У меня, имеется, гхм, ряд вопросов к оратору.
2. Почему же именно троцкистам посвящается эпизод с речами при открытии трамвая?
О невозможности тонкого стеба в указанный интервал времени - а особенно на эту тему! - сказано вполне точно: "казалось".
"– Товарищи! – сказал Гаврилин. – Торжественный митинг по случаю открытия
старгородского трамвая позвольте считать открытым!
Медные трубы задвигались, вздохнули и три раза подряд сыграли «Интернационал».
– Слово для доклада предоставляется товарищу Гаврилину! – крикнул Гаврилин.
Гаврилин начал свою речь хорошо и просто:
– Трамвай построить, – сказал он, – это не ешака купить.
В толпе внезапно послышался громкий смех Остапа Бендера. Он оценил эту фразу. Все
заржали. Ободренный приемом, Гаврилин, сам не понимая почему, вдруг заговорил о
международном положении.210 Он несколько раз пытался пустить свой доклад по трамвайным
рельсам, но с ужасом замечал, что не может этого сделать. Слова сами по себе, против воли
оратора, получались какие-то международные. После Чемберлена, которому Гаврилин уделил
полчаса, на международную арену вышел американский сенатор Бора.211 Толпа обмякла.
Корреспонденты враз записали: «В образных выражениях оратор обрисовал международное
положение нашего Союза…» Распалившийся Гаврилин нехорошо отозвался о румынских
боярах и перешел на Муссолини.212 И только к концу речи он поборол свою
вторую
международную натуру и заговорил хорошими деловыми словам
-------------------------------------
210 "…заговорил о международном положении… – Ирония авторов по поводу обязательного анализа
«международного положения» на митингах, посвященных совсем другим вопросам, отнюдь не воспринималась в
1927 году как фрондерство, поскольку в периодике постоянно высмеивались лидеры троцкистской оппозиции,
сводившие практически любую тему к обсуждению «международного положения», точнее – внешнеполитических
провалов официального руководства. К примеру, Н. И. Бухарин, выступая на Московской губернской
партконференции в ноябре 1927 года, шутил: «Я, товарищи, детально останавливаться не буду на международном
положении. Я не иронически это говорю, хотя и знаю, что это может послужить поводом для того, чтобы наша
оппозиция сказала: ну, вот, „национальная ограниченность“, потому что мало говорил о международном
положении»."
212" …о румынских боярах… Муссолини… – Словосочетание «румынские бояре» – пропагандистское клише,
бытование которого связано с тем, что в монархической Румынии сохранялась собственность на землю
помещиков-бояр. Пропагандистские нападки на Румынию, обусловленные территориальными притязаниями,
усилились в 1926 году, после того, как ею был заключен союз с Италией, где с 1922 года у власти было
фашистское правительство Б. Муссолини."
P.S. Вы правы эрэа малость погорячился, насчет "кажется совершенно невозможным". но это опять-таки с какой точки зрения смотреть, человека интересовавшегося историей того периода и хорошо знающего о борьбе группировок Сталина и Троцкого и того кто данным вопросом не интересовался, со стороны среднего современного читателя такое тонкое чморение пусть и внутренней, но все же внутриправительственной оппозиции будет казаться совершенно невозможным.
У меня, имеется, гхм, ряд вопросов к оратору.
1. Какова тонкая связь непосредственно между пьесой о стуле с планом и гноблением троцкистов с теорией военного коммунизма?
"– Ну! Говори же!"
– Ты украдешь!"
– Я у тебя часто крал сюжеты?"
– А повесть о комсомольце, который выиграл сто тысяч рублей?"
– Да, но ее же не взяли.
– Что у тебя вообще брали! Я могу написать замечательную поэму.
– Ну, не валяй дурака! Расскажи!
– А ты не украдешь?
– Честное слово.
– Сюжет классный. Понимаешь, такая история. Советский изобретатель изобрел луч
смерти и запрятал чертежи в стул. И умер. Жена ничего не знала и распродала стулья. А
фашисты узнали и стали разыскивать стулья. А комсомолец узнал про стулья и началась
борьба. 384 Тут можно такое накрутить…
Композитор Ибрагим существовал милостями своей сестры. Из Варшавы она присылала
ему новые фокстроты. Ибрагим переписывал их на нотную бумагу, менял название 385
«Любовь в океане» на «Амброзию» или «Флирт в метро» на «Сингапурские ночи» и, снабдив
ноты стихами Хунтова, сплавлял их в музыкальный сектор.
– Об чем спор? – повторил он.
Соперники воззвали к беспристрастию Ибрагима. История о фашистах была рассказана
во второй раз.
– Поэму нужно писать, – твердил Ляпис-Трубецкой.
– Пьесу! – кричал Хунтов.
Но Ибрагим поступил, как библейский присяжный заседатель. Он мигом разрешил
тяжбу.
