Век Новых Героев

[Akjhtywbz22]

Ну, вот Глориана и появилась, устоит ли Карранх? Истинная любовь сможет противостоять  магии колдуньи?
Спасибо, эрэа Артанис, за продолжение!

[Артанис]

Эрэа Akjhtywbz22, большое спасибо, что продолжаете читать!

Ну, вот Глориана и появилась, устоит ли Карранх? Истинная любовь сможет противостоять  магии колдуньи?

Они, вообще-то, пока еще не сталкивались. А Карранх и сам по себе показан не таким уж слабовольным, если не ошибаюсь, кроме того, получил хорошую "прививку". наблюдая, как Глориана действует на других мужчин. Неужели после этого не будет настороже? Говорит же: у него мурашки по коже бегут при виде нее.
Я уже не одно произведение написала, стараясь поднять авторитет мужского пола и показать, что мужчины способны быть таковыми не только по факту половой принадлежности, и не обязаны бросаться на все, что шевелится и носит юбку, даже если это заведомый враг. В этом произведении я думала выразить несколько другие мысли.

Глава 20. Битва
На следующий день в осажденном Адлерштайне началось движение. По улицам скакали рыцари в полном боевом облачении, сверкающие латами, маршировали вооруженные горожане. Все, кто способен был носить оружие, стекались к бывшей южной стене, которую отстраивали заново после нашествия огненных червей. Конечно, нынешней стене далеко было до прежней и высотой, и прочностью, ведь построили ее за короткий срок, да и строительство то и дело прерывалось стремительными нападениями виранцев. Но все же и такая временная стена помогала обороне, хоть отчасти. Подлинно исход войны должен был решить боевой дух горожан.
У южных ворот за сбором войска наблюдал граф Аризийский, готовясь вести его в бой. В сверкающей сталью броне, в шлеме в виде головы барса, он выстраивал ряды, внимательно осматривал их, проверяя готовность и вооружение каждого воина.
Полностью он доверял лишь своим аризийцам, рвавшимся в бой. Им порядком надоело отсиживаться за городскими стенами. Теперь рыцари-горцы горячили застоявшихся коней, твердо готовые сегодняшней битвой решить исход войны или, по меньшей мере, изменить его в свою пользу. Они были воинами до мозга костей, воспитанные в суровых традициях Аризии. Адриан улыбнулся, приветствуя их, и проехал дальше. Не требовалось и воодушевлять аризийцев; он без слов понимал их, а они - его. А вот лагардцы, равнявшие строй позади них, вызывали его опасения.
Кроме не очень многочисленного рыцарского отряда, которому все равно не хватало опыта настоящих битв, горожане составляли пешее ополчение, что должно было усилить удар на врага, когда рыцари прорвут оборону. Редко кто из горожан владел мечом, меч - оружие рыцаря, ополченцы же в основном вооружились копьями, пиками, алебардами. Таким оружием было проще научиться владеть, оно не требовало столкновения с врагом вплотную и стоило гораздо дешевле мечей. Броня на ополченцах тоже имелась, хоть и не такая прочная, как у рыцарей, которым предстояло первыми прорубиться сквозь вражеские ряды. По мнению Адриана, горожанам предстояла куда меньшая опасность, чем они мнили сейчас. Однако, когда он медленно проехал вдоль их рядов, многие из ополченцев были бледны и понуро опускали головы, сутулились, опираясь на копья, и смущенно отводили глаза, когда он встречался с ними взглядом.
- В чем дело, жители Адлерштайна? - с притворным удивлением проговорил Адриан, обводя войско пристальным взором. - Разве это я по своей прихоти собираюсь вести вас в бой? Нет, это не моя война, и враг пришел не на мою землю. Это ваша родина, столица вашей Империи, почему же вы мнетесь, как стадо баранов, когда враг стоит на пороге? Где ваше мужество, гордые лагардцы?
Его насмешливое воодушевление подействовало на многих. Ополченцы вскинули головы и расправили плечи, кое-что даже пристыженно покраснел. Трубач звучно протрубил сигнал боевой готовности, над войском взмыло белоснежное с золотым орлом знамя Лагардской Империи.
Только Адриану этого было еще мало. Он заметил среди ополченцев юношу, который никак не мог преодолеть страх, судя по его виду: был бледен как смерть, стучал зубами, и копье в его руке дрожало, как лист на ветру. Горный Барс задержался прямо перед ним.
- Ты не готов сражаться? Думаешь, нам лучше сдаться, уступить без боя, лишь бы тебе спасти жизнь? - спросил он вкрадчиво, но с недобрыми огоньками в глазах и хищно раздувающимися ноздрями.
Юноша задрожал еще больше и проговорил, запинаясь:
- Я не знаю... Меня... учили всю жизнь, что я не должен... То есть, это только в дикие времена люди воевали, а сейчас стали добрее... Как я смогу поднять руку на другого человека?
Адриан с досадой ударил Вихря шпорами, и тот завертелся волчком. "Вот они - плоды лагардской цивилизации! Проклятого Лиса нужно было прикончить гораздо раньше, когда он еще не был императорским советником..."

[Артанис]

