 Показать ответы
|
|
Страницы: [1] 2 3 ... 6
|
|
4
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Красный крест миниатюра
|
было: 19 августа 2013 года, 15:41:27
|
Город пал. Не выдержал напора нашей праведной мощи. Несчастный, слабый город. Проклятая жара. Проклятая земля. Проклятый город. Проклятый король.
Акра. В год от Рождества Христова 1191 , двенадцатого числа месяца июля, ты отдалась врагам своим, как избитая девка толпе разбойников. Тщеславный лев и его орды убийц провели атаку столь стремительно, что тебе не оставалось иного выбора, кроме как открыть свои врата перед силой Христова воинства. И неужто надеялась на пощаду ты, разверзнув перед нами лоно своё?
Проклятая жара. Я теперь представляю зной Преисподней, я познал его здесь. На Святой земле. Земля, преисполненная святостью. Разве есть иной путь к святости, кроме как через страдание? Отец небесный, влей в изувеченное сердце моё еще больше горького яда. Пусть раскалённые потоки растекутся по жилам к разуму и испепелят его. И тогда я, наконец, издохну.
Акра. В течение двух долгих лет мы осаждали твои стены. Безуспешно. Но вот приплыл дикий северный зверь и с упоением вгрызся в плоть Востока, начал лакомиться мясом и пить, пить, пить… Мне очень хочется пить, я устал, и бренная оболочка моя совсем истощилась. А ведь совсем недавно мы въехали во врата, столь ненавидимые нами за два года лишений, как герои легенд. Гордые и свирепые, с пьянящим чувством победы в груди. По праву победителей мы взяли от тебя всё – воду, еду, добычу. Ты дала нам всё. Ты отобрала у меня всё, Акра.
Золото. Богоподобный металл. Постигнув твою природу, золото, я узрел сущность своего Бога. Ты пьянишь и ослепляешь, золото. О, твоя сила истинно от Создателя, ты толкаешь нас на такие… подвиги, что всему воинству небесному и всей мощи Ада не по плечу. Влекомые на Восток зовом истинной веры, жаждущие вырвать землю Христа из тени лжепророка сарацин, мы лишь хотели вкусить тело нашего настоящего божества, причаститься звоном его солнечных слёз. Ты открыло мне глаза, золото.
Кровь. Кровью платили мы за куски камней, которые кто-то придумал считать очень ценными и желанными. А горечь от утраты товарищей наших, есть ничто в сравнении со скорбью от разлуки с чудесным металлом. И никто не выдержал искушения алчностью. Ни король, ни священник, ни солдат, ни даже мы – братья, Рыцари Храма. А вот и опять. Опять перед глазами моими всплывает всё тот же образ. Кругом одна кровь.
Вопли. Необузданный и своенравный, неистовый и ненасытный английский варвар не смог ждать больше. Саладин не сумел так скоро, как его обязали, исполнить условия, которые на него налагала сдача Акры. Двести тысяч марок золотом не были выплачены в срок. Ответ последовал незамедлительно. В месяце августе, двадцатого числа, в год от Рождества Христова 1191 состоялась казнь. В моей голове нет больше звуков. Лишь эти истошные вопли.
Мы выгоняли заложников за пределы городских стен. Методично и проворно, как умелые пастухи. Ричард приказал вывести их всех. Две тысячи обреченных. Две тысячи напуганных, лишенных всякой воли, покорных безжалостному решению судьбы мужчин, женщин, стариков. Были там и дети. Были. Не знаю, кто ударил первым. Не знаю, какое из орудий смерти оборвало первую жизнь. Был ли это меч, кинжал, топор (столь любимый английской изуверской знатью), копьё или алебарда... А может крепкий удар моргенштерна выбил из первого убиенного душу вместе с мозгами? Одному Богу известно. Наше дело началось.
Выпад. Взмах. Рубящий удар. Свист стали. Чавканье разрубаемого мяса. Влага на лице. Иногда попадает в уста. Солоноватый привкус утекающей жизни. По голове, в грудь, по конечностям, насквозь. Я видел как брат Гюнтер располовинил своим двуручником истошно кричащую девицу. А вот и благочестивый Кнут стремительным ударом бастарда снёс какому-то мальчонке полголовы, да так, что нижняя челюсть с языком остались, обильно извергая фонтаны багряной. Одни кололи, другие рубили. А кто-то предпочитал резать и дробить головы. Людей. Христиане забивали мусульман. А разве не в этом и было наше предназначение, крест несущих?
