Форум официального сайта Веры Камши

Танец-вихрь, танец-песня,
Словно брат с отцом воскресли,
Словно я стою на месте-
И лечу в кругу.

На душе нет больше груза,
Мальчик в лёгкой чёрной блузе,
Сын престранного союза-
Я к тебе бегу,

По камням, от солнца белым,
По безумным синим стрелам,
По долгам, что стали делом,
По годам и дням.

Утончённые манеры,
Короли и кансилльеры,
Войны, битвы, киркореллы-
Всё Врагу отдам

Для того, чтоб  в этот вечер
Лишь для нас горели свечи,
И струна звенела вечно
Лишь для нас двоих.

Слышишь? Волны бьются в скалы,
В море-парус запоздалый,
Спи, сынок, под смех гитары!
Даже ветер стих...

А это именно та песня, которую слушал Рамон-младший в исполнении отца и дяди

Морская боевая
Паруса и мачты у причала
Ветром тёплым сонных укачало,
Мир-войны отсроченной начало-
И на совесть смолены борта.
Небо спрутом ползает по вантам,
Хмурит брови грозно альмиранте,
Тучи пена обвивает кантом,
За душою, в общем, ни кота.

Море-небом, небо-морем,
Мы плывём звенящим взморьем,
Мы  стоим плечом к плечу:
«Брат, живи!»,- кричу.

Подерёмся в вихре абордажа-
Пусть подранят, не заметим даже.
Песня наша не сродни лебяжьей:
Мы вернёмся с дальних берегов.
Эй, мой брат, готовь к атаке шпагу!
Скомкав страх обрывками бумаги,
Отхлебни с лихвой военной браги,
Смейся в рожу полчищам врагов.

Море-небом, небо-морем,
Мы плывём звенящим взморьем,
Мы  стоим плечом к плечу:
«Брат, живи!»,- кричу.

Враг не дремлет: некогда и вредно,
Мы ещё хлебнём хмельной победы,
Брат, держись! Страшней бывали беды,
На морях, да и на берегах.
Моряков сломать не так уж просто:
Море въелось в кожу их и кости,
Плачут чайки, плакальщицы-гостьи,
Плачут об ушедших моряках.

Море-небом, небо-морем,
Мы плывём звенящим взморьем,
Мы  стоим плечом к плечу:
«Брат, живи!»,- кричу…

Ну ведь блеск же и чудо, а не стихи. Первое - до слез. Да, возможно скажут, что не канон, и все-таки...они так хорошо ложатся на сердце и западают в память.
Спасибо, уважаемые авторы!

Эреа Tory, благодарю)))

:) Ой, девочки, как я соскучилась по вашим стихам :D

Архивариусы Талига, с возвращением! :D

накопилось немножечко, теперь выкладываю))))
рада, что не забыли! :D

Это, конечно, не "Вороний Ветер", но, думаю, не менее хорошее)) Так получилось, что у многих оооочень достойных персонажей нет ни артов, ни стихов, одни слэшки. А хочется всё же и для них сделать что-то хорошее. Поэтому появились вот эти вот рассказы от Жермона и от Руппи.

Лебеди над Фельсенбургом

Это море с парусами въелось в сердце.
Корабли идут неведомой дорогой
От Рассвета до Заката через дверцу-
Через душу. Через душу -недотрогу.

Мы живём за тех, кто канул в вечность,
Кто бредёт Рассветными Садами,
Кто в Закат нырнул, пугая нечисть,
С нами щедро поделясь годами...

Фридрих и Хохвенде, адъютантство-
Всё сгорело в пламени Излома,
Нету адмирала с лейтенантом-
Есть друзья, сбежавшие из дома.

В этот год смешалось очень много
Лиц, людей, мечтаний и поступков-
Я в Талиге встретил тех, кто долгом
Почитает изживать чужую глупость.

Я рискну назвать случайно другом
Черноглазого смешливого теньента-
С ним легко, с ним-честно, нет испуга,
Что он для удара ждёт момента.

Только хочется в аду чумного Круга
Вновь услышать мамины укоры!
Лебеди летят над Фельсенбургом,
Опускаясь в горные озёра...


