доминировал над помещением. Над всем этим домом, если подумать. Над всем поселением.

Столешница установлена была на тяжелой мраморной плите. По углам ее поддерживали крылатые чудища с мощными львиными лапами, центр украшен был традиционным растительным орнаментом. Сверху на стол уложили три свертка и бережно укрыли покрывалами.

Вита отвела в сторону домотканое, выбеленное полотно. Повеяло алендой — покров явно пропитали раствором, хотя с тех пор он успел высохнуть. Ткань была жесткой и хрусткой, под давлением раскрывалась неохотно, точно безвременно увядший цветок.

Под таким покровом яркие, огненно-рыжие волосы и фарфоровой тонкости черты казались особенно неуместными. Запах кедрового масла, вложенная в губы монетка, официальное одеяние, в складках которых ребенок почти утонул. Медик отвела ткань в сторону, подцепила кончиком ножа охватывающую детское горло цепочку. Подняла повыше. Так, чтоб выгравированные на медальоне литеры попали в узкую полоску света.

— Руфина Секунда, из рода Корнелиев, сословия всадников, — вслух прочла она, подсчитывая, сколько прошло с указанной даты, — рожденная одиннадцать лет назад...

Открыв два других покрывала, медик обнаружила Руфину Терцию и Руфину Кварту, семи и пяти лет от роду соответственно.

Так. Где же тогда старшая? Вита огляделась.

В алькове ларов, на почетном месте среди прочих подношений духам предков, расправила крылья Богиня Мэйэрана: стремительный бронзовый силуэт, из тех, что в конце года вручают за выдающиеся достижения лучшим ученицам. Прошло более полувека с тех пор, как Вита возложила такую же на алтарь рода Валериев. Вряд ли порядки в храмовой школе сильно изменились. Скорее всего, девочка привезла свой трофей на каникулах. Учитывая, что сейчас у нас снова середина учебного цикла…

Вита подняла на воске лист «Выжившие», внесла в него имя Руфины Маджоры. Предположительное местонахождение: школа при храме, что над водопадами Мэй. В момент вспышки находилась вне области заражения. Пометка: направить в школу официальное извещение.

К делу.

Вита отвела с потолка навес, открывая тела косым лучам солнца. Выложила на стол набор скальпелей, восковую табличку, стилос. Предполагаемое время смерти… Вскрытие проводила… Нарывы на теле почернели, при пальпации ощущаются твердыми, инородными телами. Ороговение кожных покровов в областях поражения, ткани с трудом поддаются разрезу. Состояние внутренних органов...

Час спустя Вита оставила за спиной три завернутых в полотно детских тела и полудюжину слуг, чьи останки обнаружились в боковой комнате. Проход в хозяйские покои закрывала настоящая деревянная дверь. Створка легко подалась под нажимом, скользнула в сторону. Вита вошла в просторную спальню.

Все те же тщательно занавешенные окна. Светобоязнь как возможный симптом? Медик сдернула на пол покрывало, открывая путь рассеянному вечернему свету.

Здесь было отнюдь не так чисто, как в остальном доме. Опрокинутая амфора, осколки глиняных чашек, скомканные полотенца. Широкая кровать. Запах.

Вита подошла к ложу. Чтобы узнать хозяина дома, не нужно было приглядываться к кольцу на распухшем пальце. Тронутые сединой огненно-рыжие волосы не могли принадлежать никому, кроме отца семейства.

При жизни Тит Руфин был массивен, широкоплеч и высок. Впечатление силы не оставило его даже сейчас. Мужчина обнимал завернутую в белое полотно женскую фигуру. Жест был одновременно защищающим и безмерно усталым.

Вита нахмурилась. Отодвинула ткань, осматривая кожные покровы. Приподняла веко. Матрона Руфина была мертва уже достаточно давно. Но вот отец семейства сделал последний вздох не более суток назад. Этот человек погибал, когда медицинская когорта уже входила в зону карантина.

И, если она еще не совсем ослепла, болезнь хозяина дома протекала нетипично. Вита коснулась шеи, обтянутыми кау-пленкой пальцами надавила на область под подбородком. Отвердение кожных покровов. Скорее напоминает наполовину сформировавшуюся… чешую?

Вот оно как.

Вита выпрямилась. В ладонь лег скальпель с ланитовым лезвием. Медик поднесла лезвие к кожным покровам… и поняла, что пальцы, сжимающие нож, весьма ощутимо дрожат.

Недопустимо.

С момента, когда стало окончательно ясно, сколь силен в ней дар исцеления, жизнь Валерии Миноры была скована рамками жесточайшего кода. Мантра, повторяемая наставницами школы Мэй: будь спокойна, будь ровна, будь уверена. Посреди выходящих из-под любого контроля эмоций пациентов и страха их родичей, ты должна быть недвижимой опорой. Целительница в слезах неуместна, как и целительница смеющаяся. И нет ничего более жалкого, ничего более бесполезного и в то же время разрушительного, нежели целительница испуганная.

С полминуты Вита стояла неподвижно. Считала биение пульса в сжимающих нож пальцах. Вслушивалась, как с каждым вздохом поднимается и опускается ее грудь. «Будь спокойна, будь ровна, будь уверена, прайм. Делай свою работу».

В скальпеле, когда он вновь коснулся тела, не было и следа дрожи. Ланитовое лезвие без труда резало продубленные кожи и шелк из нитей стальных пауков. Однако затвердевшее чешуйками новообразование поддавалась ему с трудом.

— И кто теперь просоленный пессимист? Случайное совпадение, да, Авл? Естественные, в море их утопить, причины.

Если рыжий умер не от осложнений на сердце, никак не связанных с первичной инфекцией, она подарит своему доверчивому коллеге амфору золотого ришийского. И извинится. Прилюдно.

Впрочем, сакральная неприкосновенность винных погребов подтвердилась довольно быстро. Вита выругалась сквозь зубы. Пора было заканчивать.

Чтобы снять с пальца родовое кольцо, пришлось вновь пустить в дело скальпель. Вита накрыла даже в смерти не разомкнувших объятья супругов одеялом. Теперь остались лишь документы — за ними даже не пришлось идти в примыкающий к атриуму кабинет хозяина. Аккуратно сложенные в стопку, восковые таблички ждали своего часа на прикроватном столике. Тит Руфин, твои разум и сердце воистину были выкованы из императорской стали.

Медик с невольным уважением качнула головой. Коснулась верхней таблички. Печати на воске не было, даже самой базовой. Последняя из оставленных записей послушно поднялась на поверхность.