Крики, стоны, булькающие звуки захлёбывающихся собственной кровью, мелодия от страстных поцелуев клинков с человеческим телом – всё это слилось в один зловещий и странно-притягательный унисон. В воздухе распространялась вонь. Некоторые мёртвые и умирающие испражнялись. Наверно мы теперь уже не воины, а палачи Христовы? Земля под нами уже вся пропиталась, и ходить по ней было скользко. Мы начинали резню с каменными отрешенными лицами. Но развивая успех, они превратились в звериные морды с хищным оскалом. Многие воины заливались истерическим ржанием, не переставая при этом орудовать клинками. Господи, тебе нравится наша работа?
И вот я увидел её. Очень странно, но вокруг неё не было ни суеты, ни алых озёр, ни отрубленных частей тел. Казалось, даже воздух остановился подле её стройного стана. Словно оазис, посреди пустыни мук и злодейства, стояла она и не отводила глаз от моего обезумевшего лика. На руках у неё был младенец.
Она была как бы за чертой. В месте, где нет ни страстей, ни печали, ни желаний. В прекрасном как Вселенная, безжизненном и неподвижном месте. В тёмных глазах её не было страха. И молчаливого крика о пощаде там тоже не было. Это взбесило меня. Её безмятежный взор был лишь чуточку разбавлен состраданием. Эти потусторонние глаза как бы говорили мне – ну же… не бойся…осталось совсем недолго…скоро и ты всё узнаешь, всё поймёшь…и тебе больше ничего не понадобится…и ты останешься со мной. Ребёнок прильнул к её груди и начал высасывать наполняющую жизненной силой жидкость. Без жадности и нетерпения.
IN HOC SIGNO VINCES. Сим побеждай. Надпись на гарде моего меча. Взмах был быстрым и сильным. Я разрезал их. Мать и ребёнка.
Безжалостный зной. Сколько часов я уже бреду по этой горе? Как называется она? Может Голгофа? Я ведь тоже крест несу. Мне так сильно хочется пить. За моей спиной Акра. Ноги передвигаются с трудом, меч волочу по земле. Мои некогда белые одежды теперь стали коричневыми. Немилосердное Солнце высушило их. Мать и дитя. Богородица с нашим Святым Спасителем. Господь-Вседержитель! Я убил Мадонну с младенцем! Вот так незадача! Зачем Ты… Я…
На безжизненной земле, истошно крича, в приступе истерической агонии бился молодой рыцарь. На груди у него был крест ордена, но его не стало видно. Крест цвета крови. Красный Крест.
|
|
|
|
|
6
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Сон. Миниатюра.
|
было: 15 августа 2013 года, 10:38:13
|
Милые дамы, эта миниатюра напомнила мне про одно стихотворение, которое, я почти уже забыл, хочу поделится им с вами)
...Я стану частью леса: вздохов, сна,-
Сроднясь "полями" с деревом и мшистым
сырым массивом,- быстрым, как волна,
перемещеньем кроны ветру вслед.
(С кругами " тел",- наростов давних лет),
И потеряюсь в зарослях ветвистых.
Я стану частью мира, где века
проходит жизнь в глубоких, гулких ритмах:
Вдох-выдох, наполнение... Строка-
полет фантазии - в узорах и изгибах.
Но чей-то взгляд почуяв на спине,
я вздрогну в подсознательном, открытом
деревьям и камням и вышине
и ощущениям, давно забытым.
Но кто Ты? Древний страх подскажет путь:
"Беги!- Опасность ждет. За поворотом
тебя подстерегает кто-нибудь..."
(Но мне, признаться, любопытно, кто Ты?)
И я приду одна, в который раз
и может, на десятый ( или сотый),
вдруг запримечу любопытный глаз,-
то за спиною, то за поворотом.
Однажды на пригорке, у камней,
открою сумку, выну снедь из дома.
И ты сквозь страх приблизишься ко мне,-
мой страшный зверь! Ведь мы давно знакомы.
Волчонок... Ты маячишь за спиной
и наблюдаешь. Любопытство снова
в который раз ведет тебя за мной.
