Век Новых Героев - II

[Akjhtywbz22]

Прочитала с интересом. Вот и ещё новые персонажи - повествование расширяется и всё больше затягивает . Спасибо, эрэа Артанис!

[Эйлин]

Тхоры - весьма  необычное племя. Вот и Карранх услышал, кто он на самом деле.  Трудно принять, что ты не тот, кем считал себя долгое время. впрочем, самой  сути  человеческой это не отменяет.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

[Артанис]

Эрэа Akjhtywbz22, эрэа Эйлин, большое спасибо вам!

Тхоры - весьма  необычное племя. Вот и Карранх услышал, кто он на самом деле.  Трудно принять, что ты не тот, кем считал себя долгое время. впрочем, самой  сути  человеческой это не отменяет.

Тхоры - можно сказать, альтернативная ветвь человечества, со своими особенностями. Дальше о них будет написано подробнее.
А что до Карранха - можно теперь уже звать его Конрадом, что уж там, - то узнать правду о себе еще не значит поверить. Ему нужны доказательства посильнее слов каких-то дикарей.

Глава 25. У тхоров
В горной пещере у тхоров Карранх иль-Зафар провел почти целую луну, пока заживали его раны. Собственно, из серьезных повреждений у него были лишь сломанные ребра, и гебир понимал, что необходимо отлежаться, прежде чем он сможет куда-то уйти. Вывихнутую руку его странные спасители вправили еще на перевале, а прочие повреждения составляли всего лишь ссадины и мелкие раны, полученные от камнепада, совсем не опасные. Только в первые дни он был еще слаб и, глядя в каменный потолок пещеры, по которому медленно змеилась струйка воды, почти не обращал внимания на ее хозяев. Впрочем, и тем особенно не было дела до него. В узкий отнорок, где он лежал, занимая почти всю длину, заглядывали лишь две женщины-тхоры, такие же рыжеволосые, коренастые и массивные, как мужчины, в грубых туниках из кожи. Одна - совсем старуха, беззубая и морщинистая, вторая много моложе. Карранх решил, что это колдунья-целительница и ее ученица, потому что они перевязывали его поврежденный бок, прикладывали к сломанным ребрам мох и какие-то травы, привязывая их ремнями из шкур так туго, что становилось трудно дышать. Кроме того, женщины бормотали над ним заклинания, смысла которых раненый так и не смог понять, а по-аризийски обе говорили куда хуже виденных им ранее мужчин, так что спросить их ни о чем не получилось бы. Кроме того, они приносили ему мясной суп, довольно питательный, хоть и непривычного вкуса. В первые дни Карранх пил его, не задумываясь, и, лишь начав осматриваться вокруг, обнаружил в супе хвост ящерицы. Впрочем, это не вызвало у него отвращения, какое, несомненно, испытал бы цивилизованный человек из Лагарда или Вираны. Льву Победы и прежде доводилось иметь дело с варварами, и он знал, что их пристрастия в еде могут сильно отличаться от таковых у прочих народов. Да и сам он, как кочевник, был неприхотлив. К тому же, мясной суп тхоров вовсе не был невкусен. Когда младшая тхора подавала его в грубо слепленном глиняном горшке, он выпивал суп до последней капли, съедал коренья и кусочки мяса, и улыбался дикарке - некрасивой рыжей женщине, грубо сложенной, сильной как мужчина, с выступающими вперед тяжелыми челюстями. Кроме улыбки, ему нечем было ее поблагодарить.
В скором времени он почувствовал себя достаточно здоровым, чтобы покинуть исцеления. Либо тхоры оказались более искусными лекарями, чем можно было ожидать от таких дикарей, либо сам Лев Победы был слишком крепок, чтобы даже даже сильные повреждения уложили его надолго. Во всяком случае, однажды он, хоть еще туго перетянутый повязками, как придворная дама в корсете, вышел из маленькой пещеры в большую, где обитало племя. Тхоры с удивлением уставились на высокого полуобнажденного черноволосого чужеземца, словно не ожидали, что тот так быстро поднимется на ноги. Как в скором времени понял Карранх, ничто не могло вернее завоевать уважение тхоров, чем такое явное доказательство здоровья и физической силы.
Рыжие тхоры, зовущие себя Детьми Медведя, вели суровую жизнь, владея теперь лишь небольшой частью своих прежних охотничьих угодий. С одной стороны их теснили люди, размножившиеся и развившиеся за века их противостояния, с другой - скудная горная природа не позволяла существенно увеличивать численность. Как и все племена, живущие только охотой, они сильно зависели от своей добычи, хоть и мало кто знал ее повадки лучше этих мохнатых дикарей. Все же и им не каждый день удавалось добыть жирного горного барана, самую ценную дичь, и они не могли себе позволить разборчивость. Подобно медведю, которого считали своим прародителем, тхоры не брезговали мелкой дичью; ящерицы, змеи и лягушки для них были таким же мясом, как и любое другое. Маленькие рыжеголовые ребятишки ловили в траве крупных кузнечиков и ели, оторвав только жесткие лапки.
Карранх попал к тхорам в благоприятное время - весной, и, возможно, только поэтому был оставлен в живых; но сколь же часто зимние бураны и летняя сушь обрекали племя на голод! Потому-то вся жизнь дикарей была подчинена одной лишь целесообразности, одновременно являвшей первобытную справедливость: жить следовало тем, кто мог быть полезен племени. О больных и раненых заботились, если те могли еще выздороветь. Дряхлые старики и тяжело раненые уходили прочь от жилищ племени и умирали в одиночестве, никем не изгоняемые, сами без напоминаний сознавая, когда могли послужить племени лишь своей смертью. Детей воспитывали с одной целью - чтобы те выросли скорей и тоже исполнили свою роль в нескончаемом круге жизни, роль, известную всем, от мала до велика.