Вслух же горячо проговорил, обращаясь к юноше:
- Забудь все, чему тебя учили! Сейчас как раз вернулись дикие времена, а люди на самом деле в любое время примерно одинаковы. Ты думаешь, что ты слишком добр, чтобы убить. Но там, на поле боя, ждут враги, явившиеся разорить Лагард, и их, к сожалению, не остановишь добрым словом. И, если ты сейчас станешь корчить из себя добренького, проиграешь войну, а потом будешь стоять и глядеть, как враги перережут горло твоим родителям, разобьют головы братьям, а сестер угонят в виранские гаремы, и по своей доброте не вмешаешься и тут, - провались тогда в преисподнюю такая доброта! Будь проклята доброта, когда она - ничто иное, как трусость и слабость, играющая на руку врагу! Сейчас война, и любой мужчина - воин. Ты имеешь право на все, чтобы победить врага. Ты - зверь, демон, ты можешь грызть горло огненнобородым и пить их кровь, лишь бы они не сделали ни шага за эти стены! Ты можешь все!
Он встряхнул юношу, едва не приподнимая его над землей, но обращался, конечно, не только к нему. Голос его гремел над собравшимися отрядами ополченцев, проникая в сердца людей, выросших под защитой Великого Бастарда. Им было от чего растеряться: уж очень не вязалась речь графа Аризийского с привычной им жизнью. Самые смелые из них попытались представить, как совсем скоро, когда откроются ворота, схватятся с врагами, не "корча из себя добреньких", и почти всем сделалось не по себе. Но и выйти из ряда и заявить Горному Барсу: "Я не такой, я неспособен. Я хочу жить здесь и сейчас, до остального мне нет дела", - никто не осмелился.
Граф Аризийский еще раз проехал вдоль рядов, обращаясь то к одному выхваченному взглядом ополченцу, то к другому, многих узнавая в лицо, разговаривал с ними как с настоящими воинами, не делая скидки на недостаток опыта.
Приехала в сопровождении отряда рыцарей принцесса Иеронима. Она выглядела бледной и усталой, тревожась не меньше ополченцев. Судя по кругам под глазами, которых не могли скрыть все ухищрения камеристок, она провела прошлую ночь без сна. Высокая царственная прическа и шуба из меха белых северных лисиц только подчеркивали ее изможденный вид.
Спутники принцессы заняли место в строю рыцарей. Среди них был и барон Зорн, упросивший принцессу отпустить его в бой. И, хоть она тревожилась за своего спасителя и верного защитника, все же не могла помешать выполнять свой рыцарский долг. Сегодня Рей, согласно старинному обычаю, повязал поверх стального нарукавника голубой шелковый шарф, что подарила ему на прощание Иеронима. Многие рыцари шли в бой с подобными знаками благословения, но Рей никому не признавался, в чью честь надел этот шарф.
А принцесса, проводив рыцарей взглядом, грустно улыбнулась ополченцам, проехав мимо них  на белой, как сахар, кобылице. Время от времени она махала им рукой в знак приветствия.
- Только от вас зависит, устоит ли Лагардская Империя, или мы все станем рабами у виранцев. Я надеюсь на вас и верю в вашу доблесть! Пусть будут с вами Боги, мои храбрые рыцари и горожане! И знайте: я останусь здесь, на стене, и буду смотреть на битву. Я никуда не уйду, чем бы все ни закончилось, и встречу вас - или врагов. Таким образом, моя судьба и судьба Империи - все в ваших руках!
Иеронима спустилась с лошади и в сопровождении всего нескольких воинов поднялась на стену. Люди провожали глазами ее тонкую серебристую фигурку наверху. Наблюдать оттуда за битвой было ее решением, и никто не мог отговорить принцессу.
Наскоро восстановленная южная стена была ниже прежней и вдвое уже той. По верху прежней стены могли бы разъехаться две повозки, этой было далеко до такой масссивности. Зато наверху стали самые меткие лучники, на случай, если враги прорвутся к стене, а у ворот оставался сильный сторожевой отряд. Но, конечно, все молились, чтобы до них дело не дошло, и врага удалось бы разбить в чистом поле.

[Артанис]

Медленно отворились створы ворот, сделанные из заговоренного самыми сильными заклинаниями железа. Трубач вновь трижды протрубил сигнал, теперь уже другой, бросая вызов врагу. Полуденное солнце почти растопило выпавший накануне снег и осветило два войска, сходящихся к бою.
Принцессе Иерониме показалось со стены, что там, внизу, сближаются, упрямо склонив головы, два быка, а передовые отряды - аризийцы у своих, гебирская конница у других, - составляют бычьи лбы.
Союзники Огненного Царства действительно встали "на челе войска", по старинному лагардскому выражению. Гидарн намекнул на совете, что лишь им, великим наездникам, под силу разбить рыцарскую конницу, а Карранх иль-Зафар ему не возражал. Не из тщеславия, отнюдь. Если он одержит победу, это упрочит его притязания на земли Империи. А кроме того, ведь он обещал графу Аризийскому встретиться в новом бою, и не мог его разочаровать. Было, правда, и другое обещание - данное им Заре, что ждала его сейчас в лагере. Но сейчас он отвлекся от нее, оставил позади, как подобало воину перед битвой.
Позади яростно взревели трубы, принимая вызов. Виранцы, похоже, стремились оглушить противника и внушить ему ужас еще до начала сражения. Тут же зловеще зарокотали большие барабаны, будто возвещая каждому его судьбу. И в такт барабанному бою по замерзшей земле прогрохотали тысячи тысяч копыт разом - бросились друг на друга два конных войска. Столкнулись, подобные двум неистовым морским валам, ударились, с размаху сшиблись намертво, гремя железом оружия и доспехов, утопили ярость первого натиска в своей и вражеской крови.
Врезавшись в строй врага, Рейфорд Зорн едва не опрокинул конем одного из гебиров, и тот лишь чудом успел увернуться, развернув лошадь на задних ногах. В следующий миг изогнутое лезвие гебирской сабли уже нависло над головой барона, и тот едва успел прикрыться щитом, и сам ударил мечом. Меч ему достался от деда, тот самый, с которым барон Пауль Зорн некогда отражал под началом Максимилиана Унт-Маннелига другое нашествие виранцев. Много лет меч не знал настоящей работы, но теперь вот словно ожил, рассекая воздух, а за ним - и плечо воина-кочевника у самой шеи. Удар был так силен, что у Рейфорда едва не вывихнуло руку, но тренированные мышцы выдержали. Он пришпорил золотисто-гнедого Ястреба, и тот перенес его вперед, туда, где уже рубились, тесня кочевников, лагардские и аризийские рыцари. Немедля вмешался в новую стычку, краем глаза успев еще заметить, что и повсюду на поле боя кипит множество поединков. Здесь гебир, ловко уйдя из-под удара, опрокидывал тяжело вооруженного рыцаря и топтал конем. Там лагардец, только что одолевший противника, гордо вздымал свой меч, собираясь сделать круг почета, как на турнире, и был атакован сразу двумя врагами, и ему приходил на помощь аризийский рыцарь. Рубясь со своим противником, Рей успел заметить, что на левой руке, которой он поднимал щит, все еще развевается шарф принцессы Иеронимы, и это сразу придало ему сил. Он обрушил меч на легкий шлем противника, и повернулся к новому всаднику, на мгновение успев подивиться, что пока даже не ранен.
А принцесса Иеронима с волнением глядела со стены, ища там своего защитника. Раз или два ей казалось, что там мелькает ее шарф на светлой стали доспехов. Но он тут же ускользал, пропадал среди кровавой круговерти, и девушка бледнела еще сильнее. "Отец-Солнце, помоги ему... помоги им всем!" - шептала она одними губами, чтобы не услышал никто из городских магистратов и дам, составлявших ее свиту и вместе с ней наблюдавших сейчас битву.
Трудно сказать, почувствовал ли Рейфорд тревогу своей принцессы, но воспоминание о ней вдохновило молодого рыцаря, и он быстро прикончил третьего противника и огляделся по сторонам, выбирая нового. Битва, требующая крайнего напряжения всех сил, физических и душевных, пробуждала азарт, горячила кровь. Ускользнуть от удара самому и уберечь коня, отбить летящую тебе навстречу саблю, вовремя вскинуть тяжелый щит, ударить самому, снова и снова, если противник силен и ловок, и победить его не так-то просто. И все это происходило за доли мгновения, когда, казалось, не было времени ни понять, что происходит, ни принять решение, как защищаться, - но он как-то успевал, и тут уже не оставалось времени ни на страх, ни на сомнения.  Пока голубой шарф развевается поверх стального нарукавника, пока конь скачет под ним, а дедовский меч поет погребальную песнь по врагам, - он будет биться, насколько хватит сил. "Я обещаю, моя принцесса: мы отстоим Адлерштайн, и ты будешь царствовать в Лагардской Империи, во что бы то ни было!.."