Не бойся. К этой встрече я готова...
...Каких частей недостает картине
лесного "полотна"?-
Непостижимая страна чудес,
Там, где и "высь" чудесна, и "стена".
Бежит отсюда тишина. И здесь
Стократно романтичнее луна...
Вот - лес:
Лес - дом и пропитанье и уют
житья простого ( бейся, размножайся...)
А если здесь, в лесу тебя зовут,
то видимо - на драку. Не теряйся,
Не спи, не верь,- ведь враг твой полон сил.
Он завтра прыгнет из кустов на спину.
А если ты его не укусил,
То он решит что ты - слабак... как "псина".
И очень трудно не оскалить клык,
не впиться в руку, что чесала ухо...
Ну и конечно, ты ведь не привык
ни мысли открывать свои ( ни брюхо.)
Сородичей твоих неблизкий вой...
Я знаю, где-то близко,- за пригорком,-
Ты снова рядом. Мы вдвоем с тобой.
И я смотрю за солнцем... Вместе с волком. |
|
|
|
|
10
|
Клуб любителей всяческих искусств. / Наша проза / Re: Без названия
|
было: 12 августа 2013 года, 13:44:01
|
- Густав Мартир Леволль.
Леволль ответил мягким рукопожатием. Фрошка почувствовал слабую и вспотевшую, несмотря на холод, ладонь, отчего странным образом стало неприятно. Смутившись собственных ощущений, он предложил незваному гостю присесть к костру. Парень неловко умостился на исколотый топором чурбак.
- Чем же тебя, студиоз, наши солдатские байки так заинтересовали? – Седой Фрай передвинулся поближе, потирая застарелый шрам. Видно было, что на холоде былая рана не дает ему покоя.
- Студиоз? – Фрошка удивленно поднял брови, тонкие усы над верхней губой также вопросительно вскинулись.
- Бывший, - слабо улыбнулся парень. – Исключен год назад из Академии, с тех пор – вот в армии. Так что, не так уж ваши рассказы мне и далеки. Я вообще истории люблю, в гарнизоне постоянно просил старших, чтобы рассказали былое.
- Ишь, какой любопытный, - встрял в беседу Цапля, - а бранвина ты стаканчик прихватил, чтоб сподручней рассказывать было? С бранвином-то любой рассказ, как песня соловьиная льется, прям мед для ушей.
Густав смущенно заулыбался, разводя руками, и хотел что-то сказать, но Вайс его опередил.
- Бетранк, - обратился он к Цапле по имени, - если б ты тогда ночью не полез в схрон, был бы сейчас не стаканчик, а целый бочонок, что Гроссен у обозного выменял. А так тебя в одних кальсонах Штейнмайер приволок, еще и нам порку устроил.
- И чего тебя чернокрылый дернул, в одном исподнем-то по снегу стылому, - Малиновка усмехался одними глазами, укоризненно покачивая головой.
- Ой, братцы, и сам того не ведаю, - Цапля схватился за голову, широко открыв мутные глаза. – Будто сила какая волоком потянула. Да на ухо все нашептывает, поди, Бетранк, проверь-ка запасы, кабы кто раньше тебя не добрался.
- Ну не знаю, как сила, а вот капрал волоком за ногу-то тягал. Да и за ухо потом здорово тебя отваживал, - Седой Фрай с грозным лицом тряс рукой в воздухе, изображая расправу капрала над нерадивым сослуживцем.
- Штейнмайер-то сейчас наверно нашим бранвином и греется, - здоровяк-Гроссен зло стрельнул глазами в поникшего Бетранка, отпихнув его подальше от себя.
Со стороны Богберга снова донесся протяжный вой. Таубер по прозвищу Малиновка невольно поежился, передернув плечами. Тяжелые тучи медленно наползали с севера, застилая и без того неяркие зимние звезды. Костер потрескивал и протяжно шипел, слегка отсыревшие чурбаки, чернея в едком пламени, издавали приятный умиротворяющий запах.
- А чему учат в этих Академах? – Фрошка с интересом взглянул на Леволля.
- Я хотел стать механикусом, - потупился Густав, протирая запотевшие окуляры.
- Механикусом? Прям как мэтр Латро! – Молодой солдат от охватившего волнения снова вскочил на ноги. При упоминании мэтра Леволль испуганно взглянул на собеседника, будто тень страха скользнула по его лицу, но Фрошка был настолько увлечен собственными мыслями, что не обратил внимания на странное поведение.
