Непризывной возраст
Все события, происходящие или упоминаемые в рассказе, полностью вымышлены. Любые совпадения являются случайными.
"...И наступили черные времена, и смерть пришла в мирные города... И тщетно искали люди спасения...
Но в самый тяжелый час сбылось древнее Пророчество: восстал Незримый Заступник, не отличавший волка от пса... И являлись они, подобно призракам, обращая поражение в победу, горе в скорбь и отчаяние в надежду...
И были они - как братья: волк, исцеленный от смертельных ран рукою брата своего и принявший от него предреченное ему имя, и человек, которого называли - капитан Руах!" 1.
Он ненавидел эту страну! Этих людей, бывших его соплеменниками. Как же он всех их ненавидел!
Он все чаще с тоской вспоминал тихую, уютную северную страну, где родился и прожил тридцать пять лет... И друзей...
" Доброе утро, господин Крогго! А у меня сегодня последний экзамен!.."
- Я помню: ты его сдал...
" Здравствуйте, Алан! Я пирожки испекла, вот угощайтесь: круглые - с капустой, продолговатые - с брусникой..."
- Кто ж был в силах отказаться от Ваших пирожков, госпожа Атквилл?
" Привет, Алан! Какие планы на завтра?.. Слушай, приходи к нам. Негоже одному оставаться в праздничный вечер!.. Приходи. Софья будет рада, и балбесу моему ты когда еще партию в шахматы обещал!"
- Не гневи бога, Том! Всем бы такими балбесами быть...
Чего ему там не жилось? Как же: голос крови... зов предков... память о героической борьбе далеких предков с Римом, едва ли не единственных в истории, заставивших гордый Рим официально признать свое поражение и вывести войска.
Нет, сначала Алану на исторической родине все понравилось. И лазурное море, в котором можно было купаться круглый год, и плывущий над страной аромат цветов, и буйство красок в джунглях, и обезьяны, прыгающие по веткам в парках...
Эйфория быстро прошла. Море в трех шагах от дома далеко не так притягательно, как море, о поездке к которому мечтаешь целый год. Цветочные запахи стали создавать ощущение беспредельной парфюмерной лавки. Обезьяны, столь любимые почему-то древними поэтами, оказались пакостными, вороватыми и наглыми тварями... Джунгли? А что джунгли? Сыро, жарко и полумрак. И мошкары немеряно.
Хуже всего оказались люди! Шумные, склочные, грубые. Какие-то все одинаковые, с одинаковыми увлечениями и разговорами: о деньгах... о вещах... о сексе... о спорте... о политике...
И о войне... "Ах, будет война!.. Скоро будет война!.. Скорей бы: вправить этим гадам с юга мозги и обеспечить, наконец, прочный мир... Вот-вот!.. Вот-вот!.."
Тринадцать лет слышал Алан это "вот-вот"! Сначала злился, пытался что-то кому-то доказать... А потом привык.
Семьей Алан почему-то так и не обзавелся, хотя варианты были, да и теперь, как ни странно, подворачивались. Но привычка к одиночеству с годами крепла, и Алан оставался один. Только в прошлом году, в одной из редких вылазок на природу, нашел он в пригородном лесу раненного рыжего пса. Пес был скорее мертв, чем жив, но Алан его забрал домой и выходил. А потом дал имя - Гарм.
Пес на удивление легко освоился в его квартире, облюбовал себе место на балконе и дрых там большую часть дня. На прогулках он чинно шел на поводке рядом с Аланом, удивлявшимся поначалу странной реакции всех встречных собак, пятившихся и поджимавших хвосты...
- Что это с ними? - спрашивал он у пса.
"Не знаю, - честно удивлялись собачьи глаза. - Сам не могу понять".
2.
Когда объявили о вторжении, Алан отправился в Призывной пункт. Не в порыве нежданно снизошедшего свыше патриотизма, а из чувства долга.
К его удивлению, в Призывном пункте было пусто. Семь утра... Рано еще... И все-таки странно.
Но самым странным было его разочарование, когда ему отказали.
"Поймите, господин Крогго! - мягко сказал ему майор - начальник Призывной комиссии. - Ваше желание защищать Родину вызывает уважение, но Вам уже сорок восемь лет! Вы не подлежите призыву! И нет, поверьте, никакой необходимости: наши вооруженные силы полностью готовы и через пару недель инцидент закончится. Южане пожалеют, что ввязались в эту авантюру!.. Возвращайтесь домой: помочь Родине можно и в тылу".
- Ну и пусть! - заявил Алан по дороге домой Гарму, сидевшему рядом с ним в машине. - Зато не надо будет тебя в приют устраивать. Останемся мы с тобой в тылу. Ладно?
"Ладно!" - согласились собачьи глаза.
3.
Сирены взвывали каждые десять минут. Рвались ракеты. Рушились дома.
