Сага о Походе на Север

[Артанис]

Оторопевший Стефан скорее догадался, чем почувствовал, как его усадили на место одного из убитых разбойниками викингов и втиснули в руки тяжеленное весло. В другое время он бы энергично воспротивился такому насилию, но сейчас настолько оцепенел от холода, что ему все стало безразлично. А вслед за тем в голову пришла дерзкая мысль: «Ну и что, хоть согреюсь», когда с удивлением заметил, что весло, хоть и весит, как целая дубовая колода, все-таки движется в его руках, а сами руки еще не оторвались.
Совсем рядом с бортом драккара поднимались зыбкие водяные горы, любая из которых легко могла поглотить его. И все-таки «Молот Тора» успевал каждый раз проскочить за мгновение до того, как на него обрушится ревущее чудовище. Но он двигался не сам по себе, но повинуясь усилиям кормчего и гребцов. И Стефан, спеша успевать за слаженными усилиями викингов, ощущал свою сопричастность их труду. У южанина бешено колотилось сердце, руки отнимались при каждом повороте весла, но он чувствовал себя частью большой силы, смело бросающей вызов жестокому северному морю. Когда-то, маленьким мальчиком, он видел, как царские воины тушили горящий дом — одни смело входили под готовую рухнуть крышу, вынося людей и вещи, другие поливали водой, третьи разрушали постройки вокруг, чтобы огонь не перекинулся на них. Такими сильными, ловкими и бесстрашными показались тогда эти маленькому Стефану эти люди, бестрепетно играющие с опасной стихией, будто с котенком! Здесь была вода вместо огня, и все-таки он вновь переживал то же чувство, но уже по-другому: теперь он сам был одним из этих людей, что в детстве казались похожими на сказочных великанов. Это было совсем особенное чувство, вряд ли понятное цивилизованному человеку, живущему в покое и неге, — так подумалось Стефану. Сейчас он готов был понять, что, по рассказам, северные варвары шли в смертельный бой с песней…
Утро, непривычно тихое после штормовой ночи, он встретил с содранными до крови ладонями и смертельно усталым, впрочем, как и все. Но зато викинги теперь, к удивлению агайца, стали считать его вполне своим после того, как он вращал весло вместе с ними. За все утро ни один не назвал его чужеземцем, и тон шуток изменился — теперь к нему обращались как к человеку, который безусловно все правильно поймет и, ни в коем случае, не будет оскорблен дружеской подначкой. И сам Вермунд, к его удивлению, взглянув на израненные руки Стефана, вместо ожидаемых насмешек над изнеженным южанином, сочувственно заметил:
— Мне пришлось дать тебе весло, потому что в такую бурю нужны все силы. Но, может быть, это и к лучшему, хоть наш труд тебе пока непривычен. Теперь ты настоящий викинг, как любой из нас, и, если тебе будет угрожать опасность, мы все охотно поможем тебе.
Чувствуя на себе взгляды новых товарищей, Стефан сказал, чуть не впервые в жизни чувствуя себя пристыженным:
— Да будет тебе, сын Стирбьерна! Хоть мне и довелось этой ночкой поработать, как рабу на галере, но мне ничуть не жаль своих рук.
Вермунд одобрительно хлопнул его по плечу, пока Кари перевязывал молодому агайцу руки, смазав их какой-то едкой мазью. Затем, когда все было сделано, достал из своих вещей две золотые подвески в виде оленей и положил поверх бинтов:
— Надеюсь, этот подарок поможет вылечить твои руки, викинг. А конунг в Сванехольме, вероятно, захочет одарить тебя еще, узнав твою историю.
— Быть твоим воином — большая честь для меня, Вермунд, сын Стирбьерна, — на сей раз в словах южанина, вспомнившего свое недавнее дикое и прекрасное ощущение сопричастности к этому войску варваров, не было насмешки.

[Артанис]

Сванехольм-фьорд был весь занят кораблями — всюду, куда ни кинь глаз, покачивались на волнах, обсыхали на берегу их длинные тела из сосновых досок, яркими цветами реяли на ветру паруса, красовались невообразимые носовые фигуры. Изрядная часть флота Земли Фьордов собралась здесь.
Когда «Молот Тора» причалил к одному из немногих свободных мест на скалистом берегу фьорда, его уже заметили. На берегу их встречали много людей, еще больше толпились позади, там, где крутая тропинка вела вдоль берега к усадьбе, окруженной деревянным частоколом. Озирая людей любопытствующим взглядом, Стефан пытался определить, кто есть кто. Так, с длинными волосами, при оружии, хорошо одетые люди — это, конечно, викинги, те, что попроще — бонды, простолюдины, а коротко стриженные, в одеждах из некрашеного полотна — рабы. Но где же главный признак воинов Земли Фьордов, каким его пугали с детства?
— А как же рога на шлемах? — прошептал агайец, видя среди встречавшихся викингов некоторых, облаченных в доспехи; но и на этих шлемы были гладкие, без всяких рогов.
Спросил он у Вермунда, но молодой вождь уже перескочил борт драккара и прыгнул на берег, так что ответил за него Кари:
— И совсем мы не носим рога на шлеме постоянно! Если ты весной соберешься с нами в поход, увидишь, как перед его началом конунг принесет жертвы в Священной Роще; вот тогда его дружина будет молиться Одину об удаче в ритуальном снаряжении. Но таскать рога в бою, если ты не лось и не бык? Нет уж, благодарю!
Стефан поспешно отвернулся, чувствуя досаду, что все еще очень мало знает о новых знакомых; но, не показывая своих чувств, фыркнул, изображая сожаление:
— Как жаль! А я собирался, если придется, забодать парочку врагов…
На самом деле он все еще не был уверен, так ли хочет оставаться среди северных варваров и вести их грубую и жестокую жизнь в краю, где лето холоднее южной зимы. При первой возможности агайец был намерен вернуться на родину. Но от новых уз, по обычаю викингов соединивших его с ними, не спешил отказываться. Их поддержка могла пригодиться чудом уцелевшему послу в чужой стране.
После ночной бури люди Вермунда все были измучены, иные, спустившись на берег, едва стояли на ногах. Но, когда рабы подали каждому викингу по ковшу подогретого пива, усталые мореплаватели еще смогли осушить их, не пролив ни капли. Постарался и Стефан не отстать от других, хотя протянутый ему деревянный ковш с лошадиной резной головой оказался страшно тяжелым, а непривычно горький вкус ячменного напитка заставил поморщиться. Чувствуя на себе взгляды новых товарищей, агайец подумал, что это еще одна проверка, и постарался их не разочаровать.
Неожиданно послышался гулкий собачий лай, и на причал выскочил огромный пес, длинноногий и лохматый, весь заросший жесткой шерстью, серой с рыжими подпалинами. Виляя хвостом и хлопая большими ушами, он промчался сквозь расступившуюся толпу и бросился на грудь Вермунду, затанцевал на задних лапах, пытаясь лизнуть в лицо. Вслед за псом по живому коридору промчался мальчик-подросток, черноволосый и смуглый, и тоже бросился навстречу вождю.
— Вермунд! Наконец-то! Я первым сказал, что это ты! — воскликнул мальчик, вместе со своим псом наскакивая на юношу, так что человека послабее такой двойной напор наверняка сбил бы с ног. Сын Стирбьерна, однако, даже не покачнулся.
— Сигвальд! И Варди тут как тут! — засмеялся он, одной ладонью ероша смоляные гладкие волосы мальчика, а второй — колючую холку огромного пса. — Ну, пустите же нас домой! Конунг уже, верно, ждет, и мама тоже.
— И еще половина Земли Фьордов! — добавил мальчик, стараясь не отставать от старшего брата. — Почти все ярлы собрались на твою свадьбу.
— Я видел у причала корабли.
— Вчера приехала из Идре-фьорда тетя Фрейдис с Ингваром ярлом и Хельги. Они сейчас с бабушкой. А еще, — Сигвальд понизил голос, оглядываясь на идущих следом викингов. — Сольвейг через две ночи будет здесь. Вчера прискакал гонец с дороги. Мы уже волновались, что ты вернешься позже нее.
— Я никогда не опоздаю встретить свою невесту! — с гордой улыбкой ответил Вермунд.
Так вернувшиеся путешественники приблизились к дверям усадьбы. На пороге их встретили богато одетые мужчина и женщина, а за их спиной виднелось полная народа зала. Мужчина, крепкий и коренастый, с уже заметной проседью в не по-северному черных волосах и бороде, был одет в алый праздничный наряд, с золотой крылатой короной на голове. Женщина, рядом с ним, тоже увенчанная короной, маленькая и тонкая, черноволосая, имела необыкновенно смуглую, цвета полированной бронзы, кожу, непохожую ни на кого из виденных прежде. Хорошо, что Вермунд предупредил Стефана прежде, что его мать, королева Одиниса, происходит из неведомого краснокожего народа с Земли Закатного Солнца, не то молодой агайец уставился бы на нее, как на единорога, не скрывая своего крайнего удивления. Теперь же сумел приветствовать конунга с супругой по обычаям новых знакомых.

