О несбывшемся - то есть, по большей части об Окделле

______________________________________

И еще немного о Ричарде - и о Надоре

В Надоре все белым-бело и голо.
Лед, снег, и снова лед - поля Надора
покрыты белым ледяным доспехом.
Ты говоришь сестре о Кэналлоа...
Перебираешь новых сказок вехи.

В пору меж Зимним сломом и Весенним
солнца полно. Оно прозрачно, злобно...
А в Кэналлоа, верно, бесподобно.
Каков Агарис? В Кабителе снова
сейчас промозгло и ужасно влажно.
Ты говоришь сестре, что все не важно,
что заберешь ее - и сдержишь слово.

Надорский замок замер меж снегов
как старое гнездо огромной птицы.
Промерз насквозь, и странно, что родиться
в нем что-то еще теплое смогло.
Вы кутаетесь в плотные плащи -
облезлая волчина, шерсть овечья.
Надор застыл.
Он груб, высок и вечен.
И ты таков, ты Окделл, его сын.

Но ты вернешься, ты вернешься снова.
Только реши сперва, за что сражаться...
Ты запрещаешь девочкам бояться
Здесь поселившегося ворона немого.
Их много, черных птиц на белой стали
Полей и скал, и туч, брюхатых снегом...
Пора прощаться с этим скудным веком
- но ты реши!

Как будто тебя звали
куда-нибудь!
"Не обольщайтесь, Окделл" -
сказал тебе твой враг не в меру смелый,
- "в столице никому до вас нет дела!"
И ты вздохнуть
не мог... Как много окон,
манящих теплым, желтым, щедрым светом;

Оллария богата этим цветом -
но ты не зван, не избран...
Так ли много
Тебе сказал твой враг не в беру быстрый:
Что в чуткой дрожи лепестков и листьев
Цветов Ее не имя "Ричард Окделл"...

Надор высок, нахохлился как ворон,
Избравший шест, -
Твой черный старый камень.
Он говорил тебе - тебя не звали,
он говорил тебе - тебя не помнит
Почти-отец, почти уже названный,
Тебя за щит держащий и опору.
Ну что, Окделл, поверишь его слову,
Останешься ли здесь, средь зимней стали?

Он говорил тебе, что ты не нужен
Ни одному из тех, кому ты верен -
И ты стоишь, и ты молчишь, растерян,
И смотришь с башни замка родового
Туда, куда тебя - о, да! - не звали!

Туда, где враг, не в меру тебе милый
Не знает даже, как тебе постыло
Играть дурную роль ему чужого...

Ты говоришь, что наконец-то дома,
Ты говоришь, что отдохнешь немного...
А твои сестры смотрят на дорогу,
Для них пока что нет такого слова,
частицы "не"...
Для них, раз "не" - "не-вес-та".
Ты понимаешь, что совсем нечестно...

Но снова говоришь о Кэнналоа.

__________________________

А теперь немного серьезного и печального. Снова о Ричарде, конечно.

Выходец

Обрученный со смертью в далеком младенчестве.
Заповеданный славе и склепу фамильному,
Рос я так же как все несчастливые дети
И искал ее всюду - невесту, любимую.
У меня лишь одно назначение - проклятый
Нож отцовский и гибель затем как награда.
Я взошел на помост убивать - что ты, что же ты!
Не щади, не спасай меня, враг мой, не надо!

Обреченный влюбленной в святых моей матерью
За ее поцелуй на челе остывающем
Взял с улыбкой я это чужое проклятие,
Ожиданье исполнить ее обещающий.
Не сказать, что бесстрашен... Создатель! Мне хочется
Быть любимым при жизни, ловить чьи-то взгляды...
Не гляди на меня как на сына! Ничтожество -
я продамся за это - не надо, не надо!

Облегченьем ли было глотнуть невозможного
До дурманного хохота ветра свободного?
Я пытался еще удержаться за прошлое
Но уже получал репутацию подлого.
У меня оставалось спасение - семеро
Чистых шпаг и высокая драма баллады.
Я боюсь умирать, но и жить мне не велено.
Не спасай, я сломаюсь - не надо, не надо!

...Я живу. Я дышу, в своем праве уверенный,
Проклинаю родных, убиваю возлюбленных.
Неприкаянный и неотпетый, потерянный,
И безумный от гнева невинно погубленных.
Я, рожденный для смерти, не живший, но выживший,
Королевы своей нелюбимое чадо...
Ты доволен, мольбы моей так и не слышавший,
Тем, что выходца поднял? Твердил же - не надо!

_________________________

Дик

Дик, он - дикий,
Одинокий.
Невеликий,
Недалекий,
не далекий и не близкий.
Цокот, топот - камни склизки
И кровавые копытца...
Кто стучится?
Что случится?
Очень хочется упиться,
Очень хочется разбиться,
Не дано не ошибиться.
Что стучится?
С кем случится?

Бедный маленький Дикон,
Все поставивший на кон.

Цокот, цокот каблуков,
Топот, топот языков
По распяленой душе
По раздавленной уже.

Дик - он встанет,
Не помянет,
Не поверит,
Не обманет -
Не поймет и не поверит.
Приоткрыты рты и двери,
Крыты кровью руки - студит.
Что же будет?
Кто рассудит?

Очень хочется быть правым,
Очень хочется отравы.
Не дано не быть кровавым...

Если так вменяют люди,
Ричард - будет!
Ричард судит!

Умирающий кабан
Все еще не страшен вам?

Дик - он дока
По науке
Видеть деву в умной суке,
В подлеце узрить отца,
Как царя любить лжеца.
Чтобы всем им верным быть,
Надо глазоньки закрыть,
Чтобы как-то с этим жить -
Головёнушку разбить...