Где-то между Торкой и бесконечностью

Мама, я давно не вижу снов,
Братьев смех мои не помнят уши,
Между Торкой и Гайяре чёрный ров,
И меня обиды яд не душит.

Мама, я скучаю по отцу,
А в семейном склепе только кости...
Не успел я прискакать к концу-
Он ушёл в Рассвет. Ушёл без злости.

Мама, я твоих не помню глаз,
Слишком на него похож, наверно:
И твои черты в который раз
На лицо отца ложатся скверно.

Мама, я давно тебя простил,
Нету писем? Что же, не заплачу!
Для братишек, для сестры не мил,
Но зато друзья есть и удача,

Торка лучше дома для меня,
Графский титул мелок и ненужен,
Только... Маки под ноги коня
Память в вихре лепестков закружат.

Все обиды потеряли вкус.
Мёртв шумевший голосами замок,
Только слышишь, мама? Я вернусь,
И к тебе, наверно, тоже, мама...

Это прекрасно. Пронзительно, цепляюще прекрасно. Даже не находится слов, только хочется снова перечитывать эти строки.
Архивариусы Талига, спасибо!

Стихи о Жермоне, это... каждую строчку можно цитировать! :D

И снова - спасибо вам от всего сердца, дорогие Архивариусы Талига, за такую огромную любовь к ОЭ, которую излучает буквально каждая строчка ваших стихов :D. А стихи о Жермоне - да, от них ну просто горло сжимается...

Ой... (засмущалась) Я просто даже и не знаю, что ответить! Достопочтенные эреа, благодарю за такие отзывы, безумно приятно

Я знаю, что Норны немного не в Кэртиане. Но очень захотелось!


У тебя нет права на жизнь и смерть,
У тебя нет права вздохнуть, упасть-
И спешишь хоть что-то ещё успеть,
И сплетаешь ветер в простую вязь,

И ножом в груди оседает взвесь
Горьких истин, крови и сбитых скул...
А в душе сомнений нечастый лес-
Помнишь ветви, в которых и ты тонул?

Этот мир-лишь  мир на конце клинка-
Мир воров, принцесс и простых людей,
Мир собак и кошек, и мир бродяг,
И его нельзя полюбить сильней,

Корабли в портах спят и видят сны,
Кони бьют копытами в терпкий дёрн...
Ты летишь, плывёшь на закат весны,
Ты плевать хотел на безумных Норн,

Этот бег  у тебя не отнять, поверь,
Этот бег-по праву, по жажде жить
Твой,  и, сколько хорной его не мерь-
Будут степи и травы тебя кружить.

Иноходью, вздохом в хмельной траве
Пролетит, как птица, в полях твой конь,
И, забыв, что такое ещё внове,
Розу жёлтую нежно возьмёшь в ладонь...

Альмиранте

Паруса крепи по ветру крепче,
От бортов отваливают волны-
Альмиранте сердцем в каждой встрече,
Альмиранте каждую запомнил.
Райос кровью плещутся на стеньгах,
Цвет черпая прямо из рассвета...
Брат не покупается за деньги,
Брат-всегда вопросы без ответов.
Альмиранте внешне так спокоен,
Альмиранте злиться не умеет,
Но встают в кильватер чётким строем
Корабли, и парус солнце греет.
Друг смеётся, с ведьмами танцуя-
Альмиранте лишь улыбку прячет,
И, завыть в отчаяньи рискуя,
Вновь решает трудную задачу:
Как сдержаться, не сорваться мигом
Мчаться выручать пленённый ветер?
Щит на море для всего Талига,
Он спокоен.  Он не вяжет петель
Слов, судеб, бессмыслиц и поступков...
Крик ведь тоже может быть беззвучным!
В Хексберг корабли заходят в бухту...
Дор Рамон, ну хватит сердце мучить!

И снова - спасибо просто огромное :). А за "Альмиранте" - спасибо, возведенное в десятую степень! :D

Замечательно!!! :D

Блестяще! За "Альмиранте" отдельно низкий поклон.

