Рассуждения о верности дворянской...

[Rochefort]

В конце 1651 года, во временя Фронды, о которой нам известно благодаря роману Дюма «Двадцать лет спустя», принц Конде поднял восстание против короля и призвал к себе всех своих сторонников. Среди присоединившихся к нему был и Жан-Гаспар-Фердинанд, граф де Марсен (Marsin) (уроженец Льежа, валлон по национальности, находившийся на французской службе, г. р. неизвестен, умер в 1673 г.), который в тот момент занимал должность вице-короля Каталонии и командовал находящейся там французской армией. (Этот момент нуждается в пояснении. Дело в том, что испанская провинция Каталония в 1640 году восстала против испанского короля и призвала на помощь французов. Дело зашло так далеко, что Людовик XIII по предложению каталонцев даже принял титул графа Барселонского – т. е., фактически включил Каталонию в состав французских владений. Соответственно, в Каталонию бала послана армия, которая на протяжении 12 лет сражалась там против испанцев (надо сказать, что каталонцы, оскорбленные высокомерием французов, обращавших мало внимания на их права и привилегии, скоро раскаялись в своем решении и отношения французов с местным населением обострились до крайности)). Граф Марсен не просто выразил готовность поддержать Конде, но и присоединился к нему со своими солдатами, оставив тем самым Каталонию без французского контингена. В результате восстание было в 1652 году подавлено испанцами, а интересам Франции нанесен немалый ущерб.
По современным меркам поступок Марсена заслуживает самого сурового осуждения, как неприкрытая измена. Но современники находили ситуацию гораздо более сложной и неодназначной, признавая за Марсеном право принять именно такое решение. Послушаем герцога Франсуа де Ларошфуко:

В эти же дни к Принцу, пребывавшему в Бержери, присоединился граф Марсен, приведший с собой тысячу пехотинцев и триста кавалеристов — цвет каталонской армии, которою он командовал. Многие осуждали его за этот поступок, усматривая в нем государственную измену. Что до меня, то я не стану ни осуждать его, ни защищать: я только укажу, истины ради, на то, что г-н де Марсен, с давних пор связанный с Принцем, получил от него под начало Бельгард, одну из его крепостей; что в дальнейшем Принц не только удержал его у себя на службе, но даже добился для него назначения вице-королем Каталонии и, кроме того, доставил ему должность коменданта Тортосы, где тот служил королю с выдающимся усердием и успехом. Однако, когда Принца подвергли аресту, арестовали и г-на де Марсена, вменив ему в вину только то, что он был ставленник Принца. Больше того, его должность коменданта Тортосы передали Лонэ-Гренгеньеру, который вскоре потерял этот город. Заключение г-на де Марсена длилось столько же, сколько заключение Принца, и, выйдя на свободу, он остался без должности и занятий. Впоследствии дела в Каталонии пошли все хуже и хуже, и, поскольку двор колебался в выборе человека, способного навести там порядок, на эту должность, теперь уже во второй раз, Принц предложил графа Марсена, а герцог Ларошфуко со своей стороны указал на него Летеллье, тогда как сам Марсен не приложил к этому никакого старания. Он не имел возможности ни отложить свой отъезд в Каталонию, ни выждать, пока разъяснится крайне запутанная картина происходившего при дворе и долженствовавшего, по всей вероятности, повести скорее к примирению, чем к гражданской войне. Итак, Марсен выехал к месту своей новой службы, полностью обязанный ею Принцу и еще теснее связанный с его партией назначением на должность коменданта Стене, которую Принц незадолго пред тем, после смерти Ламуссэ, ему предоставил. Таким образом, можно сказать, что поступок графа Марсена имеет два совершенно различных лица: те, кто посмотрит на графа как на бросившего доверенную ему королем провинцию, сочтут его изменником; те же, кто поразмыслит над неукоснительными и почти нерасторжимыми обязательствами, которые он имел в отношении Принца, сочтут его порядочным человеком. Среди людей здравомыслящих найдется лишь немного таких, кто решится сказать, что на нем тяготеет вина, и столь же немногие решатся объявить его невиновным. В конце концов, и порицающие его, и расположенные к нему сойдутся на том, что его можно лишь пожалеть, поскольку он оказался в неотвратимой необходимости пренебречь либо тем, либо другим своим долгом.