[Артанис]

Именно этим была обусловлена самая необычная способность тхоров, сильнее всего отличавшая их от человеческих племен. Едва подросшие дети начинали сознавать себя, изучать окружающий мир, как в них пробуждалась память предков, и они в короткое время усваивали все, что следовало знать. Та же суровая целесообразность, определявшая весь уклад жизни, не могла позволить лишних потерь среди детей и неопытной молодежи и требовала их ускоренного развития. Поэтому ни один, самый маленький, ребенок-тхор не взял бы в рот соблазнительно-ярких ягод волчьего лыка, и без присмотра матери не стал бы собирать ядовитые грибы. Даже самая робкая девочка быстро сообразила бы, как убить змею, чтобы та не успела укусить, а при встрече с жуткого вида ящерицей-агамой не испугалась бы, а обрадовалась: ведь ящерицу тоже можно съесть! Взрослея, тхорские дети рано вспоминали все навыки, какими владели их предки. Десятилетний мальчик уже обыкновенно вырезал себе копье с кремневым наконечником и присоединялся к старшим на охоте, девочка, едва созрев, становилась женой и матерью. Те и другие были вполне готовы к своим обязанностям и телом, и духом. Суровые дикари не могли себе позволить долгого и беззаботного детства. Зато ни один народ не мог быть лучше них подготовлен к любым испытаниям, какие доводилось пережить.
Но за свою приспособленность тхорам приходилось платить дорогой ценой. Наследственная память с детства закрепляла в каждом из них беспрекословное следование прародительским образцам, оставляла уверенность, что иначе жизнь и не должна складываться. Сказанное Гормом, одним из мудрейших среди тхоров: "Чего не видели предки, то не следует видеть и потомкам", по сути, определяло весь уклад жизни тхоров. Они не знали и не интересовались ничем, кроме того, что диктовала память предков. Их развитие остановилось много веков назад, и никто из них не мог придумать от себя никакого предмета, каким не пользовались предки. Отсутствовало воображение, любопытство ко всему неизвестному. Ни один из рыжеволосых даже не прикоснулся к вещам Карранха, принесенным вместе с ним. Когда он, желая отблагодарить своего спасителя, старого Горма, протянул ему в подарок пару медных цепочек, рыжеволосый отшатнулся от них, как от ядовитой сколопендры, и яростно прорычал сквозь зубы: "Только харзи владеют блестящим камнем! Он рубит наши головы, режет камень и дерево, как кожу. Детям Медведя не нужен камень харзи!" Вздохнув, Карранх убрал украшения, подумав про себя, что, если бы тхоры переняли у людей железо, то, с их нечеловеческой силой и выносливостью, могли бы легко взять верх над аризийцами. Но у каждого народа своя сила и своя слабость. Среди тхоров просто не мог появиться вождь, который поднялся бы над наследием предков и организовал бы племя совершенно новым образом, сделал воинов из диких охотников аризийских предгорий.
Все время, что Лев Победы прожил у них, тхоры продолжали считать его Вальтари. Даже когда он более-менее научился понимать их хриплый гортанный говор, так и не смог разубедить, что барс на его плече никак не связан с хозяевами Аризии. Хотя упоминание о них каждый раз больно задевало Карранха, ему ничего не оставалось, как отзываться на имя своего врага. Врага, что мог бы стать другом... Но здесь было бесполезно что-то объяснять тхорам. Те ассоциировали его лишь с теми, кого знали они лично и их предки.
Всего в пещерах, куда его привели, жили одиннадцать взрослых мужчин, пятнадцать женщин и два десятка детей разного возраста. Это был Клан Медведя, остальные роды обитали в горах, каждый сам по себе, и лишь раз в год, осенью, все тхоры собирались вместе у Белой Скалы, где добывали кремень для копий и кожей. Там Кланы проводили несколько дней, вместе охотились, менялись подарками, там же заключали браки, обменивались выросшими девушками, потому что ни одна не имела права выйти за охотника из своего Клана. Но все это Карранх узнал позже, когда научился лучше понимать своих спасителей. Тхоры вообще были не слишком разговорчивы, как раз потому что им нечего было скрывать, и не поняли бы неуместного любопытства чужеземца.
Прожив некоторое время среди них в общей пещере, Карранх убедился, что тхоры вправду видят в темноте куда лучше людей. Даже когда костер почти погасал, они могли затачивать копья, а женщины - шить костяными иглами и ни разу не уколоться. В пользе сумеречного зрения Карранх убедился сам, когда, выздоровев, решил отправиться с тхорами на охоту.