Эреа Tory, Юлька рукоплещет единомышленникам))) Это её заказы на стихи про альмиранте)))

Всем огромная благодарность за тёплые слова. Безумно приятно)))

Альмейда убрался к себе, проворчав нечто среднее между «спокойной ночи» и «раздери тебя кошки» и довольно чувствительно хлопнув его по плечу. Рокэ, не торопясь, прошёлся по галерее, машинально глянул на небо. Раймона не было около получаса, ещё столько же оставалось до его возвращения – если, конечно, наследничек не опоздает, как обещал.
Любопытно, куда их с приятелями всё-таки понесло среди ночи? В том, что мальчишка отправился на поиски приключений не один, Алва не сомневался – слишком уж непохоже получалось у кого-то из раймоновых друзей ухать по-совиному. А ведь Хуан как-то писал, что Раймон боится темноты. Смешно… Впрочем, дома, да ещё и в компании таких же, как он сам, шалопаев, бояться глупо.
Дома?.. Это для тебя Алвасете – дом, знакомый до каждого камня, до каждого деревца, иногда кажется – ты сам плоть от плоти этой земли, моря, прокалённых солнцем и овеянных всеми ветрами скал. А дом Раймона остался за сотни хорн отсюда. То, что мальчишка молчит, не значит, что он позабыл.
…Впрочем, Раймон, покинувший отчий… то есть материнский кров шестилетним ребёнком, и в самом деле мог многое позабыть. Быть может, не стоит искать в его нежелании вспоминать о жизни с бакранами двойного дна, и дело вовсе не в загадочных историях или терзающих юное сердце тяжких обидах? Или в душе мальчика живёт светлый и нежный образ матери, который он бережёт от любого стороннего взгляда?
Рокэ очень плохо – да что там, отвратительно знал собственного ребёнка. И всё же он был готов поклясться если не кровью, то по меньшей мере своей перевязью, что всё это полная чушь. Мальчишка всё помнит – а ещё он смотрит, думает и делает выводы, причём больше, чем привык показывать.
Соберано в очередной рад подумал, что не отказался бы узнать о происходящем в голове его дорогого наследничка. О чём он думает, когда смотрит исподлобья, покусывая нижнюю губу – украдкой смотрит, думая, что отец не замечает? На что обижается, чему радуется? Раймон смел, упрям, честен. Он не скрывает своих провинностей и умеет за себя постоять, принимает наказания со сдержанным достоинством, не унижаясь до споров и нытья, и не хвастается успехами и подвигами. Любит лошадей и собак, старые сказки и свежее молоко. Не любит фехтование, потому что получается у него неважно.
Только что с того? Всё это заметит любой, кто понаблюдает за мальчишкой хотя бы неделю – или прочтёт письма Хуана, которые тот исправно слал своему соберано всю осень и ползимы! А вот отчего, например, Коннер перестал быть «дядюшкой Клаусом» и превратился исключительно в «господина генерала», вы, папенька, не имеете понятия. Хотя Альмейда наверняка пожал бы широченными плечами и сказал, что это очевидно…
…Дальнейшие размышления герцога прервал раздавшийся внизу треск. Можно было подумать, что через кусты ломится медведь или, по крайней мере, заблудившаяся коза. Впрочем, донёсшееся следом сдержанное шипение и произносимые сквозь зубы ругательства подсказывали, что коза была всё-таки горным козлёнком.
Такой мелочью, как лестница, Раймон не озаботился и на обратном пути. Рокэ видел, как он, отдыхая, посидел несколько секунд в развилке, а потом, по-обезьяньи перебирая руками, подобрался по длинной ветке ближе, раскачался и приземлился на пол по эту сторону балюстрады.
Маршала скрывала тень, и мальчик его не заметил – деловито отряхнул ладони и направился было прочь, но замер вдруг на полушаге, не то услышав, не то просто почувствовав чьё-то присутствие. Медленно обернулся.
– Ой… а где дядя Рамон?
– Спит, полагаю, – пожал плечами Рокэ. – Людям по ночам свойственно заниматься именно этим.
Раймон потупился и шмыгнул носом – виновато, но упрямо. Алва был уверен, что он предпочтёт отмолчаться, и потому изрядно удивился, услышав:
– А… если свойственно, то почему вы не спите… соберано? Что ли меня ждали, да?
Алва неопределённо шевельнул плечом. Дразнить сына молчанием он не собирался, просто, пожалуй, и в самом деле не знал, зачем остался. Не то задумался, не то и правда хотел убедиться, что Раймон благополучно и вовремя вернётся из своего путешествия…
– В следующий раз, когда соберёшься прыгать с крыши, воспользуйся верёвкой, – вместо ответа посоветовал он.
Раймон заморгал. Удивлённо поползли вверх и снова сошлись у переносицы тонкие брови.
– Привяжи верёвку к дереву, – разъяснил соберано. – Заранее. Один конец – к ветке покрепче, другим обвяжись сам. Путеводным узлом. Это ты, надеюсь, умеешь? Так будет удобнее, да и надёжнее, если, конечно, ты не намерен однажды прекрасным весенним вечером свернуть себе шею.
Мальчишка слегка смутился. По своему обыкновению помолчал несколько секунд, не то решая, стоит ли отвечать, не то просто подбирая слова, и наконец выговорил:
– Но так и в самом деле было быстрее. Видите, я не опоздал, – в голосе его вновь, как и час назад, скользнула осторожная, едва заметная лукавинка. 
– Да, действительно, – согласился Рокэ. – Ты вернулся даже раньше, чем обещал.
Он был уверен, что разговор на этом можно счесть оконченным, и уже собирался отпустить юношу с миром, но тот смотрел как-то странно, словно ждал чего-то. Чего?..
– А я… Если хотите, я могу рассказать… куда ходил, – нерешительно предложил Раймон. – Это раньше нельзя было, потому что тогда не сбылось бы. А теперь уже можно. Если вы хотите, – повторил он. 