«… подтверждаю, что наследницей всего движимого и недвижимого имущества является моя дочь Руфина Старшая. Опекуном ее назначен мой брат Марк Руфин по прозвищу Блазий, военный трибун крепости Тир. В случае, если он не сможет принять на себя сии обязательства, объявляю Руфину Маджору совершеннолетней и независимой в поступках и суждениях. Ни при каких обстоятельствах не могут члены старших ветвей рода Корнелиев быть названы опекунами Руфины Маджоры. В противном случае падет на них мое посмертное проклятье…»

Ого! А в благородном семействе, выходит, приключился изрядный скандал. Как-то очень основательно рассорились Руфины со своими родичами. Полная эмансипация женщины вообще случай нечастый. Благородной Валерии Миноре в свое время пришлось изрядно постараться, чтобы добиться подобной независимости. Однако бесплодная и разведенная младшая дочь — это одно. А вот лишить поддержки рода наследницу, слишком юную, чтоб всерьез задуматься о замужестве… Жестко. Пожалуй, даже жестоко.

Вита подхватила таблички, окинула помещение последним цепким взглядом. Направилась к выходу.

Шагнув на волю из переполненных воспоминаниями помещений, она замерла. Несколько раз глубоко вздохнула. Солнце начало уже клониться к закату, и медик слепо сощурилась на окрасившиеся багрянцем стены. В глаза будто насыпали песка. Вита привычно подавила желание протереть их. Маску снимать было рано.

От соседних ворот подошел один из сопровождавших ее легионеров. Протянул ведро, наполненное очищающим настроем. Вита без слов бросила туда вынесенные из дома восковые таблички. Вслед за ними отправились женские именные медальоны, окровавленный мужской перстень, содержание ювелирной шкатулки матери семейства.

Отчет центуриону медик представила на вытянутой руке. Свою подпись в графе «свидетель» благоразумный воитель нацарапал, стараясь держаться от таблички как можно дальше. После этого отчет полетел во второе ведро, вместе с поясом врача, ее наручами, набором ножей. Стоявший рядом медик-инструментарий пристально проследил за траекторией дорогущего ланитового скальпеля: за сохранность снаряжения он отвечал не только головой, но и кошельком.

Вита привычными аккуратными движениями сняла сандалии и тунику.

Ее тело было покрыто сизо-зеленой пленкой из подсохшего сока кау. При всех своих защитных качествах такой наряд не оставлял ни малейшего простора воображению. Тем не менее, легионеры, укладывающие вдоль стен бруски с горючей смесью, удостоили медика лишь парой косых взглядов. И это тоже служило мерой усталости и ужаса, что выплеснулись за стены крепости Тир. В шестьдесят с лишним лет фигура Виты почти не изменилась по сравнению с тем, какой она была в двадцать с хвостиком. Не то, чтобы благородная Валерия и в двадцать могла похвастаться красой, затмевающей долг и останавливающей легионы на марше. Но все-таки.

Подошел несущий сигну. Одним коротким жестом отослал легионеров прочь от стен дома. Преклонив колено, кончиком ножа завершил начерченные перед дверьми знаки и закрыл круг.

Кеол Ингвар, риши-полукровка и один из сильнейших магов V Легиона, встал перед зачумленным домом. Поднял древко копья, которое обвивали две отлитые из белого золота змеи. С низким раскатистым речитативом уронил знак медицинской когорты вниз.

Древко ударило перед рисунком. Воздух дрогнул. По земле покатились короткие, злые волны. Пойманные кругом, они плеснули, отразились, побежали обратно в сторону стен. И сложенный из песчаного камня дом полыхнул, будто пропитанный маслом фитиль. Взрыв был беззвучным, и оттого еще более жутким. Столб огня, дыма и жара взмыл к небесам. Яркое белое пламя в считанные секунды накрыло потолки и балки, в пепел обратило утварь, тела, воспоминания.

Семейное гнездо Тита Руфина горело, сгорали останки его дочерей, затихало эхо их голосов. Когда пламя схлынет, сложенные из песчаника стены станут прочнее и жестче. Но все, что составляло душу этого дома, обратится в пепел.

Вита отвернулась. С неба падали серые и черные хлопья, закрывали город, оседали на накидках густым слоем сажи. Разглядеть что-то вдали было сложно, дышать без маски она была бы не в состоянии. Если судить по финальному результату, деятельность карантинных команд можно было спутать с извержением очень аккуратного и очень придирчивого вулкана.

Вита швырнула в огонь тунику и обувь. Привычно сощурилась от жары, дожидаясь, пока несущий змей обратит на нее внимание. Сигнифер убедился, что даже тень заразы не выживет в очищающем пламени. Повернулся к медику. Она отрывисто кивнула.

Офицер плавным движением направил сверкающее наконечником копье, и змеиные головы развернулись в сторону Виты. Медик подняла руки в жесте восхваления и беззащитности. Взгляд ее ни на секунду не отпускал лицо смотрящего поверх змеиных голов мужчины. Его волосы были черными с проседью, кожа смугла, а глаза по-ришийски зелены.

К очищению невозможно привыкнуть. Десятки лет службы, тысячи повторений, но в каждую церемонию шагаешь точно впервые. Глаза в глаза. Одна ошибка его, один просчет, и пепел младшей Валерии смешается с пылью улиц.

Язык пламени отделился от пылающего за спиной костра, обвился вокруг Виты. Огонь сжимался все более тугой спиралью, играл оттенками белого золота. Медик запрокинула лицо, позволяя очищающему пламени окатить ее с головой. Приятное глубинное тепло сменилось жжением, а затем почти болью. Крик был бесполезен и невозможен. Вита сжала зубы, и в этот момент пламя схлынуло, удовлетворенным белым змеем свернулось у ее ног.

Медик протянула руки, еще раз окуная ладони в очищающий жар, затем аккуратно через него перешагнула. Ее кивок сигниферу был одновременно благодарностью и подтверждением, что прайм не поджарена сверх необходимого. До следующего раза. Несущий сигну коротко отсалютовал. И, не тратя время на разговоры, поспешил дальше. У него сегодня было еще слишком много работы.

Медик в свою очередь устало побрела к телеге снабжения, что гордо высилась посреди улицы. Подле уже топталась аристократично-долговязая фигура. Авл Корнелий был целителем в ранге секундос, другом и упрямым ослом, не желающим признавать очевидное. Вита окинула его обеспокоенным взглядом.

