 Показать ответы
|
|
Страницы: 1 2 [3] 4 5 ... 14
|
|
31
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Могильщик.
|
было: 10 марта 2009 года, 21:55:01
|
***
Оставив Маунтена с Бобби и деньгами в снятой комнате, Могильщик отправился на поиски домишки, где некогда располагалась лавчонка Баллантрэ. В том, что хозяин лавочки сменился, у него почти не было сомнений – не таков был Баллантрэ, чтобы зарабатывать себе на хлеб шитьем.
Могильщик помнил, что в романе было написано о расположении лавочки – находилась она в беднейшей части города. Припомнив, что в этой же лавочке Секундра занимался ювелирным делом, он решил, что нужно искать либо ткацкую лавочку, либо лавку ювелира. Потерпев неудачу в нескольких местах, он, наконец, обнаружил лавку ткача, который признался, что купил ее у Джеймса Дьюри.
- Давненько это было, сэр, - прохрипел старик, посасывая трубочку и поправляя очки на сизом носу, - больше года минуло.
- Вы не припомните, куда собирался направиться этот Дьюри после продажи вам лавки, мэтр? – спросил Могильщик по-французски, безошибочно угадав в своем собеседнике француза.
- Ооо, - протянул старик и блаженно прикрыл глаза, - дорогой мой друг, он вместе со своим компаньоном из Индии отправлялся во Францию, храни ее Господь! – на глазах у старика выступили слезы, - Во Францию, где, видит Бог, я бы так хотел очутиться!
- Пусть Бог благословит Францию! – воскликнул Могильщик, - Моя мать француженка, и сам я родился во Франции.
Тут он немного прилгнул. Матери своей он не помнил.
- О, сын мой! – завопил старик и бросился Могильщику на шею, - О сын мой, я сразу, сразу почувствовал в тебе француза!
Они крепко обнялись и целый час говорили о подобных отвлеченных вещах. Прощаясь, Могильщик еще раз уточнил время отплытия Баллантрэ и порт назначения их корабля. Старик, судя по всему, знал, что говорил. Нужно было во что бы то ни стало попасть на корабль, отходивший через три дня на его далекую родину.
***
- Куда прешь, быдло? – рявкнул на них матрос, собиравшийся уже убирать сходни, - а ну назад.
Маунтену, Могильщику и Бобику следовало произвести хорошее впечатление на капитана судна, а потому никто из них не отреагировал так, как им хотелось, и как парень того заслуживал.
- Сынок, ты нас с кем-то спутал, - приветливо сказал Могильщик, - нам нужно поговорить с капитаном этого славного судна. Это распоряжение начальника порта, - кивнул он в сторону подбежавшего лейтенанта.
- Именно, - подхватил вновь прибывший запыхавшимся голосом, - немедленно позвать сюда капитана корабля.
Спустя минуту со сходней уже спускался капитан судна, про себя, вне всякого сомнения, проклинавший начальника порта, приходившегося Маунтену старым приятелем. Выслушав, что от него требуется всего лишь взять на борт двоих пассажиров и собаку, он заметно подобрел и, пожав охотникам за Баллантрэ руки, пригласил их на корабль.
- Неплохо иметь в друзьях начальника порта, не так ли? – подмигнул Могильщику Маунтен, устраиваясь на своей койке в отведенной им немного тесноватой каюте.
«Да уж, - подумал Могильщик, - а еще лучше иметь Смерть в попутчиках».
***
Осень оказалась на редкость теплой. Стоял ноябрь, а погода была под стать сентябрьской. Его Величество Людовик Пятнадцатый, блистательный монарх, все сидел в своем чудесном Оленьем парке под Версалем, предоставив стране самостоятельно зализывать раны и заделывать пробоины после Семилетней войны, потери Индии и Канады. Провинции бедствовали и порой начинали гудеть, Париж гнил в отходах своих горожан, и среди этого вялотекущего содома Маунтен, Могильщик и Бобик, ставший совсем своим, искали неуловимого Баллантрэ. Искали и покамест не могли найти ни единой зацепки. Владетель провалился как сквозь землю. С большой долей вероятности можно было предположить, что он во Франции и домой не собирается – супруга его брата с сыном находились в Новом Свете, а более ничто не могло привлечь его у родного очага. Однако найти его покамест не представлялось возможным. Впрочем, Могильщик не расстраивался. Романы Стивенсона были щедры на совпадения и удачные встречи, а потому он просто продолжал искать, зная, что рано или поздно найдет Баллантрэ и заберет с собой.
Каждое утро они отправлялись бродить по Парижу, иногда вместе, все чаще порознь. Маунтен потихоньку набирался французских слов и умел изъясняться на ломаном французском. Впрочем, пользы от него было мало. Могильщик рассчитывал только на себя, хотя и не показывал этого полностью оправившемуся от нервного потрясения Джону, чтобы не обидеть его.
Очутившись в ноябрьских сумерках на Новом мосту, он перешел на правый берег Сены и направился к рынку, а затем и к Кладбищу Невинных. Его потянуло посмотреть на место смерти Парфюмера. Когда он подошел к кладбищу, то обнаружил, что оно по-прежнему было зловонной свалкой смерти. Несколько могильщиков копали могилы, он достал свою лопату и присоединился к ним.
Некоторое время они работали молча, затем один из его молчаливых товарищей, кривой малый лет тридцати пяти поинтересовался:
- Новенький? Что-то я тебя не припомню.
- Да, - ответил Могильщик, - меня зовут Жан.
- Я Луи. Кривой Луи. Может, чего слышал обо мне. Для новичка ты староват.
- Нужда заставила. Раньше я был солдатом, но это дело мне приелось, - почти не солгал Могильщик, - надоело рисковать своей жизнью.
- Воевал в эту войну? – спросил еще один, голубоглазый молодой парень с волосами цвета соломы.
- Пришлось, - хмыкнул Могильщик, - после этого и ушел.
- Ишь ты, - с уважением покачал головой Луи, - Не больно-то Франция чтит своих героев.
- Что поделать, - философски пожал плечами Могильщик, - руки-ноги целы, и на том спасибо. Господь не выдал, а уж свинья не съест.
- Это верно подмечено, - хлопнул его по плечу третий могильщик, назвавшийся, кажется, Марселем.
Выкопав немеченое количество могил, они убрались с кладбища, предоставив его всяческому сброду, стекавшемуся сюда по ночам.
- А ведь я вырос среди этих ублюдков, - заметил малый с соломенными волосами. Его имя Могильщик позабыл совершенно, - Совсем недавно от них отбился. Почитай, после того жуткого летнего случая.
- Какого случая? – полюбопытствовал Могильщик, практический уверенный, что знает, о чем идет речь.
- Какой-то странный человек однажды ночью оказался на кладбище… - начал свой рассказ Соломенный. Как и предполагал Могильщик, он рассказывал о смерти Парфюмера. Изобразив на лице вежливый интерес, он вполуха слушал мальчишку.
- Когда… когда с ним было покончено, мы все… все не знали, что и думать, - тщательно подбирал слова парень, - а один из нас, шотландец, вечно таскавшийся со своим индусом, нашел скляночку, из которой странный человек облил себя, и положил к себе в карман.
- И что с ним было потом? – поинтересовался Могильщик.
- А мы его, почитай, ни разу и не видели с той поры. Как сквозь землю канул.
- Спасибо за компанию, ребята, - поднялся Могильщик со своего места, - До встречи.
Больше он их никогда не видел.
***
- И хорошо, что эта лярва Помпадур сдохла, да простит Господь мою душу, - трактирщик, с которым Могильщик завел дружбу, наклонился поближе к нему, - ведь она все мозги запудрила Его Величеству. Его Христианнейшее Величество удивительной души человек, скажу я вам. Он щедр почти как сам Господь, прости меня Бог за такое сравнение. Но всякие там маркизы никак не дают ему заниматься делами своего народа. Но подождите, - убежденно проговорил он, - подождите! Франция еще узнает, каков ее король! Французский народ еще увидит, что правит нами Христианнейший из всех монархов, или не сойти мне с этого места! Франция еще узнает…
- А разве после кончины, ммм, маркизы, Его Величество не обратил свой, ммм, Христианнейший лик к делам государства?
- Но-но! – нахмурился трактирщик, - Что суть дела государства? Государь наш, Его Величество Людовик, продли Господь его дни и ниспошли ему всех благ, терпения и сил, только и делает, что занимается делами государства. Другое дело, что у него при этом не всегда хватает времени, чтобы заниматься делами своего народа. Ибо, друг мой, - назидательно поднял палец старик, - государственные дела суть личные дела монарха. А дела народа суть то, что он для своего народа находит необходимым сделать своей монаршей милостью, да продлит Господь его дни.
- Да-да, вы совершенно правы, мэтр, - с готовностью согласился Могильщик, - так что же, государь в последнее время не обратил свой лик к делам народа? Да продлит Господь его дни.
- Как вам сказать, друг мой, как вам сказать, - собеседник Могильщика был большой любитель пофилософствовать, - я, право же, прихожу к выводу, что когда мужчиной, а ведь и государь наш, да продлит Господь его дни и ниспошлет здоровья и благополучия, тоже мужчина… Так вот, когда мужчиной, так сказать, помыкает… Ну, то есть, когда мужчина, пусть даже и Его Величество король, испытывает некоторое, пусть и не всегда благотворное, да простит меня Господь за подобные речи, воздействие со стороны женщины, это, на мой взгляд, а я многое повидал на своем веку… Так, вот, - решительно закончил он, - когда государь испытывает воздействие женщины, это лучше, чем когда он испытывает неблаготворное воздействие мужчины.
- Воистину, друг мой, вы мудрый человек, - с уважением посмотрел на старого пьяницу Могильщик, - Но разве государь испытывает влияние мужчин?
- Друг мой, мой драгоценнейший, любезнейший друг, - с пьяным умилением воззрился на Могильщика трактирщик, - у Его Величества, да продлит… Мда, у Его Величества есть и друзья, как вы можете легко понять. И вот, как мне рассказывал племянник кучера Его Величества – а и кучер этот был моим приятелем долгие годы, но сейчас мы совсем редко видимся ввиду обоюдной занятости… Так вот, его племянник… племянник… Ах да, рассказывал мне, что у Его Величества появился новый друг… Кто он, откуда, никому неизвестно, и дружбе их не более двух жалких месяцев, но, как говорят, он человек невероятно обходительный… А откуда он, того никто не ведает. Почитай, из самой Индии – из центра земли, то есть. У него с собой целая рота индусов-головорезов, так и есть… Ну да будет нам с вами о нем…
Некоторое время они сидели молча, затем старик неуверенно добавил:
- Вот потому-то я и говорю, что женское, скажем, воздействие, куда менее неблаготворно…
- Опять нажрался, старый хрыч! – раздался голос почтеннейшей супруги трактирщика, - А ну немедленно иди сюда!
- Честь имею кланяться, - попрощался Могильщик.
|
|
|
|
|
32
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Могильщик.
|
было: 10 марта 2009 года, 21:53:16
|
- Нет, он меня перепутал с одним моим другом, - отозвался Могильщик, - ступай-ка помоги ребятам.
- Смотрите, не прикончьте его! – прокричал он, что было сил, - он мне нужен живым!
Ему вовсе не светило отправляться назад на Кладбище с телом подбитого Маунтена, а потом возвращаться сюда за проклятым Баллантрэ.
- Живым ты меня не получишь, дьявол! – раздалось следом за вторым выстрелом из дома, - Будь ты проклят!
- Ишь, как разоряется, - заметил Могильщик, - а ведь все дело в больной печени.
- Я, пожалуй, подожду тут, - нагло заметил Джонни, направляя на него ружье, - заодно послежу, чтобы ты никуда не сбежал с нашими деньгами.
- Какими деньгами? – пожал плечами Могильщик. Мысль о польском имени создателя Джеймса Бонда заставила его обратиться к польскому кинематографу, и он добавил, - Вы меня с кем-то путаете. Я музыкант.
- Какой еще музыкант? – не понял Джонни, неуверенно глядя на странного собеседника.
Со стороны дома раздался залп из трех стволов сразу.
«Пожалуй, эти идиоты вполне способны прикончить рехнувшегося собаковода, - подумал Могильщик, - да еще это дитя Нового света целит в меня своей пушкой. Эх, сынок, зачем только твоя матушка раздвигала ноги…»
- Надеюсь, что хороший. Но вообще-то я зайчик, - улыбнулся Могильщик и, припомнив навыки чревовещателя, заставил мрачный голос за спиной Джонни грозно прорычать нечто угрожающее. Мальчишка немедленно обернулся, Могильщик подпрыгнул к нему и крепко ударил его по затылку. Джонни бесшумно рухнул к его ногам. Предшественник Могильщика, предыдущий Могильщик, обожал оставлять за собой трупы. Отправляясь в очередное путешествие, он убивал практически каждого, с кем общался на пути к главной цели. Это его, в конце концов и сгубило. Нынешний Могильщик такой кровожадностью не отличался – вовсе не потому, что ему было жаль персонажей, за которыми он не охотился; просто-напросто, он не любил попусту рисковать жизнью и предпочитал убивать лишь по необходимости – главным образом тех, за кем направлялся в путешествие. Так что он просто пару раз пнул свалившееся к его ногам тело и перемахнул через частокол, не опасаясь привлечь внимание Маунтена, занятого Кларком и Томом.