[Артанис]

Хоть племя приняло его, это еще не означало комфорта и особых удобств, даже по меркам дикарей. С гостем обращались как с собственными подростками, еще не заслужившими копье и почетное место у огня, не сделавшими плащ для постели и защиты от холода. Поскольку его куртка была безнадежно испорчена, Карранху приходилось ходить полуобнаженным и спать на подстилке из травы. Мнение варваров не особенно волновало его, но одежда была нужна для обратного пути, как только он окончательно выздоровеет. И вот, едва боль перестала ощущаться при каждом вдохе, он принялся за изготовление оружия. Сначала сделал копье, затем - лук и стрелы, тоже, конечно, с каменными наконечниками, так как искать железо не было возможности. Тхоры не владели луками, и, глядя на изготовление небывалой вещи, похоже, решили, что чужеземец выполняет некий загадочный обряд. Но, даже увидев, как он всаживает в цель десяток стрел вплотную друг к другу, тхоры не заинтересовались небывалым оружием. "Вальтари" мог делать что угодно, а им память предков ничего не говорила о луке и стрелах, стало быть, они не были нужны. Тем не менее, на охоту гебир все же взял лук с собой.
Из пещеры вышли, едва начало смеркаться. Карранха удивило такое странное время для охоты, но ничего не оставалось, как следовать за рыжеволосыми, не задавая вопросов. Тхоры скользили в вечерних сумерках вверх по скалам, как некие горные духи. Их массивные, казавшиеся неуклюжими фигуры двигались теперь с поразительной ловкостью, руки цеплялись за выступы камней, уверенно выбирая самые надежные. Карранху оставалось только подражать их движениям, не выдав себя нечаянным шумом. Он не видел в темноте так хорошо, как дикари с кошачьими глазами, не был потомком многих поколений лазающих по скалам, и его длинные руки и ноги здесь только мешали. Но он был Львом Победы, верховным вождем гебиров, и не мог позволить кому-то презирать себя. Как не позволил бы и тот, за кого его принимали, Карранх был уверен.
Они забрались на каменный карниз, нависавший сверху над склоном. Ветер дул в их сторону. Распластались над пропастью, не поднимая головы. Горм, все время идущий первым, шепнул остальным:
- Тасхе! - это значило: каменные бараны. Приглядевшись, Карранх в самом деле заметил темно-бурые туши и склоненные рогатые головы животных, устроившихся спать.
Охотники мгновенно метнули копья, и в то же мгновение Лев Победы спустил тетиву, свитую из собственных длинных и жестких волос. Внизу темными силуэтами заметались, сталкивая и блея, дикие бараны. В темноте они видели плохо, к тому же, не могли броситься вверх по склону, как обычно, спасаясь от опасности, так как враг таился выше них. И, прежде чем охваченные смятением животные сообразили, в какую сторону бежать, люди успели уложить пятерых. Карранх был доволен собой: стрелы с каменными наконечниками били если не с такого расстояния, как железные, зато не менее точно. И, когда он, спустившись с тхорами вниз, взвалил на плечи огромного барана с торчащей из шеи стрелой, никто не стал мешать ему.
В ту же ночь, когда они возвращались обратно к пещере, произошло еще нечто радостное для Льва Победы. Вдалеке послышался топот копыт и приглушенное тоскливое ржание. Тхоры, словно не замечавшие тяжести добычи, сразу встрепенулись, схватились за копья, но Карранх их опередил. Выйдя вперед, пронзительно свистнул, подзывая коня. Он сам поначалу не мог поверить; но ржание повторилось, и вот уже вороной жеребец, будто слепленный из ночных теней, подбежал к нему и остановился, хрипя от запахов крови и чужих людей.
Карранх шагнул ему навстречу, ласково коснулся шелкового носа.
- Кабир! Откуда ты здесь взялся? Сам ли сбежал от них, чтобы найти меня, или тебя отпустили, потому что он не мог видеть ничего, принадлежащего мне? Ну, как бы ни было, друг, а нам обоим повезло: мы с тобой вернемся домой вместе. Домой? Сначала в Адлерштайн, возьмем Зару и всех людей и лошадей, что пойдут с нами, а затем... видно будет, куда.
Тхоры, сурово хмуря косматые брови, недоверчиво глядели на своего гостя, разговаривающего на незнакомом языке с фыркающим, громко топающим животным. Будь их воля, они закололи бы лошадь копьями, как и давешних баранов. Но, когда Карранх сел на коня верхом и перекинул баранью тушу через его спину, Детям Медведя пришлось признать, что конь, как и "блестящий камень" - имущество "харзи", столь же непонятное и запретное для их племени. Ведь их предки никогда не ездили на конях!

[Lorianna]

Эрэа Артанис, спасибо за продолжение! Хоть бы Конрад успел в Адлерштайн, пока Адриан дел не наворотил...

[Eydis]

Спасибо за продолжение, эрэа Артанис!

Хоть бы Конрад успел в Адлерштайн, пока Адриан дел не наворотил...

И пока Зара не отчаялась увидеть мужа живым. А разбираться с Адрианом (или с демоном в его теле) Карранху все равно придется - либо останавливать его, либо разгребать последствия его действий.

P.S. Еще меня, если честно, резанула фраза Адриана, Что Карранх упал со скалы. Честнее было бы сказать: "Я его столкнул со скалы".

[Akjhtywbz22]

Хорошо, что Кабир нашёлся и здоровье поправилось. Может что-то ещё Карранх успеет исправить. (пока он сам себя ещё считает Карранхом , может и нам стоит также продолжить?). Интересно, тхоры что-нибудь переймут от гостя?
Спасибо, за продолжение, эрэа Артанис!

[Артанис]

Эрэа Lorianna, эрэа Eydis, эрэа Akjhtywbz22, большущее спасибо вам, что продолжаете читать!

Эрэа Артанис, спасибо за продолжение! Хоть бы Конрад успел в Адлерштайн, пока Адриан дел не наворотил...