Поджарое тело коллеги было заковано в подрумяненный сок кау и в закатных лучах переливалось всеми оттенками синего. Плотная маска на его лице смотрелась намеком на последнюю ришийскую моду. Четкая осанка в сочетании с расслабленностью позы были бы уместны среди поэтических дебатов, но не в центре опустошенного мором поселения. Вита вздохнула. Благородный Авл Корнелий из рода Корнелиев вообще обладал даром не вписываться и не подходить. Это объясняло, почему он находился сейчас не в столичном госпитале, а под стенами зачумленной крепости. Однако самопровозглашенный алчный циник был хорошим врачом, и с точки зрения благородной Валерии из рода Валериев, одно это достоинство перевешивало все прочие недостатки.

— Что? — поинтересовался коллега, когда она подошла поближе.

Вита потерла запястье, проверяя, насколько эластична покрывающая тело пленка.

— Еще одно, максимум два очищения. Потом нужно будет смывать раствор и наносить заново, иначе он пойдет трещинами.

— Что ты нашла в доме коменданта? — судя по нетерпеливому тону, защищенность любимой начальницы Авла волновала в последнюю очередь.

— Трибун Блазий жил не здесь. Это дом его брата.

— И?

Старый легионер-логист перегнулся через перила телеги, протягивая им чистые туники. Вита кивнула признательно, надевая грубую неокрашенную ткань.

— Благодарю, — вновь повернулась к Авлу. — В кладовых были следы поспешных сборов. Думаю, Руфины получили предупреждение, скорее всего из крепости. Они явно собирались покинуть город. Не успели. Когда заболела младшая дочь, Тит Руфин закрыл ворота и запечатал дом. Его жена и слуги либо были безмерно верны, либо главу семейства боялись сильнее любой заразы.

— Они остались в очаге эпидемии, чтобы ухаживать за детьми.

— Да.

Авл резким движением одернул тунику. Даже самая дешевая ткань, видом своим подозрительно напоминающая потрепанный мешок, на его фигуре смотрелась элегантно. Вита в схожем «одеянии» почти утонула.

Логист выдал обувь. На простенькой одноразовой сандалии оказалось сломано крепление, и вместо него ухмыляющийся легионер вручил Вите ветхий ремешок.

Старший медик балансировала на одной ноге, пытаясь завязать проклятый узел. Утони оно все… Авл подхватил начальницу под локоть, вернул ее в вертикальное положение.

— Заботливый отец не попытался добраться до приписанного к крепости врача?

Иными словами: что именно комендант вышеуказанной крепости сообщил своему брату? Почему тот предпочел превратить дом в живую могилу, но не искать помощи в военном госпитале?

— У него было три порции яда жизни, приготовленного на крови младших Руфин.

— Когда?

— Чуть меньше года назад. Прекрасная работа.

На глиняных ампулах, которые Вита нашла в доме, красовалось клеймо храма Мэй и имя одной из старших жриц-наставниц. Знак высшего качества, какого только можно добиться, готовя лекарство заранее, из чистой, незараженной крови. Интересно, что семья, живущая скромно, почти на грани допустимого для их сословия аскетизма, сумела позволить себе подобные расходы.

— Когда стало ясно, что болезнь уже в доме, Руфин дал детям зелье. Оно не могло подарить защиту против той чумы, что тут всех выкосила — кстати, что это за чума? Из столичной библиотеки не было сообщения? Никого еще не осенило?

Авл отрицательно дернул подбородком.

— Что-то новое.

— Оно всегда новое. Каждый раз новое! Пока не доберемся до архивов и не обнаружим очередной сундук хорошо забытого старого. А заодно и лекарство к оному.

Вита затянула на бедрах пояс, закрепила на нем набор чистых инструментов и аптечку с полудюжиной базовых средств. Логист протянул ей наручи.

— Яд жизни… — напомнил Корнелий.

— … не мог дать иммунитета против этой дряни, — прайм более резко, чем нужно, затянула ремень на запястье. Поморщилась от боли. — Но общую защиту организма зелье вздернуло на дыбы. Дети хорошо держались. Они боролись, пока болела мать и умирали слуги. Но потом сгорели очень быстро. Буквально за один день.

Медики в последний раз проверили снаряжение и слаженно развернулись. Зашагали в сторону домов, последних из тех, что некогда прижимались к крепостным стенам. Пару мгновений Авл молчал, глядя перед собой.

— А их отец?

— Отец, — ласково сообщила Вита, — не принимал никаких лекарств. И в целом показал себя типичным «еослом» в отставке. Железное здоровье, железные нервы — и железные же мозги. Он заболел последним.

— Еще-Один-Спятивший-Легионер, — пробормотал себе под нос медик. Это было еще не худшим вариантом расшифровки их профессионального ругательства. — Может, в этом и дело? Легионерские вакцины? Пусть и ограниченно эффективные.

Оба медика посмотрели в сторону безмолвных и безлюдных стен. На мгновение Вите показалось, что на бастионах угловой башни кто-то мелькнул — но нет. Просто пепел, падающий перед глазами.

Три недели назад в крепости Тир было полно людей, регулярно получавших легионерские зелья. Им это не помогло.

— Вакцины, бывшие в употреблении более десяти лет назад? — уточнил Корнелий.

— Возможно, — Вита говорила тихо, но очень, очень четко, — Он был ветераном. И умер сегодня ночью. Не от болезни. Сердце не выдержало.

Взгляд, которым коллега наградил начальницу, обжигал даже сквозь маску.

— Не ты ли вечно твердишь, как глупо видеть руку Ланки в каждом новом чихе?

— Я вижу Ланку не в том, что произошла вспышка. А в том, что она чудесным образом прекратилась. Недели карантина, у легата трясутся поджилки, к императору летит прошение обрушить на долину огненные дожди. И вдруг посреди ночи нас направляют в эпицентр? С напутствием: «вы там приберитесь»?

— Теория стройная. Но факты не сходятся.

— Авл…

— Болезнь исчезла вместе с носителями. Стопроцентная смертность, Вита. Если бы здесь наследила Ланка… были бы выжившие.

— Да. Были бы.

Тишина упала между ними, как брошенная на палубу глубоководная медуза. Беспомощная, нежизнеспособная, лишенная естественной своей формы — и естественной своей красоты.

Авл сдался. Попробовал зайти с другого конца:

— В когорте принимают ставки один к четырем, что у нас с тобой жаркий роман, — могло показаться, что коллега сменил тему. Но старый друг был единственной на свете душой, осведомленной о том, что представляла собой ее личная жизнь. Если путаный кошмар последних лет можно было так обозвать.