Рокэ следовало сообщить, что он хочет выпить вина, заняться наконец своими делами, а после лечь спать, но он почему-то просто кивнул. Мальчик подошёл ближе, прислонился спиной к перилам. Заговорил – сперва скованно, глядя в пол, потом всё увереннее:
– Есть такая легенда… или примета, что ли… В общем, говорят, что если найти колодец… Старый, чтобы воду из него не брали уже. Прийти к нему ночью, когда месяц растёт, загадать желание и посмотреть. Туда, внутрь. Вниз то есть. Если увидишь, как звёзды отражаются, значит, сбудется, что загадал. Говорят, даже если дождь идёт или тучи, всё равно звёзды можно увидеть… И наоборот – будь хоть какая ночь ясная, если загадал не то или сделал что не так, ни одной не появится. Только такие колодцы найти сложно, чтобы и заброшенный был, и не пересохший, не заросший. А здесь есть, в саду. Не в том, где клумбы всякие и фонтаны, а подальше, в стороне… Да вы, может, знаете?
– Знаю, представь себе, – Рокэ даже рассмеялся негромко. Ещё бы он не знал про этот колодец! Подумать только, старый обычай до сих пор помнят... Впрочем, он, судя по всему, пережил уже не один Круг, что ему какие-то жалкие сорок лет.
Раймон смотрел снизу вверх – удивлённо, почти обиженно. Рокэ махнул рукой:
– Не обращай внимания. Лучше скажи, тебе посчастливилось увидеть звёзды?
– Да! – мальчик спиной вперёд скакнул на перила, обнял себя за колено, пристроил на него подбородок. Поболтал свободной ногой и снова заговорил, негромко и доверчиво: – Так странно… я заглянул, а вода качается, как будто от ветра или камень бросил кто-то. Я смотрел-смотрел, ждал… А потом она успокоилась, и там звёзды… только не такие, как на самом деле. Я точно знаю, их на небе не было. Как вы думаете, соберано, может такое быть?
Налетевший с моря ветер обнял за плечи холодной рукой, словно в ответ на это несильно и тупо заныло запястье. Всего на долю секунды – или лишь показалось?..
Мальчишка зябко вздрогнул. Тоже почувствовал что-то или просто продрог в лёгкой рубашке? Рокэ вдруг захотелось обнять сына за плечи, придвинуть к себе. Хотя накинуть на него камзол или куртку было бы полезнее, но ни того, ни другого у соберано при себе не было. Вот и нечего зря сентиментальничать.
– Может, раз ты это видел.
– Амадо и Пабло мне не поверили, – Раймон как-то по-взрослому усмехнулся. – Особенно Пабло. Хотя я, должно быть, тоже не поверил, если бы услышал. Знаете, это не по правде, конечно, но у меня вот что придумалось: колодец же очень старый, верно? Он там стоял и запоминал всё, что видел, что в нём отражалось. И так было год, и два, и, может, целых сто лет! А теперь ему это наскучило, и он показывает то, что помнит.
Алва едва не спросил, не показал ли колодец Раймону мокрого перепуганного карапуза в новеньком камзольчике. Промолчал, только прикусил на миг губу, сдерживая улыбку.
– Только это сказки... А что по правде – я не знаю, – со вздохом закончил сын.
– Быть может, когда-нибудь узнаешь, – Рокэ, наконец, не удержался – провёл ладонью по макушке мальчишки, растрепав ему волосы. – А пока просто запомни… Иди спать, Раймон. Довольно с тебя ночных приключений.
– Ага, – сын легко соскочил на пол. – Спокойной ночи… соберано.