Вы уверены, что один человек сможет все исправить? Впрочем, там не все так просто будет, увидим, что получится... "Перспектива темна, как душа торгаша" (с) группа "Чайф". Оскорбили всех работников торговли разом.

А разбираться с Адрианом (или с демоном в его теле) Карранху все равно придется - либо останавливать его, либо разгребать последствия его действий.

Самого Адриана тоже не следует сбрасывать со счетов. Вроде бы, ему такая возможность не очень понравилась. Поэтому, я надеюсь, исход все-таки кое-кого из читателей удивит.

P.S. Еще меня, если честно, резанула фраза Адриана, Что Карранх упал со скалы. Честнее было бы сказать: "Я его столкнул со скалы".

Ему это радости не доставило, тем более, когда увидел знак барса. И говорить об этом не хотелось. А что произошло, все поняли и так.

Может что-то ещё Карранх успеет исправить. (пока он сам себя ещё считает Карранхом ,

Это пусть каждый читатель решает сам, как лучше. Для меня он никогда и не переставал быть Конрадом. Кроме того, мы о нем знаем больше, чем он сам о себе, хоть ему и правду уже сказали.

Интересно, тхоры что-нибудь переймут от гостя?

Как это они переймут то, чего не было у их предков?

После нескольких совместных с тхорами охот, Карранх обзавелся одеждой и съестными припасами для обратного пути, а заодно завоевал уважение рыжеволосых охотников. Теперь они обращались с ним как с равным, предоставляя хороший кусок добычи и место у костра. Все видели, что лук и стрелы убивают дичь не хуже  их тяжелых копий, однако ни один из тхоров не захотел сделать такие же. Да и не могли: присмотревшись к этим загадочным людям (или все-таки медведям?), Карранх заметил, что их руки и плечи с чудовищно развитыми мышцами мало подвижны в суставах, так что из них не получилось бы хороших стрелков. Но они и не интересовались новым оружием, о котором им ничего не говорила память предков.
Уже перед самым отъездом ему довелось убедиться, насколько суровы обычаи тхоров. Однажды днем весь Клан Медведя собрался в пещере, отложив все дела. Тесным кругом расселись вокруг костра мужчины, еще более сумрачные, чем обычно, с каменно сжатыми челюстями. Поодаль собрались молчаливые и печальные женщины, здесь же были притихшие дети. Карранху никто не говорил уйти прочь, и он остался, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, с интересом глядя, что произойдет.
Вначале в круг впихнули молодую женщину-тхору с ребенком на руках. Она пошатнулась и чуть не упала, удержавшись на ногах возле костра. Потом выпрямилась и оглядела грубые бородатые лица мужчин. Совсем молодая, должно быть, только недавно созрела. Не такая плотная и мускулистая, как старшие тхоры, худощавая, но с туго налившейся грудью. Рыжие волосы небрежно связаны в хвост на затылке, на побледневшем лице проступили веснушки, огромные голубые глаза полны тоски и страха. Ребенок на ее руках проснулся и заплакал, и женщина стала его кормить. Совсем маленький, он уже умел держать голову на жесткой короткой шее, и вообще казался крепче человеческого младенца.
Подождав, пока молодая тхора покормит ребенка, Горм обратился к ней:
- Ты, Уба из Клана Медведя, родила ребенка после прошлого собрания Кланов у Белой Скалы но тот, кто взял тебя, не увел в свой Клан. Если бы ты назвала его, старейшины Клана наказали бы виновного или заставили признать тебя женой.
Женщина быстро-быстро заворчала что-то по-тхорски, так что Карранх почти не разбирал ее слов, расслышал только: "Он не виноват, ничего не скажу, не наказывайте его!"
Горм мрачно вздохнул.
- Не хочешь сказать - твое дело. Но ты, как и все, знаешь обычаи предков. Ребенок принадлежит Клану своего отца, принадлежит духу-покровителю, что вложил в него жизнь, и никакому другому. Если неизвестно, какой дух положил начало жизни ребенка, значит, ребенок не должен жить. Ни один дух не признает его, и, стало быть, сам он не может быть настоящим тхором.
Уба побледнела, как смерть, на мгновение судорожно стиснула ребенка, который жалобно запищал. Но она все-таки была тхорой, и обычаи предков были у нее в крови, даже когда шли вразрез с самым святым, что может быть для любой женщины.
- Я знаю, как велели предки. Но я не думала...
- Не думала, что их закон все еще действует? Хотела, чтобы Клан Медведя добывал баранов для выродка, не принадлежащего ни одному духу? - Горм поднялся на ноги и зарычал вздыбленным зверем, а за ним и прочие мужчины. Казалось, они вот-вот бросятся на несчастную Убу и растерзают ее вместе с ребенком.