[Артанис]

Что примечательно, у викингов не обнаружилось никаких церемоний приветствия, что в ходу были у жителей цивилизованных царств на юге. Конунг сам вышел навстречу прибывшим, а те всего лишь кивнули ему головами, скорее в знак внимания, чем истинного почтения. И все принимали это как должное.
— Привет тебе, Вермунд, — произнес Ульв конунг. — Удачным ли было плавание? Мы не поверили, когда Халльдор увидел тебя с Дозорной Скалы.
Стоявший за спиной конунга высокий светлобородый воин широко ухмыльнулся.
— По вам было видно сразу, что вы не укрывались от вчерашней бури. Будь это двадцать зим назад, только Стирбьерн мог бы прийти на драккаре без паруса, с обледеневшими веслами, а теперь это можешь быть лишь ты, родич Вермунд. Верно ли я говорю, госпожа?
Стоявшая рядом с конунгом женщина кивнула, не отрывая глаз от старшего сына, вокруг которого все так же крутился младший брат со своим псом. Потом осторожно освободила руку из ладони мужа, шагнула к Вермунду и уткнулась лицом ему в грудь.
— Благодарю Богов, вернувших тебя мне! — проговорила она гортанным, немного хриплым голосом. — Счастье женщины — когда ее семья находится в сборе, у родного очага. Когда женишься на своей Сольвейг — Солнечной Песне, хоть иногда дари ей такое счастье, сын! А мы уже готовим для вас большой пир.
— Сначала баня, а потом уже пир, — вмешался Ульв конунг. — Я велел затопить баню, и скоро она будет готова. Вам надо согреться после плавания.
С этими словами Ульв Черный обвел внимательным взглядом продрогших, измученных спутников Вермунда, и тут заметил среди них незнакомца.
— А это кто — твой гость или пленник? — осведомился он у Вермунда.
— Ни тот, ни другой! — отозвался молодой вождь. — Стефан из благородного агайского рода Кейрон теперь викинг, как и мы; он вместе с нами вращал весло «Молота Тора» во время бури. Он один уцелел из посольства своей страны; остальных убили разбойники на Ледяном Острове, открытом моим отцом. Стефан привез тебе подарки от царя Агайи, конунг.
— Об этом позже, сейчас ступайте в баню, — распорядился Ульв, глядя, как рабы вносят в дом сундуки с драгоценными сокровищами юга — бывшим грузом злосчастной «Весенней Розы».
Баня на севере оказалась невероятно жаркой и душной, в раскаленном воздухе слоями плавали черные клубы выходящего из печи дыма. Стефан огляделся в ужасе, чувствуя себя попавшим в пасть огнедышащего чудовища, а вслед за тем закашлялся, наглотавшись дыма. Только поэтому он не мог немедленно выкрикнуть проклятье варварскому орудию пытки, тщетно разевая рот, чтобы глотнуть воздуха. Точно в бреду, агайец видел, что его новые товарищи, казалось, совсем не страдают здесь; напротив, они смеялись, плескаясь водой из ковшей и хлеща друг друга вениками, будто в какой-то невероятной разновидности сражения! Стефан заподозрил, что они разом сошли с ума от жары. Сам он не в состоянии был сопротивляться, когда его облили сперва горячей, потом обжигающе холодной водой, и принялись чем-то растирать; он лежал на лавке и задыхался, как рыба на берегу.
— Варвары, свирепые варвары! — еле слышно шептал он по-агайски. — Дайте мне выйти отсюда живым, а я напишу о вас все… так что ни один человек больше не захочет связываться с вами!
Наконец, пытка кончилась, и спустя какое-то время Стефан понял с изумлением, что и вправду чувствует себя лучше. Как ни трудно было их пережить, но именно дым и кипящая вода, возможно были нужны, чтобы прогнать не только с поверхности кожи, но словно бы из самых костей грязь долгого пути и холод недавней снежной бури.
— Ну вот, теперь можно и к конунгу на пир! — объявил один из викингов, Гудбруд, с которым Стефан нередко беседовал во время плавания.
— Не верится, что у вас здесь все делается так просто, — признался Стефан, не без труда натягивая длинную вышитую льняную рубашку, что были приготовлены для прибывших, в комплекте со всей необходимой одеждой. — Не только семья конунга, но и вы, простые воины, свободно пируете за его столом…
— Это еще что! Посмотришь, что будет на свадьбе Вермунда — тогда весь Сванехольм будет праздновать в усадьбе конунга целую неделю! — усмехнулся викинг. — А что, в Агайе не так?
— Нет, — признался Стефан, пристегивая подаренных Вермундом золотых оленей к вороту своего нового зеленого плаща. — У нас только в легендах о старых временах говорится о царях, что угощали за своим столом тысячи воинов, а потом сами вели их в бой. Считается, что раньше люди были примитивны и не имели твердой власти. Теперь царь-автократор не обязан заигрывать с народом, как новый сотник среди незнакомых воинов. На царя смотрят, как на солнце — он слишком высоко, чтобы беседовать с ним запросто. Если кто-то из людей хочет о чем-либо просить царя, он делает это не сам, а через чиновников и советников, имеющих право докладывать царю.
— Вот какие на юге обычаи! — удивленно усмехнулся Гудбруд, вместе со Стефаном догоняя своих. — Ну тогда я думаю, ты не захочешь возвращаться туда, останешься с нами. Наши порядки справедливее!

[Артанис]

Глава 4. Предзнаменования
В усадьбе конунга угощали гостей, собравшихся почти со всей Земли Фьордов. По общему мнению, Сванехольм вполне вернул былое могущество после Зимы Йотунов, и теперь Ульф конунг угощал за своим столом не меньше людей, чем в свое время его отец, Харальд Победоносный. На драгоценных блюдах высились целые груды мяса и рыбы; шипя, пенились разливаемые в кубки мед и пиво. Целый десяток рабов понадобился, чтобы взгромоздить на стол запеченного целиком кабана с сохранившимся пятачком, ушами и закрученным хвостиком, так что он казался живым, точно Сэхримнир, вечно съедаемый и вечно бессмертный вепрь из Вальхаллы.
— Это Варди загнал его! — воскликнул Сигвальд, юный сын конунга, устроившись в дальнем краю стола с другими подростками, и под столом незаметно протягивая крупную кость своему псу, не оставившему его и здесь.
На почетном помосте во главе стола сидел в резном кресле Ульв конунг со своей супругой Одинисой и старой королевой Ингрид. Последняя сильно изменилась за годы, лишившие ее почти всей семьи. Лицо избороздили морщины, придающие сходство с обветренным ликом скалы, волосы под вышитым золотом покрывалом давно полностью поседели, а большие синие глаза сделались тусклыми. Однако ее высокая фигура держалась по-прежнему прямо, а в этот вечер, при встрече со своей дочерью Фрейдис и десятилетним внуком Хельги, старая королева улыбнулась впервые за долгое время.
— Спасибо тебе, дочка: ты знала, как его назвать! — проговорила она тихо, сдавленным голосом, глядя на красивого белокурого и ясноглазого мальчика. — Пока я жива, привози его в Сванехольм почаще…
Фрейдис, обнявшись с матерью при встрече, меж тем как ее муж разговаривал с конунгом, пообещала ей, стараясь отвлечь от печальных воспоминаний. Во время пира младший Хельги долго сидел на скамейке у ног бабушки, время от времени гладившей его волосы с нежностью, какой никто не мог предполагать в суровой королеве. Наконец, она вздохнула и отпустила мальчика к его сверстникам. Теперь Хельги о чем-то оживленно шептался с Сигвальдом, гладя растянувшегося под столом огромного пса эйринской породы.
Меж тем Вермунд, сев за столом рядом со своей матерью, по левую руку от конунга, коротко рассказал о своем плавании к Ледяной Земле и о сражении с разбойниками. Когда он сообщил об агайских послах и о спасении Стефана, взгляды присутствующих скрестились на том, и бывший посол, сидевший среди воинов Вермунда, четвертым от вождя, понял, что ему придется рассказывать варварам о своих приключениях.
— Я не слишком хорошо говорю на языке Племени Фьордов, — начал он с нарочитой скромностью, тем самым сразу позволяя оценить свое беглое произношение. Ну, а заинтересовать повествованием собеседника Стефану не приходилось учиться. Рассказывая, он порой увлекался и сопровождал свою речь выразительными жестами и выражением лица — слишком мало еще прошло времени, чтобы спокойно вспоминать о тех трагических событиях. Обращался он все время к Ульву, потому что тот был здесь главным и потому что черноволосый конунг, все время остававшийся сдержанным и учтивым, больше напоминал агайцу цивилизованного человека, чем большинство окружающих варваров. Но слышали рассказ Стефана все.
Закончив, он достал из сундука отрез драгоценной пурпурной ткани, той самой, на которую чуть не наложили лапу разбойники на Ледяном Острове.
— Наш великий царь посылает тебе, доблестный конунг, в знак дружбы! Такие одеяния может носить только сам царь и члены его семьи.
Ульв усмехнулся про себя, вежливо поблагодарив за подарок, вспомнив корабли с мехами, китовой амброй и моржовыми клыками, которые прошлым летом отправил к Тысяче Островов под предводительством своих сводных братьев, Халльдора и Карла. Неудивительно, что южане, любившие такие вещи, но не умевшие их добыть самостоятельно, решили заключить с северянами прочный договор…
— Я простой викинг и не привык к царским нарядам. Пусть королева Ингрид носит платье из пурпура — ее мудростью и силой уже много лет держится Земля Фьордов, — ответил конунг, передавая своей мачехе драгоценную ткань.
Потом, одну за другой, Стефан передал ему и другие драгоценные предметы: богато украшенное оружие и украшения, флаконы с ароматическими маслами, два больших бочонка с южными винами, и другие редкостные вещи. Среди них была даже искусно сделанная ветвь из чистого золота, с прозрачными, чуть звенящими листьями, и на этой ветви сидели серебряные птицы, поющие, если завести их специальным ключом. Эта диковинная вещь чуть ли не больше всего заинтересовала викингов; они долго разглядывали ее, передавая друг другу вокруг всего стола, пока конунг не велел унести. Та же судьба постигла и многие другие подарки, но изрядную их часть Ульв разделил между присутствующими, и при каждом подарке коротко сообщал о заслугах награжденного в последнее время. Наконец, он дошел и до Вермунда, подняв широкий золотой браслет, украшенный крупными рубинами.
— Ты, сын Стирбьерна, не просто очистил от разбойников Ледяную Землю, но и спас наши отношения с Агайей. Было бы жаль, если бы их царь обвинил нас в исчезновении своих послов с богатыми дарами, в чем мы не виноваты!

