|
Элеонора
Раткевич. "Обличия любви"
ЭТТИН
Отпуск окончен.
Мы сидим в Привратном Зале. Именно так его именуют маги,
устанавливающие Врата - причем обязательно с этаким почтительным
придыханием. Мы-то -- все до единого пограничника, вплоть до самых
зеленых новичков -- именуем его не иначе как Приворотным.
Можно подумать, что в самом воздухе этого зала разлито какое-то зелье,
заставляющее сердца биться чаще, глаза блестеть ярче, а губы -- ждать
поцелуев. Вот сидишь себе спокойно, ждешь открытия Врат к Границе, а
очередной приворотный... тьфу ты - привратный маг, по своему
обыкновению, все копается да мекает с многозначительным видом -- ну, и
приходится сидеть и ждать, пока промекается. А молчком ждать не
получается -- ну кто это видел, чтобы два с половиной десятка молодых
парней и девушек молча-то сидели? Вот и начинаются разговоры и смешки
-- а там, глядишь, кто перемигнулся, кто поцеловался украдкой, покуда
боевые товарищи старательно делают вид, что смотрят ну совсем в другую
сторону... в общем, Приворотный он, этот зал. Оглянуться не успел -- а
ты уже целуешься... а может, даже уже и помолвлен... а может, и вовсе
женат. Пограничники редко женятся на стороне -- чаще всего все-таки
среди своих. И это правильно.
Потому что жить с такими, как мы, трудно.
Не так уж и подолгу нас нет дома -- месяц через каждые четыре. Но
каждый пятый месяц гадать, живого ты ждешь или мертвого -- не всякому
под силу. А дождаться живого еще труднее -- потому что вернется он не
таким, каким уходил. Иным. Каждый раз хоть немного, а иным. Это ведь
Граница -- и она меняет тех, кто соприкоснулся с нею. Меняет,
перекраивает, перелепливает на свой лад... вот потому и положено службы
на границе месяц, а отпуска после него --- четыре. Иначе года не
минует, а от пограничника ничего не останется -- нелюдь получится.
Граница, граница... нет в ней ничего такого с виду, земля как земля --
по эту сторону мы, по другую Орхесса, два королевства, все как
полагается, и поле ничейное между нами... вот только одуванчики на нем
алые. Я и сам в такое не верил, пока не увидел. Алые они, а не желтые
-- будто кровью поле забрызгано... и пух у них тоже алый, а не белый.
Как ветер подует -- будто души этих капель крови над полем летят. С
непривычки жуть берет - а потом привыкаешь.
Ко всему привыкаешь -- и к ветру, алому от одуванчиков, и к постоянному
ожиданию. Нет -- не набега из Орхессы, этого как раз можно не
опасаться. Мы не ждем их нападения, а они не ждут нашего. Слишком много
крови было пролито когда-то на этой границе -- пролито страшно,
предательски... пролито столько, что она размыла совсем иную границу --
не между нами и Орхессой, а между нашим и иным миром. Кровь текла рекой
-- и по этой реке к нам приплыло такое, чего и в кошмарном сне не
увидишь.
Во всех Храмах тогда трезвонили во все колокола -- мол, конец света
настал за грехи наши, раз нашествие демонов началось и вековечное Зло
явилось по наши души... вранье все это. И грехов никаких не было, и не
демоны на нас напали, и Злом они не были, тем более вековечным, и души
наши им были без надобности. Вояки как вояки -- и не души им были
нужны, а земля... в общем, все как у людей. С той только разницей, что
людьми они не были. Вампирами, оборотнями, колдунами... чудовища как
чудовища, если вдуматься. Ничего особенного. Никак уж не демоны. И
совсем не бессмертные или там неуязвимые. И убить их можно, и в плен
взять можно -- да зачем далеко за примером ходить, если один из таких
пленников был моим дедом! Пленные в нашем мире как раз неплохо
приживаются -- это их мир для нас чистая отрава. Мы не можем дышать
этим воздухом, пить эту воду, ходить под этим солнцем -- мы гибнем там,
теряя человеческое обличье, гибнем в страшных мучениях. И
потому война на закончена. И не будет закончена, пока не
будет найден способ закрыть границу не частично, а полностью. Чтобы
захватчик прекратил свои попытки раз и навсегда, война должна быть
закончена на его территории. А вот этого мы как раз сделать и не можем.
Никто из нас и суток не проживет в мире, откуда пришли эти создания. Мы
не можем закончить войну -- мы можем только защищать границу всякий
раз, как она открывается, и иной мир выплескивает на нас новую волну
чудовищ.
И потому нам в нашем форте нет надобности ждать нападения из Орхессы. А
пограничники Орхессы не ждут нападения с нашей стороны. Тем более --
предательского. Еще совсем немного крови, еще хоть одно
предательство -- и граница истончится в прах, рухнет, и ни у
кого не будет защиты от тех, кто приплыл по кровавой реке. Наверное,
это самая мирная граница на свете. Потому что пограничники с обеих
сторон ждут вовсе не нападения соседей. Они ждут, что небо вспучится
темно-багровым пламенем посреди окоема, а потом оно разомкнется, и за
ним будет не поле алых одуванчиков, не форт соседей по границе, не
солнце и облака -- за ним будет иное солнце и иное небо, из него дышит
совсем иной ветер, и из этого разрыва в небесах шагнут те, от кого мы и
охраняем эту границу.
Ожидание... даже к нему привыкаешь. Даже и к тому, что не у всех оно
сбывается. Кто-то весь свой срок на границе отслужит, а при нем ни разу
врата из иного мира не откроются -- так и уйдет в отставку, не зная,
впустую ли он дал Границе исковеркать свое тело и жизнь, или все же
хоть какая от него польза была. А кто-то за время своей службы не раз и
не два вскакивал по боевой тревоге, когда небо размыкалось в иное
пространство.
Ко всему можно привыкнуть. Даже и к тому, что делает с тобой Граница.
Это новички, отслужившие свой первый месяц, пыжатся - мол, да я, да мы,
да слава и почет героям Границы... все правильно, и слава, и почет, и
герои... и только потом, в первые же четыре отпускных месяца, начинает
до новобранцев доходить, почем слава и за что почет... потом -- когда
эти юноши и девушки просыпаются с колотящимся сердцем, просыпаются по
ночам оттого, что в их теле пробуждается нечто прежде неведомое...
властное, непокорное, неумолимое, творящее их плоть заново, не
спросясь... просыпаются оттого, что их переделывают -- и не извне, а
изнутри... их собственное тело переделывает их в нечто иное...
переделывает -- и мир вокруг них тоже становится иным, не таким, как
прежде, потому что это новое тело и видит его по-другому... и сам ты
другой, и мир твой другой, вроде и тот же самый, а все равно другой, на
вкус, на цвет, на ощупь, на звук, на запах -- другой, другой, другой!!!
Зелена трава, да не по-прежнему, светит солнце, да по-иному...
...
| |