Едва он оказался по другую сторону забора, как со стороны дома раздалась еще пара выстрелов, после чего все затихло. Не было слышно ни звуков перезаряжаемого оружия, ни шагов, ни проклятий хозяина дома. Приготовив револьвер, который в силу того, что на дворе стоял лишь 1767 год, был далек от совершенства, Могильщик медленно шел к строению, присматриваясь и стараясь ступать бесшумно. Подойдя к дому почти вплотную, он, наконец, сообразил, где находится крыльцо, и осторожно направился туда.
У крыльца кто-то лежал. Не поворачивая за угол, Могильщик заметил, что человек лежит неподвижно, и разглядел в неверном свете Луны и звезд лицо Тома. Он не смог определить, мертв тот или только тяжело ранен, поскольку глаза парня были закрыты. Из дома, где, очевидно, должны были находиться Кларк, Маунтен и третья собака, по-прежнему не раздавалось ни звука. Не желая соваться под пули, Могильщик заставил человека-невидимку произнести у самого крыльца:
- Мистер Маунтен, нам нужно поговорить.
Окончание фразы потонуло в звуке выстрела, после чего из дома раздался голос:
- Ублюдок, вот и тебе досталось. Осталось подождать, когда сюда заявится твой черномазый друг.
Поняв, что Маунтен настроен биться до победного конца, Могильщик решил сменить тактику. В конце концов, эти три остолопа были наняты им для того, чтобы получить возможность поговорить, а говорить можно было уже сейчас, не дожидаясь, когда хозяина дома свяжут.
- Мистер Маунтен, - начал он, по-прежнему расположив невидимку у крыльца, - я вовсе не Баллантрэ, и со мной нет Секундры Дааса. Однако я бы очень хотел найти этих людей.
- Найти? – в голосе Маунтена вмиг перестало слышаться давешнее безумие, и Могильщику показалось, что хозяин заинтересовался его словами, - Зачем они тебе нужны?
- У меня есть небольшой должок к господину Баллантрэ, - ответил невидимка, - и я бы хотел его вернуть.
- Какого рода должок? – голос звучал все более и более нормально. Похоже, Маунтен не успел свихнуться.
- Я бы хотел вышибить Баллантрэ мозги, - честно признался Могильщик, - если представится возможность сделать тоже самое с нечестивыми мозгами индуса, я вряд ли откажусь и от этого удовольствия.
- Это не так-то просто, учти, - теперь голос прозвучал просто немного устало, - слушай, тут твой приятель лежит у меня под ногами, может, посмотришь, что с ним? Кстати, за каким чертом ты натравил на меня этих придурков? Нельзя было просто поговорить?
- Меня не особо интересует, что с ним, - честно сказал Могильщик, - с меня хватит того, что он жив. Он ведь жив?
- Жив, вроде дышит.
- Прекрасно. Далее, ответьте честно, если бы я пришел к вам и сказал, что хочу поговорить, что бы вы сделали со мной?
Повисло молчание. Наконец, Маунтен сердито засопел в темноте:
- Ладно, чего уж там. Собачек только жалко. Впрочем, мой любимый Малыш Бобби сейчас со мной.
- Ну вот и славно. Кстати, у вас не так много времени, чтобы собраться.
- Куда собраться? – в голосе хозяина послышалось беспокойство.
- В путь-дорогу. Скоро сюда нагрянет шериф. Искать будут главным образом меня, поскольку на то есть некоторые причины. Ну а ваше уединение мгновенно нарушат, и вы станете легкой мишенью. В том числе и для сами-знаете-кого, если он захочет вас прикончить.
- Проклятье, - проговорил Маунтен, но в его голосе слышался не гнев, а задумчивость, - подожди там, мне нужно несколько минут на сборы.
Ожидая, когда Маунтен соберется в дорогу, Могильщик осторожно подошел к лежащему у крыльца Тому. Тот был жив, грудь его тяжело вздымалась. Поплескав на него водой из своей фляжки, Могильщик обернулся к заскрипевшему на крыльце хозяину дома. Тот оказался невысоким крепким мужчиной лет пятидесяти, с черными, тронутыми сединой волосами и залысинами. У его ног послушно замер мощного телосложения пес – по виду помесь волка с домашней собакой.
- Свой, Бобби, свой, - проговорил мужчина на крыльце, - Я Джон Маунтен, приятель.
- Бонд. Джеймс Бонд, - ответствовал Могильщик, - Думаю, сэр, нам самое время пуститься в дорогу, путь до Нью-Йорка неблизкий.
- А мы собрались в самый Нью-Йорк? – не очень-то удивился Маунтен.
- Ну, по крайней мере, там жил наш общий друг до того, как сделать Олбени перевалочным пунктом на пути к сокровищам.
***
- Они вернулись где-то через месяц, и без всяких сокровищ, - рассказывал Маунтен, пока они, тщательно заметая следы, уходили все дальше от Олбени, - Баллантрэ этих сокровищ так и не видал, должен я тебе сказать. Так он и убрался отсюда, несолоно хлебавши и злой, как собака. Но, скажу я тебе, парень, это не человек, а дьявол! Уму непостижимо, как можно было выжить, пролежав столько в земле. Ну, то есть, я, конечно, понимаю, мать его, что это всякие индийские штучки этого его черномазого черта, но все же это непостижимо.
Могильщик, которому однажды пришлось искать персонажа, заживо закопавшегося в землю и спавшего там, не считал историю оживления Баллантрэ чем-то непостижимым. Однако, отдавая должное уму Маунтена, искавшему разгадку не в суевериях, а в индийских штучках, он не стал говорить об этом, а лишь заметил:
- Баллантрэ вовсе не дьявол. Не дьявол и Секундра. Просто-напросто они крепкие орешки, но мы их расколем. Главное напасть на след.
- Поздновато же ты хватился, мистер Бонд, - заметил Маунтен, снова меняя направление движения, - где ты пропадал до этого?
- Дела были, - не соврал Могильщик.
***
- Скверный городишко, - сплюнул в грязь Маунтен, обозревая представшую перед ним картину, - ну очень скверный.
- Ну, мы здесь, к счастью, жить не собираемся, - ответствовал Могильщик, почесывая у Малыша Бобби, попривыкшего к нему, за ушком, - правда, Бобик?
Псина высунула язык и заулыбалась.
- Сколько у тебя с собой денег? – поинтересовался Маунтен.
- У меня с собой нет денег, - Могильщик почти не солгал, не желая пускать в ход последние пять фунтов, - а у тебя?
- Сотня фунтов, но это все, что у меня есть. В последнее время дела шли неважно, сам понимаешь. Они даже совсем не шли.
- Я крепко подозреваю, что Баллантрэ мог отправиться в Европу, Джон, - честно признался Могильщик, - очень крепко подозреваю. Конечно, мы сейчас наведаемся в ткацкую лавку, которую он тут содержал…
- Что за бред? – не поверил Маунтен, - Баллантрэ содержал ткацкую лавку?
- Да, представь себе, содержал. Ну, знаешь, такие странности случаются с некоторыми незаурядными личностями. Один русский химик, к примеру, занимался тем, что изготовлял чемоданы.
- Занятно, - усмехнулся Маунтен, - и давно это было?
- Это… - замялся Могильщик, - довольно давно, да. Точно и не помню уже. Думаю, нам самое время подкрепиться.
В трактире было душно и прокурено. Могильщик жестом подозвал хозяина и обратился к нему, когда тот подошел:
- Любезный, покорми уставших путников. И скажи, когда отправляется следующий корабль до Европы.
- Следующий кораблю отплывает через три дня во Францию, сэр, - необычайно важно ответил трактирщик, - чего желаете?
|
|
|
|
|
33
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Могильщик.
|
было: 10 марта 2009 года, 21:52:43
|
***
На пути от места неудачного захоронения Баллантрэ к Олбени Могильщика здорово выручило умение читать следы и продвигаться незаметно и бесшумно. Местные индейцы не отличались дружелюбием – впрочем, постоянством они также не отличались. Вообще, Могильщик придерживался мнения, что в голове у большинства дикарей невероятная каша, благодаря которой они далеко не всегда могут придерживаться единожды принятого решения. Памятуя об этом, он шел по лесам осторожно и тихо – погибнуть, даже не выследив неубиваемого владетеля, ему нисколько не улыбалось.
На исходе восьмого дня пути он добрался до Олбени. Карта местности, датированная 1764 годом и взятая им в Библиотеке, почти не подвела его, хотя периодически заставляла сквозь зубы желать всяческих неблагополучий ее составителю, а также его родственникам по нисходящей и восходящей, как прямым, так и косвенным. Как бы там ни было, поздним апрельским вечером он добрался до Олбени и тут же отправился в один из публичных домов города, дабы совместить приятное с полезным и разузнать последние новости.
Там – то его и поджидал неприятный сюрприз. Выяснилось, что на дворе уже весна 1767 года, в связи с чем определить нынешнее местоположение Баллантрэ, а равно род его занятий и намерений представлялось задачей весьма непростой. Периодически при путешествии из Кладбища в иной мир временные сбои случались, но такие сильные были редкостью. Несколько огорчившись, Могильщик немедленно нашел и несомненный плюс сложившейся ситуации, а именно то, что хоть один вечер он может отдохнуть всласть и делами не заниматься. Приняв такое решение, он немедленно заказал щедрую выпивку, лучших сигар (пригодился толстенный кошелек, который он добыл, совершив разбойное нападение на какого-то толстосума, встреченного им в дне пути от города) и за вечер и незаметно наступившую ночь мило пообщался с тремя лучшими девочками борделя мадам, имя которой он позабыл, едва услышав. Закончив все дела в веселом доме к первым проблескам зари, он узнал адрес Джона Маунтена (единственного оставшегося в живых спутника Баллантрэ и Секундры в их экспедиции) и покинул гостеприимное заведение с чувством выполненного долга.
Дом Маунтена оказался крепким двухэтажным зданием, обнесенным высоким частоколом. Судя по рычанию и звону цепей, которые раздавались из-за забора, по двору шастали две собаки внушительных размеров. Вообще, дом производил впечатление маленькой, но неприступной крепости, и Могильщик сразу догадался, отчего в голову Маунтена взбрела идея так укрепить свои тылы. В отличие от беззаботного господина Стивенсона, он вовсе не исключал возможности того, что Баллантрэ оживет и вернется. Более того, господину Стивенсону владетель не был опасен, а вот Маунтену мог весьма сильно навредить. Покружив вокруг забора и придя к выводу, что собак за ним определенно две, Могильщик пожал плечами и отправился назад в бордель. Следовало выспаться хорошенько, а вечером пойти в какой-нибудь трактир, угостить тамошних парней выпивкой и разузнать, сколько вооруженных человек скрывается за частоколом дома Маунтена, а также насколько сильно продвинулся хозяин импровизированного форта в своей паранойе.
***
- Старик Маунтен свихнулся поди уже года два как, - доверительно склонившись к Могильщику, прошептал здоровенный парень, которого звали, кажется, Том. Всего их за столом было четверо, и Могильщик сумел лишь запомнить, что его новых приятелей, которых он щедро потчевал виски, звали Том, Кларк и Джонни, - как раз опосля того, как вернулся из той экспедиции, черт бы ее побрал. Тогда погибло много славных парней, а сам Джон приехал сюда сам не свой. Видать, много чего там навидался.
- С ним живет кто-нибудь? – поинтересовался Могильщик, наполняя стаканы товарищей до краев.
- Только собаки, - покачал головой второй, самый старший из всей компании. У него были черные с проседью волосы, шрам на лице, и звали его вроде бы Кларком, - три здоровенных и злющих волкодава. Сперва-то с ним жили сыновья, но не так давно у старика совсем крыша съехала. Понимаешь, раньше он боялся только какого-то черта из Индии, а теперь всех людей, каждого подозревает. На улицу выходит только с оружием и псом на поводке, да и то все реже и реже, если только купить чего хочет. И что тебе до него за нужда?
- Узнать кое-что хочу, - искренне ответил Могильщик, - и узнать поскорее.
- Рискованное предприятие, - хмыкнул Том, - вполне можешь получить пулю в лоб.
- Знаю. Поэтому и решил обратиться к вам, парни.
- Вряд ли мы сможем тебе чем-то помочь, - покачал головой Кларк, и Могильщик окончательно понял, что он старший в этой компании, - нам не охота иметь неприятности с шерифом.
- Сколько? – поинтересовался Могильщик, обводя всю троицу дружелюбным взглядом.
- По семьдесят фунтов на брата, - не моргнув глазом, заявил Кларк. У Могильщика в кошельке было лишь пятьдесят фунтов, но это покамест не было помехой для выполнения намеченного плана.
- Сбрось немного, - поморщился он, - двести десять фунтов это целое состояние.
- Не могу, дружище, - честно глядя ему в глаза, сказал Кларк, - ей же ей, не могу. В случае чего, нам придется иметь дело с шерифом, а это будет стоить дорого.
- Ладно, - кивнул Могильщик, решив про себя, что за такую твердолобость Кларк еще поплатится, - по рукам. По семьдесят на брата. Мне нужно поговорить с Маунтеном, не опасаясь за свою жизнь. Лучше всего будет, если мы ночью нагрянем к нему, перестреляем собак, свяжем его, и я с ним пообщаюсь. Каждому даю пятнадцать фунтов задатка, - он потряс мешочком.