[Артанис]

Вермунд кивнул, польщенный его благодарностью.
— Меня вел туда голос кого-то из богов, и вел правильно: хоть я и не успел спасти всех пленных, зато нашел там нового товарища для своей команды! Награди и его, конунг: он дрался вместе с нами и вращал весло в бурю, отлично изучил наш язык и обычаи, и, к тому же, он один может свидетельствовать перед агайцами в нашу пользу.
— О, разумеется! Удачи тебе, викинг — пусть светлые Асы пошлют тебе долгий и славный путь, — с этими словами Ульв конунг протянул Стефану брошь агайской работы: на синей эмали, изображающей морские волны, поднимал паруса золотой корабль.
Учтисво поблагодарив конунга, Стефан, разморенный теплом очага, обильным ужином и питьем, подумал, что быть викингом совсем неплохо. Возможно, мудрецы на его родине сказали бы, что изменчивое, неверное счастье варвара подобно жизни дикого зверя: ради скоротечного наслаждения приходится терпеть и голод, и холод, и опасность. Но те мудрецы, когда изрекали свои истины, были уже стариками, а для него, Стефана, еще не чуждо ничто человеческое. Он мурлыкал, как сытый кот, ничуть не смущаясь, что приходится брать мясо прямо руками и откусывать, вместо того, чтобы порезать на мелкие кусочки и подцеплять крошечным трезубцем. Пожалуй, после того, что довелось ему повидать на севере, варварский пир — в самый раз.
Собравшиеся все больше оживлялись. Послышались песни; то один, то другой из пирующих викингов затягивал нараспев хорошо известные истории или же исполнял новые, еще неизвестные прежде. Странные это были песни: дикие и неблагозвучные на первый взгляд, но на самом деле укладывающиеся в определенный ритм, похожий на морской прибой. Но вдруг послышался громкий стук в дверь, та открылась, и факел над входом погас, задутый внезапным порывом ветра.
Но и оставшегося освещения хватило, чтобы собравшиеся за столом разглядели высокого старика, едва не касавшегося головой притолоки. Он медленно снял с головы широкополую синюю шляпу, и все увидели его седые кудри, рассыпавшиеся по плечам, поверх простого серого плаща.
При виде него Ульв конунг поспешно поднялся с кресла и почтительно склонил голову.
— Приветствую тебя, почтенный Гест! Давно ты не появлялся в наших краях. Присядь к огню и отдохни.
— И я приветствую тебя, конунг Земли Фьордов, Ульв, сын Харальда! У меня было много дел, да и вы в это время не так уж нуждались во мне, — усмехнулся странник, входя в зал. — А вы молодцы: отстроили Сванехольм не хуже прежнего.
Когда старик проходил мимо дальнего края стола, где сидели подростки и еще ничего не совершившая молодежь, из-под стола выбрался пес. Принюхался, заметив чужака, вздыбил шерсть на загривке… и вдруг припал к земле, поджав хвост, и заскулил жалобно, как щенок. Пришедший старик безбоязненно коснулся длинной морды пса, совсем близко от страшных клыков, подлиннее иных волчьих.
— Даже самый свирепый пес не лает на Геста, — вполголоса проговорил кто-то из викингов.
У Стефана, с любопытством взиравшего на неизвестного старика, мурашки пробежали по коже. Известно ведь — в этом сходились предания всех известных агайцу народов, — что собаки не лают на колдунов и… на зачем-нибудь вздумавших прогуляться по земле Богов. Правда, в его родном краю Боги уже сотни лет не спускались на землю, но кто знает, как у них принято здесь?..
Меж тем Гест, погладив пса, взглянул на настороженно замершего Сигвальда и, как показалось мальчику в потускневшем освещении, подмигнул ему одним глазом.
— Ты всегда берешь с собой пса, сын конунга? Хороший пес для настоящего хозяина! Когда-нибудь он может тебе пригодиться.
— Я знаю, почтенный Гест, — заверил его мальчик, у которого отчего-то взволнованно забилось сердце от слов знаменитого странствующего скальда, о котором столько слышал от старших в семье.
А тот усмехнулся, еще на мгновение задержав взгляд на сидевших за столом мальчиках-подростках.
— Вот и смена растет воинам Земли Фьордов, пахарям моря, победителям сильных врагов, — так произнес он и прошел вдоль всего стола, остановившись перед Ульвом. — Я вижу, ты не забыл обо мне за эти годы.

[Артанис]

— Что ты, почтенный Гест! Ведь это ты, и никто иной, дал знак, чтобы меня избрали конунгом, — Ульв указал на сидение своего кресла, обитое черной волчьей шкурой.
— Ты указал моей сестре Астрид с ее избранником Лейвом путь в Лесную Землю, — заметил Ингвар ярл из Идре-фьорда.
— Ты, Гест, помог родителям моей Сольвейг остаться вместе, — Вермунд, прежде не встречавшийся с таинственным скальдом, говорил веселее старших викингов, так как не убеждался пока в его таинственном влиянии на судьбы людей. — Прошу тебя, задержись в Сванехольме на несколько дней, останься на нашу с Сольвейг свадьбу.
Старый скальд многозначительно покачал головой и коротко рассмеялся — хотя, возможно, это тихо прозвенела струна на арфе, которую он вынул из футляра.
— Благодарю за приглашение, сын Стирбьерна! Задержаться у вас не обещаю, но на вашу свадьбу приду обязательно… А ты, я вижу, способен совершить не меньше, чем твой отец! Верно, он в Вальхалле улыбается, глядя на тебя. Ты мечтаешь о подвигах и дальних походах — быть может, Асы уже услышали твою молитву.
— Я рад этому, — ответил юноша, смело выдержав взгляд старого скальда. — Надеюсь только, всему свое время: сначала свадьба, а уж потом подвиги.
Гест помрачнел — по крайней мере, так казалось видевшим его, хотя, возможно, все та же игра освещения погрузила его лицо в глубокую тень.
— А вот об этом, юноша, известно лишь всеведущим Норнам, — проговорил он.
Потом снова обвел взглядом Ульва, его сводных братьев по отцу и других зрелых викингов, что поднялись из-за стола навстречу почетному гостю.
— Я вижу здесь, за столом, крепких мужей, которым еще далеко до старости. Они еще способны совершить многое, — одобрительно кивнул скальд.
— Благодарю тебя, почтенный Гест, но объясни, что ты имеешь в виду, не говори загадками, — попросил его Ульв.
Но скальд только многозначительно покачал головой.
— Прежде ты никогда не торопился бездумно, Ульв Молчаливый; лучше бы тебе не меняться в этом и впредь. И женщинам твоей семьи, без которых их мужья и сыновья не были бы теми, кто они есть, — он уважительно поклонился Ингрид, Одинисе и Фрейдис. — А, здесь, я вижу, не все родились в Земле Фьордов? — на сей раз скальд остановил внимание на Стефане.
Тот, пораженный своим первоначальным подозрением, все это время стоял за столом вместе со своими новыми товарищами. Ему и хотелось, чтобы таинственный пришелец обратился к нему, и было отчего-то не по себе.
— Да, почтенный Гест, я здесь совсем недавно, и только потому что Вермунд принял меня в викинги. Не думаю, чтобы моя жизнь была здесь кому-то интересна, — попытался пошутить молодой агайец.
Колдун взглянул на него в упор. Глаза у него были ярко-голубые. Хотя, пожалуй, только один глаз, потому что второй постоянно оставался в тени.
— Еще недавно ты и представить себе не мог, где окажешься вскоре, не правда ли, викинг с юга? Ты — загадка для всех, даже для самого себя, точно вольный ветер, не знающий преград. Так что с тобой не стоит ничему удивляться и впредь.
Стефан искал подходящих слов, но почувствовал, что у него их не хватает, чуть ли не впервые в жизни, хотя бы и на чужом языке.
— Ты меня хвалишь или упрекаешь? — поинтересовался он, наконец.
— Я? Ни то, ни другое. Просто говорю, каков ты есть. А как будет дальше, решай сам.
И, будто потеряв всякий интерес к агайцу, старый скальд настроил арфу, успевшую обледенеть даже в футляре за время долгого пути, и стал петь, после того как жена конунга протянула ему полный кубок шипучего меда. Он оставался в усадьбе конунга до самого утра, но у тех, кто услышал его загадочные пророчества, голова была полна, и они думали, что он приходил к ним совсем не ради песен.
А наутро Гест ушел с первыми лучами солнца, и никто не мог сказать, какую дорогу из Сванехольма он выбрал на сей раз.