[Эйлин]

Отношения Зары и Карранха окончательно прояснились. Хорошая подруга  ему досталась - умная и понимающая. Хотя ей очень нелегко, ведь она чувствует себя в  какой-то мере  предательницей. А то, что Глориана  объявилась - это очень плохо. Какие  интересно у неё цели? Да и какие цели могут быть у такого создания?
Печально, что воинский дух у граждан Лагарда столь невысок. Нелегко  придется графу Арризийскому. и тревожна за Рейфорда.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

[Akjhtywbz22]

Спасибо, эрэа Артанис, за продолжение!
СПОЙЛЕРЫ

Перечитала Пролог и кажется догадалась, зачем Тесса перед смертью прикасалась к плечу Карранха. Ну, почитаем - узнаем...

[Артанис]

Эрэа Эйлин, эрэа Akjhtywbz22, огромное спасибо вам!

А то, что Глориана  объявилась - это очень плохо. Какие  интересно у неё цели? Да и какие цели могут быть у такого создания?

Те, с которыми ее создали - быть живой богиней для людей. Вспомните предположения магистра Гелиодора на ее счет.

Печально, что воинский дух у граждан Лагарда столь невысок.

А это оборотная сторона цивилизации, что ж поделаешь? Если их никто не учил воевать, легко ли им научиться этому теперь?
Эрэа Akjhtywbz22, надеюсь, в свое время все тайны выяснятся.

Стремительного прорыва аризийской конницы не получилось: встречный удар гебиров был силен, и две железных лавины сцепились в дикой свалке. Ржали от ярости и от боли озверевшие рыцарские кони; они топтали погибших, и их копыта были в крови. С грохотом чудовищной грозы, не смолкая, сталкивались мечи, звенели пробитые латы, гулко, как виранские барабаны, отзывались на удар шлемы рыцарей. Время от времени над битвой взлетал чей-то боевой клич, и тут же стихал, поглощенный бурей мечей. Стоны раненых угасали, не слышные никому. Кровь текла ручьем и, уже не впитываясь в мерзлую землю, смешивались с растаявшим снегом и стекала вниз, к Илиаре.
Тем временем военачальник Гидарн, наблюдавший за сражением с холма, убедился, что первое наступление гебиров успешно, и двинул вперед другие вассальные племена. Прискакали на мохнатых лошадках мархи, натягивая луки, бросились врассыпную икрамы, с метательными копьями, отравленными змеиным ядом, прошагали молчаливые сумрачные сайи с дубинками, окованными железом. Вассальные отряды разделились надвое и атаковали лагардцев сразу с обоих флангов. Завязшие в кровавой сумятице рыцари вынуждены были обороняться еще и от нового противника.
...Ударив мечом и бросив под копыта Вихрю очередного воина-гебира с окрашенным синим конским хвостом на шлеме, граф Аризийский приподнялся на стременах, отыскивая взглядом их вождя. Он не забыл этого варвара, оказавшегося равным ему в бою. Сейчас было самое подходящее время, чтобы им продолжить поединок. Наконец, разглядел высокого всадника в памятных ему доспехах там, где яростнее всего кипела битва. Многим рыцарям, похоже, хотелось победить Льва Победы, и они окружили его, как псы - матерого волка, но не могли нанести решающего удара. Пользуясь большей подвижностью в сравнении с облаченными в тяжелые доспехи рыцарями, Карранх иль-Зафар вертелся волчком, рубил саблей наседающих "охотников" и топтал конем, который тоже сильно помогал хозяину, лягая и кусая врагов и их лошадей.
Выругавшись, граф Аризийский тоже бросился к вождю гебиров. Ему совсем не хотелось, чтобы у него отняли достойного противника, сильнейшего, с каким доводилось сталкиваться. Но в это время сзади послышался новый боевой клич, пронзительный и заунывный, как звериный вой, а вместе с ним целая туча стрел обрушилась на аризийцев. Адриан едва успел закрыться щитом, и тот сразу потяжелел от впившихся в него стрел. Вокруг него упали несколько рыцарей, и на них сразу накинулись варвары, заросшие бородами, в кожаных доспехах и стеганых халатах мышиного цвета. Как ни прочны были доспехи рыцарей, все же из тучи выпущенных стрел и копий какое-нибудь да находило уязвимое место. Мимо графа конь пронес Сильвия, его оруженосца. В его шлеме торчала стрела, а сам юноша ошалело мотал головой, оглушенный ударом, лишь чудом не пронзившим ему голову. Адриан перехватил его коня за повод, иначе тот унес бы всадника куда глаза глядят. В следующий миг рядом с графом покачнулся в седле еще один рыцарь. Ему в горло вонзилась стрела с черным оперением.
- Винсент! - крикнул граф, узнав падающего. Винсент Коррино был одним из ближайших ему людей, происходил из рода, испокон веков связанного с родом Вальтари. Развернув коня, Адриан стремительным прыжком перенесся в гущу лучников, уходя из-под обстрела и вынуждая тех хвататься за копья и мечи. Но тут же надвинулись новые разноплеменные отряды, и Горному Барсу пришлось на время забыть и о вожде гебиров, и о мести. Врезавшись в строй пеших варваров, он ожидал рассеять их быстро, но многочисленная орда и не думала отступать. Они лишь уступали дорогу, когда аризийские всадники скакали сквозь их ряды, а потом соединялись вновь и метали копья. И Адриану приходилось прилагать все силы и все внимание, сосредоточившись на бое. Позади него оставались бьющиеся в агонии тела, но он не оборачивался взглянуть на них.
Тут как раз чья-то шипастая дубинка огрела Вихря по морде, там, где заканчивались стальные пластины конского наголовника. Только этого и не хватало коню и всаднику, чтобы окончательно придти в бешенство. Точно смерч, промчался по полю боя граф Аризийский, за которым едва успевали его рыцари. Первые ряды виранских вассалов были буквально втоптаны в грязь. Под слоем мертвых и умирающих тел было уже не разглядеть земли; люди и лошади ступали по трупам, не разбирая своих и чужих.