- По рукам, - Кларк обвел глазами своих парней и протянул Могильщику свою широкую ладонь.
***
Следующие сутки Могильщик, ожидая, пока нанятые им проныры проспятся, провел в полюбившемся ему борделе. На сей раз платить ему было нечем, но он уже был на короткой ноге с хозяйкой (на короткую ногу они перешли после короткого, но тесного общения), так что мог позволить себе чувствовать себя вполне по-хозяйски.
Когда пришло условленное время, он распрощался с гостеприимной хозяйкой, сказав, что, скорее всего, вернется вечером. Могильщик вообще не любил обманывать и предпочитал в щекотливых случаях пользоваться обтекаемыми формулировками. У него как-то не повернулся язык сказать, что они видятся в последний раз, что он не заплатит ей долг и не вернет револьвер покойного мужа, который позаимствовал для грядущего ночного приключения. Не то чтобы у него была совесть – Могильщику это вовсе ни к чему, и, насколько он знал, его предшественники совестливостью не отличались – но все же сказывалось воспитание.
Троица наймитов ждала его на пустыре за несколько домов от обиталища Маунтена.
- Здрасьте, - кивнул приятелям Могильщик, - все готовы?
- Готовы, - откликнулся Кларк, - пошли. Надеюсь, мне не придется зашивать свою задницу после укуса его сумасшедших собак.
- Ничего, за такие деньги зашьешь, если понадобится, - усмехнулся Могильщик.
- Кстати, о деньгах, - Кларк на ходу зыркнул глазами в его сторону, - оплата сразу же после дела. У тебя с собой?
- А как же, - Могильщик подпустил обиженной гордости в свой тон, - оставшиеся сто шестьдесят пять фунтов у меня с собой.
- Покажи, - невоспитанно потребовал, кажется, Джонни. Могильщика это огорчило, и он сказал:
- Сынок, я могу тебе показать твои зубы. Тебе будет хорошо видно в темноте, потому что у тебя под глазом будет хороший фонарь, если ты еще раз обратишься к старшим в таком тоне.
- Заткнись, Джон, - примиряющее произнес Кларк, - он не дал нам повода сомневаться в себе. Кстати, мистер, как тебя величать? Чтобы было на кого ссылаться перед шерифом в случае чего.
Могильщик вспомнил книжку про британского суперагента, которую читал в Библиотеке не так давно. Фамилии автора он не упомнил, а имя у него было какое-то польское.
- Бонд, - ответил он, немного пораскинув мозгами, - Джеймс Бонд.
Наконец, они оказались у частокола Маунтена. Постояв пару минут, они уловили собачьи шаги за забором и рычание.
- Она вроде бы одна, - заметил Могильщик, тщетно стараясь найти в заборе хоть маленькую щелочку, - давайте мне фонари, парни, и полезайте наверх.
- А сам ты намерен отсидеться тут, мистер? – вновь схамил Джонни.
- Мальчик мой, делай, что сказано, - назидательно произнес Могильщик, ставя один фонарь на землю, а другой поднимая повыше, - и обретешь радость и довольство на земле этой.
Том первым взобрался на частокол. Псина по ту сторону немедленно принялась лаять, и счет пошел на секунды. Могильщик мгновенно подтолкнул к забору Кларка, подсадил его и всунул в руки фонарь. Ухватившись одной рукой за один из кольев, Кларк при помощи фонаря выхватил из темноты силуэт собаки, на которую Том немедленно направил ружье. Раздался выстрел, и собака жалобно заскулила.
- Одна готова, - бодро заявил Том, перезаряжая ружье. Судя по звукам, к забору мчалась вторая псина, и Могильщик приготовился услышать второй выстрел. Практически сразу же вслед за ним в доме Маунтена хлопнуло открываемое окно, после чего раздался больной голос:
- Я ждал тебя, Баллантрэ, ты покойник!
- Давай сюда фонарь, - обратился Могильщик к Кларку, – и марш к дому, иначе он вас обоих сейчас подстрелит.
Кларк мгновенно передал фонарь в руки Могильщика и бодро спрыгнул вниз. Том последовал за ним. Спустя мгновение со стороны дома раздался выстрел.
- Твою мать! – вскрикнул Кларк за забором, - Сукин ты сын!
Судя по надорванному голосу, Маунтен в него попал.
- Баллантрэ это твое настоящее имя? – поднял бровь Джонни, не очень-то спешивший последовать за своими товарищами.
|
|
|
|
|
34
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Могильщик.
|
было: 10 марта 2009 года, 21:51:18
|
***
Повозка, ужасно скрипя, въехала в Ворота. Могильщик посмотрел на Гробовщика, а Гробовщик посмотрел на Могильщика.
- Без груза?
- Без груза.
Сегодня покойника не было, следовательно, не нужно было идти в Церковь, копать могилу. Можно было расслабиться и рассказать друг другу по интересной сказке.
- Но кое-что у меня все-таки есть, - заявил Гробовщик и взял в руки свой красный колпак. Запустив в него пятерню, он сделал серьезное лицо и продекламировал:
- У девочки Мэри был барашек,
Белый и нежный, точно пушок.
Как только Мэри выходит за двери,
Барашек за нею сразу – скок!
С этими словами он извлек из колпака белого кролика. Глаза у того были, против ожидания, голубые, а не красные, и это немного смягчило Могильщика.
- Беги, кролик, беги, - проворковал Гробовщик, выпуская зверька на свободу. Отбежав на приличное расстояние, кролик присел на задние лапки и принялся рассматривать друзей.
- Это еще что? – поинтересовался Могильщик, зная ответ.
- Это кролик.
- Я не люблю кроликов.
- Ты не любишь кентавров, - мягко возразил Гробовщик.
- И кентавров тоже, - согласился Могильщик, - но и кроликов. И вообще, я не люблю Джона Апдайка.
- Ты не любишь Джона Апдайка, - отозвался Гробовщик, - кстати, кролика зовут Навуходоносор.
- В честь негра?
- В честь негра, - важно наклонил голову набок Гробовщик, - и в честь царя немного. Сокращенно можешь звать его Набом.
Пока Гробовщик распрягал лошадь, Могильщик погрел котелок с похлебкой на костре и разломил буханку хлеба на две части.
- Я тебе изюму привез, - вспомнил Гробовщик, - и грецких орехов. Только их колоть надо.
- Расколем.
Некоторое время они молча жевали.
- Покойника ты не привез, памятник Рабо Карабекяну я поставил – один к одному, скоро отправлюсь в Америку.
- За Баллантрэ?
- Ага. Да еще и с Вечным об этом на днях говорил. Выходит, пора.
Обычно Могильщик неохотно покидал Кладбище. И дело было даже не в том, что из мест, в которые он направлялся, назад можно было не вернуться, - просто по натуре он был домоседом и привык к Кладбищу.
- Однажды, - молвил Гробовщик, раскуривая трубочку, - в древней Ирландии три монаха подвизались вдали от людского жилья. Они жили в пещере, спали на тонких подстилках, почти не заботились о пропитании и все время проводили в молитвах. Так минул год, и вот один из них сказал:
«Разве не исполнена наша жизнь благодати?»
Двое других промолчали, и прошел еще один год – такой же, как предыдущий. В конце его второй монах ответил:
«Исполнена.»
И минул третий год, неотличимый от первых двух. Когда он закончился, третий монах встал, подпоясался, взял свою Библию и сказал:
«Я ухожу. Здесь для меня слишком много речей.»
Они немного помолчали.
- Хорошая сказка. Я расскажу ее Вечному, - сказал Могильщик.
- Я думаю, он ее знает.
- Он чего только не знает, - заложил руки за голову Могильщик, - но эта сказка наверняка доставит ему удовольствие. Потому что он ее поймет. Ведь однажды он молчал сорок лет подряд.
Сам он тоже понял сказку. Однажды он молчал три года.
Пока Гробовщик устраивался поудобнее в своем походном мешке, Могильщик, как всегда перед сном, обходил Кладбище. На памятнике Рабо Карабекяну сидел белый кролик с голубыми глазами по имени Навуходоносор, которого сокращенно можно было звать Набом. Он посмотрел на Могильщика и изрек:
- По Кладбищу бродит свирепый Могильщик,
Мыслями чистый, на сапогах – грязь.
Лишь только чужой придет на Кладбище,
Могильщик его лопатой – хрясь!
- А ты не так плох, - заметил Могильщик. Кролик склонил голову, подмигнул правым глазом, спрыгнул с памятника и поскакал к центральной части Кладбища, ничего не ответив. Он тоже понял сказку.
***
Могильщик подошел к скромной надгробной плите сзади и задумчиво облокотился на ограду. Перед новым путешествием он никогда не приходил на могилу того, за кем отправлялся в предыдущий раз – не из суеверия, просто у него была такая традиция, а заведенные им самим традиции Могильщику нравились. Тело персонажа, у могилы которого он стоял, принес сюда не он; оно попало на Кладбище в обычном порядке, на повозке Гробовщика. Правда, было оно в цинковом закрытом гробу – настолько его изуродовали парижане.
Могильщик не очень любил писателя, который написал книгу про того, кто лежал в находящейся перед ним могиле. У него была не особо хорошая память на имена, он помнил лишь, что в имени персонажа сочетались буквы Г и Р и предпочитал называть его, как и большинство своих знакомцев, по роду занятий. Так что упокоенный здесь был для него просто Парфюмером. Да и для самого себя, наверное, тоже.
Могильщик вообще не особо любил авторов, которые порождали чудовищ – ведь всегда существовал риск, что чудовище или завладеет разумом своего создателя и вынудит почти добровольно оставить его жить, или перехитрит писателя, убедив в своей неопасности либо даже смерти. Потому – то, порицая игру господина Зю, как он называл творца Парфюмера (фамилию он забыл), с чудовищем, он все же не мог не быть признателен ему за то, что он это чудовище истребил – да еще таким образом, что никаких сомнений в его смерти и быть не могло. А значит, Могильщику не было нужды отправляться в знойное парижское лето 1767 года и исправлять чужие ошибки. Он, в отличие от описанных господином Зю могильщиков, не был склонен пасовать перед зловонием – пусть даже оно и было зловонием идей некоторых авторов; но все равно было здорово, что ему не пришлось срываться со старого уютного Кладбища за Парфюмером.
А еще господин Зю подозрительно путался в датах. На страницах небольшого романа он умудрился присвоить Парфюмеру целых два дня рождения – сперва 17 июля, а затем 25 июня.
Могильщика редко обманывало его предчувствие. Он стоял и смотрел на могилу Парфюмера.
***
«ДЖ. Д., наследник, древнего шотландского рода, человек, преуспевший
во всех искусствах и тонкостях, блиставший в Европе, Азии и Америке, в
военных и мирных делах, в шатрах диких племен и в королевских палатах,
так много свершивший, приобретший и перенесший, лежит здесь, позабытый
всеми.
Г. Д., прожив жизнь в незаслуженных огорчениях, которые он мужествен-
но переносил, умер почти в тот же час и спит в той же могиле рядом со
своим единоутробным врагом. Заботами его жены и его старого слуги возд-
вигнут этот камень над могилой обоих.»
Могильщик постоял над надгробием, отдавая дань указанным на валуне личностям, а затем поплевал на руки и принялся копать. Почва была довольно каменистая, и копать было непросто.
Так и вышло, ожидания не обманули его. Они его вообще редко обманывали – собственно, потому-то Могильщик редко ожидал хорошего, дабы не обманываться. В могиле оказался лишь второй из обозначенных на валуне господ, тогда как первый куда-то запропастился. Луна на небе была далеко не полная, да и о возможном вурдалачестве Баллантрэ в книге не говорилось ни слова, а потому Могильщик стоически принял подтверждение своих домыслов, следование которым и привело его сюда. Секундра Дасс все-таки отрыл живучего и непутевого наследничка славного семейства. Сперва он отрыл его, не уберегшись от свидетелей, что описывалось в книге и объяснялось тем, что надолго оставлять заглотившего свой язык Баллантрэ в земле без всякой поддержки было рискованно. Будучи застигнут, он наврал с три короба про то, что оживить сагиба в таких суровых климатических условиях не представляется возможным. Все в это поверили, включая и автора книжки. Никто отчего-то не принял в расчет, что сагиб открыл глаза после непродолжительного теплового воздействия, оказанного на него Секундрой. И никому и в голову не пришло, что Дасс может преспокойно вернуться, подышать в сагиба, как следует, и тот вскочит за милую душу и будет как новенький.
Право же, если бы Могильщик писал книжки и хотел истребить какого-нибудь персонажа, он бы делал это способами, не вызывающими сомнения в летальном исходе – например, следовал бы примеру господина Зю, образцово-показательно уничтожившего Парфюмера. Впрочем, иногда авторы, казалось бы, изничтожив героя наивернейшим способом, как ни в чем ни бывало возвращали ему жизнь в следующей книге или через более продолжительное время. Так было с Шерлоком Холмсом, погибшим в «Последнем деле Холмса» и бодро вылезшем из водопада в «Пустом доме». Так было и с Жоффреем де Пейраком, супругом маркизы ангелов (не доверяя памяти ветреной Анжелики, Могильщик собственнолично устанавливал тот факт, что Рескатор и граф Тулузский, принц Аквитанский суть одно лицо). Бывало и так, что герой погибал в одной книге, а в другой необъяснимым образом воскресал. Как пример такого рода Могильщик частенько вспоминал лекаря из «Графини де Монсоро». Звали его, кажется, Реми ля Одуен, или как-то очень похоже. В любом случае, дело было не в имени, а в том, что в конце данного романа Реми вроде бы наверняка погиб – ему в упор прострелили голову из пистолета. Однако затем он, пусть и украшенный шрамами во все лицо, появился в романе «Сорок пять».