[Артанис]

Когда Стефан проснулся, солнце поднялось уже высоко, и теперь заглядывало сквозь дымовое отверстие в крыше, так что агайец зажмурился от яркого света и недовольно промычал. Но тут же, вспомнив все, что было накануне, он подскочил, едва не перевернув скамью, покрытую соломенным тюфяком, и огляделся. В Большом Зале конунговой усадьбы ничто не напоминало о вчерашнем пиршестве: составленный из длинных досок стол убрали, и пол начисто подмели. Вокруг же не было никого, кроме служанки, хихикнувшей при виде изумленно оглядывающегося приезжего. Она положила на скамью его вещи, аккуратно сложенные. Только сейчас Стефан обнаружил, что лежит в одной нижней рубашке, но когда успел раздеться и лечь, он не мог вспомнить, в голове еще шумело. Поспешно ухватив одежду, потому что в зале было довольно холодно, он спросил женщину, не сразу подобрал нужные слова:
— Почему никого нет? Вермунд… где? Найти его!
Женщина широко раскрыла глаза, пытаясь понять гостя, наконец, показала на выход из дома:
— Здесь все встают рано! Вермунд? Вермунд там… на выгоне. Найдешь его…
Не требуя дальнейших объяснений, Стефан стремительно вышел из дома, направляясь в указанную сторону. По дороге зачерпнул ладонями горсть свежевыпавшего снега и приложил ко лбу, чувствуя, как проясняется в голове.
Вермунда он нашел на пастбище, где по заметенным недавней бурей холмам бродил неприхотливый местный скот, разгребая копытами снег, чтобы добыть последнюю траву. Молодой викинг высмотрел в стаде мохнатого серого годовалого бычка и, подозвав, принялся бороться с ним, обхватив за рога. Оба фыркали и толкались, по очереди напирая друг на друга, и, лишь подойдя поближе, Стефан понял, что здесь, по-видимому, привычная игра, доставляющая удовольствие обоим участникам. Бык еще не достиг полной силы, но был достаточно мощным и тяжелым, чтобы при желании поднять на рога любого человека. Однако он двигался осторожно, даже переходя в наступление, и, сбив Вермунда с ног, останавливался и ждал, пока тот поднимется. И рыжеволосый викинг снова и снова брался за рога, пробуя свою силу. Пораженный зрелищем Стефан насчитал двенадцать таких коротких стычек.
Наконец, быку словно бы надоела их возня, и он направился прочь, однако же, оглядываясь на юношу искоса лиловым глазом. Вермунд позвал его, замычав, и тут же догнал и обхватил за шею.
— Как ты можешь не слушаться меня, Серый, когда я зову? — с этими словами молодой викинг втащил быка за шею на вершину холма и остановился, переводя дух. Только здесь он заметил наблюдавшего за их игрой Стефана и махнул рукой, приглашая подойти ближе.
— В жизни не видел ничего подобного! — покрутил головой агайец. — У нас в семье есть легенда, будто мы происходим от племени воинственных женщин — амазонок; так у них тоже были игры с быками в знак почитания Артемиды. Но чтобы таскать быка за рога — о таком и они вряд ли слышали.
— Я же не женщина! — гордо усмехнулся Вермунд, потершись щекой о мягкую замшевую морду быка. — И потом, он прекрасно меня знает. Ему хватило бы сил поднять на рога любого человека, но он помнит, что я возился с ним, еще когда он был теленком.
— Ты не только быка способен приучить повиноваться, ты умеешь подчинять себе и людей, — Стефан не был уверен, что не скажет лишнего, но никогда не умел удержать за хвост собственное любопытство.
Вермунд пожал плечами.
— Я викинг, а у нас даже сын конунга останется безвестным, если сам по себе не добьется, чтобы люди за ним шли. К тому же, я сын Стирбьерна… Ты видел секиру, доставшуюся мне от отца? Ею он сразил Золотую Змею.
Стефан кивнул, вспомнив железное чудовище, которым его собеседник с легкостью крушил черепа разбойникам.
— Свен и Кари спасли ее для меня, и я, как только немного подрос, не мог дождаться, когда у меня хватит сил владеть ею. Мне было к чему стремиться, согласись.
Возражений от агайца не ожидалось, и он снова кивнул, подумав, что Вермунд с тем же успехом мог бы беседовать со своим бычком — тот, кстати, следовал за людьми, точно собака, хоть и не
подходил ближе.
— Я прежде не был воином, мне трудно вас понять, — наконец, признался Стефан. — Но, кажется, тот старик вчера предрекал тебе великие дела и большие победы, так что можешь быть спокоен.
— Гест никогда не ошибается — так говорят все в Земле Фьордов. Но я все-таки рассчитываю распорядиться своей жизнью по-своему: сперва Сольвейг, а уж потом подвиги… — молодой викинг прислонился спиной к стволу выросшего в поле дерева и мечтательно улыбнулся. — Сольвейг, дочь Лейва, золотоволосая и угольноокая! Жаль, что у меня нет дара скальда, чтобы описать ее красоту… Но ты скоро увидишь ее сам, и согласишься, что ради нее и самому отчаянному викингу не зазорно несколько лет задержаться у очага. Попробуй тогда не признать ее самой прекрасной!
Увидев, что глаза Вермунда вспыхнули в ожидании вызова, агайец постарался свести все к шутке.
— Подожди немного: я еще не настолько разобрался в северных красавицах, чтобы так сразу решить… И вообще-то, в некотором роде, я могу завидовать тебе: мне из-за женщины пришлось покинуть родной край, а тут ты — счастливый жених, собираешься пришить себя к юбке милой…

[Артанис]