Очень поучительная история, позволяющая изнутри взглянуть на взаимоотношения между королем и дворянством, причем тем фактом, что Марсен не является, строго говоря подданным французского короля, можно пренебречь – во-первых Марсен в данный момент находится на службе и связан присягой, во-вторых точно так же поступило бесчисленное количество французских дворян самых разных рангов. Так что, нам имеет смысл разобраться подробнее в этой коллизии.

Те времена еще сохранили многие пережитки эпохи феодальной раздробленности, одним из которых было стремление высших аристократов принимать участие в управлении королевством, преследовать собственные интересы и проводить свою политику - именно с этими пережитками и боролся Ришелье, когда поставил себе целью «усмирить гордость знати». А дворяне попроще реализовывали себя поступая на службу. Но в этой службе имелись свои нюансы. Помните, как в «Трех мушкетерах» Ришелье уговаривает д’Артаньяна перейти к нему?

— Как, вы отказываетесь? — с удивлением воскликнул кардинал.
— Я состою в гвардии его величества, ваша светлость, и у меня нет никаких причин быть недовольным.
— Но мне кажется, — возразил кардинал, — что мои гвардейцы — это в то же время и гвардейцы его величества и что в каких бы частях французской армии вы ни служили, вы одинаково служите королю.

На первый взгляд кардинал рассуждает логично, но на самом деле это просто игра словами. Дворянин далеко не всегда поступал на службу непосредственно королю. Например, он мог поступить на службу его брату, в нашем случае Гастону Орлеанскому, который тоже имел свою охрану, двор, приближенных. Но Гастон находился в постоянной оппозиции королю, принимая участие во всех заговорах против него и кардинала. Соответственно, и приближенные Гастона оказывались втянуты в его политику – как видим, на самом деле совсем не беззразлично, в каких частях французской армии служит тот или иной офицер. Да и разница между гвардейцами кардинала, выполняющими его приказы и д’Артаньяном с его друзьями-мушкетерами тоже бросается в глаза – фактически, они принадлежат партии королевы, которая выступает против Ришелье.

Так что, истинное положение дел выглядит несколько иначе – поступив на службу в какой-нибудь из великий Домов дворянин оказывался связан с интересами этого Дома, а совсем не с интересами короля и государства. Это только спустя насколько десятилетих королю удасться окончательно подмять своевольную знать и герцог де Бофор скажет виконту де Бражелону, не желающему служить королю:

— Кому же ты будешь служить, милый друг? Теперь уже не те времена, когда можно было сказать: «Я принадлежу господину Бофору». Нет, теперь уж мы все, малые и великие, принадлежим королю. Поэтому, если ты будешь служить на моих кораблях, — никаких уловок, мой милый виконт, — ты будешь тем самым служить королю.

Заметим, что понятие Родины в современном значение еще чуждо дворянину, ее место занимает монарх. Служат и хранат верность ему – все и принцы и простые шевалье.

Но до полной победы короля над аристократами еще оставалось больше десяти лет, когда граф де Марсен встал перед выбором. И выбор был очень непрост. Марсен являлся человеком принца Конде, а Конде был принцем крови, четвертым человеком в государстве. Служить ему было не менее почетно, чем служить непосредственно королю. Марсен участвовал во всех походах своего покровителя, сражался при Фрейбурге, Нордлингене, Дюнкерке и Лериде, принц продвигал его по службе, добился назначения командующим каталонской армией. А ведь это не мало – в то время недостаточно было иметь заслуги, чтобы получить награду, достойных часто оттесняли имеющие протекцию. Так что Марсен был связан с Конде не только понятиями верности сюзерену, но и элементарной человеческой благодарностью.