А нынешняя книга закончилась на том, что героя вполне можно было оживить – что и было сделано, когда последняя страница перевернулась.
Могильщик закопал многострадальную могилу землей с камнями и принялся чистить лопату. Закончив с этим, он стал ее точить. Когда и это дело было сделано, Могильщик пристроил ее на плече поудобнее и, глянув на небо, пошел по направлению к Олбени. Путь дотуда был неблизкий, и следовало поспешать.
|
|
|
|
|
35
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Могильщик.
|
было: 10 марта 2009 года, 21:48:02
|
- Конституция Польши была принята в 1791 году, - раздался мужской голос.
- Точно, - ответил другой, - кажется, это была вторая Конституция в мире.
Могильщик отвлекся от дела и поднял голову. На Кладбище крайне редко заходил кто-то, кого он не знал; и обычно он не страдал от одиночества. Однако сегодня ему было немного скучно – Могильщику выпало хоронить картонную фигуру с биркой «Дориан Грей», а это было занудным занятием. Конечно, все претензии можно было предъявить только господину Оскару Уайльду. Тоже, кстати, покойному.
Сбросив картонку в могилу, он пошел на голоса.
Пришельцев было двое. Могильщик поленился разглядывать их и, не озаботясь внешностью незваных гостей, выступил из-за памятника Дон Кихота, позволяя им увидеть себя.
- Эй, старик! – окликнул его один из людей; судя по голосу тот, кто говорил первым, - А мы уж думали, Кладбище заброшено.
Сама мысль о том, что кто-то мог счесть весьма аккуратное Кладбище заброшенным, показалась Могильщику забавной. Еще более веселым было то, что пришельцам он виделся стариком – Защита, как всегда, работала на славу.
- Я бы на твоем месте отвечал, когда с тобой разговаривают, - угрожающе проговорил второй. У него, как видел Могильщик, была жена Мэри и дочь Анна, хотя сам Могильщик предпочел бы иметь жену по имени Анна и дочь по имени Мэри – куда как удобнее, когда имя представителя более старшего поколения начинается на букву из самого начала алфавита.
- Ты знаешь, - задумчиво проговорил второй человек первому, - я тут подумал, а какого черта мы назвали дочь Анной? Конечно, Мэри на этом настояла, и я не то чтобы был против, но вот что я тебе скажу: если бы мы назвали дочь Мэри, это было бы более правильно. А родителям моей Мэри было бы неплохо покрестить свою дочь как Анну…
Защита работала.
Теперь главным было не переборщить. То, что гости перестали обращать внимание на Могильщика, было явлением вполне нормальным – другое дело, что однажды Могильщик так надавил на память не в меру резвого кентавра, забредшего на Кладбище, что тот разучился говорить, понимать речь и, что самое скверное, ходить, так что пришлось тащить конскую тушу до самой Ограды. Тогда, вытолкнув получеловека-полуконя за пределы Кладбища, Могильщик с некоторым облегчением наблюдал, как кентавр задумчиво бредет по дороге, которая принесла его сюда, - память и навыки общения должны были вернуться к нему несколько позже. Однако сейчас у Могильщика не было желания тащить на закорках двоих людей, а потому он методично, но осторожно очищал память пришельцев от воспоминаний о дороге на Кладбище.
Первый из гостей на секунду сумел сосредоточить взгляд на фигуре Могильщика и потянулся к висевшему на поясе револьверу.
- Не стоит, - мягко сказал Могильщик, - у меня больная печень.
Вообще-то он прилгнул. Печень у него была в порядке.
- Если болит печень, - серьезно заявил первый забираясь на плечи второму, - то нужно покупать больше антиквариата. За тем кэбом, - обратился он ко второму.
- Да, святой отец, - отозвался второй. Уже подходя к Ограде, немного покачиваясь под своей ношей, он патетически рявкнул: «Не требую награды!» - и вместе с первым рухнул за пределы Кладбища. Проследив за ними взглядом, Могильщик повернулся и зашагал к свежевыкопанной могиле. Каким бы бездарным творением не был Дориан Грей, его нужно было закопать.
***
- Зову я смерть; мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянье,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье…
Могильщик покосился на сидящего рядом с ним персонажа.
«Зову я смерть», - усмехнулся он про себя.
Они сидели на мраморной скамье у роскошного склепа Гамлета, принца Датского, - Могильщик и один из очень немногих, кто попал на Кладбище живым. И едва ли не единственный, кто находился тут живым на законном основании. Подумав о законном основании, Могильщик усмехнулся: он вспомнил веселое приключение, бывшее с ним после того, как Гробовщик привез на Кладбище одного из Дракул, разгуливавших во множестве по страницам книг. Тогда ему даже пришлось провести эксгумацию одного из охотников на вампиров и оживить его при помощи знакомого Некроманта. Имени охотника Могильщик не помнил – он вообще гораздо лучше запоминал окружающих по роду занятий, а не по именам.
- Его Высочество Гамлет, принц Датский, - прочитал собеседник Могильщика, - скромно ты его пометил.
- Нормально, - сухо ответил Могильщик. За годы своей долгой и, очевидно, нескончаемой, жизни его приятель стал очень уж умным.
- Смотри, как бы тебе не пришлось отправиться в Королевство Датское, - на его строгий тон не обратили внимания, - там сейчас мрачновато.
Перспектива отправиться в Королевство Датское маячила перед Могильщиком уже давно – с тех самых пор, когда на Кладбище прибыл призрак отца Гамлета – кстати, еще один свободно разгуливающий по Кладбищу персонаж. Призрак вел себя спокойно и замкнуто, по воскресеньям неизменно приносил цветы к склепу, где были похоронены его сын, жена и брат, но Могильщик прекрасно знал, что рано или поздно придется отправиться в Данию за тем, чего не было в семейном склепе. За телом отца Гамлета. Его, кстати, тоже звали Гамлетом.
- Отправлюсь, - пожал плечами Могильщик, - бывали путешествия и похуже.
- И будут, - задумчиво откликнулся его приятель, - то-то ты так внимательно читал «Владетеля Баллантрэ» намедни.
Могильщик не любил автора указанной книги, Роберта Стивенсона. Безусловно, читать его романы было увлекательным занятием. Само собой, следовало отдать должное этому человеку, мечтавшему о путешествиях в экзотические страны, но месяцами прикованному к постели. Однако нельзя было не признать, что он очень уж легкомысленно обращался с созданными его фантазией злодеями. В «Острове сокровищ» он оставил в живых Джона Сильвера, которого отчаянно демонизировал на протяжении всей книги, превратив к финалу из веселого всезнайки-кока в сущего дьявола. К счастью, Сильвер и впрямь нашел свою чернокожую жену и жил себе спокойненько в Саутгемптоне, не замышляя новых злодеяний и содержа номера для постояльцев. В «Черной стреле» от мести ускользнул священник сэр Оливер, но тот всерьез обратился к вере и также не подумывал о том, чтобы вернуться к прежним темным делишкам. Хотя, как показывала практика, такие славные для Могильщика исходы были лишь удачей, не более того. Он бы спал куда более спокойно, если бы Стивенсон описал, как Сильвер утонул, сбежав с «Эспаньолы», а сэр Оливер сломал шею, упав с ослика.
Впрочем, эти персонажи вели себя терпимо, и Могильщик не собирался путешествовать, чтобы доставить их на Кладбище. Другое дело, владетель Баллантрэ, персонаж одноименного романа. Освежив в памяти текст данной книги, Могильщик уловил главное: поименованный герой, умный, жестокий и беспринципный малый, затеял кровную вражду с родным братом, строил козни всем и вся и исколесил полмира в поисках легкой наживы. В основном ему не везло, что было прискорбно. В конце концов, он оказался в Новом свете, вынудил своего единоутробного врага организовать для него экспедицию к оставленным им прежде в дебрях индейских лесов сокровищам, повздорил с попутчиками, заболел и скончался. Его похоронили, однако спустя несколько дней выяснилось, что Баллантрэ (и ранее проявлявший чудеса живучести – однажды он выжил после, казалось бы, смертельного удара шпагой) вовсе не заболел, а проглотил язык, как его научил его индийский слуга Секундра Дасс. Баллантрэ можно было оживить, чем славный Секундра, мать его за ногу, и занялся на глазах у изумленных спутников брата Баллантрэ, по такому случаю явившегося на могилу своего врага. Раскопав тело своего хозяина, индиец принялся дышать ему в рот, в результате чего труп открыл глаза. Этого проявления жизни хватило для того, чтобы брат Баллантрэ умер окончательно и бесповоротно. Самого же Баллантрэ оживить не удалось, поскольку, по словам индуса, холодный климат ему сильно мешал в этом деле. В итоге в могилу к Баллантрэ подзахоронили его брата, и книжка закончилась.
А Секундра, мать его, о женщина, после этого вернулся, раскопал своего хозяина и оживил его без свидетелей.
- Куда сперва, в Данию или за Баллантрэ?
- Пока еще не решил, - Могильщик задумчиво посмотрел на свои руки, привыкшие не только к лопате, но и к оружию, - Все равно сперва нужно дождаться Гробовщика и посмотреть, кого он нам привез.
- Держи в курсе, - бросил на прощание приятель. В Церкви – единственном месте за пределами Ограды, бывшем с Кладбищем одной природы – начиналась вечерняя служба, и ему была пора.
Могильщик смотрел ему вслед. Персонаж, размеренным шагом шедший в Церковь, был обречен оставаться живым благодаря жестокости и изощренности человеческой фантазии. Его вымышленность была причиной – как и у всех похороненных тут – его вечного пребывания на этом Кладбище, а не на Земле. Только он, в отличие от всех других, был жив. В действительности он никогда не существовал, однако сразу несколько авторов в разные эпохи ухватились за популярный апокриф и возродили к жизни несчастного приятеля Могильщика. Могильщик с трудом вспомнил имя одного из этих молодчиков – японского писателя, написавшего рассказ про его приятеля, звали Акутагава Рюноскэ или как-то вроде того.
Проследив путь Вечного Жида до самой Ограды, Могильщик усмехнулся неожиданно пришедшей на ум мысли: при всей его заумности без него на Кладбище иногда было бы скучновато.
Пробившийся сквозь тучи луч солнца упал на строчки на стене склепа, указывающие, кто здесь покоится. Могильщик покачал головой и припомнил первую строчку сонета Шекспира, которую Вечный читал несколько минут назад. Зови смерть, не зови – некоторые авторы чересчур жестоки. И безответственны. А ошибки исправлять ему, Могильщику.
Вздохнув, он встал и пошел точить лопату.
|
|
|
|
|
36
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Могильщик.
|
было: 10 марта 2009 года, 21:47:21
|
| Эта история, написанием которой я развлекался этой зимой. Хотелось написать что-то более доброе, но вышло, увы, только это. В сущности, этот текст лишен нравственной нагрузки, поэтому не следует его читать. И уж точно не следует над ним размышлять. |
|
|
|
|
37
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Знак Последнего
|
было: 01 марта 2009 года, 23:54:22
|
- Ну, - раздался голос Варина, - мы так и будем стоять, не видя друг друга? Или, наконец, поговорим?
Время поквитаться с Варином за смерть учителя и собственное унижение пришло. Метел глубоко вдохнул свежий ночной воздух и приготовился уже выйти из своего укрытия, как вдруг его внимание привлекли отблески света в переулке, выходящем на улицу, где находились они с Варином.
Приглядевшись внимательнее, он увидел там несколько человек с мечами и факелами. Не успев удивиться, Пий обернулся и обнаружил такой же отряд за своей спиной, шагах в двадцати. Вероятно, эти люди еще не заметили его, так как двигались медленно, словно зная, что то, за чем они пришли, никуда не денется. Пару мгновений Метел переводил взгляд со второго отряда на одинокую фигуру Варина, застывшую с мечом посреди улицы, а затем явственно услышал слова человека, шедшего во главе второго отряда и указывавшего в сторону светловолосого:
- Я вижу его. Теперь никуда не уйдет.
Услышав эти слова, Пий немедленно понял, что происходит: эти люди, а их было в общей сложности не менее дюжины, пришли за Антистием Варином. Варин был мерзавцем, человеком, для которого не существовало ничего святого, негодяем, который мог вызвать на поединок своего учителя и забрать его Силу благодаря своей подлости, но сейчас его собирались затравить, как зверя, и Метел, хотя и желал ему смерти всей душой, не желал и не мог допустить, чтобы эта смерть была такой – от рук многочисленных убийц, без права честно сразиться за жизнь один на один. Хоть Варин и вероломно забрал голову Эсхина, но все же дрались они без численного преимущества на одной из сторон, и Пий не мог позволить этим неизвестным смертным застать его кровного врага врасплох.