Вермунд понял шутку по-своему.
— Так в чем дело? Раз ты теперь наш, можешь приглядеться и выбрать любую девушку. Я берусь убедить родителей, кем бы они ни были, отдать ее за тебя, — он вполсилы хлопнул агайца по плечу.
Тот обещал подумать, хотя на самом деле не хотел принимать слишком скорых решений. Спору нет, гостеприимные хозяева Сванехольма были ему по душе, но все же, ему, цивилизованному человеку, уроженцу жаркого юга, не слишком заманчивым казалось навсегда прикрепиться к викингам только потому, что довелось однажды вращать весло драккара. Но Вермунд и другие викинги, похоже, считали это решенным, и не следовало отказывать им прямо. Едва не пошатнувшись от дружеской ласки рыжеволосого богатыря, он усмехнулся.
— Еще раз благодарю тебя за участие! А сейчас пойдем в дом: я так проголодался, что и твоего бычка съел бы вместе с рогами!
— Я тоже голоден. Но в усадьбе, уж наверное, готов обед, так что Серый вне опасности, — юноша хлопнул по широкому загривку быка, отсылая его прочь от себя.
Они прибавили шагу, но уже у самых ворот усадьбы, где росли раскидистые темные ели, чудом пережившие разрушения Зимы Йотунов, случилось необыкновенное происшествие, смысл которого стал ясен людям много позднее.
В кроне высокой ели устроился отдыхать после неудачной ночной охоты огромный филин. Но, видимо, то ли голод не позволил ему заснуть, то ли движение проходивших мимо людей разбудило чуткую птицу. И вот филин, широко раскрыв ослепленные дневным светом глаза, увидел черную кошку на крыльце усадьбы; та чинно сидела, обвив лапы хвостом, точно была здесь истинной хозяйкой. Но филин не разглядывал, кто перед ним. Жутко щелкнув роговым клювом, он расправил крылья, промчался над головами изумленных людей и обрушился камнем на черное, покрытое мехом животное.
Но кошка была опытной и сильной крысоловкой, совсем не похожей на белок и зайчат, каких привык хватать крылатый разбойник.Уже пронзенная когтями, она со страшным воплем сама вцепилась филину в шею и заработала всеми четырьмя лапами. Филин бил крыльями, пытаясь оторваться от земли, но не мог взлететь вместе с добычей, обвившейся, как змея. Визг, шипение, клекотание и вой услышали, наверное, во всей усадьбе, и на крыльцо тут же сбежался народ.
Вермунд со Стефаном оказались свидетелями ожесточенной битвы филина с кошкой, но не могли ничего сделать. Ни один человек не решился бы вмешаться, не рискуя руками и лицом. Зверь и птица бешено терзали друг друга, в воздух взлетали клочья черной шерсти и ржаво-бурые перья, на примятый снег текла кровь. И по-прежнему не смолкал жуткий и пронзительный вопль. Казалось, это не кончится никогда. У кошки поистине было девять жизней, да и филин не уступал ей в выносливости.
Наконец, катающийся по земле жуткий ком из содранного мяса, переломанных костей, шерсти и перьев распался и затих. У кошки был располосован живот, у филина почти оторвано крыло и прокушена шея. Оба уже не дышали.
Теперь стало слышно, как где-то в доме плачет ребенок, впервые встретившийся с жестокостью и смертью. Гулко лаял волкодав Варди, и Сигвальд с трудом удерживал его, а со всех сторон в округе доносился лай других собак, взбудораженных запахом драки и крови. Люди удивленно переговаривались.
Привлеченная шумом, на крыльцо вышла старая королева Ингрид. Она подошла к окровавленным останкам животных и на некоторое время замерла неподвижно, будто что-то проверяя. Лицо ее и полоса седых волос надо лбом, открытая вдовьим покрывалом, были белы, как снег.
— Взгляните, жители Земли Фьордов: крылатый разбойник принял нашу кошку за беспомощную мышь, думал, что ему достанется легкая добыча! — насмешливо воскликнула она. — Он просчитался, как и другие прежде него. Больше ночному убийце не искать добычи!
— Но они оба мертвы! — глухо проговорила Одиниса, «Молодая Королева», как называли ее в Сванехольме в отличие от вдовы Харальда, хотя и в ее черных косах уже зазмеились седые волосы. Теперь она, серая от волнения, стояла с ней рядом. — Госпожа, ты искусна в узнавании замыслов судьбы — так объясни, что значит это знамение, если вправду что-то значит.
Но Ингрид сурово покачала головой.
— От знамения до узнавания, что именно оно гласит, далека дорога… Быть может, гибель моей храброй крысоловки и случайность. Но я никогда прежде не слышала, чтобы филин сцепился с кошкой не на жизнь, а на смерть, да еще среди бела дня, у самого жилья… Эй, похороните их обоих! — это уже относилось к слугам.
Она повернулась и направилась обратно в дом, еще более холодная и суровая, чем обычно. А жена Ульва, задержавшись на крыльце, искала взглядом своих сыновей, и успокоилась, лишь увидев их. Молодая королева крепко обняла за талию Вермунда, пригладила черные блестящие волосы Сигвальда — в нем заметна была ее кровь, происхождение от краснокожих обитателей Земли Закатного Солнца.
— У нас говорят: в шуме леса и шелесте травы, в журчании ручья и в тени летящей птицы — во всем слышен голос Великого Духа, надо лишь уметь слушать, — произнесла она тихо. — Но я надеюсь, что вы, сыновья мои, проживете лучшую жизнь, чем мы…
— Не волнуйся, матушка: какие бы филины ни прилетали, я сумею дать им отпор, — заверил ее Вермунд.
— Мы сумеем, — упрямо поправил его младший брат, гладя по щетинистой холке своего пса.

[Артанис]

Глава 5. Похищение Сольвейг
Даже самой долгой дороге когда-нибудь приходит конец. Сколько бы ни вилась дорога, протоптанная,  прорубленная сквозь черный лес, сколько бы ни взметались из-под саней и копыт радужно сверкающие клубы снежной пыли, - а настал день, когда впереди открылся совершенно ровный тракт, означающий приближение к хорошо обжитым местам. Не кивали больше навстречу большому каравану путников зловещие черные ели, остались позади, покачиваясь на пронизывающем северном ветру. Далеко впереди запахло морем, из еще невидимого впереди города долетел собачий лай...
Девятнадцать лет назад Лейв Изгнанник похитил свою возлюбленную Астрид и вместе с ней и немногими спутниками бежал в Лесную Землю, во внутреннюю, необитаемую прежде местность, вдали от моря. И вот теперь они возвращались, чтобы выдать свою дочь, золотоволосую и белорукую Сольвейг, замуж за Вермунда, пасынка и возможного наследника самого конунга в Сванехольме! Могли ли об этом мечтать в свое время нищие, преследуемые изгнанники?
- Смотри, жена, - сказал Лейв ярл, останавливая рыжего коня возле богато украшенных резных саней, где сидела госпожа Астрид с другими женщинами. - Кажется, это было только вчера, а между тем, наша дочь выходит замуж. А за ней, глядишь, и сын найдет себе невесту.
Астрид, раскрасневшаяся на морозе, и впрямь была хороша, как молодая девушка, когда, завернувшись в зеленый плащ на куньем меху, улыбнулась мужу.
- Да, выросли дети... Я молюсь Фрейе, Ездящей на Кошках, чтобы Сольвейг была счастлива с Вермундом не меньше, чем я с тобой все эти годы.
Склонившись с коня, Лейв поцеловал жену в щеку, а в следующий момент пришпорил его, пуская вскачь, и промчался вперед, в голову свадебного поезда.
- Эй, скорее! Поторапливайтесь: Сванехольм уже близко, скоро отдохнем!
За прошедшие годы Лейв Изгнанник, ярл Лесной Земли, действительно почти не постарел. Из прежнего юноши он превратился в зрелого мужчину, сильного и уверенного, стройного, как молодой мужчина, и даже по-прежнему красивого; в его золотых волосах не было заметно ни одной седой прядки, и ничуть не потускнели его черные глаза, что унаследовали от него их с Астрид дети-близнецы, Альрик и Сольвейг. Если бы потребовалось, ярл Лесной Земли и сейчас способен был совершить не меньше, чем в молодости, когда убил огненного великана из недр земли.
Вместе с Лейвом ехали верхом и его давние соратники: Рунн, Эрик, Торфинн и многие другие, когда-то делившие с вождем изгнание и вместе с ним открывшие Лесную Землю. Вместе со старшими мужчинами ехали и юноши, их сыновья, что родились и выросли за время, миновавшее со страшной Зимы Йотунов. Вот вперед промчался, далеко опережая других, Альрик, живой портрет Лейва в юности. Он остановил коня на вершине заснеженной скалистой гряды и оттуда воскликну, замахав руками:
- Идут, идут! Сольвейг, твой жених идет встречать тебя! - и он направил коня вниз, поднимая тучу снега.
А его сестра, напросившаяся проделать последний отрезок пути верхом, вдруг испуганно ахнула и вся зарделась.
- Ой, Вермунд! А что он скажет?.. Матушка, довольно ли я хороша?
Астрид улыбнулась золотоволосой всаднице, правившей изящной белой лошадью не хуже мужчин.
- Не бойся, дочка! Он примет тебя за спустившуюся из Асгарда валькирию, когда увидит.
Действительно, кто увидел бы сейчас Сольвейг - разрумянившуюся на холоде, в шубке из серебристых лис, в черной собольей шапочке с пером, из-под которой стекали водопадом ее золотые волосы, с блестящим взглядом черных глаз, - едва ли оспорил бы уверенность Вермунда в том, что его избранница - лучшая в племени фьордов. Сейчас девушка вглядывалась в синевшую впереди даль, чувствуя, как бешено бьется сердце. Скоро, уже совсем скоро Вермунд встретит ее, чтобы никогда не отпускать. Наверное, сразу схватит в объятия и стащит с седла, он ведь такой сильный, сильнее всех мужчин! И поцелует при всех, никого не стыдясь и не замечая вокруг, кроме них двоих... У девушки сладко трепетало сердце от предвкушения встречи, и вместе с тем отчего-то становилось не по себе, как перед прыжком в холодную воду... О, великая Фрейя, ну чего ей бояться? Ведь они с Вермундом знают друг друга с детства, и сказали друг другу о любви в четырнадцать лет, и он не мог измениться по отношению к ней, а она все та же!.. Девушка встряхнула головой и улыбнулась, отгоняя сомнения.
Приподнявшись на стременах, Сольвейг взглянула вперед. И увидела, как ей навстречу стремительно выбежали из-за поворота несколько человек на лыжах. Разглядела высокую фигуру впереди с взвихрившимся за плечами рыжим облаком волос...
- Вермунд! - воскликнула она, пуская коня в галоп.
- Сольвейг! - одновременно выкрикнул рыжеволосый викинг, стремительно преодолевая расстояние, разделяющее их.

