ОЭ/Порри Гаттер

Столовая

То, что произошло с Валентином, продолжало с ним происходить, причем чем дальше, тем с большей интенсивностью. Передав госпожу Арамона в руки Алвы, он вскочил на стол и провозгласил:
- А сейчас мы определим королеву бала! То есть не сейчас, а... Лионель! Дайте мне звук!
- Долби-молби, - сказал Лионель. - А что делать?
- Эту ночь, - теперь многократно усиленный голос Придда был слышен каждому, - счастливые рыцари Олларии в благодарность за то, что прекрасные дамы не оставили их, посвящают вам, наши королевы и принцессы!
Королевы и принцессы, чуть не испепелившие своих счастливых рыцарей, потупили глазки и расправили плечики.
- Цветы нашим красавицам! - продолжал самопровозглашенный распорядитель бала.
Лионель, который к растениям относился чуть лучше, чем к животным, взмахнул палочкой. Охапки белых, алых, желтых букетов спланировали из-под потолка в руки кавалеров. Некоторое время порассматривав этот дар небес (то есть потолка), кавалеры передали цветы своим дамам.
- Рокэ! - чуть не задохнулась от восторга эрэа Луиза. - Ты - прелесть! Ультрамариновые гвоздики! Мои любимые... Неужели ты помнишь?
Алва издал глухой звук, обозначающий, что да, конечно, он помнит, как он мог забыть, не идиот же он в конце концов.
- Дамы! - не унимался Валентин. - Вы можете выбрать себе на время бала рыцаря, который будет ухаживать за вами и выполнять все ваши капризы. Чтобы обозначить выбор, воткните своему избраннику в петлицу бутон!
В зале началась деловитая суета, напоминающая посадку пассажиров в субботнюю электричку. Немного испортила торжественность момента эрэа Жозина, которая поняла из речи Валентина, что нужно что-то заложить за воротник. Лионель принял ромашку Селины лишь после того, как убедился в отсутствии на ней (на ромашке) насекомых. Некоторые кавалеры пользовались повышенным спросом, а на шее галантного и практичного Ульриха-Бертольда образовалась настоящая клумба.
Крыша столовой раздвинулась и в центр бала опустился Рыжик с Айри. Тут же раздался тройной хлопок и рядом возник Эпинэ, перенесший с собой Дика и Oakdellа.
- Пострадавшие есть? - деловито спросила Айрис.
- Только один, - сказал Дик.
- Почему не веселимся? – Валентин Придд уже подпрыгивал рядом. - Пошли со мной! Вы будете ведущими конкурса на лучшее признание в любви... Нет, в любви школьникам рановато - на лучшее признание в уважении... Привет, Рыжик! Как там хочуги? Побеждены? Волшебный Боб? Говорите скорее, скорее, скорее!
Придд совершил несколько оборотов вокруг собственной оси. Дик вспомнил рассказ Ульриха-Бертольда о том, как раньше зажигал Штанцлер.
- Все в порядке, - произнес Эпинэ, с непонятным выражением глядя на Придда.
- Вот видите! А теперь... Эй, вы там! Что вы делаете? Уйдите оттуда, мы там сейчас будем играть в заклинания!
И распорядитель, мгновенно забыв о хочугах, Волшебных Бобах и прочей ерунде, умчался реализовывать решение, которое вскоре примет, а потом логически обдумает.