Арест Конде обернулся опалой и арестом Марсена, а получив свободу он остался без дела. И вновь его выручил принц, не забывший (нечастый случай) своего верного сторонника. А потом Конде поссорился с королем и поднял восстание. На чью сторону должен был встать Марсен, когда остаться в стороне невозможно? Он получил командование из рук короля и присягал именно ему – формально. Но все знали, что Марсен был восстановлен только благодаря настойчивости Конде, без него эту должность получил бы кто-то другой. Учтем, что французские дворяне еще долго не будут воспринимать понятие «Родина» - а ведь многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, а потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий – нелепо требовать верности тому, смысл чего неясен. Учтем также, что обычай принимать к сердцу интересы непосредственного сюзерена ближе, чем интересы короля еще не успел изжить себя. Учтем это – и мы сразу увидем, что в выборе между королем и принцем Конде для Марсена не было никаких возвышенных метаний между страной и частными интересами, а был обыкновенный выбор между двумя партиями, двуми кланами, каждый из которых имел основания надеяться на верность Марсена – и только. И граф поступил последовательно, встав на сторону того, кто поддерживал его все время, а не облагодетельствовал под давлением в последний момент. Встал на сторону того, кто был ему ближе, казался своим.

И, как я сказал, Марсен был не одинок, очень многие присоединялись к мятежникам, оправдывая себя тем, что королю дают плохие советы и мы воюем не против короля, а против его советников. Однажды, спустя много лет, один старуй фрондер обратился к королю со словами: "когда мы служили Вашему Величеству против кардинала Мазарини..." Жжешь барон, ржунимагу - отозвался король... 

Кстати, примерно такой же выбор пришлось делать в свое время нашему Дику Окделлу, когда с одной стороны встали его происхождение, воспитание, единомышленники – целый политический клан, а с другой – сеньор и присяга. Причем главный аргумент – Родина – Дику достаточно чужд. Он чувствует, что для окружения ПМ это не путой звук, но не проникается. Зато любое его решение обернется предательством для одной из сторон – и с каждой стороной он связан, каждой чем-то обязан. В результате, Дик выбирает тех, кто ему ближе... и оказывается неправ!

[Диран]

Очень интересно, а ведь так и есть. А аргумент "родина" сильный...

[Закатный Кот]

Он вошёл в употребление только после Французской Революции.

[Нарсэ]

ИМХО, немного натянутое сравнение. Как Вы, эр Рошфор, писали, в те времена во Франции были ещё сильны пережитки феодальной разробленности, тоесть, если проэцировать это на Кэртиану, то, насколько я понял, это было похоже на ситуацию до Франциска, когда вассал моего вассала - не совсем мой вассал. А при Фердинанде старая иерархия уже давно не существовала - все дворяне, начиная от Повелителей, заканчивая самым мелкопоместным бароном, были прямыми вассалами короля. И только короля. Да и Повелители уже по своему статусу не отличались от остальных герцогов (Ноймаринен и Колиньяр), а, скажем, Савиньяки и Борны, находилсь на одной ступени с Валмонами. Так что Дик - это неблагодарный Марсен. А не "верный вассал" своего сюзерена. Всё имхо. 

[Хельги]

Думаете, английская ситуация с верностью тогда принципиально отличалась от французской?

[Нарсэ]

В Англии, если я не ошибаюсь, изначально власть короля была сильней.

[Хельги]

Там как раз и была система прямого вассалитета. Но ни Войне Роз, ни Монфору это не помешало.

[S1]

Да в Англии и не было территориальных княжеств наподобии Бургундии или Бретани,да вроде бы там все феодалы приносили присягу королю.