Приняв решение, он выскочил на улицу как раз одновременно с первым замеченным им отрядом.
- Варин! – крикнул он, что было сил, взмахнул рукой и, лишь заметив ответное движение Варина, понял, что допустил ошибку, таким образом показавшись тому на глаза. Едва услышав свое имя и увидев жест, направленный в его сторону, а затем заметив вооруженных людей с факелами, светловолосый в мгновение ока сделал неуловимое движение левой рукой, после чего что – то со свистом рассекло воздух и вонзилось в грудь Пия. С удивлением созерцая засевший в его груди кинжал, Метел осел на землю и, пытаясь сохранить хотя бы полулежащее положение, стал наблюдать за происходящим.
- Беги!.. – ему очень хотелось, чтобы этот крик прозвучал громко, как предыдущий, но Варин вряд ли услышал исходящий из его горла хрип.
Между тем первые из нападавших настигли Варина, который и не думал убегать. Пий увидел, как двое из них, вырвавшиеся вперед, подскакивают к его врагу и стараются поразить его мечами, однако тот легко уходит от их ударов, не отвечая, впрочем своими.
- Ну что ж, давайте повоюем, - донесся до него насмешливый голос Варина, - только учтите, мои отважные друзья, что я слишком стар, чтобы умирать.
- Беги… - никому не нужный крик захлебнулся в горле Метела, и он понял, что сейчас потеряет сознание. Глаза его стал застилать кровавый туман. Из последних сил он старался разглядеть фигуру Варина, белокурой молнией мелькавшего среди своих убийц, но глаза видели все хуже и хуже, пока Пий, наконец, не погрузился в темноту.
Метел приоткрыл глаза и, с трудом припоминая все произошедшее с ним этой ночью, заозирался вокруг. Малейшее движение причиняло ему сильную боль, и Бессмертный, собрав всю силу воли, чтобы не закричать, положил руку на рукоять кинжала Варина, торчавшего у него из груди, и одним резким движением выдернул клинок. До крови закусив губу, он повалился на спину и замер, неожиданно услышав голоса. Повернув голову налево и все еще чувствуя боль во всем теле и стук крови в висках, Метел увидел две человеческие фигуры на том месте, где убийцы набросились на Варина. Пий не сомневался, что те одолели его врага, если тот, конечно, не внял доводам рассудка и не пустился бежать от них. Загадка заключалась лишь в том, чего хотели эти смертные от Варина. Если за их спиной не стоял кто – либо из Бессмертных охотников, то они, убив, по их мнению, Варина, наверняка ушли, и тогда он лежит где – нибудь неподалеку, восстанавливаясь так же, как и Пий. Если же смертных прислал Бессмертный, играющий против Правил, и Варину не удалось бежать, то очевидно, что убийца Эсхина отправился вслед за своим и его, Метела, учителем.
Превозмогая боль, Пий прислушался к звукам, доносящимся с места драки.
- Я подал ему сигнал, господин, но он решил принять бой. Я сделал все, как ты говорил, он сам решил драться… - голос звучал немного глухо, его обладатель явно извинялся перед своим собеседником.
- Я знаю, - второй голос, спокойный и уверенный, показался Пию знакомым, но он не смог определить, где слышал его раньше, - скажи, тебе так и не удалось выведать, кто стоит за всей шайкой?
- Нет, господин… Раньше приказы отдавались через госпожу… то есть ту, которую ты убил, о господин…
- Да – да, я помню обстоятельства нашего знакомства, - усмехнулся обладатель знакомого голоса.
- Сейчас же приказы приносит Рыжий. А выследить его очень трудно, он бывший гладиатор, знает в городе все ходы – выходы, все трактирщики его привечают… Даже мне за ним не угнаться…
- Да и боец он, наверное, посильнее тебя? – Метел прикрыл глаза, силясь вспомнить, где же он раньше слышал этот голос. В этот миг собеседники сделали пару шагов по направлению к нему и остановились, разглядывая что – то лежащее на земле. Этих шагов оказалось достаточно, чтобы Пий почувствовал Зов, исходящий от одного из них. Вокруг была глубокая ночь, и его не было видно, но неизвестный Бессмертный, безусловно, определил направление, в котором следует искать Метела. Не успел он сделать и пары шагов в сторону дома, у которого лежал Пий, как того неожиданно сковал необъяснимый ужас.
Страх навалился на него настолько неожиданно, что он даже не понял, чего именно он испугался. Одно он мог сказать вполне определенно – неизвестного Бессмертного, двигавшегося к нему, он не боялся, напротив, ему почти хотелось, чтобы тот нашел его и не оставлял один на один с охватившей его паникой.
Бессмертный остановился и завертел головой – видимо, он тоже что – то почувствовал.
- А знаешь что, - несколько торопливо сказал он своему собеседнику, оставшемуся на прежнем месте, - пойдем – ка мы отсюда. Что – то мне подсказывает, что нам нужно отправиться, наконец, в более безопасное место. До этих, - он указал на лежавшие у их ног бесформенные фигуры, - мне нет никакого дела.
В это мгновение Пий узнал его. Перед ним был Вибий Гирций, ученик Эсхина, его старый знакомый. Он хотел позвать его, попросить забрать его с собой, но невыносимый страх настолько овладел им, что Метел не сумел вымолвить ни слова и лишь со слезами на глазах наблюдал, как Вибий и его спутник уходят в темноту, оставляя его один на один с неведомым.
Оказавшись один, Метел нащупал рукоять своего меча и, как мог, сжал ее. Обычно это несколько успокаивало его, но сейчас никак не подействовало на состояние его духа, и ему не оставалось ничего иного, кроме как всматриваться в темноту, напрягая начавшие болеть глаза. Пий не знал, из скольких мгновений, а быть может, лет, состояло невыносимое ожидание, в конце которого он снова почувствовал Зов, но на сей раз такой странный, какого никогда в своей жизни не чувствовал.
Зов возник словно бы из ниоткуда, и Пий, даже если бы захотел, вряд ли смог бы определить, где находится его обладатель. Однако Метелу и не хотелось знать этого – нервы неожиданно успокоились, и он ощутил невыразимое облегчение, почувствовав этот Зов. Облегчение это приносило не осознание того, что кто – то находится рядом и он уже не одинок перед лицом опасности – напротив, Бессмертный сразу же почувствовал, что жуткий страх предшествовал именно обладателю таинственного Зова, был неразрывно связан с ним.
- Метел Пий, - услышал он свое имя. Бессмертный скорее не слышал, а чувствовал эти слова; ему показалось, что они входят в его сознание, будучи частями огромного числа схожих с ними неслышимых фраз, поток которых сейчас словно бы проплывал мимо него, оставаясь неуслышанным, - спустя три дня у подножия холма Квиринала ты узнаешь имя Последнего.
Пий еще не успел осознать того, что услышал, как Зов стал стихать, уступая место лишь усталости. Страха больше не было, Метел чувствовал лишь всепоглощающее желание уснуть и хорошенько отдохнуть перед значительным делом, которое ему предстояло сделать.
Конец третьей части.
|
|
|
|
|
38
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Знак Последнего
|
было: 01 марта 2009 года, 23:53:40
|
Глава 10. 1 августа. Рим.
Корнелия задернула занавеси на окне своей комнаты, присела на постель и озадаченно подперла подбородок руками, уперевшись локтями себе в колени. Более странного окончания дня, чем то, которое имело место, она не могла себе и представить.
То, что учителем Юлия оказался Варин, выглядело почти невозможным. Бессмертная не могла поверить, что чуткий, заботливый, предупредительный Марций был учеником белокурого негодяя, для которого на свете не было ничего важного, кроме него самого.
«Такой учитель, как Варин, просто обязан оставлять заметный след на поведении своих учеников – в умении воздействовать на людей мерзавцу не откажешь. Тем удивительнее, что Юлий когда – то постигал основы мастерства у него – настолько они разнятся во всем. Все – таки Марций замечательный – даже такой учитель не помешал ему стать великодушным и славным. Впрочем, каким бы негодяем Варин ни был, чему – то стоящему он Юлия научил – иначе чем можно объяснить невероятный в его устах отказ от тренировки…»
Событие, к которому неизменно возвращались ее мысли, настолько потрясло ее, что Корнелия до сих пор не могла поверить, что оно действительно имело место.
«Варин отчего – то казался печальным – впрочем, возможно, мне показалось. Лишь на первый взгляд он кажется человеком, который всегда пребывает в неизменном настроении – на самом деле, он, как и все, бывает в веселом расположении духа, а бывает грустным и задумчивым. По крайней мере, я порой могу улавливать его настроение. Иногда им владеет какое – то злое веселье, и тогда он, сдерживая, насколько возможно, внешнее проявление своих чувств, насмехается над собеседниками, поддевает их, выказывая свое превосходство. И превосходство это далеко не всегда такое уж мнимое – Варин, хоть и мерзавец, хорошо фехтует, прекрасно владеет собой, умеет произвести благоприятное впечатление, когда сам того захочет. А порой он молчалив, и видно, что никаких усилий для того, чтобы скрыть свое веселье, он не прикладывает – напротив, через силу старается хоть сколько – нибудь участвовать в разговоре. И я могу побиться об заклад на что угодно, что никто вокруг не замечает этих перемен в нем – слишком силен миф о несокрушимом равнодушии Варина, его способности любое событие осмеять и выставить случаем, над которым можно посмеяться. Никто не замечает, кроме меня, и это справедливо, поскольку навряд ли кто – то еще ведет на Варина охоту столь же изощренную, как я. Иные его враги стараются подавить его силой клинков, заманить в ловушку, извести при помощи смертных – и это у них вполне может получиться, однако уверенности в этом не может быть никакой. Я же опутаю Варина своими сетями наверняка, и он уже никуда не вырвется, сам себе не оставит надежды на спасение.
Но все – таки, почему он повел себя так странно? К появлению Юлия он отнесся настолько равнодушно, насколько это возможно; мне даже показалось, что он с трудом вспомнил, кто стоит перед ним. Однако, как выяснилось, он очень хорошо помнит, кто такой этот Юлий Марций – иначе как объяснить отказ Варина от тренировки с бывшим своим учеником? Причем отказ этот был не сродни тому, который так взбесил меня однажды – тогда этот негодяй сказал, что уверен в своих силах и тренировки нужны скорее не ему, а мне. Сегодняшний отказ был признанием превосходства стоящего перед ним – признанием явным и бесспорным. «Не думаю, что нам стоит пробовать силы в этом атрии – вряд ли я смогу дать тебе что – то новое, равно как и противопоставить что – либо твоему искусству» - как еще истолковать эти слова, как не отказ от соперничества с заведомо более сильным бойцом. Удивленный Марций попытался что – то возразить, но Варин лишь вяло отмахнулся от его слов…»
Корнелия прикрыла глаза, во всех подробностях представляя себе лицо белокурого мерзавца в тот миг, когда он отказывался от поединка с Юлием, - ничем не встревоженное лицо человека, который будто бы принял некое важное решение и теперь держится выбранного пути, каким бы сложным занятием это не оказалось.
«Действительно ли Варин так равнодушно отнесся к тому, что был вынужден признать свою слабость по сравнению с Юлием? Отчего – то я сомневаюсь в этом… Скорее многолетняя привычка сдерживать свои чувства не подвела его и теперь, и он попросту скрыл то, что должен был чувствовать: обиду, боль, осознание собственной слабости, а может быть, и зависть – скрыл за вечной маской немного утомленного суетой окружающих равнодушия.
Но, как бы там ни было, объяснить такое поведение Варина можно, хотя оно и стало неожиданностью. А как объяснить то, что случилось дальше? Странные слова Юлия о том, что он бросает вызов неким Служителям и просит меня и Варина, как людей, некогда бывших ему очень близкими, быть свидетелями какого – то там поединка? Едва дав свое согласие, Варин немедленно покинул нас, а Марций отказался сегодня объяснить мне все, сказав, что я узнаю обо всем в свое время. Право же, сегодня был очень странный день…»
Ему определенно что – то снилось, но в какой – то миг странные звуки из его сна превратились во всхлипывания, которые он слышал над собой наяву. Искар попробовал приоткрыть глаза и увидел склонившуюся над ним Ланику.
- Он очнулся… Слава Тебе, Господи Иисусе, он очнулся…
Не понимая, о чем толкует Ланика и кому она возносит хвалу, юноша повернул голову и обнаружил себя лежащим на тех самых ступеньках, к которым он устремился, увидев живую Ланику.
- Я же говорил, ничего с ним не будет, - раздался мужской голос, оказавшийся голосом Антистия, - германец оказался чересчур возбужден, чтобы нанести точный удар. Твой друг, прелестная гречанка, и сознание – то потерял не от этой царапины, а от удара головой о землю. Или от радости, что наконец – то увидел тебя, - Искар готов был поспорить, что губы хозяина чуть изогнулись в спокойной улыбке.