[Артанис]

Но тот же закон, строго регламентировавший всю жизнь тхоров, удерживал их и от бессмысленной жестокости. Женщина, да еще доказавшая, что может родить здорового ребенка, могла на следующем собрании племени быть отдана другому Клану в обмен на другую девушку-невесту, или на связку мехов, или на большой кусок кремня. Но ребенка, не принадлежавшего ни к одному Клану, никакой Клан и не был обязан кормить и защищать от опасностей, в ущерб законным детям.
И Уба теперь осознала это не хуже соплеменников. Медленно протянула ребенка, завернутого в шкуры, не глядя, и проговорила еле слышно:
- Оставьте его в лесу, как велит обычай предков! - при этом она искусала губы до крови, но не плакала: женщины-тхоры не умели плакать.
Глядя на происходящее, Карранх испытывал противоречивые чувства. Ему было жаль ребенка и его мать, но также ясно было, что спасти его не получится. Нечего было и думать в одиночку заставить целое племя фанатичных дикарей отказаться от обычая предков или отговорить таких упрямцев, как тхоры. Кроме того, он был обязан им жизнью, и хотел расстаться по-дружески. И, наконец, его ждала в Адлерштайне Зара и его племя, и он не мог себе позволить рисковать жизнью сейчас, идя против многих. Вождь гебиров вовсе не был странствующим рыцарем из лагардских легенд, радостно кидающимся в любую стычку, карающим любую несправедливость направо и налево. На мгновение он подумал выпросить ребенка себе, раз уж от него все равно собирались избавиться. Но и от этой мысли пришлось отказаться: младенец был слишком мал, чтобы выдержать дорогу, и мог питаться лишь молоком. И поэтому все время суда над молодой матерью Лев Победы не произнес ни слова, с непричастным видом наблюдая за происходящим.
После того, как ребенка унесли в лес, в пещере не было ни разговоров, ни обычной возни, какая затевалась, когда все племя собиралось у огня. Клан Медведя исполнил свой долг, и тхоры не испытывали угрызений совести, но и удовлетворения - тоже. Поужинав, улеглись спать, как всегда, ногами к костру.
Карранх долго лежал без сна, думая о том, что это последняя ночь в горной пещере. Следующую он уже встретит в предгорьях, под открытым небом. А пока он лежал тихо, слушая громкий храп спящих тхоров.
Вдруг послышалось ржание и дикий топот копыт. Карранх узнал привязанного на ночь к дереву Кабира, и вскочил, хватаясь за копье, готовясь выбежать из пещеры. Но тут послышался дикий рев и визг. Должно быть, боевой гебирский конь встретил неизвестного хищника копытами, и тот отскочил в поисках добычи полегче.
Тхоры-мужчины схватили копья и встали у входа, рыча и вопя едва ли не страшнее зверя. Но тот, чуя близкую добычу и разъяренный неудачей, прыгнул вперед, хлеща себя по бокам длинным гибким хвостом. В блеске костра яростно вспыхнули дикие зеленые глаза. Клыки что ножи, гладкий серебристый мех украшен черными кольцами и пятнами. Барс, символ рода Вальтари!
И барс прыгнул вперед, через частокол копий, сбивая с ног одного из охотников. При всей его силе, тхора смело, как вихрем. Взвившееся на миг пламя осветило его разодранное, окровавленное лицо, а затем тхор и барс покатились по каменному полу, терзая друг друга. Хищник орудовал всеми четырьмя лапами, а охотник что было сил сжимал его своими могучими руками, пытаясь задушить. Только тхор мог, раздираемый на части, так долго бороться с опасным зверем. Его товарищи, столпившись вокруг, не могли нанести удар, боясь попасть в человека вместо хищника. А барс, тоже разъяренный и полузадушенный, продолжал наносить врагу страшные раны.
Наконец, клубок распался. Тхор, весь располосованный, остался лежать в луже крови, а хищник, прихрамывая и злобно рыча, готовился к новому прыжку. За спиной мужчин собрались вместе женщины, вооружившись запасными копьями и чем попало. Ни одна из них не кричала в ужасе и не падала в обморок, как могла бы на ее месте цивилизованная женщина. Дикари не могли себе позволить роскошь тянуть половину племени в качестве беспомощного груза, нуждающегося в опеке мужчин. Наследственный, а может быть, и личный опыт, диктовал каждой из них, что делать при нападении опасного зверя. Младшие дети карабкались по стенам пещеры, старшие готовились защищаться, если бы барс прорвался в их круг.
К счастью, этого не потребовалось. Увидев, что один из их товарищей мертв, рассвирепевшие тхоры обрушили на хищника град копий.
Карранх метнул копье вместе с другими, и, когда оно вонзилось в бок зверя, вдавил его глубже, спеша прикончить пятнистого хищника. Тот был еще жив, извивался, как змея, и пытался подняться на лапы, но Лев Победы прижал его коленями к полу, чувствуя, как сильное красивое тело хищника содрогается под ним. Свирепая первобытная радость победы охватила его, как юношу в первом сражении. Он казался себе непобедимым, как будто сила и отвага издыхающего барса переливалась в него.

[Артанис]