— Чушь, — подумав, решила Валерия.

И спросила:

— С чего такой вывод?

— Мы заканчиваем фразы друг друга. Двигаемся, как близнецы. А еще ты отчитываешь меня, точно сварливая жена. Мол, зачем притащил в лагерь столько вина? Зачем взял с собой змею белого бреда?

Вита фыркнула:

— Не переживай. Любой, у кого есть глаза, поймет…

— … что мы просто очень долго вместе работаем!

Коллега выдержал паузу. Спросил:

— Зачем глаза тем, кто живет глубоко под водой?

На этот вопрос ответа у нее не нашлось.

Медики подошли к последней паре домов — богатых купеческих поместий, расположенных ближе всего к крепостному холму. Вита прищурилась на коричнево-красные разводы, что пятнали каменную кладку. Тела из-под стен уже убрали.

— Так откуда столь пристальное внимание к Руфинам, друг мой?

Авл пожал плечами.

— Мы в родстве.

Вита хмыкнула:

— Корнелии со всеми в родстве.

И со всеми у Корнелиев чисто родственные денежные интересы. Впору задаться вопросом, что за «движимое и недвижимое» поминал в своем завещании Тит Руфин.

По крайней мере, ясно, зачем Авл настоял на осмотре дома старшим медиком. Если гибель Руфинов повлечет за собой клубок скандалов и судебных разбирательств, Корнелии останутся в стороне. Протокол же создаст впечатление должной объективности. Профессиональная репутация благородной Валерии была весьма внушительна.

Под покровом маски Вита устало поморщилась. Рано или поздно Руфина Маджора доберется до этих документов. Если рыжая отличница столь хороша, как предполагает ее трофей, то точно так же она доберется да проводившего осмотр врача. То-то радостный у них выйдет разговор. А уж насколько искренний…

Субтрибун, за неведомые грехи назначенный координировать зачистку, ожидал их перед воротами. Движения молодого офицера за день утратили уверенность, в жестах читалась усталость, помноженная на исполнение — немедленное и одновременное — слишком многих приказов сразу. Ему не сразу удалось извлечь из охапки восковых дощечек нужную. Читал молодой человек быстро:

— Дом Гая Ашата, — Вита едва успела поймать брошенные ей записи.

— Семья плебейского сословия, входит в золотую тысячу торговых домов. Им принадлежит солидная доля в уходящих в степь караванах. По слухам, в поместье Ашатов денег можно найти больше, чем в крепостной казне — и глазом не успеем моргнуть, как начнут вопить об удобных кострах и вороватых легионерах. Надо найти приходно-расходные списки. И описи!

Вита сузила глаза:

— С каких пор «медик» стало еще одним синонимом «судебного клерка»?

Ее не слушали, той же командирской скороговоркой очерчивая задачу Авла:

— … надо закончить до темноты, — молодой офицер завершил свою речь. Торопливо кивнув, бросился к полыхнувшему заревом очередному пожару.

Медики за его спиной обменялись выразительными взглядами. Подобная спешка стала в этот день удручающе типичной. Легионеры носились по улицам, точно мыши, над которыми занес лапу разъяренный кот. Карантин длился долгие недели, и с каждым днем характер трибуна, командующего когортой, становился все злее. Прямо пропорционально возрастала резвость, с которой выполнялись его приказы.

Медики отсалютовали друг другу табличками. Пропели циничным хором:

— Служу империи!

Они слаженно развернулись спина к спине. Так же слаженно, не давая себе перевести дух, направились к домам, что расположены были по разные стороны дороги.

Ворота купеческого поместья кто-то предусмотрительно выбил. Причем задолго до прибытия легиона. Вита в последний раз окинула взглядом трещины и язвы на стенах, засохшую поверх них причудливыми разводами кровь. Если к жертве не хотят подходить близко, ее можно забить камнями… Медик отогнала давнее, режущее красками и криком воспоминание. Шагнула внутрь.

Дом Ашатов не предназначен был для взращивания семьи. Он вообще не имел ничего общего с приличным имперским домом. Поместье задумывалась как купеческое подворье — и строилась соответственно. Это был торговый бастион на границе между имперским порядком и степной дикостью. Высокие стены выглядели бы внушительно, если б не стояли в тени настоящих крепостных укреплений.

Вряд ли число постоянных обитателей поместья превышало полдюжины, но когда в поселении Тир останавливались караваны, это число легко могло возрасти и до сотни. Слева возвышались укрепленные помещения складов, справа — что-то, более всего напоминающее казармы. Между их боками было зажато помещение, очень четко показывающее: купеческую контору не сделаешь дворцом, прилепив к ней портик и пару колонн.

Просторный, вымощенный камнем и укрытый навесами двор явно предназначался, чтобы размещать людей, животных, повозки. Сейчас здесь не было ни одного, ни другого, ни третьего. Сейчас купеческий двор выглядел полем давней, безжалостной бойни.

Понимание пришло вместе с волной сладкой вони и было похоже на удар. Вита остановилась. Сделала один выверенный шаг назад. Привалилась лопатками к стене, отвернула лицо. Смутно порадовалась, что проводит осмотр одна, потому что при свидетелях никогда не позволила бы себе подобной слабости. В этом доме смотреть на младшую дочь благородного рода Валериев было некому. Некому…

Она не хотела идти внутрь. Просто не хотела. И без того понятно, что произошло в доме Ашатов. Ничего нового там не найти.

Давление в груди. Она, оказывается, задержала дыхание.

«Никуда не годится, Валерия. Никуда».

Сделала вдох — и вновь застыла. Запах…

Вита поймала ощущение пульса на своем запястье, зачастившее биение в висках, над ключицей. Расслабила диафрагму, живот, плечи. Привычно замедлила сердце до размеренных четких ударов. В глазах прояснилось. Вонь не стала меньше, но будто поблекла, отодвинулась. Ушла под поверхность ее внимания, как рисунок погружается в воск.

Лопатками оттолкнув стену, медик выпрямилась. Брезгливо передернула плечами.

По запятнанным кровью камням Вита прошла медленно и спокойно. Она не останавливалась рядом с телами, но давала себе время внимательно все рассмотреть. Для определения причины смерти вскрытия проводить не требовалось. Из торса коренастого громилы в степном кафтане торчало под разными углами сразу четыре стрелы. Второго, защищенного не только легким панцирем, но и щитом, достали выстрелом в глаз. Третий перед смертью скрюченными пальцами пытался извлечь из горла древко дротика.