[Нинель]

Понятно,  дворянству в то время понятие родины было чуждо.
Но касается ли это не дворянства - была ведь еще и Жанна, которая сражалась за "милую францию"?

Хотя поступок Мерсена мне кажется скорее иллюстрацией другой дилеммы, когда твой благодетель, человек, которому ты многим обязан, вдруг уходит в оппозицию ( власти ли, или переходит в другой лагерь, или вступает в конфликт с еще более высоким начальством). И тогда долг благодарности, с одной стороны, требует поддержать благодетеля, а с другой, это может противоречить, например, интересам нового руководства, или даже твоим взглядам. Не поддержишь - окажешся неблагодарным предателем, перебежчиком, бросившим в трудную минуту. Особенно трудно,  если твои взгляды расходятся с позицией человека, которому ты обязан... (Привет Роберу    )
А еще противнее, когда облагодетельствованный начинает выкладывать компромат и лить грязь на бывшего начальника, что не редкость.

[Закатный Кот]

Понятно,  дворянству в то время понятие родины было чуждо.
Но касается ли это не дворянства - была ведь еще и Жанна, которая сражалась за "милую францию"?

В большинстве случаев народу это было без разницы, максимально, могли восстать за "доброго короля" (конкретного) или "истинную веру".

Хотя поступок Мерсена мне кажется скорее иллюстрацией другой дилеммы, когда твой благодетель, человек, которому ты многим обязан, вдруг уходит в оппозицию ( власти ли, или переходит в другой лагерь, или вступает в конфликт с еще более высоким начальством). И тогда долг благодарности, с одной стороны, требует поддержать благодетеля, а с другой, это может противоречить, например, интересам нового руководства, или даже твоим взглядам. Не поддержишь - окажешся неблагодарным предателем, перебежчиком, бросившим в трудную минуту. Особенно трудно,  если твои взгляды расходятся с позицией человека, которому ты обязан...
А еще противнее, когда облагодетельствованный начинает выкладывать компромат и лить грязь на бывшего начальника, что не редкость.

Ну с МОРАЛЬНОЙ точки зрения такие дилеммы существуют в любую эпоху. В случае с Мерсеном интересен тот факт, что его право поддержать Конде против короля было признано ЮРИДИЧЕСКИ.

[Rochefort]

...насколько я понял, это было похоже на ситуацию до Франциска, когда вассал моего вассала - не совсем мой вассал.

Да нет, это славное времечко уже прошло 1650-е годы, все же. Но пережитки - именно так - остались. Т. е. правило "вассал моего вассала - не мой вассал" уже не действовало. Марсен был выдвиженцем Конде точно так же, как во все времена бывали выдвиженцы, которым покровительствовали знатные персоны. Так что с этой стороны все не так фатально. Дело в том что эти знатные персоны еще окончательно не смирились с потерей своих прав - что и вызвало волнения в королевстве.

...интересен тот факт, что его право поддержать Конде против короля было признано ЮРИДИЧЕСКИ.

Есть такая поговорка: строгость законов смягчается необязательностью их выполнения. Юридически Марсен принес присягу королю и этой присяги никто не отменял. Другое дело, что на практике такая присяга нарушалась часто и всеми - ведь Абвении жили совсем в другом мире. Т. е. на практике юридическая правота обычно оказывалась на стороне победителя.
До осени 1651 года проблема осложнялась малолетством короля - он был признана совершеннолетним только в сентябре в возрасте 13 лет. Регентшей была королева Анна - его мать, фактически страной правил кардинал Мазарини, но о прочности его положения мы имеем представления из темы о valido. Зато жили и здравствовали дядя короля - герцог Орлеанский, принц Конде - следующий по значению, другие принцы, которые пытались де-факто оспорить право королевы на регентство. Или, по крайней мере, разделить с ней власть. Причем победитель имел железнлое оправдание - Мазарини подает дурные советы, которые едут во вред государству, королева - женщина и ей на под силу упралять... Разумеется, для этого надо было сначала победить, но - не получилось 


А измены францезской знати - это песня. Расскажу вам о двух случаях.