- Что натворил? – Вайс извлек из пол шинели маленькую трубочку, с хитрым прищуром продул дымовой канал и полез за кисетом. Густав нервно дернулся в его сторону и недоумевающим взглядом уставился на старого солдата.
- За что исключили-то, спрашиваю, натворил чего? – Седой Фрай умело набивал чашу, не глядя на бывшего студиоза.
- Да так… - замялся Леволль, поджимая губы и заламывая руки. Его всегда недоумевающее выражение лица стало еще более потерянным.
- Все женщины, верно. От них вся беда и морока. Кого хочешь с пути истинного собьют. – Старый солдат, наконец, раскурил трубку, облако густого едкого дыма нехотя поползло в небо.
- Нет, нет, что вы, - Густав замахал руками, словно отбиваясь. – Просто нагрубил одному Магистеру, во мнениях разошлись. Да, так и было, нагрубил. Вот.
- Ты, поди, из знатных, раз в Академах учился? – здоровяк Эйх нехорошо смотрел прямо в окуляры Леволля.
- А тебе что за дело? – Вступился Вайс, перебивая открывшего рот молодого солдата. – Или не видишь, что так же, как мы, лямку тянет? Где уж тут знатность?
Гроссен, исподлобья хмурясь, долго смотрел то на бывшего студиоза, то на Фрая, но ничего не сказал.
- Ну что, Фрошка, потешишь студиоза сказками своими? – Вайс весело, по-отцовски подмигнул парню, перекинул трубку из одного угла рта в другой и швырнул еще дров в огонь.
- А то! Седой Фрай, отчего не рассказать, коль просит! – И Фрошка, гордый от чувства собственной важности, как в первый раз почувствовал запах болотный, пороховую гарь и привкус крови на языке.
****************************************************************************
- Гиг, кинь еще дров в огонь, - с небрежной усмешкой бросил огромный мужчина за столом, яростно терзая зажаренную кабанью ногу. – Противно слушать, как ген Амитвилль стучит челюстью.
Одноглазый мальчик лет четырнадцати молча отставил в сторону миску с большими кусками свинины и принялся собирать аккуратно нарубленные дрова.
- К счастью, моя челюсть спокойна, чего нельзя сказать о моей голове, - моложавый стройный мужчина лет сорока покачал коротко стриженой головой и, наморщив высокий лоб, добавил, - во мне осталось вот столько терриканской крови!
Он почти свел большой и указательный пальцы, в неярком пламени свечей стало видно, что на правой руке не хватает мизинца. Мальчик тем временем сдвинул тяжелую задвижку и начал выкладывать небольшие бревна прямо в огонь. По шатру поплыл тяжелый сосновый запах, смешиваясь со стойким запахом пота и кислого вина. Ген Амитвилль сморщил свое красивое лицо. Пронзительные голубые глаза, тонкие длинные бакенбарды, аккуратная стрелка растительности на подбородке, идеальной формы ровный нос, красивый чувственный рот – все сливалось, смешивалось, когда мужчина кривился. Лицо вытянулось в странную складку однообразия, стало серым, утрачивая яркие и запоминающиеся очертания. Сполохи из походного очага веселыми «зайчиками» играли на начищенных эполетах и пуговицах мундира, отражаясь на инкрустированном рубинами кубке эйната.
- Далманские снега впитались в мою кожу, далманские ветра иссушили мои глаза, далманская земля покорила мое сердце! – Мечтательным голосом, чуть прикрыв глаза, процитировал какого-то тисского философа Амитвилль. Легкая улыбка преобразила его лицо, яркие очертания снова заняли свое место.
- Когда ты цитируешь бездарных тисских бумагомарателей, которые зовут себя философами, - огромный мужчина за столом, эйнат Алин Первый по прозвищу Великан, утер измазанную жиром косматую бороду, - я стараюсь погасить в себе тягу взяться за клинок или топор. В тебе, Висенте, нет ни капли далманской крови, а сзади, где-то там, где у обычного далманца проявляется только одно чувство, у тебя свербит желание петь и плясать, как у последнего терриканского пройдохи. И дрожишь от холода ты хуже терриканского тигра в Ледяных Пустошах. Я люблю тебя, Висенте, и ценю, как своего друга и лучшего гена в далманской армии, но в следующий раз хорошо подумай, прежде чем, расстраивать мой ужин всякими бреднями. В этом мэтр Головоломка мне больше по душе, своим вечным молчанием он хоть не портит мне аппетит. Впрочем, ты можешь болтать, что угодно, только скажи сразу, что выбираешь - Зиель или Лос?