Черная комната

Часы на главной башне Олларии приоткрыли один глаз и сонно пробили четыре утра. Они собирались заодно пробить и пять утра - чтобы два раза не просыпаться - но решили не халтурить. Светало. Вальпургиева ночь с некоторым разочарованием покидала Золотые Земли.
Школа волшебства погрузилась в заслуженный утренний сон. Не спали лишь четверо – Эпинэ, Ульрих-Бертольд, Дик и Валентин.
Ректор с завхозом только что завершили приблизительную ликвидацию последствий ночных гуляний и зашли проведать Придда. Окделл, безостановочно зевая, нес вахту у кровати раненого друга. А Валентин...
А Валентин лежал на кровати и думал. Но в отличие от Придда пятичасовой давности, лежавшего и думавшего из принципиальных соображений, утреннего Придда удерживало на кровати только то, что он к ней привязан.
Ремешки не позволяли Валентину совершать решительных поступков, но не мешали делать решительные заявления:
- Профессор! Если вы немедленно не расскажете мне о хочугах, я немедленно уезжаю домой! Считаю до трех! Три! Все! Пока вы мне все не расскажете, я с места не сдвинусь!
Робер Эпинэ, который никак не мог привыкнуть к новому Валентину, вздохнул.
- Хочуги - это такие концентрированные нереализованные заклинания. Они живут за Границей Миров. Там вообще очень много чего обитает: невыполненные желания, неосуществленные проекты, невоплощенные мечты, несбывшиеся надежды. Хочуги - это наиболее деятельные из них. Если бы вся эта ватага хлынула к нам...
- А они раньше уже хлыновали, - вмешался Ульрих-Бертольд, - то есть хлыняли. Короче, вторгались. Наш спецназ обучали сдерживать их до подхода основных сил.
- Я понял! Когда мы в них швыряли чем ни попадя, это было как раз по спецназовской инструкции! Здорово! Все, я решил: пойду в бергеры.
Мальчик закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
- А я теперь всегда такой буду? Попробуем рассуждать логически. Хочуг на кухне мы победили. А во мне как раз хочуга. Значит, и меня можно вылечить. Логично? Ура!.. Ой...
- Логично, - прищурился Эпинэ, - но не совсем. Начнем с конца. Во-первых, ты не болен.
- Так я в порядке! Здорово! Тогда развяжите меня и я пойду... побегу... поскачу!
Робер прищурился еще сильнее.
- Не совсем в порядке. Ты стал чересчур решительным, и твоя логика за тобой не поспевает. Если раньше ты был просто умным, то теперь будешь силен в основном задним умом.
- Разве так можно, как же это можно, разве, что, как... всё, молчу. Как же мне теперь жить?
Ректор прищурился так сильно, что совсем перестал что-либо видеть.
- А что? Некоторые так и живут.
- Например, кто? Кто, например? Кто? Например?
- Например, Айрис, - сказал Дик.
Валентин умоляюще простонал.
- Не бойся, - ректор перестал щуриться и начал жмуриться, - расколдовать я тебя смогу.
Придд с трудом подавил в себе порыв вскочить и расцеловать ректора.
- Но не всего, - остудил мальчика Эпинэ, - и не сразу, а по частям и постепенно.
- Не сразу? Вот горе-то, - пригорюнился Валентин.
- А все из-за того, - поучительно сказал Ульрих-Бертольд, - что какому-то фе…фердинанду пришло в голову поесть гороха!
- А какому-то ульриху-бертольду, - заметил Эпинэ, - пришло в голову этот горох полить и подогреть.
При этих словах Валентин встрепенулся так, что едва не встал вместе с кроватью.
- Пришло в голову! - закричал он. - Оно же пришло в голову! А кто привел? А? Где Шляпа?!
- Елки зеленые, палки деревянные! - заорал Ульрих-Бертольд. - Попался, голубчик!
И бывший спецназовец с быстротой молнии и шумом грома выскочил в коридор.
- Вообще-то о хочугах известно мало, - сказал Робер, осторожно пересаживаясь подальше от Валентина, - похоже, они передаются воздушно-капельным путем...
- Да нет! Это он за Недоеденной Шляпой побежал! Если следовать логике, именно эта шляпа сначала Фердинанда в кухню заманила, а потом и Ульриху-Бертольду внушила идею залить горох водой и нагреть его! Профессор! Да дайте же сделать хоть что-нибудь! О! Вопрос с места. Дик, прошу!
- Профессор, - устало сказал Окделл, - ну расколдуйте же его хоть чуть-чуть. А то ведь... спать... очень... хочется...
- Профессор! Что же вы сидите? Усыпите его!

Радужная комната(серая ипостась)