Барсу все же удалось освободить одну лапу и задеть бедро Льва Победы, но у умирающего зверя уже не оставалось сил, и скоро он затих. Карранх погладил роскошный серебристый мех. "Это я подарю Заре", - подумал он, устало выпрямившись в окружении тхоров.
Те, не откладывая, похоронили своего товарища в углублении среди скал, положив в могилу топор и копье, две хороших шкуры и кусок мяса, чтобы дух умершего не голодал на пути к предкам. Засыпав могилу камнями, тхоры вернулись к себе в пещеру уже засветло.
Встретив их, опечаленных гибелью хорошего охотника, Карранх хотел заметить, что барса мог привлечь к пещере брошенный в лесу ребенок Убы. Но ничего не сказал. По отношению к нему, во всяком случае, суровые тхоры были исключительно милосердны. Он был обязан им жизнью, он охотился и сражался вместе с ними, и не хотел их осуждать.
Когда он седлал Кабира и складывал в сумку шкуру барса, наскоро просушенную над костром, к нему подошел Горм. Остановился поодаль от лошади, к которой тхоры так и не привыкли, взглянул из-под тяжелых нависших бровей.
- Прощай, Вальтари! Пусть души предков укажут тебе путь!
- Я не Вальтари, - Карранх попытался в последний раз переубедить старого дикаря. - Пусть твое племя хранят самые добрые духи, только ты ошибаешься!
Однако Горм взглянул куда-то сквозь него, сужая глаза, и покачал косматой головой.
- Когда вернешься сюда, вождь харзи, помни, что тхоры жили в горах задолго до вашего прихода. Не отнимай у нас все.
Карранх усмехнулся.
- Вряд ли я сюда когда-нибудь вернусь, - с этими словами он был уже в седле.
Но Горм возразил, прежде чем отойти прочь:
- Ты вернешься. Вы, Вальтари, всегда возвращаетесь, горы тянут вас домой, так же как и нас.
С этим странным напутствием Карранх поехал по горной тропе вниз, тщательно выбирая дорогу среди каменных осыпей и крутых скал. Копыта коня кое-где скользили после прошедшего накануне дождя. Весна вступала в свои права, и еще недавно голую землю покрыли свежие зеленые травы, на горных лугах цвели огненно-красные тюльпаны и белые нарциссы. На одевшихся молодым листом деревьях пели птицы, перекликаясь звонкими голосами. Аризийские горы все-таки ожили после направленной на них черной смерти!
Дорогу всаднику пересекло стадо кабанов. Самка и десяток полосатых поросят торопливо скрылись в кустах, клыкастый секач, замыкавший шествие, подозрительно глянул на человека и последовал за семейством. По дорожке протопотали зайцы,  захлопал крыльями яркий фазан, созывая своих жен. Да, жизнь возвращалась сюда.
Взглянув наверх, на поднимающуюся до облаков гору Тарен, Карранх увидел над ней чистое, ослепительно-синее небо, проплывающего кругами орла. И никакого Черного Тумана. Тот исчез, развеялся навсегда.
Вспомнив свои странные ощущения во время пути в горы, Карранх вдруг почувствовал желание и впрямь когда-нибудь вернуться в Аризию. Кочевник, ни одно место под солнцем не называвший своим домом, как оказалось, успел привязаться к горам, где едва не погиб, и где правил его лучший враг и заклятый друг, кто бы мог подумать! Только он, спускаясь вниз, явственно ощущал притяжение гор, и едва сдерживался, чтобы не пообещать им вернуться.
Доехав до сосны Урсулы, он коснулся шероховатого ствола-панциря, нагретого солнцем, и бросил камешек к ее подножию.
- Храни и дальше свой край, - произнес он на прощание.
Древняя воительница, ставшая могучей сосной, кивнула длинными ветвями вслед всаднику на вороном коне. Но тот больше не оборачивался назад.
Вырвавшись из плена гор, Лев Победы сосредоточился на том, что ждало их впереди. Он не знал, что произошло под Адлерштайном за время его отсутствия, а потому не предполагал заранее, что станет делать по прибытии, но был готов действовать. Ни за что на свете он больше не станет служить виранцам, и не оставит Зару одну!
Он бешено летел на вороном коне через луга, не разбирая дороги, как будто хотел наверстать все упущенное время.

[Akjhtywbz22]

Интересно и завлекательно . Как много ещё предстоит узнать!
Спасибо за продолжение, эрэа Артанис!

[Артанис]

Интересно и завлекательно . Как много ещё предстоит узнать!
Спасибо за продолжение, эрэа Артанис!

Спасибо Вам большое, что вы одна продолжаете читать, эрэа Akjhtywbz22!