[Артанис]

Но, когда они уже готовы были соприкоснуться, взметнулся безумный порыв ветра, пригнувший едва ли не до земли верхушки ближайших деревьев. Он дохнул мертвенной стужей в лицо людям, сбил с ног тех, кто был слабее, поднял страшную метель. Лошади ржали в ужасе, будто их резали, становились на дыбы, стремясь сбросить седоков и умчаться прочь. Сквозь налетевший вой ветра едва слышались голоса мужчин, слезы и молитвы женщин.
Все продолжалось совсем недолго. Вместе с вихрем с неба упала огромная черная тень, закрыла полнеба и ухватила огромными лапами Сольвейг, стащила ее с лошади, точно пушинку.
- Сольвейг! Нет!
Вермунд, еле устоявший на лыжах при бешеном порыве ветра, бросился вперед. Одновременно с ним и Лейв, справившись с понесшим было конем, бросился на выручку дочери. Но первым подоспел Альрик, опередив отца. Он даже успел выхватить меч, замахнуться на чудовищного орла. Однако тот, не выпуская девушку, взмахнул огромным крылом, и Альрика вместе с лошадью отшвырнуло прочь на добрый десяток шагов и вбило в только что наметенный сугроб. Следующим взмахом исполинский орел взмыл высоко в небо, унося отчаянно бьющуюся в его когтях девушку. Скорее всего, она кричала, но бешеный рев ветра заглушал все прочие звуки.
- Сольвейг! - страшно завопил Вермунд и, схватив лук, выстрелил в уносившего девушку орла. Напрасно - тот был уже слишком высоко, и стрела, не долетев и три четверти расстояния, потеряла силу и упала на землю. Орел же с презрительным клекотом полетел с похищенной Сольвейг прочь, все дальше и дальше, прямо на север. Одно мгновение - и он скрылся из виду, будто никогда и не было ни его, ни прекрасной дочери Лейва...
В отчаянии и бессильной ярости Вермунд страшно закричал и одним бешеным рывком разодрал на себе меховую куртку вместе с рубашкой, швырнул в снег плащ, не чувствуя холода. Затем в наступившей тишине, точно безумный, выкрикнул в опустевшее небо свой вызов:
- Вернись и сражайся со мной, отродье йотунов! Ведь ясно, что ты - не простая птица! Верни Сольвейг и попробуй взять мою жизнь, если сумеешь! А я клянусь памятью своего отца до скончания времен отправить тебя к Хель!
Лейв, стоявший на коленях возле своего лежавшего без чувств сына, один решился обратиться к обезумевшему юноше.
- Он не отзовется на твой вызов! Он совершил, что хотел, и не вернется обратно. Если ты хочешь отомстить за Сольвейг, - добавил ее отец дрогнувшим голосом, - успокойся и возьми себя в руки! Не одному тебе она была дорога.
Его слова помогли Вермунду опомниться; он провел ладонью по лбу, увидел в сугробе Альрика, придавленного рухнувшей лошадью -  он сильно разбил голову при падении, и по лбу юноши текла кровь. В санях, которые кое-как удалось остановить, лежала навзничь госпожа Астрид, бледная, как смерть. За ней ухаживали плачущие женщины: растирали ей виски и ладони, чертили руны, изгоняющие болезни и нечисть, шептали заклинания. Да и викинги в отряде Лейва, похоже, были близки к отчаянию...
Вермунд обвел всех мутным взглядом, задержался на своих спутниках. Свен, Кари, Торкель, Гудбруд, Эгиль... Стефан, впервые ставший на лыжи здесь, в Сванехольме, но все же приковылявший со всеми взглянуть на невесту вождя... и ставший свидетелем ее похищения!.. С этими людьми можно совершить многое! Рыжеволосый викинг, по-прежнему не замечая обжигающих укусов мороза, поднял отброшенную в снег секиру и погрозил ею в сторону севера, где скрылся чудовищный орел.
- Я пройду, если понадобится, до края мира, и найду Сольвейг, если она жива, или отомщу, если она погибла! Клянусь молниями Тора, ясенем Иггдрасилем и этой секирой, которой мой отец победил Золотую Змею! Ею же я изрублю на куски ее похитителя, или я не Вермунд, сын Стирбьерна! - в чистом зимнем воздухе его клятва прозвучала торжественно и скорбно.
Тем временем Лейв с Рунном кое-как перевязали Альрику голову, и юноша вскоре пришел в себя. Отец осторожно влил ему в рот скира - напитка из перебродившего кислого молока, и помог подняться на ноги.
- Сольвейг... она... - простонал он сквозь зубы.
- Пойдем к матери, - прервал его Лейв.
Астрид к тому времени очнулась, но еще ничего не замечала вокруг себя. Когда муж склонился к ней, она уткнулась ему в плечо и разрыдалась.
- Боги отвернулись от нас, муж мой! Наша дочь похищена, а сын... он пытался спасти ее...
- Успокойся, жена! Будет тебе... - Лейв гладил ее по дрожащим плечам, хоть ему и самому трудно было говорить. Он подтолкнул Альрика к матери и соединил их руки. - Вот он, наш сын, он жив, смотри! А Сольвейг... Она была жива, когда он унес ее. Ведь то был не простой орел, а йотун в облике орла, несомненно. Есть надежда, что она нужна ему живой. Она сопротивлялась, когда он тащил ее по воздуху. Нашу дочь еще можно спасти, и мы сделаем это, поверь, Астрид!
Быть может, ярл Лесной Земли на самом деле и не чувствовал такой непоколебимой уверенности, однако он сделал все возможное, чтобы убедить других, и им теперь хотелось поверить, что Сольвейг жива. Вермунд успокоился первым. Ему стало стыдно за свое недавнее неистовство. Сольвейг в плену, быть может, в смертельной опасности, а он, викинг, ее жених, едва не сошел с ума, как последний трус!
- Пойдемте со мной, - серьезно произнес он, обращаясь к родным похищенной девушки и их спутникам. - Думаю, в Сванехольме есть что обсудить.

[Артанис]