– Опера, – сказал Ибрагим, отдуваясь. – Из этого выйдет настоящая опера с балетом,
хорами и великолепными партиями.
Его поддержал Хунтов. Он сейчас же вспомнил величину сборов Большого театра.
Упиравшегося Ляписа соблазнили рассказами о грядущих выгодах. Хунтов ударял ладонью по
справочнику и выкрикивал цифры, сбивавшие все представления Ляписа о богатстве.
Началось распределение творческих обязанностей. Сценарий и прозаическую обработку
взял на себя Хунтов. Стихи достались Ляпису. Музыку должен был написать Ибрагим. Писать
решили здесь и сейчас же.
Хунтов сел на искалеченный стул и разборчиво написал сверху листа: «Акт первый».
– Вот что, други, – сказал Ибрагим, – вы пока там нацарапаете, опишите мне главных
действующих лиц. Я подготовлю кой-какие лейтмотивы. Это совершенно необходимо.
Золотоискатели принялись вырабатывать характеры действующих лиц. 386
Наметились, приблизительно, такие лица:
Уголино – гроссмейстер ордена фашистов (бас).
Альфонсина – его дочь (колоратурное сопрано).
т. Митин – советский изобретатель (баритон).
Сфорца – фашистский принц 387 (тенор).
Гаврила – советский комсомолец (переодетое меццо-сопрано).
Нина – комсомолка, дочь попа (лирич. сопрано).
(Фашисты, самогонщики, капелланы, солдаты, мажордомы, техники, сицилийцы,
лаборанты, тень Митина, пионеры и др.)
-------------------------
384 "…Советский изобретатель изобрел луч смерти и запрятал чертежи в стул… Жена… распродала…
фашисты узнали… борьба… – Сюжет этот явно пародиен. В качестве конкретных объектов пародирования можно
указать роман А. Н. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина», опубликованный в 1925–1927 годах, фильм
Л. В. Кулешова по сценарию В. И. Пудовкина «Луч смерти», вышедший в 1925-м, и, конечно же, роман А. Белого
«Москва», своего рода бестселлер сезона, выдержавший к осени 1927 года два издания. О том, что главным
объектом иронического переосмысления стала книга Белого, свидетельствует прежде всего жанровая специфика. В
романе Толстого и фильме Кулешова повествуется о грядущих войнах и революциях, то есть фантастических
событиях планетарного масштаба, а вот у Белого, как и у Ляписа, сюжет вполне соответствует канонам
«шпионского» детектива: рассеянный профессор, совершивший важное с военной точки зрения открытие (конечно
же, смертоносный луч), прячет техническую документацию между страницами книг, профессорские книги
распродает беспечный сын, покупает их, разумеется, эмиссар иностранной разведки, в борьбу вступают прочие
«силы зла», охотящиеся за открытием русского ученого, и т. д.
-------------------
387 …Уголино – гроссмейстер ордена фашистов… Сфорца – фашистский принц… – То, что в 1927 году
врагами советского ученого оказываются фашисты, – вполне закономерно: Италия, где у власти была партия
Б. Муссолини, считалась потенциальным военным противником СССР, аналогично и в упоминавшемся фильме
Кулешова «Луч смерти» враги изобретателя – фашисты. Следуя пропагандистской схеме, ляписовский соавтор
наугад выбирает знакомые понаслышке имена, привычно ассоциируемые с Италией: Уголино – персонаж
«Божественной комедии» Данте, а Сфорца – династия миланских герцогов, правившая в XV–XVI веках. Термин
«гроссмейстер фашистского ордена», то есть соединение фашизма и масонства, точнее, масонской номенклатуры –
тоже очевидная нелепость, поскольку именно дуче заслужил репутацию ярого гонителя масонов. Однако
химерический фашист-масон – не только свидетельство невежества «золотоискателей». Это еще и указание на
основной объект пародии, роман Белого «Москва»: в романе главный враг русского ученого, иностранный
резидент Мандро – масон, и перед войной он встречался с будущим дуче «в масонских кругах». Авторы пародии
на Белого постоянно подчеркивают, что «золотоискатели» выбирают тему шпионажа, исходя исключительно из
соображений конъюнктурных. При этом подразумевается, что Ляпис опять ошибся: в контексте полемики с «левой
оппозицией» акцентирование военной угрозы было нежелательно именно с точки зрения официальной
пропаганды. Таким образом, роман «Москва» интерпретируется Ильфом и Петровым как неуклюжая попытка
Белого следовать уже устаревшим – в мае 1927 года – пропагандистским установкам. На исходе 1928 года
политическая ситуация была иной (что уже рассматривалось в предисловии), потому, вероятно, глава «Могучая
кучка или золотоискатели» не включалась в последующие издания «Двенадцати стульев».