- Ланика… - язык молодого человека слушался его не совсем охотно, и ему пришлось приложить усилие, чтобы сделать свою речь понятной, - значит, с тобой все хорошо…
- Вот – вот, - снова послышался голос хозяина, - о чем я и говорю. Он так рад встрече с тобой, что забыл обо всем на свете. Как ты себя чувствуешь, сокрушитель германцев? – Антистий присел на корточки рядом с Ланикой, и Искар наконец – то увидел его. Юноша попытался было ответить, как вдруг в его памяти неожиданно всплыли слова Гулона, сказанные перед началом их схватки: «…уж не рассчитываешь же ты на то, что к тебе снова придет на помощь твой приятель в шляпе…»
«Приятель в шляпе… - память юноши уцепилась за эту фразу, рисуя образ человека, некогда выручившего Искара и предотвратившего поединок с Гулоном, - приятель в шляпе…»
Господин продолжал смотреть на молодого человека, слегка улыбаясь. Голова Искара закружилась, и он снова потерял сознание.
Метел Пий был настроен ждать долго, однако на сей раз ему повезло – ненавистный Варин появился в дверях дома Лепида намного раньше, чем он мог ожидать. Правда, Варин вышел наружу не один, а вместе с носилками. Кто находился внутри них, Пий не разглядел – он стоял на значительном расстоянии, остерегаясь обнаруживать свое присутствие раньше времени. Впрочем, носилки двинулись в сторону дома Варина, а сам он зашагал в обратном направлении, как раз к месту, где скрывался Метел. Не желая встретиться со своим врагом так рано, Пий, стараясь не терять того из вида, стал отступать по направлению его движения. Варин, очевидно, никуда не спешил, он попросту прогуливался по сумеречным улицам Рима, и Метелу поначалу не составляло большого труда двигаться вниз по улице, однако вскоре стемнело настолько, что он все с большим и большим трудом различал позади себя фигуру Варина. Наконец, огладевшись вокруг и обнаружив, что наблюдателей у их поединка не предвидится, Пий решил, что настало время открыть Варину свое присутствие. Он остановился за углом ограды роскошного трехэтажного дома и принялся с удвоенным вниманием наблюдать за тем, как убийца его учителя приближается к нему. В тот миг, когда он уже рассчитывал почувствовать Зов врага, ночную тишину прорезал странный звук, напоминавший то ли крик кошки, то ли истошный вопль младенца. Раздавшись один раз, звук больше не повторялся. Услышав его, Варин на мгновение замедлил шаг, однако затем двинулся в прежнем направлении и немедленно почувствовал Зов Пия. Вновь остановившись, светловолосый – очертания его головы отчетливо различались в темноте – потянул меч из ножен и оглянулся вокруг, очевидно, стараясь определить, откуда исходит Зов. Пий прикинул расстояние, которое разделяло их – он мог покрыть его в пятьдесят шагов.
|
|
|
|
|
39
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Знак Последнего
|
было: 22 февраля 2009 года, 23:41:29
|
« А еще мы говорили тут о том, как мне спастись от Гая Лепида… И здесь же я защитил ее от Гулона… Тогда еще появился странный незнакомец в широкополой шляпе… Интересно, что это был за человек… Он явно был очень уставшим, наверное, преодолел долгий путь или не спал ночью… Он появился словно ниоткуда и говорил так странно… Он будто бы на кого – то похож, только на кого… »
Задняя дверь дома открылась, и на пороге нежданно – негаданно появился Гулон.
- Ага, ты и вправду тут, лентяй, - прогудел он, медленно спускаясь со ступенек и подходя к фонтану, - а я и не поверил, когда сказали, что ты пришел нас навестить. Это очень хорошо с твоей стороны, самое время переломать тебе все кости.
- Кто еще кому переломает кости, - заметил Искар, приподнимаясь со своего места и старательно вспоминая все то, чему учил его на такой случай Антистий.
- Я - тебе, конечно же, уж не рассчитываешь же ты на то, что к тебе снова придет на помощь твой приятель в шляпе, - осклабился германец.
- Я и сам за себя постою, - как можно более уверенно сказал юноша, отступая за скамейку и прикидывая, сколько шагов нужно Гулону для того, чтобы оказаться рядом с ним, - а вообще – то не советую тебе пытаться драться со мной.
- А я и не буду с тобой драться, - улыбка германца стала совсем звериной, - я тебе просто переломаю руки, так что ты никогда не возьмешь в руки свою дудку.
- Попробуй, - улыбнулся Искар. Он старался делать все в точности так, как учил его Варин, хотя и не был уверен в успехе всего предприятия – слишком уж грозным казался ему Гулон. Насмешливая улыбка должна была, по замыслу Антистия, вывести противника Искара из себя, и молодой человек заулыбался еще паскуднее.
- Погоди, я отучу тебя улыбаться, - рявкнул Гулон, бросаясь на него, - ты у меня получишь хорошенько, как получила твоя девчонка!
- Что ты с ней сделал?! – выкрикнул Искар, уворачиваясь от удара германца и отскакивая в сторону, - что?!
- Ничего особенного, - заухмылялся Гулон, - только она после этого недолго протянула и решила, что дальше жить ей незачем.
Искар хотел было выругаться, но замолк. Внутри него закипала холодная ярость, но он заставил себя не обращать на нее внимания и просто выполнить все те приемы, которые показал ему Варин. Сейчас ему хотелось одного – убить Гулона – а сделать это можно было только оставаясь предельно собранным и хладнокровным.
Когда Гулон снова кинулся на него, юноша изо всех сил схватился за правую руку гиганта и отвел удар от себя, после чего, успев немного испугаться, что было мочи ударил того ногой по щиколотке. Очевидно, Гулон почувствовал боль, так как скорость движения его тела мгновенно снизилась, а Искар, стремясь развить свой маленький успех, тщательно, как учил Антистий, сложил свою правую ладонь в кулак и ударил им противника по носу, после чего отступил на шаг назад. Разъяренный германец с окровавленным лицом издал рев и попытался рукой схватить Искара, но не дотянулся до своего верткого врага, который вдруг вцепился левой рукой ему в запястье и на мгновение сделал его неподвижным, а правой точно полуобхватил - полуударил средний палец Гулона, сломав его.
- Ах ты ублюдок! – заорал германец, готовый разорвать Искара на куски, - Сучий потрох, мразь, сейчас ты сдохнешь!
Крутанувшись на месте, он поймал отскочившего фракийца взглядом, и юноше на миг стало по – настоящему страшно. Однако мысль о смерти Ланики в мгновение ока заставило его забыть о собственном страхе, и он захотел одного – увидеть страх в глазах своего врага перед тем, как убить его.
Гулон выхватил из – за пазухи нож и подбросил его в ладони правой, здоровой руки:
- Ну все, сучонок, теперь ты точно сдохнешь. Я хотел просто покалечить тебя, но теперь убью, можешь не сомневаться.
- Молись своим богам, германец, - проговорил сквозь зубы Искар.
Гигант рванулся к нему, занося нож, однако фракиец сделал все в точности так, как учил его Антистий – отступил в сторону, перехватил руку с ножом, тщательно сохраняя равновесие, вывернул, нсколько это возможно, руку врага с оружием, дождался, пока нож выпадет на землю и начал движение в обратную сторону движения Гулона, чтобы отбросить того подальше. Падая на скамью, германец успел наотмашь ударить юношу, и тот свалился на колени. В голове у нео зашумело, но он приказал себе собраться и тут увидел лежащий прямо перед ним нож, выроненный германцем. Схватив его, молодой человек кинулся к пытавшемуся встать на ноги Гулону, ударом ноги опрокинул его на спину, несколько раз пнул в лицо, затем напрыгнул сверху и нанес удар ножом - его противник дернулся, и лезвие вошло в плечо.
- Вот тебе за Ланику, - прошипел Искар, не обращая внимания на крики германца, - вот тебе, - повторил он, нанося более точный удар ножом под ребра. Гулон изо всех сил дернулся, пытаясь сбросить с себя оказавшегося непокладистым противником фракийца, и рука юноши соскользнула с рукояти ножа. Еле удержавшись на германце и будучи не в состоянии вытащить нож, неглубоко засевший у того между ребер, Искар вновь сложил кулак и принялся наносить врагу удары по лицу, левой рукой вцепившись тому в горло.
- Вот тебе, мразь, вот тебе, - приговаривал он при каждом ударе, - вот тебе за Ланику, вот тебе, вот…
Неожиданно прямо перед его глазами выросла рука германца, и молодой человек почувствовал, как его отбрасывает назад, а из носа начинает течь что – то теплое. Гулон попытался рывком вскочить на ноги, но Искар оказался проворнее и ударом ноги в лицо снова повалил гиганта рядом со скамейкой. Он застыл на мгновение в некоторой растерянности, глядя, как на его одежду капает кровь, как вдруг раздался вскрик. Юноша перевел взгляд на ступеньки, по которым только что спустился к нему Гулон и не поверил своим глазам: на них стояла Ланика, целая и невридимая, только очень испуганная, а за ее спиной возвышался Антистий Варин.
- Ланика… - прошептал Искар, не веря своим глазам, - Ланика…
Забыв обо всем на свете, он как мог быстро зашагал к крыльцу. Гречанка кинулась к нему, а юноша, бросив взгляд на лицо Варина и уловив за спиной какое – то движение, вспомнил, что оставил там Гулона с ножом.
|
|
|
|
|
40
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Знак Последнего
|
было: 22 февраля 2009 года, 23:40:53
|
- Нет, Юлий, ты, возможно, прав… - Бессмертной отчего – то стало неудобно перед своим собеседником, настолько он был мил и добр, - возможно, Терму, и правда, незачем меня опасаться… Но это только возможно. Понимаешь, жизнь только одна, хотя такие, как мы с тобой, и живут долго, - она посмотрела ему в глаза, - и эта жизнь – самое дорогое, что у нас есть, ведь так?
- У каждого есть что – то свое, что он называет самым дорогим, - опустив глаза, ответил Марций, - для тебя это жизнь, для кого – то другого что – то иное.
- Не суть важно, я говорю о себе, - резко мотнула головой женщина, - так вот, жизнь это самое дорогое, и я не хочу ее потерять. Конечно, я не полностью уверена, что за мной охотился Терм, но вероятность этого есть.
- Может быть, и есть, - покачал головой Юлий, - все может быть…
- Кстати говоря, как ты смотришь на то, чтобы немного размяться с мечом в руке? – Корнелии в голову неожиданно пришла удачная мысль, - пир начнется еще не скоро, так что мы вполне можем поупражняться в атрии Гая.
- Я не против, - улыбнулся Марций своей немного робкой улыбкой, - но, пожалуй, нам нужно спросить, что об этом думает Гай.
- Что об этом может думать этот лентяй? – фыркнула Корнелия, - В худшем случае он составит нам компанию, а в лучшем вообще не придет.
Корнелия проводила старого друга в атрий, зашла к себе, чтобы переодеться в просторную одежду и вернулась к Юлию, застав его рассматривающим мечи Лепида.
- У Гая неплохие клинки, - заметил Марций.
- Да уж, - Бессмертная пожала плечами, - вот только пользуется он ими крайне редко. Начнем, пожалуй? – она подняла свой меч.
- Начнем, - кивнул Юлий. Его лицо сразу же стало серьезным и собранным, но назвать его жестким или неприятным Корнелия не могла.
Марций пару раз пробно взмахнул мечом, посмотрел в глаза Корнелии и провел первую атаку. Видно было, что он всего лишь разминается, но она с трудом отвела угрозу и отпрянула в сторону, чтобы дать себе небольшую передышку.
- Ты отлично начал, - заметила она, чтобы приободриться, - я что – то не могу припомнить, фехтовали ли мы с тобой прежде?
- Пару раз, - ответил Марций, опуская меч, - но это вряд ли можно было назвать серьезной тренировкой.
Корнелия решила попробовать атаковать своего противника, но быстро пожалела об этом своем начинании – Юлий легко отбил ее удары и молниеносно провел свою атаку, после которой Бессмертная едва – едва успела отскочить в сторону.
- Здорово у тебя это получилось, - сказала Корнелия, немного задыхаясь. Сердиться на Марция она не могла, поэтому воспринимала его преимущество над собой с иронией, - где ты так выучился фехтовать?
- У меня были хорошие учителя, - ответил Юлий без улыбки, - вот и выучился.
- У тебя было много учителей? – поинтересовалась Бессмертная, двигаясь вокруг Марция кругом.
- Ну, каждый противник, с которым тебе приходится фехтовать, учит тебя чему – нибудь, даже если это тренировочный поединок, - ответил Юлий, наступая и заставляя Корнелию пятиться. Она поймала себя на мысли, что дерется он далеко не в полную силу, словно опасаясь обидеть ее своим превосходством, - хотя тренировочный поединок со смертельным не сравнится – в смертельном приобретаешь гораздо больше опыта.
- У тебя было много смертельных поединков? – Бессмертная лавировала мечом, предугадывая движения клинка своего соперника.
- Наверное, могло быть и меньше, - загадочно ответил Марций, и лицо его отчего – то приобрело совсем безобидное выражение, - но могло быть и больше.
- Ты не любишь поединки? – вопрос прозвучал глупо, но Корнелия была слишком занята очередной атакой Юлия – благо, та получилась слабее предыдущих, и она сумела отбиться без больших хлопот.
- Не очень, - Марций отступил на полшага назад, а потом снова провел атаку, еще менее опасную, - а ты разве любишь?
- Сложно сказать, - выдохнула Бессмертная, - любой поединок это риск погибнуть.
- И не только, - заметил Юлий, перекладывая меч из правой руки в левую, что сделало фехтование с ним довольно – таки непривычным, - это и риск убить другого.