В Большом Зале конунговой усадьбы немедленно собрался совет: весь род Асгейра в полном составе, все ярлы и самые влиятельные бонды, съехавшиеся в Сванехольм на свадьбу Вермунда и Сольвейг. Вместо радостной новости их сегодня собрала страшная, и это было делом чести для всей Земли Фьордов. Невеста наследника конунга похищена перед самой свадьбой, и где - под самым Сванехольмом, на глазах у родителей и жениха! Те, кто пережил Зиму Йотунов, не могли сделать вид, что их не касается случившееся. Неведомый враг бросил вызов им всем.
Взрыв негодования был первой реакцией большинства людей, когда Вермунд и Лейв поведали о похищении девушки. От криков и проклятий возмущенных викингов дрожали опорные столбы дома, раздавались клятвы мести йотунам и хулительные висы в адрес "крылатой напасти", успевшие сложиться у тех, кто обладал поэтическим даром.
Однако Ульв конунг молчал,плотно сжав пальцами подлокотники кресла, и ждал, пока люди успокоятся настолько, что будут в состоянии не только кричать, но и хоть кого-то слушать. Тщательно оглядывая собравшихся вождей, высматривал тех, на кого можно больше других положиться в новых испытаниях. Почти все они были выдвинуты им самим после победы над Золотой Змеей, из семей погибших ярлов или из отличившихся воинов, потому что многие семьи были истреблены поголовно. Теперь эти люди вновь собрались вокруг - в большинстве своем еще не старые, крепкие мужчины, в окружении подросших сыновей и лучших воинов. Смотрели напряженно, ожидая, что скажет он, конунг. А ему в этот момент больше всего хотелось быть простым воином, решающим лишь за себя и за свой меч. Снова объявлять войну могущественному нечеловеческому врагу, зная, что в случае поражения гибель грозит Земле Фьордов - это не предлагать по весне набег на фризов или вендов. Не ему бы, Ульву Черному, принимать такое решение. Он - простой викинг, насмешкой судьбы ставший наследником отца. По справедливости, на его месте должен быть Стирбьерн или Хельги, они бы знали, что делать, им было бы легче сделать правильный выбор. Но некому было решать, кроме него... Рядом с ним застыла, как статуя, королева Ингрид, она не произносила ни слова, но на губах мелькнула грустная усмешка, как бы говоря: "Вот о чем предупреждали пророчества!" Ульв поглядел на жену - она вместе с Фрейдис окружили потерявшую дочь Астрид и теперь шептались о чем-то, должно быть, утешали. Но Ульв видел, как при страшном известии вздрогнула Одиниса, и как краска сбежала с ее смуглого лица при взгляде на Вермунда, который все еще метался по залу, как раненый зверь, задевая столбы и стены. Она, мать, уже знала, что сделает ее старший сын, сын Стирбьерна... А он, конунг Земли Фьордов, будет сомневаться?
Он поднялся с места, еще раз оглядев собравшихся.
- Недобитый враг вновь поднял голову. Он бросил вызов нам всем, храбрые викинги. Все мы видели таких птиц во время Зимы Йотунов...
- Это правда, - заметил, нахмурившись, Свен. - Мы с Кари тоже видели таких исполинских орлов, когда погибла наша деревня. Они тогда схватили нескольких женщин живыми и унесли... И никто больше их не видел.
Рядом послышался яростный полустон-полурык. Вермунд, усевшийся было на скамью меж своих названых братьев, не мог спокойно выдержать намека на возможную судьбу Сольвейг. Он весь потемнел от ярости и, казалось, за один день постарел на десять лет.
- Их не видели, потому что не искали! А я найду ее, во что бы то ни стало! - произнес он сквозь зубы с такой отчаянной решимостью, что все, кто помнил Стирбьерна, невольно переглянулись. Сын воистину повторял отца!
Ульв, знавший, что сейчас его пасынку бесполезно прекословить, примирительно поднял руку.
- Успокойся и выслушай, Вермунд! Не один ты имеешь право мстить: это дело всей Земли Фьордов. Но каким образом мы будем действовать? Вот что нужно решить...
- Я уже все решил! - Вермунд поднялся со скамьи и бросил себе на плечи синий плащ - знак мести. - Я иду в Йотунхейм, и кто хочет, пусть идет со мной.
- Неужели мы оставим сына Стирбьерна? - Свен и Кари одновременно встали рядом со своим воспитанником.
- И я пойду! И я!.. - вскоре в поход вызвалась вся команда "Молота Тора" и немало других викингов. Поднялись со своих мест также Лейв и его сын Альрик, пылающие местью не меньше Вермунда.
Молодой вождь взглянул на свой отряд со слезами благодарности на глазах.
- Знаю, вы все - настоящие герои! Племени отважных викингов не пристало беспокоиться об опасности. Тем более когда они собираются пройти через земли вечного холода, в страну йотунов. Даже мой великий отец не бывал так далеко к северу. Но мы сможем дойти! Я поклялся молниями Тор, что найду Сольвейг, где бы она ни была. Но вас прошу подумать, готовы ли вы к такому походу? Оставшихся никто не упрекнет. Я пойду и один, если понадобится.
Но никто из вызвавшихся добровольцев не отказался, хоть кое-кто побледнел и сжал зубы при упоминании опасностей Йотунхейма. Кто-то первым выкрикнул боевой клич, и другие поддержали его звоном мечей о щиты. У викингов, привыкших слаженно вращать весла драккара, было развито чувство ритма, и дикий грохот железа у них складывался в оглушительную, свирепую, но и чем-то неуловимо притягательную музыку. Не грохот ли морских волн о скалистый берег, не рев ветра над заснеженными горами ли научили северян так приветствовать своих вождей? Железная песнь мечей горячила кровь сильнее чаши хмельного меда, голова становилась легкой и ясной, было одновременно жутко и весело.

[Артанис]

Стефан Кейрон, забытый всеми среди бурных событий, наблюдал за викингами, тоже захваченный общим воодушевлением. Наконец, встряхнул кудрями, отросшими за время путешествия, и шагнул в круг добровольцев.
- Я с вами! Вы, кажется, приняли меня в викинги? Вот и постараюсь от вас не отстать.
Вермунд, весь во власти своего нового замысла, сильно хлопнул его по плечу.
- Да хранят тебя Асы, викинг с юга! - он словно бы не удивился решению Стефана, мысленно уже меряя заснеженные просторы Йотунхейма.
Но кое-кто из будущих спутников окинул агайца недоверчивым взглядом.
- Ты мерз, как щенок, и на драккаре, а в Стране Великанов будет куда холоднее, чем здесь! Ты на лыжи стал первый раз в жизни, а там придется идти дни напролет. Нам не хочется хоронить тебя в снегу, где, к тому же, твой труп наверняка откопают волки и сожрут. О живущих там йотунах и неизвестно каких еще чудовищах я не упоминаю, потому что не сомневаюсь в твоей храбрости, - усмехнулся его приятель Гудбруд.
Когда первый пыл прошел, Стефан и сам осознал, насколько опасно предприятие, затеянное Вермундом, раз даже такие отчаянные странники прежде не забирались так далеко к северу. Но отзвуки песни мечей еще звучали в его ушах, а предостережение придало агайцу храбрости, и он вновь встряхнул черными кудрями.
- Верно, пока я еще многого не знаю, вот и надеюсь узнать вместе с вами. Викинг я, в самом деле, или собачий хвост? Если уж вы затеяли всеобщее самоубийство, я не упущу случая отправиться к Богам в столь героическом обществе. Второго случая ведь может и не представиться.
Где-нибудь в городах Тысячи Островов речь Стефана, исполненная специфически варварских доводов, несомненно, кого угодно привела бы в ужас, но викинги ее оценили. Выразив свое одобрение дружескими похлопываниями да тычками, способными свалить с ног медведя, они уже без колебаний приняли Стефана в свой отряд. Тут же принесли огромную чашу, полную пива до краев, и пустили ее по кругу, чтобы каждый сделал по глотку в знак сопричастности.
Тем временем Ульв конунг внимательно наблюдал за ними и чувствовал себя своим же отцом Харальдом, пытавшимся не отпустить Стирбьерна на поиски Золотой Змеи. Он слишком хорошо знал племянника, чтобы пытаться его удержать. И обратился ни к нему, а к окружающим ярлам.
- Вермунд выступит сейчас. Но, если мы хотим навсегда разбить йотунов на их земле, нам понадобится больше сил. Нужно ополчение всей Земли Фьордов, чтобы вторгнуться на север.
- Мы готовы, мой конунг! Неужели ты думаешь, что кто-то откажется сразиться с йотунами? Это священная война, ее завещали нам Боги, сами ведущие ее испокон веков, - первым отозвался Ингвар ярл, зять конунга.
- Ульв кивнул ему в ответ.
- Я не сомневаюсь в тебе и в каждом из вас, я помню вас по прошлым временам. Но ваши дружины далеко отсюда, ведь все собирались на свадьбу, а не в поход. В Сванехольме не хватит людей для вторжения. Отправляйтесь немедленно в свои земли, соберите всех, кто может носить оружие, объясните, куда призываете их! Только все викинги и все драккары Земли Фьордов смогут победить!
Люди с удивлением глядели на своего конунга. Его голос, обычно глуховатый и негромкий, сейчас гремел, как над полем боя, и весь он преобразился, стал суровее, но и крепче.
- Ты думаешь, в Йотунхейм можно дойти на кораблях? Дальше к северу простирается Пояс Льдов, и не прекращаются свирепые шторма, - напомнил Лейв.
- В Йотунхейме тоже текут реки, и можно будет пройти по ним. Даже йотуны не поселятся слишком далеко от воды, - возразил Ульв, встретившись взглядом с ярлом Лесной Земли. - А тебя, Лейв, я не могу отпустить сейчас. Ты нужен мне, чтобы готовить войско, - конунг протянул одну руку ему, другую Ингвару. - Вы оба необходимы здесь.
Лейв взглянул на конунга так, словно не узнавал его.
- Благодарю за честь, но я бы хотел сам пойти искать свою дочь. Вермунд ради нее свернет горы, но и родным не следует оставлять ее, - у его губ пролегли жесткие складки, которых еще утром не было.
Альрик, все еще бледный, с перевязанной головой, шагнул вперед.
- Не беспокойся, отец: Сольвейг не будет брошена родными. Я пойду с Вермундом!
Лейв обернулся к нему. Со своего места поднялась Астрид, протянула к сыну руки.
- Сынок, ты ведь ранен! Подожди общего похода.
Но юноша уже шагнул в круг добровольцев.
- Нет, матушка! Отец прав: Сольвейг не должна быть забыта родными. Мы с ней близнецы, я скорее других почувствую, где она, - голос юноши звучал слабо, но уверенно, когда он подошел к матери за последним благословением.
- Пусть будут к вам милостивы светлые Асы! - женщина поцеловала сына в лоб, начертила над его головой руну "Турс", и почти без чувств рухнула в кресло. Одиниса и Фрейдис слышали, как она прошептала: "Счастливы вы, что ваши младшие сыновья останутся дома!" - и обе сочувственно вздохнули.
Видя, что решение принято помимо его воли, Лейв с сожалением развел руками.
- Ну что ж делать, раз все решили за меня... Пусть тогда хоть кто-нибудь из Лесной Земли пойдет с вами... Эрик, я доверяю тебе! - обратился он к коренастому светловолосому воину, своему родственнику.
Тот на мгновение покосился в сторону жены и детей, сидевших здесь же, но тут же сделал вид, что ему все нипочем, и усмехнулся, подмигивая добровольцам.
- С удовольствием, мой ярл! Слышал, что мой отец Аснар вместе с со Стирбьерном открыл Землю Закатного Солнца, а мне будет в самый раз забраться в Йотунхейм, - за напускной бравадой он без слов обещал ярлу позаботиться в походе об его сыне, как мог бы отец.
До утра в усадьбе конунга было людно и шумно. Но это был не тот шум, о котором мечтали люди: вместо свадебного веселья - грозный ропот надвигающейся войны. Долго спорили мужчины, обсуждая планы готовящегося вторжения в Йотунхейм. Сбились с ног женщины, которым предстояло за одну ночь приготовить все необходимое для уходивших в поход.
А на рассвете отряд Вермунда, став на лыжи, покинул Сванехольм и отправился в заснеженные пустынные нагорья - прямо на север.