[Артанис]

Именно в это время принцесса Иеронима, неотрывно наблюдавшая со стены за сражением, совсем растерялась, не понимая, что происходит. Давно смешался строй, все перемешались, а пыль и кровь, покрывающая доспехи, всех сделали одинаковыми. Издалека трудно было разглядеть гербы и девизы на щитах рыцарей, да и многие щиты были давно разбиты в щепки, и их владельцы прикрывались первыми попавшимися или вовсе обходились без них. И принцесса не могла понять, кто побеждает.
- Где же наши? - зазвенел ее голос, ставший вдруг неестественно высоким. - Где ополчение? Неужели они трусят?
- Я не стану их осуждать, если и так, - проговорил важный седобородый господин, один из городских магистратов, трогая золотую цепь у себя на шее. - Битва - жуткое зрелище, даже если наблюдать за ней со стороны. Кровь, грязь, страшные раны... Отец-Солнце, я не представляю, как человек может выдержать все это и остаться в своем уме!..
Но Иеронима, напряженно всматривающаяся вниз, вцепившись побелевшими пальцами в холодный шероховатый камень поднимавшегося рядом зубца, тихо воскликнула:
- Ах нет, нет, вот они уже пришли в себя, выступили навстречу! Слава тебе, Отец-Солнце, благодарю вас, Принц Звезд и Мать-Земля... Они идут! И наше знамя еще развевается над полем боя, взгляните!..
Действительно, налетевший порыв ветра развернул лагардское знамя, среди кровавой круговерти оставшееся незапятнанно чистым в руках знаменосца. Ярким солнечным золотом сверкнул лагардский орел, как раз в ту минуту, когда лагардское ополчение, ожидавшее своей очереди под стенами, позади рыцарей, двинулось вперед. Командовавший ополчением Франц Гринт, бывший старшина цеха ткачей, опытный и рассудительный сорокалетний мужчина, недаром пользовался уважением не только городского совета, но в последнее время также принцессы Иеронимы и графа Аризийского. Когда в Адлерштайне объявили обучение военному делу, Гринт хорошо показал себя на тренировках, к тому же собрал в своем цехе целый отряд и вооружил его за свой счет. И теперь он верно выбрал момент, когда ополченцы действительно будут полезны на поле боя, не путаясь под ногами у рыцарей. Велел трубачу протрубить сигнал к атаке, и поднял алебарду, целя в брюхо мышастой лошади, несущей первого из воинов, что повернулись навстречу ополченцам...
Большинство жителей Адлерштайна в этот день впервые вышли навстречу наступающему врагу. Люди, выросшие в убеждении, что война - не их, горожан, дело, да и не случится на их веку никакой войны, теперь готовились защищать свою жизнь и свой город. Ворота Адлерштайна были заперты у них за спиной. Отступать было некуда: прямо на них мчались всадники в высоких шапках и шубах из овчин, шагали пешие, крутя над головами увесистые дубинки. И лагардцы, только что чувствовавшие абсолютно лишними копья и пики в своих руках, вскидывали их, как учили их много раз на тренировках, закрывались щитами, скорее с отчаяния, чем осознанно, - и вдруг с удивлением обнаруживали, что враг лежит перед ними мертвый. Впрочем, у ополченцев не было времени ни радоваться, ни ужасаться одержанной победе. Навстречу уже накатывались новые враги, норовя смять городское войско. И адлерштайнцы, осознавая, что никто больше не придет им на помощь, вступали в битву, пьянея от собственной дерзости. Пролитая кровь действовала на них сильнее, чем на опытных воинов; многие из горожан так уверены были, что погибнут, едва столкнувшись с врагом, что первая же удача казалась им подвигом. И многие горожане погибли в эти минуты, забыв по недостатку выдержки, чему их учили. Но в уцелевших постепенно прорастала воля к победе. Теперь, когда опасение за свою жизнь отступило в глухие тайники души, люди начинали понимать, о чем говорил граф Аризийский. Когда навстречу мчится враг, занося оружие над головой, человеку некогда думать, имеет ли он право убить его и не должен ли сам подставить грудь; тут вступают в действие иные чувства, куда древнее человеческой цивилизации. В бою все оказывалось гораздо проще: убивай или будешь убит... а, если уж, отвлекшись от заботы о собственной жизни, как о величайшей ценности, вспомнишь о тех, кто остался за стенами, станешь и впрямь готов на все, чтобы убит был все-таки враг. Не ожидая от себя, ополченцы совершили на этом поле боя гораздо больше, чем могли когда-нибудь представить в самых смелых мечтах.