Глава 26. Люди и демоны
Когда граф Аризийский с отрядом своих рыцарей вернулся в Адлерштайн, все заметили, что он сильно изменился. Был постоянно хмур и молчалив, на окружающих глядел, словно не замечая, как будто видел сквозь них нечто, гораздо больше заслуживающее внимания. Почти не разговаривал даже со своими подданными-аризийцами, все свободное от службы время сидел в своих покоях один. Ничто не напоминало в нем требовательного, но и заботливого вождя, что когда-то находил время ободрить молодого ополченца перед битвой. Адриан резко постарел, как-то не телом, а душой; его прежде яркие глаза теперь сумрачно блестели из-под нахмуренных бровей, багровый шрам, пересекающий лицо, делал его жутким. Окружающие понимали, что он оплакивает гибель своей семьи и своих владений, и не задавали ненужных вопросов. Лишь рыцари, что были с ним в горах, догадывались, что у вождя могут быть и другие причины для тоски и даже отчаяния. Но они не рассказывали любопытствующим о том, что произошло.
А Адриан ждал знака, чтобы решить, что делать дальше. Ждал, чтобы виранцы, осаждающие Адлерштайн, перешли снова в наступление. Но они, подавленные двумя поражениями, копили силы, выжидали, а фактически бездействовали, как и противник. Казалось, уныние охватило оба стана, точно заразная болезнь. Все чувствовали, что вот-вот настанет переломный момент, что решит исход войны. Но никто пока не знал, каков он будет.
В ту ночь, в отличие от многих предшествующих, Адриан смог заснуть без снотворного. Но спал беспокойно, метался и стонал, преследуемый кошмарами. Снова и снова без звука исчезал за краем пропасти Лев Победы, на плече которого отпечатался знак рода Вальтари. А иногда Адриан видел его в своей одежды и в доспехах, во всех фамильных регалиях, и не мог понять, кого сталкивает со скалы - Карранха иль-Зафара или самого себя. А за стеной надрывно рыдала баронесса Галларт, точно волчица, потерявшая волчат, и, казалось, ее вой не затихнет никогда. И Хронос, злобно хихикая, протягивал ему камень, приговаривая: "Пусти меня в свое тело, и я, хозяин времени, стану сильным и могучим, и отомщу твоим врагам!" А из облака Черного Тумана к нему протягивала руки Беатриса, плакали дети, постепенно задыхаясь. От этих видений Адриан просыпался в холодном поту, судорожно сжимая кусок холодного камня, что оставил ему демон. Он стремился отомстить не меньше, чем прежде. Но мысль, что после этого его телом завладеет омерзительный дряхлый демон, ужасала даже его, постигшего отчаяние.
Но в этот раз его резко выдернули из власти кошмаров. Адриан со стоном поднял голову и увидел своего оруженосца Сильвия, который только что встряхнул его за плечо.
- Проснитесь, эн Адриан! Виранцы напали на гебиров!
Адриан проснулся мгновенно, привычный стремительно реагировать на все происходящее.
- Напали? На своих союзников? Это точно? - он сразу ожил, приготовился действовать. Теперь ответа требовал прежний Горный Барс, суровый и подтянутый.
- Часовые со стены передали, - коротко, по-военному, сообщил юноша. - В лагерь гебиров вернулся их вождь, Лев Победы. Он, кажется, хотел увести свое войско, но виранцы не захотели их отпускать. Теперь они дерутся.
- Лев Победы? - услышав это имя, Адриан окаменел на несколько мгновений. Неужели произошло чудо, и кочевник, отмеченный знаком Вальтари, мог выжить? А с другой стороны, он и сам, должно быть, надеялся на это вопреки всему, иначе зачем отпустил в горах его вороного коня? Но, если тот жив, он, должно быть, захочет отомстить ему. Знает ли Карранх иль-Зафар, что означает татуировка на его плече?
Все эти мысли промчались в его голове, в то время как Сильвий помогал графу одеться и облачиться в доспехи. Минута, другая - и он был уже готов вести в бой рыцарскую конницу, намеренный вмешаться в то, что происходило во вражеском лагере. Аризийские рыцари давно искали возможности отомстить виранцам за Черный туман.
А в гебирском лагере действительно творилась сумятица. Вернувшись к своему племени, Карранх нарочно дождался ночи, чтобы поднять кочевье и увести немедленно, пока виранцы не хватятся бывших союзников. Затем он собирался один проникнуть в Адлерштайн и выкрасть Зару. Ни за что на свете он не собирался бы дальше воевать за тех, кто использует в своих целях Черный Туман. Но виранцы, как видно, следили за лагерем и подняли тревогу. В лагерь ворвался во главе отборных войск сам Гидарн, не намеренный отпускать гебиров.
- Предатель! Я всегда знал, что тебе нельзя верить! - крикнул виранский военачальник, едва не наезжая конем на Льва Победы, наблюдавшего, как его племя собирает свои шатры.

[Артанис]

Карранх развернулся к виранцу и пристально взглянул на него.
- Ты говоришь о доверии? Ты и твои соратники - подлые убийцы, уничтожившие Черным Туманом аризийских женщин и детей! Пусть отсохнут руки у тех, кто обнажит меч, сражаясь за вас! С дороги, Гидарн: мы уходим!
Прежде виранский полководец, может быть, и уступил бы, зная, что бесполезно удерживать свободолюбивых кочевников, которые всегда сами выбирали себе путь. Но в последнее время он сделался слишком раздражительным, досадуя на последнюю неудачу и подозрительно косясь на своих подчиненных, которым доверял все меньше. Гидарн не сомневался, что любой из них охотно уберет его с дороги, как только сможет, и потерять еще и гебиров означало неминуемое поражение и верную гибель. И вот полководец, не задумываясь, бросил виранскую конницу и лучников против гебиров. Два войска, прежде столько раз сражавшиеся вместе против общего противника, теперь сцепились меж собой, на клочке утоптанной земли, среди еще не убранных шатров и повозок. Рассвет огласился звоном сабель и топотом копыт, боевым кличем и предсмертными воплями гебиров и виранцев.
Аризийские рыцари налетели на них, как вихрь, тесня сразу тех и других. Но основной их целью были все же виранцы, и теперь горцы справляли кровавую тризну, рубя всех, под чьим шлемом виднелась окрашенная в рыжий цвет борода. Многие из них с каждым ударом меча называли имена погибших от Черного Туман близких.
Их атака дала время гебирам выбраться из свалки. Они отошли поодаль, ближе к городской стене, и выстроились кругом; телеги со всем имуществом, женщины, дети и скот внутри, воины на конях расположились вокруг, готовые отражать новое нападение. Карранх видел в гуще сражения Адриана: тот промчался совсем рядом с ним, и они встретились взглядами на одно долгое мгновение, однако Горный Барс тут же повернул коня, преследуя петляющего, как заяц, виранского всадника, пока не разрубил его пополам.
К этому времени на городских стенах собрался народ, поднявшийся по тревоге. Принцесса Иеронима со своей свитой, лагардские рыцари и ополчение, которых горцы не позвали в бой, потому что месть виранцам касалась только их одних. Здесь же был и магистр Гелиодор вместе с немногими оставшимися магами. И Зара, которая чуть не сошла с ума, когда ей сообщили о гибели мужа, а теперь снова - увидев его живым. Все глядели со стены за происходящим вокруг, но не могли вмешаться.
Битва разгоралась все жарче. Мечи вспарывали доспехи, словно шелк, сталкивались и высекали искры. Падали изрубленные люди и кони, по полю текли потоки крови.
И по заваленному трупами полю шла, ступая босыми ногами по крови, Глориана. Еще более прекрасная, чем прежде, совершенно обнаженная, в облаке длинных, до пят, золотых волос, она светилась в лучах утреннего солнца. Без малейшего опасения или смущения двигалась она среди сражающихся, наслаждаясь бурным всплеском эмоций, хотя бы и столь разрушительных. Иногда дивная красавица склонялась над каким-нибудь раненым воином, целовала его, и тот затихал с блаженной улыбкой на устах. Пораженные зрелищем, сражавшиеся опускали руки, провожая ее глазами.