- Риск убить другого? – удивилась Корнелия, - Но почему ты считаешь, что это риск? Каждый отвечает за свою жизнь на поединке. В конце останется только один, не забывай.
- Каждый волен считать так, как ему кажется верным, - эти слова Марция прозвучали так, что Корнелия не поняла, оправдывает ли он свою странную точку зрения или же предоставляет ей право думать так, как она думает.
Едва Юлий произнес эту фразу, как Корнелия ощутила сразу два Зова. Очевидно, к дом Лепида посетил кто – то из Бессмертных, и сейчас хозяин и гость направлялись к атрию. Спустя мгновение дверь отворилась, и на пороге появились Лепид и Варин.
- Ааа, вот они где, наши кровожадные друзья, хи – хи, - заметил Гай, - едва встретились, как сразу же взялись за мечи.
- Здравствуй, Корнелия, - поздоровался Варин. Юлию он просто кивнул, никак не выказывая каких либо чувств от встречи с ним.
- Вы знакомы? – полюбопытствовала Бессмертная у Марция.
- В некотором роде, - ответил тот, - это мой первый учитель.
Искар медленно прошел вдоль розовых кустов и подошел к знакомой скамейке у фонтана. Казалось, он совсем недавно бывал здесь каждый день, слушал журчание воды, опасался Гая Лепида, играл на дудочке, беседовал с Ланикой и уж никак не мог представить себе, что будет вспоминать эти дни как что – то приятное и дорогое – а сейчас ему казалось, что он уже давным – давно раб своего нынешнего хозяина и все то, что он сейчас успел вспомнить, было вовсе и не с ним.
« Интересно, Ланика со своей госпожой еще здесь или уже уехали? Я бы очень хотел увидеться с ней… Хотя она и глупая, но она была мне настоящим другом, и если я по кому – то и скучал из здешних обитателей, так это по ней… Странно, здесь со мной не случалось почти ничего хорошего, а я вспоминаю последние дни тут с какой – то затаенной сладкой тоской в сердце… »
Он провел рукой по волосам, огляделся и сел на скамейку.
« Вот тут мы с ней впервые увиделись… Я умывался после тяжелой работы в жаркий день, а она хотела набрать воды. Я тогда еще рассердился на нее… Сидя тут мы беседовали, она рассказывала про царя Александра, про которого мне потом говорил хозяин… Если мы с ней еще увидимся, я расскажу ей про Спартака… »
Искар зачерпнул рукой воду из фонтана, но не стал умываться или пить, а просто выплеснул ее обратно – ему было так томительно – хорошо, что не хотелось изменять ничего из своих ощущений.
|
|
|
|
|
41
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Знак Последнего
|
было: 22 февраля 2009 года, 23:40:22
|
Глава 9. 1 августа. Рим.
Появление Юлия Марция в доме Гая Лепида было настолько неожиданным, что Корнелия до сих пор не могла привыкнуть к тому, что ее давний знакомый находится под одной крышей с ней.
Корнелия познакомилась с Юлием около ста лет назад, и было время, когда они были весьма близки. Марций с его красивым, грустным, одухотворенным и в то же самое мужественным лицом, с вьющимися каштановыми волосами, с сильным тренированным телом, с умением поддержать в трудную минуту и размышлять на самые разные высокие темы был великолепным любовником, однако они с Корнелией давно расстались, и он остался в ее памяти одним из немногих ее возлюбленных, воспоминание о которых не вызывало у нее злости или неудовольствия после разрыва. Вместе с тем, с их любовью было покончено навеки: увидев Юлия Марция, Бессмертная удивилась и обрадовалась знакомому лицу, но не более того – ее сердце ни капли не вздрогнуло, когда она почувствовала его Зов и услышала его голос.
Сейчас Марций казался еще более тихим и задумчивым, чем был прежде. По его устам, как и раньше, скользила знакомая Корнелии чарующая милая улыбка, однако красивые глаза не покидало выражение печали. Бессмертная слишком давно не видела своего бывшего возлюбленного, чтобы оценить, было ли это выражение всегдашним, или для грусти у Юлия имелся какой – либо веский повод.
- Ты знаком с Гаем? – спросила Корнелия, едва они остались одни.
- Да, - ответил Юлий своим красивым голосом, - мы познакомились несколько лет назад, когда я последний раз был в Риме.
- Ты остановишься у него?
- Нет, - покачал головой Марций, - я пришел только чтобы увидеться со старыми друзьями. Думаю, я не задержусь в Риме, - его взгляд совсем затуманился, и Юлий чуть слышно вздохнул, - вот и решил проведать тех, кого успею увидеть.
- У тебя какие – то срочные дела? – полюбопытствовала Бессмертная.
- Не то чтобы срочные, - Юлий грустно улыбнулся, - но есть одно дело, которое нужно сделать, и я думаю, что с ним не стоит затягивать.
- А что это за дело? – Корнелия хитро улыбнулась и подмигнула Марцию в надежде, что он раскроет ей свои намерения.
- Ты совсем не изменилась, - сказал ее собеседник, даже не пытаясь придать голосу радостное выражение, - позволь мне пока что оставить свои дела в тайне.
Первой мыслью Корнелии было обидеться, но потом ей пришло в голову, что в таком случае Юлий никак не отреагирует и она все равно останется без ответа на свой вопрос – поэтому, чтобы не заводить разговор в тупик, Бессмертная заговорила о другом:
- Ты приехал недавно?
- Да, только вчера, - Марций немного оживился, - а кто из наших общих знакомых есть в городе?
- Антистий Варин, Вибий Гирций, - начала перечислять Корнелия, - впрочем, Вибий, очевидно, куда – то уехал, поскольку я его давно не видела… И еще пара Бессмертных, о которых я только слышала, но не запомнила имен… Ты знаешь, на нас с Антистием было покушение…
- Да, я слышал, - кивнул Марций, - в вас стреляли смертные.
- Откуда ты узнал? – спросила Корнелия, раздасадованная тем, что не сумеет сообщить Юлию такую интересную новость.
- Мне рассказал мой друг, с которым я приехал в Рим, Итимоней.
- Итимоней? – недоуменно подняла брови Бессмертная, - Он твой друг?
- Да, а почему бы ему не быть моим другом? – он посмотрел на нее и мгновенно все вспомнил, - Корнелия, Итимоней всего лишь ученик Ливия Терма, но не сам Ливий Терм. Как бы ты ни относилась к Терму, твоя ненависть не должна распространяться на его учеников. С равным успехом ты можешь сердиться на саму себя, ведь ты тоже оказалась его ученицей. Учителей не выбирают…
- Возможно, но Итимоней не только ученик Терма, но еще и его ближайший друг, - парировала Корнелия, - к тому же, Терм уже устроил на меня покушение две недели назад, а потом провалился, как сквозь землю.
- Терм устраивал на тебя покушение? – изумился Юлий, - С чего бы это?
- Он боится меня и моей мести, - объяснила Бессмертная очевидное обстоятельство, - поэтому, узнав, что я приехала в Рим, решил избавиться от меня, натравив на меня целую свору смертных. А потом, когда им не удалось со мной справиться, он удрал из города. Потому – то недавнее покушение на Антистия было покушением скорее на него, чем на меня.
- Подожди – ка, ты видела, как Терм руководил нападением смертных на тебя? Ты уверена, что это он? – брови Юлия сошлись на переносице.
- Уверена, - не колеблясь, ответила Корнелия, - я не видела его, но больше некому нападать на меня, кроме него. Он попросту боится, что я отрублю ему голову, вот и все.
- Подожди, Корнелия, - сказал Марций, - почему ты так уверена в своей правоте? Разве ты когда – нибудь слышала, чтобы Терм убивал других Бессмертных нечестным путем? Согласен, я знаю его хуже, чем ты, но я никогда не слышал о нем ничего подобного. Подумай, не наговариваешь ли ты на него?
Юлий так мягко произнес последнюю фразу, что Бессмертной на мгновение вспомнился Терм, которого она любила – заботливый, пусть и строгий, умный, сильный – однако она тут же отринула подобные воспоминания и ответила Юлию:
- Тебе легко рассуждать, на тебя не кидалось сразу десять смертных мерзавцев с мечами и факелами. А я пережила это. Так что не думай, что можешь меня образумить, ты просто не знаешь, о чем ты говоришь.
- Может быть, и не знаю, - грустно улыбнувшись, сказал Марций. Корнелия в который раз за время их знакомства заметила, что будь на месте Юлия другой человек, который говорил бы ей те же самые слова, она давно бы уже накричала на него. Марций вызывал у нее доверие и симпатию – чувства, которые она не особенно привыкла испытывать к мужчинам, да и вообще к людям.
- Просто, Корнелия, не стоит голословно обвинять кого – то в чем – либо. Подумай, может быть лучше стоит встретиться с Термом и поговорить с ним? Необязательно встречаться для этого один на один с ним, можно попросить кого – то пойти с тобой… И потом… Только не подумай, я не хочу тебя обидеть… Но ты уверена, что Терму есть резон опасаться тебя?
- Что ты имеешь в виду? – щеки Бессмертной вспыхнули.
- Не обижайся, прошу тебя… - лицо Юлия приняло такое огорченное выражение, что Корнелия умерила свой гнев, - просто я знаю, что Терм достаточно сильный фехтовальщик. А ты в последние годы жила вместе с мужем и вряд ли могла тренироваться… Извини, если я неправ…
|
|
|
|
|
42
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Знак Последнего
|
было: 15 февраля 2009 года, 19:17:33
|
- А во – вторых, - присовокупил Элефонор, - рано или поздно он убивает таких своих учеников и тем самым за один раз получал Силу всех своих врагов, убитых таким послушным орудием в его руках.
- Но почему его ученики так послушно шли у него на поводу? – допытывался Терм, - Ведь они могли отказаться.
- Я сам спросил то же самое у Димаса, - кивнул Элефонор и стал рассказывать дальше, - и он ответил, что учеников, которые отказывались исполнять его волю, Варин попросту убивал. Впрочем, таких находилось не так уж много – большинство было предано Варину, как псы хозяину. Этого вполне можно добиться, если воспитывать ученика определенным образом. Да еще и вступать с ним в любовную связь, как произошло в случае с Димасом.
- Ну наконец – то, - усмехнулся Котта, - а я – то уж думал, что мои предчувствия окажутся ложными.
- Так Варин приказал Димасу напасть на тебя и убить? – догадался было Сур.
- Нет, - покачал головой Элефонор, - не меня. Он приказал ему убить своего заклятого врага Цецилия Плавта. Но Димас отчего – то не сумел этого сделать. Не знаю, питал ли он к Плавту какие – то теплые чувства, что, впрочем, было бы удивительно, или же тому была иная причина. Однако, как бы там ни было, Димас не сумел напасть на Плавта, который тогда пребывал в Греции. Однако ослушаться своего учителя и любовника для него было страшным преступлением, пожалуй, самым страшным из всех, которые он мог совершить в собственных глазах. И он решил попросту погибнуть в поединке с кем – нибудь, кто первым подвернется ему под ругу. Первым подвернулся я.
- И что ты сделал? – полюбопытствовал Сульпиций.
- А что я мог сделать? – посмотрел на товарища Элефонор и накрутил локон на указательный палец, - Я попробовал объяснить ему, что он вовсе не обязан исполнять любые прихоти своего учителя только потому, что тот является таковым. Я сказал ему, что Бессмертный, взявший себе ученика, должен вести себя иначе, чем делал это Антистий Варин, и что Димас достаточно исполнял его прихоти и теперь может уйти. Но мальчишка боялся. И боялся он не столько того, что Варин найдет его и убьет в наказание за то, что тот ослушался его. Нет, боляся он главным образом того, что Варин узнает о его оплошности – узнает, что его приказ не был выполнен. Мерзавец настолько подчинил себе волю и разум несчастного, что тот едва ли не единственную радость находил в том, чтобы исполнять его приказания, а потом радостно смотреть ему в глаза, докладывая об исполненном.
- Чудовище, - заметил Котта вполголоса, - просто чудовище.
- Да, - отозвался Марк Сур, - Варин попросту мерзавец.
- Об этом думал и я, - невесело ухмыльнулся Элефонор, - когда рубил парню голову. Об этом и о том, что буду счастлив когда – нибудь узнать, что Варин последовал за своими несчастными учениками.
Ливий поднялся на воздух и уселся на привычное место, прислонясь к полуразрушенной стене здания, некогда стоявшего здесь.
«К счастью, разговор сложился таким образом, что я сумел оставить свою ложь незамеченной, - подумал он с облегчением, - все – таки я умею добиваться своего, этого нельзя не признать. Но теперь нужно подумать, что мне делать дальше.
Итимоней странным образом стал приверженцем учения человека по имени Иисус Христос, про которого я пару раз слышал. Это несколько необычно для Бессмертного с таким жизненным опытом, однако сейчас следует оставить это в стороне. Итимоней – христианин, и он вполне может оказаться тем самым человеком, который ждет Пророчества о Последнем. Недаром мы с ним говорили несколько отчужденно, я заметил это. Если эта догадка верна, то… То следует признать, что наиболее разумным было бы сказать о его приверженности новой иудейской ереси Служителям. Но если это ошибка? Вдруг Итимоней не имеет никакого отношения ко всей этой истории с Пророчествами? Он мой друг и негоже подставлять его под удар Служителей, не имея для этого веских доводов. Да и имея для этого доводы, стоит ли подставлять своего ученика…»
- Ты, кстати, слышал такое имя – Спартак? – спросил Антистий Искара, когда они вышли из дома и направились пешком, как часто любил ходить Варин, к дому Гая Лепида.