[Эйлин]

Украли враждебные силы красавиц-невесту. Теперь жениху предстоит  множество испытаний.  Вермунд мечтал о  подвигах, но думал ли, как сбудется его мечта? Мда... Все только начинается.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! 

[NNNika]

Прочла пока первые 4 главы. Порадовала новая встреча с миром викингов, со старыми и новыми героями.
Вермунд растет достойным сыном Стирбьерна и, похоже, скоро его ждут испытания не менее суровые, чем доставшиеся на долю отца.
Понравился новый герой Стефан Кейрон, д'артаньянистый такой персонаж, умеющий быстро освоится в любых обстоятельствах.
СПОЙЛЕРЫ

Будучи вредной тетькой не могу обойтись совсем без критики.
Вот два тапочка:
1.

Баня на севере оказалась невероятно жаркой и душной, в раскаленном воздухе слоями плавали черные клубы выходящего из печи дыма.

Думаю даже бесстрашные берсерки не рисковали шутить со смертельно ядовитым угарным газом. Сначала печь как следует протапливали, а потом, когда исчезал дым и синие огонечки на угольях, уже поддавали пару (а может и не поддавали, как в сауне) и мылись.
2.

Об этом не здесь. Пойдем в мой кабинет

Фраза в устах предводителя ледяных великанов звучит довольно забавно. Мне кажется, лучше заменит слово кабинет словом чертоги, ну или покои

[Артанис]

Эрэа Эйлин, эрэа NNNika, благодарю Вас!
Если еще хоть кто-нибудь это читает, прошу и вас отписываться! Неужто настолько плохо получается, что стыдно и признаться, что читаешь это?

Украли враждебные силы красавиц-невесту. Теперь жениху предстоит  множество испытаний.  Вермунд мечтал о  подвигах, но думал ли, как сбудется его мечта? Мда... Все только начинается.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!  

Да, "Бойтесь своих желаний - иногда они сбываются". Вермунд был уверен, что всегда будет сам выбирать, когда жениться, когда идти в поход... Теперь впереди много испытаний, это точно. И не только для Вермунда...

Прочла пока первые 4 главы. Порадовала новая встреча с миром викингов, со старыми и новыми героями.
Вермунд растет достойным сыном Стирбьерна и, похоже, скоро его ждут испытания не менее суровые, чем доставшиеся на долю отца.
Понравился новый герой Стефан Кейрон, д'артаньянистый такой персонаж, умеющий быстро освоится в любых обстоятельствах.

Благодарю Вас; надеюсь, что продолжение не разочарует, а новое поколение героев окажется достойным прежнего. Да и знакомых нам персонажей, как видите, рановато списывать на пенсию, если бы таковая у викингов существовала.
Да, в Йотунхейм и Стирбьерн не рисковал забираться! Но у Вермунда есть к этому стимул, ради которого можно преодолеть все.
Стефан тоже себя еще покажет. Хм, вот с д'Артаньяном его пока еще не сравнивали, хотя это интересная мысль...
За критику спасибо! От "кабинета" и прочих слов-анахронизмов избавлюсь при повторном прочтении; на тот момент хотелось подчеркнуть официальность встречи Эдгара с Ингой. Ну а насчет бани подразумевалось, что она топится "по-черному", но, кажется, я перемудрила с ее устройством...

Глава 6. На север!
Королева Одиниса вместе с другими женщинами весь вечер и ночь собирала для сына и его спутников все, необходимое в походе, не упускя из виду никакой мелочи. Лишь проводив викингов, она почувствовала, что ее клонит ко сну. Как была, не раздеваясь, прилегла на скамью и сразу уснула, будто провалилась в черную яму.
Во сне королеве явился ее первый муж, Стирбьерн. Он уже много лет не снился ей, с тех пор, как она стала женой Ульва, и женщина втайне боялась увидеть его разгневанным. Но нет - он ничуть не изменился с того дня, как она впервые увидела его на борту "Молота Тора". И у нее так же сильно и жарко забилось сердце, как будто она вновь была молодой девушкой из Земли Закатного Солнца, еще не знающей, отчего ее так волнует появление белого рыжеволосого пришельца. Она радостно протянула руки, но не смогла дотянуться до него. Стирбьерн отступил на шаг, грустно покачав головой, и проговорил:
- Жди их, и они вернутся. Будет трудно, но ты сможешь, я знаю тебя. Ты все еще та же храбрая Уит-Уис, не побоявшаяся пересечь Разделяющие Моря. Всегда верь в из возвращение, и они придут, как бы трудно ни было.
Одиниса улыбнулась ему, не чувствуя текущих по лицу слез. Как давно никто не называл ее первым именем, на языке ее родного племени... Ей хотелось сказать, что ожидание знакомо ей, с того дня, как он ушел в море за Золотой Змеей и не вернулся. Но все слова застыли на ее губах: ведь он сказал: "Жди их".
- Кого - их? - у женщины испуганно замерло сердце. - Я буду ждать Вермунда, нашего с тобой сына... Ты видел, каким он вырос, Стирбьерн? Он твоя копия, твое живое изображение, он не испугался пойти за своей невестой в Страну Йотунов.
- Видел, - Стирбьерн горделиво усмехнулся. - Так и должно быть. Неужели ты думаешь, что я бы стал ждать смиренно, когда тебе грозит опасность, и предоставил бы месть войску конунга? Радуйся, Одиниса: ты вырастила хорошего сына. Нет, двух хороших сыновей.
Королева Земли Фьордов опустила голову перед первым мужем.
- Простишь ли мне, что стала женой другого? Тебя не было, а Ульв столько сделал для меня и для Вермунда... И это закон: вдова не сможет выжить одна и воспитать детей. Если у нее не осталось ни отца, ни брата, ни взрослого сына, она должна вновь выйти замуж. Ведь ребенок - не детеныш бизона, который на другой день после рождения может пастись и бежать за стадом. Кто вырастит сына, научит его посылать стрелу в цель и метать копье, владеть мечом и веслом драккара, если нет отца?.. Кто убережет его от голода и врагов?
- Я знаю. Не терзайся сомнениями, ты сделала что могла, - ответил Стирбьерн. - Еще раз скажу тебе: верь в лучшее и будь готова ко всему.
С этими словами призрак стал таять, и вскоре совсем исчез в туманной дымке, сквозь которую проглядывало красное сияние Радужного Моста.
Королева Одиниса проснулась взволнованной и тревожной. Краткое свидание со Стирбьерном, хоть и во сне, на мгновение вернуло ей молодость и успокоило, что он в Вальхалле не считает ее изменницей. Но она, до последнего слова помня его предупреждение, не могла понять, к чему оно относится. Конечно, она будет ждать Вермунда со спутниками, будет ждать и Ульва, когда он соберет войско и поведет на Йотунхейм, об этом незачем было ей напоминать!
Когда она проснулась, был уже вечер. Вокруг было тихо, но дальше, у очага, переговаривались женщины, однако нигде не было мужчин. Среди детей, метавших ножи в деревянный круг над очагом, женщина не заметила младшего сына.