[Артанис]

- Держать строй! Не рассыпаться! - крикнул своим воинам Франц Гринт, ловко орудуя своей алебардой.
- Поднять копья! Бей сильней, олух! Бей первым, здесь не турнир! - распоряжались младшие командиры, как на тренировке.
Среди ополченцев был и Альберт Верген, молодой барон с обожженным лицом. Он сам попросил поставить его к горожанам, так как, хоть и был дворянином, рыцарского звания не носил, да и не стремился к нему в прежней жизни, а теперь оно и подавно сделалось ему безразлично. Барон неплохо владел алебардой, и, в отличие от многих, не испытывал и тени сомнений, когда рубил и колол врагов, пытавшихся их окружить. Страха тоже не испытывал: сражение не могло его испугать после нашествия огненных червей, а раны и смерть не могли оказаться страшнее того, что довелось пережить тогда. Быть может, эта битва поможет ему хоть отчасти искупить свое безумное, разгульное, бесцельное прошлое? Быть может, и Лилия сможет тогда уважать его, а не только жалеть, как несчастного калеку?
Обуреваемый такими мыслями, Альберт дрался, как бешеный, но оставался невредим, хотя многие из сражавшихся рядом ополченцев умылись кровью. Он нарочно открыл забрало шлема, и при виде его жуткого обожженного лица иные из врагов отступали в ужасе.
А с холма, откуда наблюдал за сражением полководец Гидарн, прекрасно была видна кровавая карусель. Виранский главнокомандующий со своими помощниками точно знали, когда следует переломить ход битвы. Как раз в то время, кода враг пустит в ход все резервы, и они с войском союзников основательно ослабят друг друга, воинство Огнеликого Царя, свежее, нетронутое, наконец, вступит в бой, и разом выиграет все: победу, славу и богатую добычу. На то виранцы и великий народ, несущий отблеск Священного Огня, чтобы каждая их жизнь была ценнее целого бурдюка крови лагардцев или вассального сброда! Гидарн довольно усмехнулся в роскошную красную бороду. Когда он вернется с победой, да еще выигранной малой кровью, будет самым прославленны, могущественным и богатым вельможей Вираны, не говоря уж об еще одном преимуществе, которым тоже может гордиться по возвращении домой...
Обернувшись ко второму военачальнику, Вардану, Гидарн произнес, взмахнув золотым жезлом с рубиновой звездой:
- Поведешь конницу. Сейчас самое время смять аризийцев. А вы, - он обратился к другим командирам, - займетесь этой пешей швалью. Вперед, воины! Во имя Священного Огня! Сегодня мы будем ужинать в покоренном Адлерштайне.
Отборные виранские войска, уже давно выстроившиеся в ожидании своей очереди, охотно двинулись вперед: им надоело бездеятельное ожидание. Словно ветер, промчалась конница, в которой у виранцев служили только воины знатного рода. Одно удовольствие было глядеть на гордых сыновей вельмож: в прочных и красиво сделанных доспехах, не таких тяжелых, как у лагардцев, но все же мощных и способных сдержать любой удар. Наплечники их лат украшены были львиными мордами, грудь поверх кирасы обтянута пятнистой шкурой леопарда, на шлемах красуются красные гривы, а за плечами у каждого развевался алый плащ со знаками огня. Великолепное зрелище представляли виранские всадники, каждая сотня у которых ездила на лошадях одной масти: рыжей, гнедой, саврасой, и так далее. Но и пеший строй был хорош: крепкие воины в полном облачении, уверенно ступавшие мускулистыми ногами по земле, которую уже считали своей, в совершенстве владевшие копьем и коротким мечом. По мнению Гидарна, этого было вполне достаточно, чтобы подавить остатки сопротивляющегося лагардского войска, и - открыть путь к победе! После взятия Адлерштайна достаточно будет оповестить северные провинции, куда не дошли его войска, о произошедшем, и вряд ли кто-то пожелает поддерживать свергнутую династию.
А на городской стене принцесса Иеронима закрыла лицо руками, увидев виранскую армию, ударившую в тыл ее измученным сражением войскам.

[Akjhtywbz22]

Спасибо, эрэа Артанис! Интересно и тревожно... Как встретятся в бою братья, чем их противостояние закончится... ну и Глориана где-то на горизонте...

[Артанис]

Эрэа Akjhtywbz22, благодарю Вас!

Спасибо, эрэа Артанис! Интересно и тревожно... Как встретятся в бою братья, чем их противостояние закончится... ну и Глориана где-то на горизонте...

Надеюсь, что новая встреча Адриана и Конрада Карранха иль-Зафара Вас не разочарует. А, если не секрет, как Вы представляли битву между ними? А вот что на этом здесь и сейчас закончится - никто не обещал.