1. Анри де Лоррен, граф д'Аркур был известнейшим полководцем своего времени. Это он разбил испанцев при Кьери, после чего вражеский генерал, в сердцах, написал Аркуру, что на месте французского короля он приказал бы повесить графа за то, что тот вступил в бой с такими неравными силами. Аркур взял Казале - ввиду у вражеской армии, а потом разьил под его стенами вдвое превосходящего противника. Он командовал эпической осадой Турина - когда французский гарнизон удерживал в своих руках цитадель города, сам город находился в руках герцога Савойского, служившего испанцам, его, в свою очередь, осаждал Аркур и Аркура окружила прибывшая на помощь испанская армия Леганеса.
В годы Фронды Аркур был опорой королевской власти, неизменно храня верность и выступая против мятежников. Он дважды усмирил Нормандию, успешно воевал в Гиени... И вдруг, после незначительной неудачи, бросил армию, бежал на Рейн и поднял там мятеж, захватив несколько французских крепостей и объявив себя сторонником Конде (который уже успел перейти на сторону Испании и возглавить испанскую армию). Режте меня на куски - логики Аркура я не понимаю! Дело было в конце 1652 года - было уже очевидно, что Фронда потерпела поражение. Да, у Аркура были разногласия с Мазарини, да они были недовольны друг другом, ну и что? Что он мог выиграть, внезапно вставая на защиту уже проигранного дела? Его логику мне не постичь...

2. Шарль де Монши, маркиз д'Оккенкур. Достаточно знатен и отменно храбр. Не великий полководец, но сделал карьеру - в 1651 году стал маршалом. Самостоятельно действовал, скорее, неудачно - был разбит Конде при Блено, запорол Тюренну сражение при Этампе, но посты в армии занимал высокие. Был губернатором городов, что не только ответственно ипочетно, но и денежно выгодно. И что? В 1655 году маршал проявил шатость. Мазарини укрепил его верность крупной денежной подачкой, которой хватило ровно на три года - в начале 1658 Оккенкур перешел на сторону Конде, т. е. испанцев. И опять - мораль побоку - возникает вопрос - зачем? Испания уверенно проигрывала войну и только самые отчаянные оптимисты мечтали о ничейном исходе - что мог получить французский маршал от своей измены? Покажите мне ту бочку варения...
Кстати, судьба его наказала. Мазарини быстро принял меры, успев ввести войска в города, губернатором который числился Оккенкур - кроме одного, где маршала замещал его сын - и только потому, что Тюренн, командовавший французской армией проручился перед королем в верности молодого Оккенкура. И тот не подкачал - когда отец появился под стенами, ему ответили, что комендант его знать и не знает и если изменник не уберется - откроет огонь. А сам Оккенкур был смертельно ранен в пустяковой стычке несколько месяцев спустя, попал в руки французов и, умирая, раскаялся, испросил прошения и позволения быть похороненным в семейном склепе. Поскольку он все равно умира, его простили.

На мой взглад - полное отсутствие логики и готовность изменить в самый дурацкий момент. Зато становится понятно, почему кэртианские заговорщики не сбрасывают со щетов Варзов(а) - мало ли что он способствовал разгрому Борна - это не повод не встать под знамена Окделла или даже поднять собственное восстание - почему бы и нет!

[Гелон]

ИМХО, немного натянутое сравнение. Как Вы, эр Рошфор, писали, в те времена во Франции были ещё сильны пережитки феодальной разробленности, тоесть, если проэцировать это на Кэртиану, то, насколько я понял, это было похоже на ситуацию до Франциска, когда вассал моего вассала - не совсем мой вассал. А при Фердинанде старая иерархия уже давно не существовала - все дворяне, начиная от Повелителей, заканчивая самым мелкопоместным бароном, были прямыми вассалами короля. И только короля. Да и Повелители уже по своему статусу не отличались от остальных герцогов (Ноймаринен и Колиньяр), а, скажем, Савиньяки и Борны, находилсь на одной ступени с Валмонами. Так что Дик - это неблагодарный Марсен. А не "верный вассал" своего сюзерена. Всё имхо. 