[Артанис]

Глядя со стены, магистр Гелиодор понял, что Глориана направляется к воротам. Спустившись вниз с не старческой живостью, он позвал других волшебников. Все, кто обладал магической силой, встали у ворот, направив общий импульс: держать ворота! Среди них была и Лилия, молодая жрица Илиары, хорошо помнившая, как Глориана открыла ворота Магического Университета. По коже девушки пробежал озноб: ей показалось, что удерживать огромные железные створы ей приходится вполне материально, и вся тяжесть давит на нее...
- Держать ворота! - хрипло прокричал магистр Гелиодор, тоже чувствуя, как заклятие Глорианы медленно преодолевает всю совместную силу десятка волшебников.
Наконец, сами ворота, не выдержав магического противоборства, разлетелись на куски. Когда развеялась туча пыли и стих грохот, как от сотни гроз, Глориана, ничуть не потускневшая, гордо шагнула в открывшийся проем.
В это же мгновение два рослых всадника на вороных конях промчались в ворота. Не сговариваясь, Горный Барс и Лев Победы развернули коней перед Глорианой, позволяя ей разглядеть себя. Сияющая красавица заинтересованно протянула руки к обоим сразу. Но оба вождя вновь повернули коней, будто танцуя перед ней Глориана стремительно скользнула за ними. Пешая, она не отставала от всадников.
Лилия, первой отгадавшая их замысел, крикнула:
- В лес ее! В Двиморнедский лес, где дриады!
Услышали ее всадники или нет, но расступились перед Глорианой, будто играя, и снова обернулись в седле, поджидая ее. Со стороны казалось, что все трое выполняют фигуры хорошо знакомого танца, разучив в точности каждое движение. Дальше и дальше заманивали Адриан и Карранх прекрасную Глориану, прочь от людей, туда, где когда-то стояла Башня Луны, а теперь зеленел лес. Они не спешили, но и не позволяли преследовательнице отвлечься. Глориана не должна была подумать, что от нее спасаются бегством. С ней играли, двое таких похожих прекрасных мужчин стремились заинтересовать ее, разжечь посильнее - это Глориана могла понять. И следовала за ними в предвкушении, когда же им надоест ускользать.
И, распаленная преследованием, не заметила, как совсем рядом оказались пышные лесные кроны. Без всякого ветра колыхнулись отягощенные листвой ветви. Словно свежие раны, вспыхнули алые цветы на ветках рододендрона. Глориана огляделась вокруг. Не было видно всадников, заманивших ее; они остались позади, не рискуя сами забредать под сень волшебного леса.
Показалось ей, или деревья вправду двинулись вперед? Да нет, они и в самом деле перемещались. Вот уже зеленые ветки плотно сомкнулись за спиной красавицы, и, рванувшись сквозь них, она исцарапалась в кровь, но не смогла их раздвинуть. А кто это маячит впереди, сливаясь с лесными тенями - тоже тень или живая фигура?
- Наконец-то ты пришла ко мне, - торжествующе проговорила девушка с пышными рыжими кудрями, показавшаяся в развилке дерева над головой Глорианы.
- Ты мертва! - презрительно заявила красавица, узнав ее. - Тебе не добраться до меня. Я - Глориана, Богиня красоты!
- Ты вынудила меня жить, пока в тебе бьется мое сердце! - возразила Марсия. - Я пришла за ним. Ты отдашь его Двиморнедскому лесу, и мы останемся здесь навсегда!
С этими словами гибкие лианы обвили талию и руки "Богини красоты", крепче, чем руки любовника, а еще одна захлестнула грудь и горло. Глориана бешено забилась, пытаясь освободиться.
- Я бессмертна! Твои растения не смогут меня убить! - зашипела она, в ужасе и ярости.
- Ты - всего лишь кукла из золота и прочих драгоценных материалов! Мы подождем, пока они растворятся в земле и станут частью почвы нашего леса. Времени у нас хватит, - теперь уже, кроме Марсии, со всех сторон стали проявляться новые и новые фигуры, насквозь пронизанные солнечным светом, струящимся сквозь кроны деревьев. Дриады Двиморнедского леса окружили плененную Глориану, не давая ей шевельнуться.
Протянувшиеся из-под земли корни утащили Глориану в земляную пещеру, оплетая ее с головы до пят, точно кокон. И впоследствии люди, которым случалось забредать в Лес Дриад, рассказывали, будто слышали доносящиеся из-под земли женские крики и плач. Но все знали их происхождение, и никто не жалел Глориану.