Глава 21. Долг жизни
Ожидаемая с начала сражения и все же обрушившаяся неожиданно атака виранцев поразила всех без исключения. Графа Аризийского с его рыцарями, усталыми и обескровленными, покрытыми пылью, которых он собрал и повел навстречу сверкающей драгоценными доспехами виранской коннице. Ополченцев, которые только что совсем неплохо дрались против вооруженных не лучшим оружием и не знающих строя вассальных отрядов, но теперь сразу поняли разницу, столкнувшись с хорошо обученными воинами. Карранха иль-Зафара, мгновенно догадавшегося, почему виранцы ударили с таким запозданием. Он яростно выругался в адрес союзников и пришпорил коня, торопясь на левый фланг, где с новой силой разгорелось сражение. Он увидел далеко впереди высокого всадника на вороном коне и шлем в виде головы барса, и совсем не хотел, чтобы виранцы лишили его лучшего в жизни врага, не дав еще раз померяться силами. В эту минуту Лев Победы ненавидел Гидарна с его приспешниками куда больше, чем лагардцев и аризийцев, которых рубил саблей, прокладывая себе путь.
А среди бешеной круговерти битвы все еще ожесточенно рубился дедовским мечом барон Зорн. Он еще раньше получил пару ран, к счастью, неглубоких, в руку и в бок, а его щит был давно изрублен на куски, и Рейфорду приходилось быть особенно внимательным, полагаясь лишь на себя и на свой меч. Но все же, тяжело дыша, продолжал бой, и шарф принцессы Иеронимы развевался на его руке, запыленный и покрытый кровью.
Но вот навстречу ему метнулся всадник на золотистом коне, в богатых доспехах. Изящным движением взмахнул саблей, и Рей уклонился, завалившись на бок, так что сабля лишь чиркнула по стальному рукаву, срезая голубой шелковый шарф.
Разинув рот, бывший гвардеец увидел, как улетает подарок его принцессы. С ним вместе покинуло рыцаря его счастье, надежда на победу, и еще одна, совсем уж несбыточная... С яростным воплем он бросился вперед, ожидая немедленно быть убитым, разглядел прямо перед собой смеющееся смуглое лицо красивого юноши, который снова поднял саблю... К удивлению Рея, его собственный меч все-таки опустился первым, и, разрубив пополам золоченый шлем виранца, вонзился до самой переносицы, меж темных блестящих, как у оленя, глаз. Обжигающе горячие кровь и мозг хлынули в лицо Рейфорду. Он выпрямился в седле, еще не веря, что победил и без талисмана принцессы...
В следующий миг Ястреб зашатался под ним и жалобно заржал; в шею коню вонзилась виранская пика. Рей успел выдернуть ноги из стремян и встать на землю... то есть, на чье-то мертвое тело, прежде чем его придавит тушей издыхающего жеребца. И поспешил выбраться из свалки, так как вокруг постоянно проносились разгоряченные битвой всадники, мелькали подкованные копыта лошадей. И это совсем не походило на рыцарский турнир, где спешенный всадник имеет право беспрепятственно покинуть ристалище, а если вступает в бой, то лишь с таким же пешим.
Совсем недалеко от него пешие городские ополченцы отбивались от наседающих виранцев. Силы были неравны - едва обученные горожане против опытных воинов, к тому же только что вступивших в бой, с нерастраченными силами. И все же многие ополченцы защищались с мужеством отчаяния, чего не ожидали от себя заведомо. Присоединившись к ним, Рей увидел юношу-горожанина, которого перед боем поучал граф Аризийский. Сейчас мало что напомнило в нем робкого паренька: он вырвался из битвы, весь залитый кровью, своей и чужой, держа в руках обломок пики с отрубленным острием. С размаху ударил древком высокого, очень смуглого виранца, что-то кричавшего своим. Тот пошатнулся, но не упал, и тогда юноша прыгнул на него и стал душить, уперевшись коленями в грудь, ворча и задыхаясь. Три виранских копья вонзились ему в спину и подняли высоко над головами сражающихся корчащееся пронзенное тело...
Но битва произвела такую перемену не в нем одном. Многие люди сейчас, перед лицом неминуемой опасности, чувствовали, как в глубинах их души, о которых они сами и не подозревали до сих пор, все переплавляется, как в плавильной печи, где сгорают все ненужные рудные примеси, рождая чистый металл. Когда-то, в бесконечно далекой жизни, они вели простую обывательскую жизнь: работали спустя рукава, ожидая, когда закончится день, пропивали заработанные монеты в кабаках, ругались с женами, с цеховыми мастерами и с заказчиками своих изделий... Теперь от мещан не осталось и следа. Тех, кто не мог преодолеть себя, ныне не оставалось среди них: малодушных и себялюбивых, неспособных сражаться, выбили еще в начале битвы, или их истребляли свои же, увидев их трусость. Остались те, в ком битва пробудила воинственный дух и честь, почти забытую лагардцами за несколько поколений благополучной сытой жизни. И теперь они, глядя на идущих навстречу виранцев, похожих в своих литых панцирях и круглых шлемах на жуков-переростков, скалили зубы и заносили копья для удара, метя, как их учили, в пах, под короткую латную юбку, или в подмышку, не закрытую доспехом. Эти незваные пришельцы с юга не должны были войти в Адлерштайн, не должны увести его жителей в рабство и зажечь свой негасимый огонь в храмах лагардских Богов! И на этот раз не было Великого Бастарда, некому было остановить врага, кроме них самих. Так как горожане не любили и не хотели сражаться, большинство из них стремились закончить бой поскорее. При первой возможности били сразу и насмерть, не рискуя дать лишний шанс опытному противнику. Побежденных врагов добивали копьями не брали пленных, не доверяя виранцам, даже если те сдавались. Взявшихся поневоле за оружие горожан никто не учил рыцарскому обращению с пленными, они стремились избавиться от врага раз и навсегда.

[Артанис]