Обычно кабинет ректора переливался всеми известными науке и магии цветами, но сегодня, по настоянию барона Ульриха-Бертольда, комната имела мрачную серую окраску.
- Радужная комната, - объяснил бывший спецназовец, - подразумевает радушный прием. А мы тут не бирюльками занимаемся. Игра. Сам придумал.
Ульрих-Бертольд действительно не играл в бирюльки, а вел допрос в кубе по всем правилам. Валентина, который был уже слегка расколдован и хотел проанализировать что-нибудь несложное, привязали к стулу в углу.
Подозреваемая Недоеденная Шляпа находилась посередине, прикованная к табурету учительским заклинанием Сидите-сидите.
- Я тебя порву! - орал майор прямо в макушку Шляпе. - На портянки пущу! Кто твои сообщники?
Подследственная шляпа морщилась. Битый час ей в макушку светил большой злосвет, который принимал все оскорбления Ульриха-Бертольда на свой счет и оттого раскалился до предела.
- Я же сказал, нет у меня никаких сообщников, есть друзья, но они за дверью Миров.
- Где конкретно? Адреса, пароли, явки!
- Да отстаньте вы от меня, - вяло отбивалась Шляпа. - Вот чума на мою голову...
- Не чума! - не согласился Ульрих-Бертольд. - А чума, холера и атипичная пневмония! Ладно, попробуем по-другому. С каким заданием вы проникли на территорию нашего мира?
- Да не проникала я! Лежала себе на полке в магазине в Круге Молний, никого не трогала. А тут шум, гам, тарарам. Врывается толпа дураков здоровых. Самый главный орет: «Хватай, сынки, что под руку попадется! Шапки! Отлично! Мы их шапками закидаем!».
Придд заметил, что рассказ как-то странно действует на завхоза: чем больше распалялась Шляпа, тем смущеннее становился Ульрих-Бертольд. «Закон сохранения наглости, - подумал мальчик. - А вот подойду сейчас к шляпе да ка-а-ак тресну! Спокойно, Валентин, спокойно. Давай досчитаем до десяти. Чтобы считать дольше, будем использовать десятичные дроби».
А Шляпа тем временем входила в раж:
- Ну, сынки и похватали! И меня схватили. И швырнули в какую-то мохнатую мерзость! И вот я лежу и чувствую: могу повелевать человеческими судьбами.
Ректор, который на все это мероприятие смотрел с отвращением, наклонился к Валентину и прошептал:
- Похоже, наша подруга приняла на себя хочугу Всевластия.
- Вы представить себе не можете, - в голосе подследственной зазвучали слезы, - каково это: уметь повелевать людьми и оставаться при этом шляпой! И повелевать только на глазах всего педсовета и только кому на какой факультет пойти! Как будто они не все одинаковые! Найти бы мне этого мордоворота, этого гада, этого солдафона...
Злосвет вспыхнул ярче обычного, громко хлопнул и погас.
- Включите свет! - занервничала шляпа. - Ваш завхоз ненормальный со мной что-нибудь совершит!
- Не надо, - засопел майор, - не совершу. Потому как мой батя уже совершил. Это он с ребятами в магазине был. Хочуги тогда в первый раз прорвались. Хорошо оказался рядом магазин этот шапочный, а то случилась бы беда.
«Беда, точно, - согласился Валентин, - три целых тридцать четыре сотых. Три целых тридцать пять сотых...»
- Ладно, проехали, - сказала Шляпа. - Сын за отца, внучка за бабку, дедка за репку не отвечают. Принцип. Сама подслушала.
«...Четыре целых семьдесят одна сотая. Как интересно. Четыре целых семьдесят две сотых. А здесь есть о чем подумать логически. Четыре целых семьдесят три... Что-то я устал».
На этой мысли юный аналитик энергично закрыл глаза и решительно захрапел.

Небо над Олларией

В опустевшем небе над Школой волшебства одинокая тень методично нарезала круги, горки, бочки и другие замысловатые фигуры высшего пилотажа. Это филин Филимон избавлялся от окделловской наволочки.
Наконец наволочка соскользнула, и филин захлопал металлическими веками на восходящее солнце.
«Дик, Дик, - думал он. - Умен, нет слов, очень умен, но иногда дурак дураком. Система эхолокации, чтобы летать в темноте! Это ж надо! Ладно, пусть только поставит мне динамик, скажу, чтобы не выделывался, а просто ввинтил мне в лоб фару».

Перекресток Семи Коридоров

- Разве ваш Капуль-Гизайль такое может? - приговаривал литтэн Невепрь, раскладывая перед собой маленькие симпатичные тортики.
Это была его единственная страсть и единственное развлечение. Всего один раз в году, в ночь на 1 мая, ему дозволялось готовить эти замечательные тортики. И разрешалось только лишь потому, что после Вальпургиевых шабаша и мальчишника все отсыпались, и редко кто обращал внимание на кулинарные изыски Невепря. Даже сегодня, несмотря на то, что праздник состоялся в пределах школы, тортики остались нетронутыми.
- Ничего, - шептал талисман Олларии, - в следующий раз еще что-нибудь придумаю.