От кого он впервые услышал про старый колодец? Кажется, от Карлоса. Братец, несмотря на свой, в общем-то, добрый и покладистый нрав, обожал дразнить мелкого липучку… а может, просто делился с ним самым важным, забывая, что «мелкий» младше на семь лет.
…Когда у тебя есть двое старших братьев, все жизненно необходимые вещи ты узнаёшь рано – выуживаешь из таинственного шёпота, из небрежно брошенных фраз, из полупонятных намёков, разбираешь сквозь густую липкую обиду от недовольного «подожди, мелкий, отстань!». Проглатываешь, не разбирая, всё то, чем они вдруг решают с тобой поделиться – скорее, скорее, пока не передумали! Их жизнь окружена восхитительным ореолом таинственности, она интересна и полна приключений. В то время, пока тебя тискают мать и старшая сестра, окружают заботой няньки и гувернёры, расчёсывают тебе перед зеркалом локоны и подсовывают книжки с большими картинками, братья пропадают где-то там, в большом мире, где ржут кони, звенят шпаги, плещется море и происходит уйма совершенно невероятных вещей.
…– Представляешь, чуть было не попался! Педро вышел из конюшни, пришлось прятаться в чертополохе! А потом…
– Дурень, ну и стоило падать в колючки? Он же призраков боится, ты завыл бы как-нибудь, застонал. Педро бежал бы так, что пятки сверкали!
Рубен смеётся, и не поймёшь, дразнит он Карлоса или говорит серьёзно. Росио не боится призраков и падать в колючки тоже совсем не хочет, он бы обязательно завыл в спину старому Педро, если бы ему надо было спрятаться. Только вот зачем?
– Инес… Инья… про что они? Где был Карлос?
– У старого колодца, – сестрица делает большие глаза. – Говорят, если пойти туда в полночь, можно попросить у него что угодно, и оно исполнится… Если звёзды увидишь.
– На небе?
– На небе они всегда есть, глупенький. В воде, в колодце.
– Всегда? – он хмурится, пытаясь понять, о чём это Инес. Звезды бывают только ночью, это он знает точно. Днём бывает солнце и иногда тучи, из них идёт дождь и тогда его наряжают в плащ, в котором так неудобно бегать…
– Всегда-всегда, – кивает сестра, рассеянно поправляя ему воротничок. Она думает о чём-то своём, даже не слышит толком вопросов младшего братишки. – Только днём мы их не видим…
– А в колодце?
– Что в колодце? Росио, ты меня уморишь!
Он упрямо сжимает губы. Он не любит, когда над ним смеются как над маленьким. Не хотят объяснять – сам разберётся!