Рейфорд, дравшийся среди них, радовался, что они все еще держатся, и, похоже, не собираются отступать. Он сам был сейчас одним из них, и горожане, казалось, не удивлялись, что рыцарь присоединился к ним. Когда он, ожесточенно рубясь с каким-то виранским воином, скорее почувствовал, чем увидел метнувшееся с совсем другой стороны копье, и едва успел увернуться. Но в следующий миг другое копье, занесенной с лагардской стороны, опередило вражеское, и целивший Рейфорду в спину виранец упал мертвым. Барон поискал взглядом своего спасителя и встретился взглядом со смутно знакомым не то каменщиком, не то плотником, которого видел на восстановлении южной стены. Тот кивнул рыцарю, как равному, и обернулся к новому виранцу. А у Рейфорда сделалось теплее на душе, когда он увидел, что горожане оказались способны не только драться каждый за свою жизнь, но и помогать в бою друг другу, стоять вместе ради общего дела.
- Держать строй! - приказывал их командующий, Франц Гринт; он получил уже несколько ран, но оставался стоять, опираясь на копье, и хрипло кричал: - Держать строй! Не рассыпаться! Щиты не бросать! Ну! Атаковать вместе!
- Первая шеренга - вперед! - закричал и Рейфорд, выдвинувшись с лучшими копейщиками и алебардщиками вперед, тесня попятившихся на несколько шагов виранцев. Он дрался среди других защитников Адлерштайна, и радовался, что ему выпала такая возможность. Он видел, как рыцари и простолюдины в этой битве совершают невозможное, отражая многократно превосходящие силы противника, и гордился ими, и был счастлив вложить свой труд и свои силы в достижение победы. Так много камней, мелких по отдельности, вместе образуют гору, поднимающуюся до небес. Рейфорду вдруг вспомнился разговор с умирающим Великим Бастардом. Будто воочию, снова услышал слова, что принял тогда за предсмертный бред: "Когда тысяча человек действует как один, захваченная общим порывом - это великая сила... Гораздо больше, чем у полубога-одиночки".
- Вы были правы, Ваше Высочество! - вслух произнес он, ударив подвернувшегося виранца прямым колющим в грудь. - Спите спокойно: лагардцы еще постоят за себя сами!
Наблюдавшая со стены принцесса Иеронима провела ладонью по глазам, как будто хотела снять обманчивый морок. Нет, глаза ее не подвели: она действительно видела одинокого спешенного рыцаря среди ополченцев. По его измятым, окровавленным доспехам нельзя было узнать их обладателя, но Иеронима почувствовала, что это он, ее спаситель! На несколько мгновений она сосредоточилась только на нем, затаила дыхание, видя, что он теснит противника, но и сам получает страшные удары, от которых пока спасала его собственная ловкость и прочные доспехи. Принцесса одними губами зашептала молитву. Ее трясло от холода: на стене задувал пронзительный ветер, и теплая одежда Иеронимы и ее спутников не спасала как следует.
Ее отвлек от неизвестного рыцаря голос одного из городских магистратов у нее над ухом:
- Взгляните, Ваше Высочество! Конница вновь сшиблась! Ох, что делается! Ржут кони, сверкают мечи, падают окровавленные тела... Отец-Солнце, там не отличить своих от врагов! Кажется, никому не уйти живым из такой свалки...

[Артанис]

А на поле действительно столкнулись в жестоком побоище изрядно потрепанные гебиры с аризийскими рыцарями, а заодно и свежая конница виранцев. Причиной тому было взаимное стремление двоих из предводителей, Адриана Вальтари и Карранха иль-Зафара, одержимых желанием встретиться, наконец, на поле боя. За обоими следовали их воины, которым передавалось воодушевление их вождей, так что новая стычка оказалась ожесточеннее прежних, несмотря на усталость обоих сторон. Да и виранская конница полководца Вардана не желала оставаться в стороне. Рассыпавшись в разные стороны, они жалили закованных в сплошные доспехи рыцарей, точно осы. Яркие, сверкающие золотом всадники, прекрасные и смертельно опасные, потому что все они с детства учились сражаться у лучших воинов Огненного Царства.
Когда Лев Победы проложил себе путь навстречу противнику, тот как раз отражал атаку сразу троих виранцев. Поднырнув под опускающийся меч одного из них, Адриан наотмашь ударил его своим мечом, обратным взмахом обезоружил второго. Третьего бесцеремонно оттер конем Карранх и поднял саблю, приветствуя врага.
- А, это ты! - усмехнулся Горный Барс, съезжаясь с ним. - Рад снова встретить тебя в бою!
- Я тоже рад, что мы можем продолжить, - искренне ответил Карранх, целясь для удара.
Поединок продолжился, как ни в чем не бывало, будто не прерывался никогда. Оба были сильны и ловки, оба прекрасно знали силу противника, и не тратили времени на прощупывание защиты и тому подобные отвлекающие маневры. Два могучих всадника на вороных жеребцах снова и снова обменивались ударами, кружа друг перед другом, будто очерчивали круг, за который никто посторонний не должен был зайти. Оба были заняты только друг другом, все остальное сейчас не имело значения. Каждый чувствовал, что никогда, во всяком случае, войдя в полную силу, не встречал такого сильного противника. В этот поединок они вкладывали все свои силы и умение. И тот, и другой уже чувствовали сильнейшую усталость, сражаясь до этой встречи весь день. Но каждый из них скорее умер бы, чем предложил отложить поединок.
Наконец, граф Аризийский с такой силой ударил Льва Победы в плечо, что тот покачнулся в седле и опустил саблю, едва удержав ее в руке. В то же мгновение из рядов собравшихся вокруг гебиров послышался страшный вопль, и сразу несколько всадников, решив, что их вождь побежден, бросились на Адриана. Немедленно и аризийцы выдвинулись вперед, разъяренные предательским нападением.
Все произошло так стремительно, что Карранх, выпрямившись в седле, не успел ничего сделать. Он увидел, как молодой горячий Айлар из рода Ворона отчаянно бросился на Горного Барса, ударил его саблей в лицо - синяя сталь сверкнула на солнце, прежде чем окраситься алой кровью. Но Адриан успел еще опустить меч, и юноша упал с коня, разрубленный едва не пополам, повис, запутавшись в стременах вышитыми сапогами. Лишь после этого граф Аризийский покачнулся в седле. Из-под его разрубленного шлема сперва медленно, потом все сильнее потекли струйки крови.
Один из аризийских рыцарей поддержал своего падающего вождя, другие бросились на гебиров, сметая все на своем пути. Карранху хотелось объяснить им, что произошла ошибка, но он не успел. Вскинул саблю, отбивая падающий на голову боевой топор, однако тот перевернулся обухом вниз и ударил, точно камень с неба. В глазах потемнело. Уже теряя сознание, Лев Победы увидел графа Аризийского: тот зажимал обеими ладонями рану на лице сквозь шлем, и процедил, приказывая своим воинам:
- Не трогать его! Взять живым!
И больше Карранх иль-Зафар уже ничего не чувствовал, провалившись в беспамятство, как в черную яму. Он уже не видел, как гебиры и виранцы снова бросились вперед,  стремясь отбить его, но тяжеловооруженные аризийские рыцари смяли и оттеснили их прочь, почти до самого лагеря; как, видя поражение, Гидарн, наконец, отозвал из боя пехоту и остатки войск союзников. А между тем, аризийцы уложили на носилки из копий взятого в плен Льва Победы вместе со своим вождем, тоже потерявшим сознание, и унесли в город. Белое с золотом знамя взвилось над войском, истерзанным и окровавленным, но с честью вступавшим в открытые перед ними ворота. Торжественно запели трубы. Адлерштайн приветствовал своих героев.
Увидев среди ополченцев шатающегося от усталости, в пробитых и окровавленных доспехах, Рейфорда Зорна, принцесса Иеронима украдкой улыбнулась сквозь слезы, выступившие на глазах.