Судя по всему, стреляли сверху, со второго этажа. Четкая, снайперская работа. Среди забаррикадировавшихся в доме явно нашелся крайней мере один профессионал. Купеческая охрана?

У крыльца обнаружились следы поспешной баррикады — а также следы совершенно безумной попытки устроить поджог. Похоже, оборонявшиеся вынуждены были отложить луки и взяться за оружие ближнего боя. Широкие светлые ступени были залиты кровью — и не только. Вита обошла скрюченное тело. Перешагнула через второе. Затем перешагнула через вывалившийся из вспоротого живота комок. Нападавший, что лежал между дверных створок, был обезглавлен. Вита оглянулась, движимая мрачным любопытством. Заметила голову, то ли отброшенную точным пинком, то ли просто скатившуюся со ступеней.

Войдя в помещение первым, что она увидела, было еще одно тело. Воина пришпилили к стене коротким копьем. Это явно был караванный охранник: кожаные доспехи со стальными пластинами, удобные степные сапоги, степной же пояс с оружием. К нему крепились ножны для длинной кавалерийской сабли. Медик остановилась рядом. Характерные черты лица и жесткие черные волосы говорили о примеси крови кочевников. И, быть может, очень дальнем родстве с дэвир. Прекрасно развитые мышцы рук, чуть деформированные ноги. Хороший стрелок, в седло сел даже раньше, чем научился ходить. Но сражаясь в узких коридорах, да еще совершенно не приспособленным для того оружием, он чувствовал себя менее уверенно. За что и поплатился.

После смерти прошло довольно много времени, но ни на одном из тел медику пока не удалось заметить признаков болезни. Она сделала пометки на восковой табличке. Направила свои шаги вглубь дома.

Стены усадьбы Ашатов носили в себе следы бескомпромиссной резни. Следы пожара, следы погрома, следы насилия. И со всех сторон обступали запахи смерти. Язык не поворачивался назвать то, что здесь произошло, битвой. Или хотя бы схваткой за выживание. Эти люди словно пали жертвами охватившего всех безумия.

В примыкающем к кухне временном лазарете Вита нашла одну из причин. Худощавый старик, с длинными белыми волосами и с белой же, слипшейся от крови бородой. На лице и ребрах виднелись следы побоев. На обмотанной грязными бинтами левой руке недоставало трех пальцев. В ухе болталась серьга — переплетенные клубком змеи. Знак медика.

А она, признаться, решила, что дело и правда в пресловутой казне Ашатов. Но кто в разгар чумы устроит войну за деньги? Нет. Только за исцеление. За шанс, пусть самый призрачный. Шанс выжить.

Вита медленно обошла помещение. Нашла черную обезглавленную змею. Нашла чашу, в которую выдавили яд, неумело смешали с кровью. Нашла труп того, кто осушил эту чашу. Он умирал долго.

В принципе, с этого момента все было ясно и дополнительного расследования уже не требовалось. Когда вспыхнула эпидемия, дом Ашатов оказался обладателем бесценного в такой ситуации сокровища: медика, имеющего в своем распоряжении не только аптеку, но и небольшой серпентарий. Старик, конечно, пытался лечить. Безуспешно — если б болезнь поддавалась стандартным методам, госпиталь крепости Тир справился бы с напастью. Но он был медиком и он был за закрытыми воротами поместья Ашатов. Этого оказалось достаточно.

Смерть ломилась в дом приливными волнами. Они отстреливались от нее из луков, отпихивали копьями, рубили короткими мечами и саблями. Не позволяли себе замечать, что убивают своих же обезумевших от страха соседей. Зелья не помогали, старик знал, что попытка лечить напрямую, делясь своей жизненной силой, закончится для него гибелью. Но для окружающих логика была уже бессильна. Начались побои. Потом пытки. Нужно дойти до особой стадии бездумного ужаса, чтобы искалечить единственные руки, что способны еще принести спасение. Медик, конечно, сломался. Попытался вытащить хоть одного больного…

Вита коснулась спутанных кудрей молодого парнишки. Повернула его голову, изучая покрытую нарывами шею. Юноше не было еще и двадцати.

… и целитель, будучи на грани истощения, предсказуемо угробил и себя, и пациента. После чего выжившим не оставалось ничего другого, кроме как взять последние запасы и заняться самолечением. С результатом не менее предсказуемым.

Безумие чумы, наложившееся на безумие войны. Вита закрыла за собой дверь лазарета. Вокруг было слишком сумрачно. Медик достала из аптечки серебряную монету с профилем императора. Зажала ее между сложенных лодочкой ладоней. Поднесла к губам, произнесла четко: «сияй!»

Лучистое зарево растеклось сквозь пальцы, просвечивая плоть красным, позволяя увидеть силуэты костей. Магическая сфера поднялась меж ее ладоней, очертила над головой ленивую восьмерку. Куда дальше? Где здесь, в этом варварском, превращенном в огромный могильник поместье, искать пресловутый архив?

Наружу медик выбралась, когда уже почти стемнело. По двору шла, сгибаясь под тяжестью набитых дощечками узлов. Потом плюнула, брякнула груз на впитавшую кровь землю. Из усадьбы вытащила свою ношу волоком, ругаясь, как умеют только жрецы и хирурги. На выходе ее уже поджидал субтрибун с полудюжиной свидетелей и целой бочкой очищающего раствора. Вита вывалила перед ними архив, а также сундук монет и ценимых степняками золотых украшений — пусть очищают. Высказала все, что думает о родной армии и не менее родных судейских чинах, и нырнула в белый огонь.

Провожать старшего медика до лагеря отправили мальчишку-легионера в тяжелой, пропитанной соком кау хламиде. Вита жестом попросила доблестного воителя опустить копье, повесила на наконечник свою световую сферу.

Идти было недалеко. Мягкий серебряный свет упал на углубленный магией ров, ощетинившийся колами вал, на вышедших из тени ворот часовых. Перед тем как пустить в лагерь, Вите на голову вылили ушат благоухающего травами раствора. Юного провожатого заставили снять испачканную защитную накидку.

Едва они шагнули внутрь палисада, нос бравого воина безошибочно повернулся в сторону кухни.

— К купальням, — отрезала медик. — Как тебя зовут, легионер?

— Летий, госпожа.