Серые, бесстрастные глаза эйната из-под всклокоченных прядей, прилипших к лицу, скользнули по огромному мечу и стоящему рядом двустороннему топору таких размеров, что сражаться ими смог бы только настоящий великан. Алин приложился к своему громадному кубку, по размерам больше напоминавшему маленький бочонок. Вино через бороду протекло прямо под завязки просторной рубахи.
Амитвилль снова сморщился, усаживаясь на массивное деревянное кресло, посветлевшее лицо поблекло. Из дальнего угла доносилось чавканье Гига, он пальцами скреб по дну миски, пытаясь одним глазом рассмотреть остатки мяса. Еще один мужчина, расположившийся в противоположном углу, наклонив голову, что-то крутил в ладонях, иногда поднося их к самому лицу. В очаге весело и задорно трещали свежие сосновые поленья. Где-то вдали раздался протяжный волчий вой, сменившийся сонной тишиной походного армейского лагеря. Изредка доносились тихие голоса и смешки не спавших солдат.
- Прошу простить меня, мой эйнат, но ни то, ни другое, - мужчина в красивом синем мундире с золотым позументом опять засиял лицом. Он поднялся из кресла и уверенным шагом двинулся к выходу из шатра. Ловко перемахнув огромную черную шкуру, небрежно брошенную у задернутой прорези, ген Амитвилль, выудил что-то из скопившейся в углах темноты.
- Я выбираю это, мой эйнат! – Мужчина вышел на середину шатра, ближе к свечам на столе.
Алин презрительным взглядом смерил ружье в руках гена, обглоданная кость полетела в угол к одноглазому парню.
- Предпочтешь смерть от предательского пороха взамен праведной стали? – он усмехнулся и без видимого усилия оторвал еще одну ногу у зажаренного поросенка. Жир медленно растекался по столу, капли срывались на застеленный высушенным мхом пол.
- Не думаю, что Мердад ждет в гости какого-то терриканского пройдоху, да к тому же еще и далманского гена! – Амитвилль взял со стола подсвечник, ружье завертелось в разные стороны. – Я не зря сказал, что моя голова не спокойна. К тому же спокойствие она потеряла с самого начала похода.
- Чем же твоя голова была так обеспокоена? – Эйнат отпил вина, утерся рукавом и отставил кубок, принимаясь за мясо.
- Первым хварды пытались взять Ворберг. Как мы знаем, ворбергский гарнизон полег почти полным составом, но город не сдал, благословит Лоррас их души. Когда наши полки подошли, варвары уже успели уйти в лес. Я само собой отправил наших следопытов проследить путь их отступления. Именно тогда моя голова впервые потеряла спокойствие. На границе с лесом мои егеря нашли гору…ружей. Я не на шутку обеспокоился. Сначала мои домыслы свелись к трофеям, что хварды задумали утащить с собой, но, завидев нас, бросили, потому что такое количество ружей задержало бы их отступление. Если бы не одно но…
Ген сделал паузу, водрузив подсвечник на место. Гиг тихо рычал в углу, пытаясь бороться с жилами на брошенной эйнатом кости. Сидящий в углу мужчина опустил руки и погруженный в свои мысли молчал, казалось, не обращая ни на кого внимания. Мирную ночную тишину снова побеспокоил тоскливый волчий вой.
- Пока войско двигалось в обход леса, мои егеря не отставали от уходящих хвардов. И несколько раз приносили мне маленькие подарки, оставленные варварами. Один из них перед вами, мой эйнат. А сегодня из Ворберга прибыл гонец с вестями. Единственный оставшийся в живых защитник гарнизона оправился от ран и поведал нечто очень интересное, что подтвердило самые неприятные предположения.
Амитвилль на мгновение умолк, выдержав сценическую паузу. Кубок в руке эйната завис на полпути ко рту.
|
|
|
|
|
|