…Как он сбежал от няньки, сейчас и не вспомнить. Почему-то кажется, что и не сбегал – просто пошёл, куда считал нужным, а его не останавливали, слишком уверенный вид был у младшего сына соберано… Как миновал добрую половину парка, как нашёл старый колодец? Ничего этого не осталось в памяти. Даже загаданное желание стёрлось. Что же он тогда хотел?.. Кажется, лошадь. Большую, настоящую и непременно чёрную, как у папы. Или шпагу? Рубен целыми днями пропадал в фехтовальном зале, отец его хвалил, а клинки стучали так заманчиво… нет, кажется, всё-таки коня, живого, тёплого, с мягкой чёрной гривой и лиловыми глазами…
Ему было не то три, не то почти четыре года, но рассудил он вполне здраво – в полночь к колодцу его никто не отпустит, а значит, надо пойти сейчас. Полдень – немного похоже на полночь, а если Инья говорит правду, и звёзды есть на небе всегда, хоть мы их и не видим, какая разница, когда загадывать желание?
Если напрячься, в памяти всплывают отдельные картинки. Вот он упирается носом в сруб старого колодца. Тот высокий, не заглянуть… Вот, царапая носки неудобных лакированных башмаков, карабкается на какой-то удачно оказавшийся рядом камень. А дальше – собственный крик, стискивающая грудь жуть падения, растянувшаяся до бесконечности…
Как он не расшибся? Наверное, помогли уроки отца, не раз втолковывавшего старшим, как правильно падать – с коня, с крыльца, просто споткнувшись. Он крутился рядом, пытался повторять, отец не смеялся – объяснял и показывал, словно не замечая, что младший совсем ещё малыш, и теперь его тело что-то вспомнило, само сложившись в воздухе нужным образом.
…Следующее, что он помнит – холод железной скобы, за которую цеплялся обеими руками, и квадратик резко-голубого неба над головой. Оно далеко-далеко, и звёзд там совсем не видно. Почему-то именно от этого стало вдруг обидно до слёз – неужели Инья всё придумала?
…Силуэт брата, совсем чёрный на фоне неба. Его голос, испуганно спрашивающий что-то, зовущий на помощь. Громкий плеск, накрывшая его с головой вода, вода в носу, в горле, в животе, всюду… Снова Рубен, он рядом, он говорит что-то ободряющее и даже смешное, и держит, держит на поверхности. У него сильные руки, почти как у папы…
…Новая картинка: он на руках у отца. Лицо соберано Алваро близко-близко, оно какое-то странное – очень бледное, с огромными глазами и внезапно прорезавшейся сеткой морщин. Рокэ немного неуютно под таким взглядом, да ещё и руки отец сжимает так сильно, что не продохнёшь, и он тихонько хныкает и пытается высвободиться.
…Кривовато улыбающийся Рубен держит правую руку на весу у груди, не то вывихнул, не то сильно ушиб, когда лазал за ним…
…Рыдающая Инес – «Папочка, это я виновата, это я ему рассказала, я же не думала, прости меня!»...

«Ты мог бы вспомнить что-нибудь более приятное».
Ощущение отцовского присутствия за спиной было таким сильным, что Рокэ едва не обернулся. Усилием воли сжал и отбросил этот порыв, перевёл дыхание и медленно кивнул:
– Мог бы, отец. Но…
«Устыдился? – ехидно осведомился покойный соберано. – Если ты сейчас явишь мне чудеса раскаяния, впору будет уверовать в Создателя».
– Не стоит, – Рокэ улыбнулся. – Тем более что дело не во мне. Вернее, не только во мне. Раймон…
«Я знаю, – если прикрыть глаза, можно представить, как отец стоит напротив, прислонившись затылком к мраморной колонне, и крутит кольцо на безымянном пальце правой руки. – На сей раз знаю. Я рад, если ты что-то понял, но не вздумай в самом деле просить у меня прощения».
– Я был не таким уж плохим сыном?
«Ты и сейчас не такой уж плохой сын, – усмехнулся соберано Алваро. – Даже, пожалуй, очень неплохой. Хотя угодить мне сложно, ты же знаешь…»

Так вот он какой, тот самый колодец! :) И, кажется, я уже догадываюсь, что за желание загадал Раймон, увидевший в нем звезды, "не такие, как на самом деле" ... :) Кстати, ведь и у Рокэ оно, получается, сбылось - во всей щедрости и полноте... Спасибо от всей души за продолжение, эрэа Ника! :D