— Летий, мы в зоне вспышки. Опасности сейчас уже нет, но это не значит, что можно забыть о простейшей осторожности. Перед тем, как идти к кухонным кострам, вылей на себя пару ведер воды, настоянной на аленде. И вымой руки.

Видимо, тон вышел в должной степени приказным. Легионер бездумно попытался отдать салют — копье и окружающая его световая сфера дернулись. Воитель вспомнил, что в правой руке все еще сжимает оружие. Затем вспомнил, что гражданский медик не является его командиром. И все равно отсалютовал — левой рукой. Мальчишка… Чуть вьющиеся черные волосы и чистый профиль перед ее взглядом дрогнули. Сменились картиной, неожиданно яркой: похожее лицо, но принадлежащее одному из погибших. Вита не помнила, в каком из домов она осматривала тело, кому оно принадлежало, как он погиб. Но медик будто заново почувствовала холод смерти под своими пальцами. На какое-то мгновение мертвый юноша был для нее ощутимей живого.

— Ступай, Летий.

Легионер поспешно развернулся. Серебряный свет сорвался с кончика его копья, облетел вокруг Виты, начал медленно дрейфовать на вечернем воздухе.

Неподалеку от входа в купальни собралась группа целителей. Долговязая фигура Авла возвышалась над уставшими коллегами взъерошенной цаплей. Вита сняла маску, потерла отчаянно чешущийся нос и решительно направилась в их сторону.

Должность опциона валетудинарии — заведующей временным госпиталем — давала Валерии Вите лишь формальную власть. Поспешно завербованных на двойной и полуторный оклад гражданских медиков ее назначение устраивало. А вот военные врачи не были особенно впечатлены ни репутацией, ни регалиями, ни высоким магическим рангом. Все они, не исключая экономов и санитаров, не торопились оделять начальницу уважением. Вита насаждать свои порядки пока не лезла, опиралась на военную дисциплину и организаторские таланты Авла.

Сейчас она провела перекличку. Проверила, не получил ли кто травм и не нарушил ли непроницаемость защиты. Коллеги коротко отчитались о прошедшем дне, один за другим ныряя в наполненный ароматами трав проем. Спонтанный мозговой штурм установил, что никто не знает, что же на самом деле произошло в крепости Тир. Врачей за стены не приглашали, но над укреплениями замечены были столбы дыма и вспышки пламени. А еще опцион второй центурии затребовал несколько дополнительных амфор концентрированной аленды. Зачистка, похоже, велась, и весьма активно. Но что именно чистили? Высказанные предположения, от банальных до самых фееричных, все в той или иной мере танцевали вокруг одного подозрения. От ситуации отчетливо тянуло запахом йода и соли. Но никто так напрямую и не произнес трижды проклятое: «здесь была Ланка».

Когда очередь в походные бани наконец рассосалась, Авл, застыв на мгновенье на пороге, спросил:

— Ты не идешь?

Вита потерла запястье. Пленка сока кау скользнула над кожей, затем эластично вернулась в прежнее положение. Еще одно очищение защита выдержит. Наверное.

— Я пока повременю, — отвела взгляд. — Хочу для начала поговорить с командующим.

Пару секунд Авл стоял неподвижно. В мягком свете его профиль казался памятником какому-то древнему нобилю, навеки запечатленному в камне. Такой характерный имперский нос. И не менее характерное сумрачное выражение на породистом лице.

— Не делай глупостей, — сказал, наконец. И скрылся в проеме.

Вита направилась в центр лагеря.

Преторий, где располагался штаб командующего операцией, был сравнительно невелик. Но при всей военной простоте в обстановке чувствовалась неброская, строго функциональная роскошь, что стоила дороже пышных ковров и золотых блюд. Палатка сшита из самой лучшей кожи. Обставлена самой качественной походной мебелью. На столе лежат самые подробные карты. Инструменты, которые, не кривя душой можно было назвать произведениями искусства.

— Командующий ждет вас.

Вита коротко кивнула стражу и нырнула под приоткрытый для нее навес. Полог тяжелыми складками упала за спиной. Лучистая сфера покрутилась рядом с ее головой, а затем присоединилась к светлякам, что танцевали вокруг причудливой бронзовой подставки.

В просторной палатке ее ожидали двое. Гай Аврелий, самый молодой из трибунов V Легиона и командующий их экспедицией, сидел за столом. Коротко стриженая голова склонилась над официального вида свитками. Если судить по свежевскрытой печати —только что доставленными от легата. Воздух был тяжел от невысказанного напряжения. Похоже, указания начальства трибуна радовали.

Кеол Ингвар, старший маг и несущий сигну когорты, присел в дальнем углу, неподалеку от жаровни. Зеленоглазый полукровка что-то поспешно царапал на восковой табличке. Рядом с ним на расстоянии вытянутой руки покоилось не только обвитое змеями копье — сигна «медицинской» когорты — но и жезл, увенчанный имперским орлом. Под распахнутыми серебряными крыльями без труда можно было разглядеть цифру V. Вита прищурилась: золотой орел Пятого Легиона находился в столице провинции, где стояли основные войска. А серебряный… серебряный, вплоть до сегодняшнего дня, пребывал в крепости Тир.

Вот и окончательный ответ на вопрос, заходил ли кто в зачумленную твердыню. Нельзя исключать, что орел легендарного легиона вылетел за ворота на металлических крыльях. Но куда вероятней, что из Тира его просто вынесли.

Вита отсалютовала — рука без труда вспомнила выученное в молодости движение. Застыла. Многое зависело от того, спросят ли с нее доклад о проделанной медиками за день работе.

Не спросили.

— Благородная Валерия Минора, у вас что-то срочное? — трибун поднял взгляд от свитка. Глаза его были необычного светло-карего оттенка, золотистая кожа и золотые же волосы отчетливо намекали, что кто-то из прадедов рода Аврелиев взял в жены фею-нелюдя. Ставленник сената, весьма молодой для занимаемой должности, трибун, тем не менее, выглядел скорее не экзотично, но хищно. Суровая выправка, военная стрижка, шрам на левой щеке, жесткий, бескомпромиссный взгляд. Нобиль и воин — и не обязательно именно в этом порядке.

— Триубн, я должна знать, что здесь произошло. И да, это срочно.

Вместо нейтральной вежливости на его лице промелькнуло, подобно приближающейся буре, раздражение.

— Все, что нужно знать, вам сообщат.

— Да, — кивнула Вита. — Но поскольку сообщение запаздывает, а решение нужно принимать прямо сейчас, я взяла на себя смелость поторопить события.