Прошу прощения, но сравнение как раз кстати.

Времена Франциска - это не "пережитки феодализма". Это самый махровый феодализм, когда каждый из великих герцогов является со своей дружиной.

Вот времена КнК - это уже пережитки. Когда речь ещё идёт о "конных дружинах Эпине", стрелках Приддов и пр., но вместе с тем есть и собственно государственная армия, полководцы, которые командуют этой государственной армией и при этом явно кривят лицо, когда им начинают говорить про "старый порядок".

И вместе с тем - позвольте напомнить, что говорит Придд Эпинэ рядом с Дорой - про то, что без него его люди Роберу подчиняться не станут, и ему следует обратиться к графу такому-то. Вот вам хороший такой пережиток. Стрелки Приддов в лиловом, которые считают своим командиром своего герцога, а не назначенного короной Первого Маршала.

[Dreamer]

И вместе с тем - позвольте напомнить, что говорит Придд Эпинэ рядом с Дорой - про то, что без него его люди Роберу подчиняться не станут, и ему следует обратиться к графу такому-то. Вот вам хороший такой пережиток. Стрелки Приддов в лиловом, которые считают своим командиром своего герцога, а не назначенного короной Первого Маршала.

Собственно, тут все нормально и естественно.
Дело в том, что герцог Придд на тот момент не занимает никакой государственной должности и не служит в армии. Соответственно, его личная гвардия - тоже. Служба безопасности крупной корпорации или какой-нибудь ЧОП тоже не обязаны подчиняться министру обороны или главе МВД. Они - "частная лавочка". Но феодализм с его перижитками здесь не при чем.

Мне кажется, существует еще один момент, который отличает Талиг от стран европы и о нем вроде бы не упоминали. Та же Франция на середину 17 века как единое национальное государство была по историческим меркам достаточно молода. Талигойя-Талиг гораздо старше, с уже давным давно сложившимся этносом. Т.е. времени на осознание своего единства и понимании ценности таких понятий, как "страна", "Родина" было намного, очень намного, больше.

UPD
Еще одно. Франциск Оллар, придя к власти, отменил вассальную лестницу, провел реформу государственного устройства и, фактически, положил начало абсолютизму. Т.е. с начала круга Скал в Талиге была установлена единая королевская власть и 400 лет шел процесс "абсолютизации".
А если взять ту же Францию середины 17 века и отсчитать 400 лет назад, то что мы увидим? Страны в более позднем понимании толком еще нет. Король Луи IX издает законы о запрещении частных войн на территории королевского домена. Вот бы Франциск Оллар посмеялся над такими проблемами.
Получается, к данному моменту наши сравниваемые страны подошли с несколько разным багажом накопленных исторических традиций.

[Гелон]

Мне кажется, существует еще один момент, который отличает Талиг от стран европы и о нем вроде бы не упоминали. Та же Франция на середину 17 века как единое национальное государство была по историческим меркам достаточно молода. Талигойя-Талиг гораздо старше, с уже давным давно сложившимся этносом. Т.е. времени на осознание своего единства и понимании ценности таких понятий, как "страна", "Родина" было намного, очень намного, больше.

И всё-же. Так ли горячё этих понятий должны были придерживаться "Доблестные Защитники Славного Прошлого"?

Не претендую на особо глубокие знания по истории Средних веков,  Возрождения и пр., однако вроде бы именно столбовая аристократия являлась слоем пропитанным феодальными предрассудками. Костность крестьянства носила несколько иной, более бытовой  характер, нет?