Больно, больно - так любить.
Вольно, вольно - вволю выть.

Так сменяются Круги.
Боги!
Рокэ... Помоги...
____________________________________

Предисловие:
СПОЙЛЕРЫ
Первым представляю вам некий поток сознания, приписываемый Ричарду Окделлу, но, разумеется, не соответствующий ни его стилю мышления, и ни манере речи, так как по сути данный взгляд на вещи принадлежит именно мне.
А проще говор: АУ, ООС.
И, да, предупреждую: кто-то может увидеть здесь внеуставные отношения.

Дикон

Здравствуй, милый.
Знаешь, все это было мило.
Насмешки, войнушки, закатные кошки - красиво.
Закатные кошки... жестокость твоя, забота...
Ты - что-то, милый, всегда был.
Ты просто - что-то.

Ты что-то забыл у меня в волосах, похоже?
Зачем так трепал их, что ты в них искал? о, Боже...
Мы только с войны, из степи, из беды, из похода!..
Ты свет потерял в них? Ты - что-то. Ты просто что-то.

Не солнце запуталось - только пламя камина.
Но все вечера сквозняки уносили мимо.
Вся память моя и твоя разносилась ветрами,
А скалы ловили ветра ли? И как, поймали?

Тверды и незыблемы, голы и нищи скалы.
Ветра все искали в них что-то, искали, искали...
Искали в них солнца, скатившегося куда-то.
Искали Рассвета, а пили вино Заката.

Ветра разбивали до крови о скалы руки,
А скалы рыдали, удесятеряя звуки.
Уж так получилось - на разных наречиях пели...
Ах, скалы молчали?
Ох, милый, ты так уверен?

Но, что бы там ни было с ними - со скалами и ветрами,
У нас не осталось силы, а ночь в разгаре.
В своем ледяном, отчаявшемся кошмаре...
Ты знаешь, я полночь убил у нее в будуаре
И полночи кровь смешалась с вином Заката.

Я брежу, бреду - в никуда, в куда-то,
В когда-то, которое мы с тобой не поймали...
А, знаешь, ветра-то - не слишком они искали.
(Они куда чаще по ранам моим ласкали,
Но отказался бы - если не врать - едва ли).
Так вот, говорю, Рассвет они - не искали.

Им, кажется, просто нравилась их работа,
Забота, работа... не мучает ли икота?
Ведь я вспоминаю!.. ах, милый, ты просто что-то...

Ах, как ты смеялся над камешками сонетов,
Ах, как я ломался под оползнями обетов,
Уж где устоять против оползня хлебным крошкам,
Которые ты давал мне - довольно множко,
Хватило на целую тоненькую дорожку,
По этой дорожке отправлюсь к рассветным кошкам.

Но, знаешь, на самом-то деле - я верен твоим советам.
Пускай на пределе.
Так что возвращаюсь с нашедшимся вдруг Рассветом,
А если ты выйдешь встречать, в цвета ночи раздетый,
То - я загадал - я выстою против ветра.

***
Второе является аллегорией одной великой страны, или даже сразу двух стран - как посмотреть, и в то же время историей трех героев: одного из них узнать несложно, а двое других стали смешанным образом.

Талигойя

Прими меня в сильные руки, Талиг,
Ты взялся мне быть повитухою сам.
Не в силах солгать, будто к боли привык,
Не смея признать, что от боли устал.
Прими меня в руки, прекрасный Талиг.

В ночах драгоценных сияют секреты,
Ты тайны швыряешь камнями в изгоев,
Смеешься как шуткам страшнейшим наветам,
Приемлешь рожденную вновь Талигойю.
И только бросок - от изгоя к герою.

Возьми меня за руку, темный Талиг.
Сияют глаза твои звездною синью.
Разрыв между нами не так уж велик -
Меж черным и белым, меж слабой и сильным.
Возьми меня в жены, прекрасный Талиг.

Когда мы закружимся маревом дня,
В безумии, крови и родовых муках,
Не станешь, я верю, судить ты меня,
А встанешь надежной и верной порукой.
Ты тоже рождался под боль этих звуков.

Закрой мне глаза, венценосный Талиг.
Не плачь, не горюй над бессильною жертвой.
Лишь к векам своим на единственный миг
Прижми пальцы жестом коротким и нервным.
До нового круга, прекрасный Талиг.

Я выйду в Рассвет - или, может, в Закат,
Оставив тебя обновленным и чистым.
Все кончилось, больше дома не горят,
Героев сердца бьются ровно и быстро.
Ты только не смей пожалеть этот бисер...

***
Третье я не рискну назвать своим - на самом деле это лишь вольная переделка великолепного стихотворения Н.Гумилева, которое и само-то по себе прекрасно легло бы в канон...
Сразу оговорюсь, что знаменательное видение в небе представляю себе смутно. Это не извинение, но однако же.

Она

Одиноко-незрячее солнце смотрело на страны,
Где в безумии света металась тень ворона в ветре,
Где гора в отдалении виделась бешеным вепрем,
Где простерлась устало израненная Кэртиана.

Было время Заката.

Но на небе внезапно качнулись четыре звезды
И четыре меча, что пронзали два огненных круга
И скрещались друг с другом, пугая свирепостью звука,
В Сердце вп'ились, кровавые блики сронив с высоты.

И был ужас Излома.

И в лучистом венце, под которым сочилася кровь,
Вышла женщина с гибелью в синем властительном взоре,
И серебряным с'ерпом пожала некрепкую новь,
И страдание струн ей назначило именем: Горе.

Так погибла Ракана.