- Да, господин, - ответил Искар. Несмотря на неважную память на имена, он вспомнил имя раба, который стал вожаком бунта, случившегося в Риме в стародавние времена.
- В самом деле? – усмехнулся Варин, - Это заставляет думать о тебе лучше, мой фракийский друг. Ведь Спартак был из того же племени, что и ты.
Искар остановился, не веря тому, что только что услышал.
- Да – да, Спартак был фракийцем, - голос Варина звучал немного громче чем обычно, так как они находились на оживленной улице и вокруг было шумно, - Ты так и собираешься стоять, как вкопанный?
- Нет, господин, - ответил юноша и немедленно сдвинулся с места, - Просто я…
- Я понял, ты удивился, - закончил за него Антистий. Видимо, сегодня хозяин пребывал в хорошем настроении и был непрочь поболтать со своей вещью.
Некоторое время они молча пробивали себе дорогу сквозь разношерстную толпу, а затем Искар осмелел и спросил:
- Господин… а Спартак… Спартак был сильным?
Губы Варина тронула знакомая молодому человеку едва заметная усмешка:
- Смотря что ты понимаешь под силой. Если силу духа, силу человека, способного повести за собой других к тому, что доселе казалось невозможным, то да, он был силен. И как воин он тоже был силен. Говорили, что в его последней битве, когда Спартак был убит, он сражался один против несколько сотен врагов, сомкнувшимся вокруг него кольцом и нападавших одновременно.
- И это правда? – выдохнул потрясенный Искар, представляя себе нечеловеческую силу своего соотечественника.
- Нет, конечно, - ответил хозяин, с легкой улыбкой наблюдая замешательство своего раба, - ни один человек не сможет справиться с таким количеством других, держа в руке меч и щит.
- А со сколькими противниками может справиться очень сильный воин? – мечтавшему научиться владеть мечом юноше очень хотелось знать ответ на этот вопрос.
- Видишь ли, это зависит от того, где происходит поединок, точнее говоря, побоище, - вдали показался дом Лепида, и Искару на мгновение стало не по себе - пребывание в нем он считал худшими днями в своей недолгой жизни, - Если на открытом пространстве и все участники вооружены мечами, то вряд ли один человек справится более чем с десятью противниками – при условии, конечно, что он великолепный фехтовальщик, а они - весьма посредственные. Если же наш одинокий герой находится где – нибудь в закрытом помещении, куда ведет узкий проход, то там он может продержаться против несколько большего числа людей – впрочем, и устанет он там быстрее, поскольку заварушка будет продолжаться, скорее всего, дольше, чем в первом случае. Ты что, вознамерился совершать подвиги с мечом в руках?
- Нет, господин… - зарделся Искар, - Я ведь даже не держал меча в руках…
- Ну, может, успеешь еще подержать, - подмигнул ему Антистий, - гляди – ка, а вот и дом твоего бывшего хозяина. Не соскучился еще по Гаю Лепиду? Ступай за мной внутрь, а потом делай все то, что я тебе сказал.
- Ааа, вот и ты, Антистий, хи – хи, - раздался голос только что упомянутого Варином Лепида, - приветствую тебя, - появившийся в коридоре, по которому они шли, Гай Лепид протянул руки к хозяину Искара, - ни за что не догадаешься, встречу с кем я для тебя приготовил…
Раб из дома Лепида не обманул Метела – Варин, действительно, появился у ворот дома в сопровождении одного из своих рабов. Пий расположился на достаточно большом расстоянии, так что ненавистный мерзавец не мог почувствовать его Зов. Теперь оставалось только укутаться поплотнее в плащ – по ночам на воздухе было прохладно – и терпеливо ждать, когда Варин покинет дом своего молодого приятеля.
«Ну что ж, Антистий Варин, вот и пришло время поквитаться с тобой за смерть Эсхина. Ты убил его нечестно, воспользовавшись мгновенной потерей внимания, и сегодня тебя настигнет возмездие. Даже если с тобой будет кто – то еще, я справлюсь с вами обоими – Плавт меня многому научил, в том числе и твоим излюбленным приемам. Ты вовсе не так хорош, как кажешься, Антистий Варин, и ты знаешь это. И когда ты начнешь проигрывать, когда на твоей тунике появится первая кровь, ты почувствуешь, что совсем скоро ты умрешь… Я долго ждал этого дня, Варин, совершенствовал свое мастерство и учился владеть собой, и вот теперь готов отомстить тебе за смерть моего – и твоего тоже – учителя. Когда я приставлю к твоей шее клинок, в твоих глазах мелькнет страх, и это будет лучшее зрелище, что я видел в своей жизни. А потом я убью тебя, и ко мне перейдет твоя Сила, и я почувствую свое единение с учителем…»
|
|
|
|
|
43
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Знак Последнего
|
было: 15 февраля 2009 года, 19:17:01
|
Глава 8. 1 августа. Рим.
Элефонор задумчиво сдвинул брови на переносице:
- И ты все – таки рискнул проникнуть в свой дом?
- А почему нет? – немного обиженно отозвался Ливий, - в конце концов, это мой дом, почему бы мне туда и не «проникнуть»?
- Как бы там ни было, - сказал Старший, бросив взгляд на Сульпиция, сидевшего за столом, - ты попал к себе домой. Ты увиделся со своим учеником?
- Нет, - покачал головой Терм, - его там не оказалось. Более того, слуги сказали, что Ганимед уехал еще вчера утром.
- Ганимед… - протянул Марк Сур, - Ганимед это…
- Однорукий Ганимед, - усмехнулся Элефонор, - знаменитый однорукий Ганимед. Ты молодец, Ливий, что сумел выучить его так здорово биться левой рукой.
- Дело не во мне, - скромно принял похвалу Терм, отмечая, что ему удается вести себя весьма непринужденно, - дело в старательности Ганимеда. Должен признать, он был не самым способным учеником в искусстве фехтования. Однако со временем путем долгих ежедневных тренировок он достиг большого совершенства.
- Он не оставил ничего, что бы указывало на опасность, которая тебе грозит? – поинтересовался Элефонор.
- Оставил, - с задумчивым видом кивнул готовый к этому вопросу Терм, - оставил. Мне угрожает моя бывшая ученица. Она хочет меня убить, и она в Риме.
- Эта угроза серьезна? – подал голос Авиуд, спускаясь в помещение снаружи.
- Не сказал бы, - пожал плечами Терм, - по крайней мере, если она решит убить меня в честном поединке, то я должен с ней справиться. Она такая дикая кошка, что вывести ее из себя можно мгновенно, а остальное представляется достаточно простым.
- Тогда в чем опасность? – поднял точеную бровь Элефонор, - Ты опасаешься, что твоя ученица может повести себя нечестно и попробовать завладеть твоей головой путем обмана?
- Кто знает, - невесело усмехнулся Терм, - по крайней мере, я ее такому не учил. Другое дело, что сейчас она спуталась с Антистием Варином…
- Спуталась? – переспросил Элефонор, отбрасывая пепельные волосы назад.
- Их часто видят вместе, - ответил Ливий, - а зная Корнелию, можно утверждать, что она разделит ложе с любым мужчиной, какого захочет. И практически наверняка сумеет воспользоваться им.
- Вполне возможно, что это так и есть, - кивнул головой Старший Служитель, - но зная Антистия Варина, можно утверждать, что его не интересуют женщины. Впрочем, его не интересуют простые людские чувства вообще. Варин расчетлив и жесток, и за этими его свойствами не стоит ни голос сердца, ни память о былом товариществе. Я никогда не слышал, чтобы он любил кого – нибудь, так что вряд ли Корнелия сможет что – то заполучить от него – разве что смертельный удар мечом.
- Однако друзья есть у самых худших из нас, - заметил Терм.
- Возможно, - согласился Элефонор, - но я никогда не слышал о друзьях Антистия Варина. Точнее, я слышал о людях, которые считали себя таковыми, однако им рано или поздно пришлось раскаяться в этой дружбе. Твой друг Эсхин, как говорят, одно время приятельствовал с ним.
- Я ничего об этом не слышал от Эсхина, - немного удивился Ливий, - наверное, к тому времени, когда мы с ним стали друзьями, его отношения с Варином давно были закончены.
- Это он так считал, должно быть, - покачал головой Элефонор, и пепельные волосы разметались по плечам, - Варин наверняка судил иначе. Я не знаю подробностей истории, которая предшествовала их поединку, но думаю, что Эсхин попросту отказался выполнить просьбу Антистия убить кого – то из его сильных противников, и Варин наказал его за это.
- Я помню, ты рассказывал про то, что Варин иногда пользовался своими приятелями для того, чтобы их руками устранять своих врагов… - Терм удивился тому, как много плохого он знает о Варине, которого никогда в жизни не видел воочию.
- Да, Варин иногда так поступает – конечно, тогда, когда он не уверен в том, что сможет справиться с врагом сам, и считает, что это вполне по силам человеку, которого он собирается заставить это сделать.
- Но как ему это удается? – спросил Терм, - Ведь далеко не каждый Бессмертный, повзрослев, выполнит безоговорочно то, что скажет ему бывший учитель.
- Это зависит от воспитания, - заметил Сульпиций, - можно воспитать ученика таким образом, что он пойдет за тобой в огонь и в воду, даже не задумываясь о том, действительно ли он считает правильным то, на что ты его толкаешь.
- Именно, - согласился с товарищем Элефонор, - Варин как раз из таких учителей. Когда он берет к себе молодого Бессмертного на воспитание, он думает лишь о том, как использовать его в дальнейшем. Если ученик оправдывает его ожидания и выполняет ту задачу, для выполнения которой Варин привлекал его, то тот или теряет к нему интерес, или ищет для него новую цель. Я знаю это, так как общался с одним учеником Антистия Варина.
- В самом деле? – заинтересовался Терм, - И как его звали?
- Димас, - ответил Старший, - вряд ли ты знал его, он умер совсем молодым – ему не сравнялось и ста пятидесяти лет.
- Я что – то не помню этой истории, расскажи – ка, - попросил Марк Сур, доселе молчавший.
- Это было в 677 году, сто тридцать лет назад, - отозвался Элефонор, - я был тогда в Греции под видом простого торговца…
Ливий про себя усмехнулся: он слабо представлял себе простого торговца с внешностью Элефонора. Впрочем, в то время у Старшего могли быть короткие волосы, и тогда его внешний вид вряд ли мого вызвать у кого – то удивление.
- Однажды вечером, когда я возвращался на свой корабль в одиночестве и шел по узким улочкам рыбацкого городка, я почувствовал Зов. Спустя несколько мгновений дорогу мне преградил Бессмертный – на вид он был совсем юношей, ему можно было дать лет двадцать.
«Кто ты, и что тебе нужно?» - спросил я его.
«Меня зовут Димас, и мне нужна твоя голова» - ответил он и обнажил меч. Однако голос его звучал столь неуверенно, что я усомнился, действительно ли он хочет драться со мной. Как бы там ни было, мне пришлось достать меч и вступить с ним в поединок. Нужно отдать ему должное, фехтовальщиком он был великолепным. Единственное, что ему мешало в поединке со мной, так это странное возбуждение, чуть ли не страх, который он испытывал. При этом мне было совершенно очевидно, что чувство это внушаю ему не я, а кто – то другой. Наконец, после довольно продолжительного боя мне удалось выбить меч из его рук и тем самым закончить поединок. Его состояние заинтересовало меня, и я спросил его, что в действительности побудило его напасть на меня. Честно говоря, я не очень – то рассчитывал на правдивый ответ, однако бедняга, видимо, так настрадался, что готов был раскрыть мне душу, что он и сделал. Виной всему оказался Антистий Варин. Димас был его учеником, которого тот подобрал полторы сотни лет назад мальчишкой – сиротой и воспитал. Хотя воспитание это и было достаточно грубым и жестоким, Варин все равно заменил ему родителей, стал чем – то вроде отца. Точнее говоря, Димас относился к Варину как к отцу, а тот воспринимал его лишь как орудие в своих руках, как человека, который всем обязан ему и должен за это платить – своей преданностью, исполнительностью и, если понадобится, жизнью. Когда Димас пережил Первую Смерть, Варин стал его учителем. Однако он научил мальчика лишь двум вещам – прекрасно управляться с клинком и безоговорочно исполнять приказы своего учителя. Варин выдрессировал его, ему почти удалось превратить его в послушное орудие. Если он не был нужен своему учителю, Димас был предоставлен самому себе, жил почти нормальной для молодого Бессмертного жизнью. Однако стоило Варину забеспокоиться за свою жизнь и решить убрать кого – то из своих врагов чужими руками, как он призывал на помощь Димаса. И тот шел ему на помощь, будучи готовым на все ради своего учителя.
- Но какой прок Варину от того, что ученик будет убивать самых сильных его врагов? – поинтересовался Терм, - Ведь Сила будет переходить к ученику, а не к нему.
- Во – первых, Варин тем самым избавлялся от людей, которые представляли для него опасность, - догадался Сульпиций.
|
|
|
|
|
|