Измотанные и обескровленные в двухмесячных боях части национальной гвардии с трудом сдерживали напор танковых клиньев южан... Уцелевшие зенитные комплексы не могли закрыть небо над городом для ударных вертолетов армии вторжения... Люди покидали город.
Собрался и Алан. Сложил вещи в багажник, загнал пса в машину и, немного подумав, поехал не к третьему шоссе, забитому беженцами, а через весь город - к восьмому. Оно было более свободно. Правда и под обстрел там можно было угодить вполне свободно...
Алан гнал машину через пустые кварталы, мимо брошенных домов, мимо развалин, мимо магазинов с заклеенными стеклами витрин... Гнал машину по умирающему городу... Ведь кровь городов - люди, в них живущие! Столица истекала кровью.
Прежде, чем услышать шум вертолета, Алан почувствовал беспокойство и тревогу Гарма. И потому среагировал практически мгновенно. Он нажал на тормоза, распахнул дверь и выкатился в кювет за считанные секунды до того, как пулеметная очередь превратила "Хонду" в металлолом.
Гарм? Где Гарм?.. А... Вот он - рядом устроился, как ни в чем не бывало. Надо же иметь такие крепкие нервы?.. Ладно. Надо идти. За углом уже мост, а за ним и выезд на восьмерку, где поймаем попутку на север. Только б мост перейти - там обочин нет и вниз не прыгнешь...
Повернув за угол, Алан замер - в десятке метров от него стоял развороченный пулеметной очередью армейский джип. А в нем - пять тел.
Гарм осторожно подошел, посмотрел, втянул воздух. И с надеждой поглядел на хозяина.
- Нет, Гарм, - сумрачно ответил Алан, приблизившись. - Они мертвы. Все.
Три парня. Две девушки. В форме, с нашивками связистов.
"Совсем же дети! - с горечью подумал Алан. - Лет по восемнадцать всего... Какого черта таких в бой гнать? Еще и не жили совсем. Теперь и не придется... Это таких, как я, надо..."
И вновь тишину распорол двигатель вертолета. Только на сей раз Алан услышал его как бы не раньше Гарма. И, подхватив с сидения джипа автомат, дал длинную очередь, опустошая рожок.
Он не имел понятия, как надо сбивать вертолеты, куда стрелять... Ему просто повезло. Поглядев, как рушатся в реку пылающие обломки вертолета, Алан неожиданно жестко сказал вслух:
-Вот так!
Потом с минуту поглядел на север, где за мостом виднелся выезд на восьмое шоссе, повернулся и сказал:
- Пошли, Гарм. Нам - обратно.
И зашагал на юг.
4.
Давно закончилась война. Разобрали развалины, восстановили разрушенные дома. И столица стала еще красивее, чем была до войны. И почти ничего в ней не напоминает о тех годах. Почти... Ничего...
Только стоит на площади у моря памятник. Низенький постамент едва виден в густой траве.
Немолодой человек в военной форме. Опущена левая рука, сжимающая автомат. Правая чуть поглаживает между ушами рыжего волка.
Перед человеком надпись - "
Алан Крогго (капитан Руах)". Перед волком - "
Гарм".
Они никуда не спешат. Им больше не нужно. Человеку навсегда останется пятьдесят два года. Волку навсегда - двенадцать.
Зимы сменяются веснами, уходят годы, вырастают дети и приводят к памятнику уже своих детей. И смотрят дети на человека и волка и кажется им, что не площадь Победы вокруг - Каршахский порт. И замер обреченный на смерть город. Но стоят на пути смерти эти двое - человек и волк. И не пройти смерти в Каршах, пока они стоят...
"А что, Гарм? Двенадцать тысяч жизней в обмен на две - хорошая сделка?" - спрашивает человек.
"Хорошая! - соглашается волк. - Это был отличный бой! Жаль, брат, что так рано меня убили. Но ты молодец - продержался сколько надо..." А вокруг кипит жизнь. Мирная, счастливая. Вокруг идут годы, но уже не для них...
Конечно, со временем уйдет память, останется легенда... Потом забудется и она...
Но будет помнить морская пехота. Даже когда не останется никого из тех, кто высаживался с катеров в Каршахском порту, кто брал умолкшие очень вовремя береговые батареи порта. Они будут помнить.
Будут помнить десантные войска. Даже когда уйдет последний из тех, кто прорывался к резервному КП 7-й дивизии южан, из которого нажатием кнопки можно было отправить в тартарары и порт и весь Каршах. Никто из них не понимал, почему эта проклятая кнопка до сих пор не нажата. Они будут помнить.
И будет помнить Каршах...
Все это будет.
А пока стоят на столичной площади Победы человек и волк, смотрят на спасенное ими будущее своей страны.
Глядят в жизнь, в которой их уже нет, две пары умных, внимательных глаз.
Автор
Авторизирован