[Akjhtywbz22]

Захватывающе и интригующе! Спасибо за продолжение, эрэа Артанис!

[Артанис]

Захватывающе и интригующе! Спасибо за продолжение, эрэа Артанис!

Благодарю и Вас, эрэа Akjhtywbz22!

Лев Победы очнулся от жгучей пронзительной боли, раздирающей лицо, как будто в него плеснули кипятком. Боль начиналась от правого виска, прокатывалась огненной волной через переносицу и разрывала надвое щеку. Из-за боли перед закрытыми глазами плясали красные волны, и он не решался их открыть, потому что знал - станет еще больнее. При этом где-то в верхней части головы, совершенно отдельно, жила еще одна боль, тупая, но постоянная, однако ее Карранх не сразу почувствовал, полностью поглощенный той, что распорола ему лицо. Постепенно ясное сознание возвращалось к нему. Он пошевелил руками - послышался звон железа, - и стал вспоминать, что произошло.
Ну да, конечно - он сражался с Горным Барсом, графом Аризийским, и их мечи высекали искры. А потом им на помощь непрошено бросились их воины, и поединок превратился в кровавую сумятицу... Наверное, его ранили, вот почему так больно.
Карранх, не открывая глаз, приподнял руки - при этом снова звякнуло железо - и коснулся лица. Нет, не было никаких новых ран! Так же больно было, когда его ранили в лицо пять лет назад - но от той раны остался лишь шрам, и он никогда не напоминал о себе прежде... Напрягая память, хоть голова его готова была разлететься на куски, Карранх вспомнил, наконец, все, как было. Айлар - несчастный глупый мальчишка, куда полез? - ударил саблей в лицо Горного Барса, и тот, согнувшись в седле, приказал своим людям  взять живым его, Карранха. Иначе бы разъяренные аризийцы, конечно, изрубили бы его, как и любого гебира... Восстановив в памяти всю картину, Лев Победы со стоном ударился обо что-то твердое, уже не замечая нового приступа боли.
Теперь он открыл глаза и обнаружил себя лежащим на соломе в комнате без окон, слабо освещенной единственным коптящим факелом, укрепленным на стене. Руки его, как оказалось, были скованы цепью такой длины, что он мог поднять их на уровень глаз, а вторая цепь загремела  возле его ног. Судя по ее длине, он мог бы при желании подняться на ноги, но сейчас пленнику было не до того.
Граф Аризийский спас ему жизнь, хоть вовсе не был обязан этого делать! Сын Маркуса Вальтари, Убийцы Гебиров, вздумал пощадить их вождя, да еще в разгар войны! И долг жизни уже вступил в силу. Это совершенно особые узы, привязывающие спасенного к спасителю невидимой цепью. Недаром историю о Баккаре и Керве повторяют по всем кочевьям гебиров, чтобы каждый знал ее с детства. И не лез спасать кого попало, как думал про себя Карранх, никогда не подозревавший, что долг жизни свяжет его с кровным врагом. Без сомнения, он сейчас чувствовал рану аризийца как свою, и мысленно посочувствовал тому. Он-то знал такие раны, а в Лагарде ведь не было жгучего бальзама гебирских Видящих... Лев Победы стиснул зубы, преодолевая стойкое чувство, что его собственная рана, давно зажившая, все-таки открылась и сочится кровью. Спасенный ощущает происходящее со спасителем, как с самим собой, и нет ничего хуже, если спаситель умрет прежде, чем долг жизни будет отдан.
С яростным рычанием Карранх приподнялся на своей подстилке, не замечая цепей. Если бы он успел вовремя, ничего не было бы. Проклятый Айлар, ну зачем он сунулся? Будь мальчишка жив, вождь сам бы сейчас свернул ему шею. В эти минуты Горный Барс сделался ему дороже всех на свете. Ни за что бы он сейчас не мог допустить, чтобы тот, спасший ему жизнь, умер от ран. Если бы ради жизни его спасителя потребовалось отдать половину жизни или правую руку, Карранх смирился бы с их потерей. Но никто не являлся, чтобы развеять грызущую его тревогу, и он лежал на соломе, забытый всеми. Само попадание в плен мучило его меньше, чем противоестественная тревога за своего врага. Как ему теперь заплатить долг жизни?
Факел давно догорел. Пленник не заметил, как это произошло, просто в какой-то момент обнаружил себя в полной темноте. Не знал, сколько времени провел так, в тревоге и размышлениях - несколько часов, день, а может, и много дней? Но вот, наконец, дверь тяжело отворилась, и послышались шаги.
- Ты можешь идти, гебир? - спросил гортанный голос. - Наш предводитель велел привести тебя!
В темноте Карранх видел лишь темные фигуры троих вошедших людей, но разобрал горский акцент, а главное - услышал титул, каким лагардцы не пользовались.
- Граф Аризийский? - спросил он, поднимаясь на ноги. - Он тяжело ранен? Что с ним?
- Наш вождь велел тебя привести к нему, - повторил воин, подталкивая пленника в спину.