Черты трибуна окаменели, раздражение в золотом взгляде сменилось нешуточным гневом.

— Вы явились сюда, чтобы играть в придворные игры?

— Игры тут совершенно излишни, — поспешила заверить его благородная Валерия. — Достаточно того, что вы в данный момент не пытаетесь вытрясти из медицинской команды все, что нам удалось понять во время осмотров.

— Прайм, вы забываетесь.

— Прошу прощения, — Вита отбросила улыбку. Целительница стояла теперь, облаченная в профессионально отстраненное спокойствие. — Трибун, выказывая уважение, вы обращаетесь ко мне, согласно сословному рангу. Пытаясь же поставить на место, вспоминаете о звании, которое имеет более высокий статус, нежели «младшая дочь младшей ветви рода всадников». И налагает большие обязанности. Придворным играм действительно не место посреди эпидемии. Я — старший медик этого госпиталя. Я должна понимать, что нам на самом деле угрожает.

— Ну а я — ваш командующий. На этом разговор закончен.

На увольнение она уже наговорила. Но теперь на горизонте замаячило неподчинение прямому приказу. Протекция легата могла защитить лишь до определенного предела.

Вита сделала шаг вперед, склонилась, ладонями упершись в поверхность стола. Хищные глаза были так близко, что она почти могла разглядеть в них свое отражение: щуплая фигура, обмазанная лазурным кау и в слишком просторной небеленой тунике. Не очень внушительно. Пришлось компенсировать непреклонной линией плеч и закаменевшим выражением лица. Ну и слова тоже требовалось подобрать соответствующие. Хватит уже танцевать босиком вокруг раскаленных углей.

— Вспышку остановила Ланка. Знаки вполне очевидны: здесь сработали темные керы. Возможно, даже ракшасы. То, как быстро и четко болезнь взяли под контроль, наводит на подозрения о лабораториях лана Амин. Кто-то в крепости продал свободу, судьбу и душу, чтобы прекратить распространение этой заразы. А Ланка была настолько заинтересована в покупке, что приняла назначенную цену.

Трибун Аврелий медленно поднялся на ноги. Ударил ладонями по столу: в оглушительной тишине хлопок был подобен грому. Командующий навалился на руки, подался вперед, зеркально копируя позу Виты, но выглядя при этом куда массивней, опасней, злее.

«Значит, не любит придворные игры, да?»

— Я. Отдал. Вам. Приказ.

Его голос был низок и тих, и вызывал в груди дрожь, как если бы слова сопровождались беззвучным рычанием.

— Что произошло с выжившими? — так же тихо спросила Вита.

На мгновение хищник в его глазах дрогнул, и тут же вновь оскалился раскаленным металлом. Трибун набрал в грудь воздуха, и она отчетливо поняла, что его следующими словами будет: «Взять ее под арест!». Мышцы свело напряжением. Вита осознала, что сейчас сделает что-то оглушительно глупое, открыла рот…

— Трибун Аврелий.

На покрытое доспехами плечо легла смуглая рука.

Она даже не заметила, когда несущий сигну поднялся со своего низкого табурета и подошел к спорящим. Ингвар стоял рядом с командующим, одним легким прикосновением останавливая готовый взорваться праведной яростью вулкан. Вторая его рука столь же обманчиво небрежно удерживала символ когорты. Змея лениво пошевелилась, попробовала воздух раздвоенным языком, плотнее обвила древко.

— Она — Вита, та, что означает жизнь. И она заслужила свое имя. Во всей провинции нет человека, кто бы лучше разбирался в болезнях. А также в тех, кто их насылает, — маг в ранге прайм замолчал, медленно убрал руку. Добавил тихо, — Командующий, это не та битва, на которую стоит отправляться вслепую.

Ингвар отступил на полшага, и тяжесть его силы перестала давить на плечи. Вита незаметно перевела дух. На мгновение поймала зеленый взгляд мага и поспешила сосредоточиться на угрозе более близкой.

Пауза грозила затянуться. Аврелий выпрямился.

— Итак, вы считаете, что болезнь вызвали керы?

— Нет, — сразу и очень уверенно ответила медик. — Они ее прекратили.

Золотая бровь иронично приподнялась.

— И одно непременно исключает другое?

Вита также выпрямилась. Руки ее привычно сцепились за спиной, плечи расправились, а подбородок поднялся. Поза лектора. Слушатели, пропускающие все самое важное мимо ушей, прилагаются.

— Керы не видят ничего дурного в том, чтобы создать угрозу, а затем потребовать выкуп за ее устранение. Но здесь речь идет о вмешательстве на уровне князя лана Амин. Они не просто купили пару-тройку младенцев, чтобы перекусить их жизненной энергией. Это вербовка.

— Вы мне еще спойте о темной чести и нерушимости слова Ланки! — трибун, не находя слов, чтобы выразить свое презрение, отмел наивную чушь резким взмахом руки.

— Это вербовка, — более настойчиво произнесла Вита. Проглотила едкое замечание о методах, при помощи которых императорские легионы привлекали на службу почтенных врачей. — Им нужен был только один, конкретный человек. Выдающийся человек: чтобы так заинтересовать керов, это должна быть личность масштаба Ромэла Дэввийского или императрицы Ирены.

Военачальник, взявший приступом Дэвград. Женщина, в семнадцать лет спасшая человеческую расу от вымирания. Планка, равняемая по их достижениям, была весьма высока.

Аврелий прикрыл глаза. Выругался. Среди глухих эпитетов Вита уловила «нарвался» и «наглый заика». Медик делала вид, что не слышит:

— Они выслеживали его или ее годами. Оценивали, анализировали. Ожидали подходящего случая. Им нужна не смерть, не боль, не покорность. Им нужно все без остатка. Весь нераскрытый потенциал. Вся жизнь. Вся верность.

— Зачем?

— Чтобы служить Ланке, разумеется.

Она пожала плечами, стараясь выглядеть более уверенной, чем чувствовала себя на самом деле. Точных данных о происходящем в подводных городах-ланах не существовало по определению. Самые свежие источники были вековой давности и в большинстве своем они друг другу дружно противоречили. Но собственное мнение у Виты имелось.

Как имелись и причины оное составить.

— Керы отправляют продавших себя на подводные рубежи, посылают их в битвы вне нашего мира. На службе у новых хозяев пленники получают силу и вечность. Ланке совершенно не нужно, чтобы верность ее легионов пошатнулась. Тьма, может, и нарушает свое слово, но только не в этом вопросе.

— Ха!

— Любое сомнение в законности контракта означает, что его можно оспорить. Не зафиксировано ни одного случая, когда керы допустили бы подобное. Ни одного. Если цена заплачена, она заплачена честно и сполна. У продавших свою судьбу нет дороги назад.

Тишина, опустившая после этих слов, была отчетливо… задумчивой. Вита обеспокоилась мимолетно, не подала ли она своему командующему лишних идей. Но нет. Сомнительно, чтобы тьма заинтересовалась Аврелием. Не тот у командующего интеллект. И дух не тот.

Трибун медленно сел. Откинулся на спинку стула.

— Значит, если в качестве платы Блазий потребовал прекращения эпидемии, болезни можно больше не опасаться?

Руфин Блазий! Ну конечно. Комендант Тира. Крепость являлась центральным звеном в цепи приграничных дозорных башен. Вита полагала, что именно поэтому, при сравнительно небольшом гарнизоне, командовать здесь поставили одного из семи трибунов V Легиона. А может, дело было не только в необходимости следить за границей, но и в желании убрать подальше чересчур активного нобиля.

Провались оно все в темное море, она ведь действительно угадала. Почти угадала. Но мозаика все равно не сходится. Слишком много недостающих камней…

— Медик, вам задали простой вопрос. И он точно в вашей компетенции!

— Я не могу ответить, — сухо признала Вита. — И это действительно не та битва, на которую стоит отправляться вслепую. Мы слишком мало знаем. А потому упускаем что-то очевидное. Выздоравливающие все еще в крепости? Мне нужно их осмотреть.

Трибун прищурился. Кожа его и волосы в живом сиянии магических сфер переливались сотнями оттенков. Удивительно как, озолоченный волшебными красками, Аврелий умудрялся столь демонстративно казаться человеком. Дело в строении костей. Массивная фигура, жесткий подбородок и скулы, очень человеческие черты лица. И бескомпромиссный хищный взгляд. Тоже совершенно человеческий.

Кеол Ингвар пошевелился в дальнем углу. Прошуршало по полу древко копья, зашипела побеспокоенная змея. Трибун бросил взгляд в сторону своего несущего сигну:

— Пропустите ее в крепость, но только ее одну. Пусть окажет помощь выжившим. Как закончит, ко мне на доклад. Говорить о происходящем с кем-либо еще запрещаю.

Командующий вновь взял в руки свиток, показывая, что разговор закончен. Ингвар поудобней перехватил сигну, небрежным движением ладони поймал плавающую в светильнике магическую сферу, подошел к выходу. А Вита… Вита застыла, не сжимая кулаки и зубы, ни единым вздохом не выдавая внезапно нахлынувшей ярости.

Выжившие. В Тире все же были выжившие — и медиков к ним не пустили. В крепости явно требовалась помощь целителя, а Вита, вместо того чтобы спасать жизни, рылась в приходно-расходных книгах и сочиняла бесконечные судебные описи.

Если раньше у нее еще были сомнения по поводу того, что стало причиной эпидемии, то теперь их почти не осталось.

Медик отвесила командующему вместо военного салюта низкий поклон. Развернувшись, в два шага достигла выхода из палатки. Несущий змей без слов поднял полог, пропуская ее вперед. Пока Вита стояла, до боли выпрямив спину и ловя губами холодный воздух, Ингвар отдал приказы начальнику караула. Над долиной опустилась ночь, безлунная и глухая.

— Медик?

— Для начала необходимо зайти в госпиталь. Я должна взять припасы.

— Не лучше ли подождать утра? У вас явно был сложный день.

— И день этот, к сожалению, потерян. Время в таких случаях очень дорого. Я пойду сейчас.

Маг поймал ее за предплечье. У него были изящные тонкие пальцы истинного риши, они не удерживали и не стесняли. Совсем. Вита застыла.

— Попытайтесь понять трибуна. Мы знаем, что быть здесь не входило в ваши планы, и мы благодарны, что заведовать полевым госпиталем назначили целителя в ранге прайм. Однако то, что защите V легиона доверили саму Валерию Виту, налагает на плечи трибуна груз особой ответственности. Если с вами что-то случится, легат обещал — я цитирую дословно — переплавить Аврелия на степные монисты.

«В самом деле?»

Последняя встреча с легатом не произвела на Виту впечатления столь трогательной заботы. Скорее, тот пытался создать видимость решительных и серьезных мер. При этом не желая и на недельный переход приближаться к заразе. Или подпускать к ней ядро своих войск.

Кеол Ингвар, тем временем, продолжил:

— Для империи жизнь медика драгоценна. Жизнь великого медика не имеет цены. Прошу, не сердитесь на Гая за попытку вас защитить. Он выполняет свой долг.

Только вот представления о долге у них были разные.

«Суди трезво», — твердо сказала себе Вита. — «Аврелий хороший командир».

Чтобы убедиться в этом, достаточно было посмотреть вокруг. Лагерь начали разбивать лишь прошлой ночью, но он уже работал, точно отлаженная боевая машина. Зачистка долины проводилась стремительно и предельно четко.

Гай Аврелий был предан империи, верен долгу, имел опыт участия в череде удачных сражений. Однако достоинства, необходимые для поля битвы, не обязательно те, что помогут тебе посреди зачумленного города. Эти вызовы требуют разной смелости, разных решений, разных лидеров. Вите уже доводилось видеть, как карьеры рушились не от ударов противника, а размываемые следующей за обозами заразой. Последние недели трибуну дались крайней тяжело. Обнаруженное в стенах крепости, похоже, стало последней каплей.

Вита понимала, почему командующим назначили именно этого офицера. Организация карантина была событием, мягко говоря, спонтанным. Легат ухватился за центурии V легиона, оказавшиеся ближе всего к вспышке. Назвал их медицинскими когортами, и приказал перекрыть дороги в долину. За три недели к заслону подтянулись подкрепления, обозы с припасами. И поспешно призванные на службу целители.

Но, по достоинству оценивая способность управляться со столь разношерстным сборищем, медик все больше приходила к мнению: легат поставил перед Аврелием задачу, которая тому не по плечу. И дело здесь не в тяжести ноши, а в ее форме.

Маг выпустил ее руку. Седые пряди в его иссиня-черных волосах мягко светились.

— Ваш эскорт встретит вас у выхода из лагеря. И да будет к нам всем благосклонна божественная Мэйэрана. Ступайте.