[spoiler](http://s017.radikal.ru/i412/1611/79/a91f79a210c1.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s45.radikal.ru/i108/1611/52/68276902d18c.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s019.radikal.ru/i612/1611/05/a41c2ef4e947.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s017.radikal.ru/i429/1611/f3/54bf903b41c0.jpg) (http://radikal.ru)[/spoiler]

Какой Росик! :-*

Спасибо за продолжение, эрэа Ника. Очень интересное. :)

Раймон не рассказывает, что загадал, ни отцу, ни дядюшке, ни даже мне. Но догадываться мы можем, да :) Спасибо, эрэа Красный Волк :)

Эрэа Tany, спасибо за как всегда прекрасные иллюстрации! :)

Какой? :D

Эрэа Yaga, спасибо, мне очень приятно. :)

Огромное спасибо за замечательные стихи и продолжение!

Эрэа NNNika, спасибо! :)
________________________________


Тёмный нос «Крылатой ведьмы» легко разрезал закипающую бурунчиками зеленоватую воду. Под бушпритом вскидывала навстречу брызгам тоненькие руки и смеялась деревянная девушка с чаячьими крыльями за спиной. Ветер, весь день ровно гудевший в такелаже, наполнявший заботливо подставленные паруса, игравший матросскими воротниками и трепавший людям волосы, сейчас немного утих, но кораблик всё равно бежал довольно резво.
Маленький тёзка свесился через фальшборт и не то плевал в воду, не то пытался разглядеть что-то на глубине. Ленту, которой он с утра подвязал волосы, давно унесло ветром, и сейчас мальчишка то и дело досадливо дёргал головой, пытаясь отбросить лезущие в глаза и в рот пряди.
Любопытно, с чего это Рокэ решил прихватить наследничка с собой? Альмейда покосился на родича, о чём-то разговаривавшего со шкипером. Соберано, по традиции, мыслями своими поделиться не изволил, только сообщил, что проводит возвращавшегося в Хексберг Рамона до Сеньи,  заглянет вместе с ним на верфи – и небрежно кивнул сыну: «Вы, юноша, отправляетесь со мной». Юноша, надо отдать ему должное, отреагировал сдержанно, только глазищи загорелись, что твои бортовые огни.
…Сдержанности, впрочем, хватило ненадолго – оказавшись на борту, Рамон-младший обегал весь корабль, перезнакомился с каждым матросом, сунулся к штурвалу и в конце концов был отловлен бдительным воспитателем на вантах и снят оттуда за штаны. После этого мальчишка унялся, но ненадолго, и вскоре его макушка вновь замелькала между матросами, которым он порывался помогать – как с удивлением и одновременно удовольствием отметил Альмейда, не так уж и бестолково.
– Смотри-ка, и где нахватался!.. – не сдержался альмиранте.
Рокэ проследил за его взглядом и пожал плечами.
– Хуан, – лаконично пояснил он.
– Ах да, Хуан… – о том, что домоправитель Алвы, а ныне воспитатель его отпрыска ходил когда-то на торговом корабле, Рамон напрочь позабыл.  Выбор наставника для рэя Алвасете теперь казался ему ещё более удачным, но говорить об этом Алве альмиранте не стал. Усмехнулся, глядя на стройную фигурку, мелькавшую у правого борта:
– Лет через пять я бы взял его в оруженосцы. Но ты же наверняка сочтёшь, что протирать штаны в седле для твоего сына будет полезнее.
Рокэ коротко улыбнулся и ничего не ответил.

…Тёзка отошёл от борта, сел на принайтованный к борту сундук, подперев коленом подбородок и задумчиво крутя что-то в пальцах. Поднял голову, встретился взглядом с Альмейдой. Рамону вдруг стало неловко, словно он попался, подглядывая за кем-то. Чувство было абсолютно нелепым, и чтобы от него избавиться, адмирал подошёл к мальчику. Тот улыбнулся навстречу, открыто и радостно:
– Альмиранте, а ветер не стихнет? Шкипер говорит, что если мы будем и дальше бежать, как днём, то прибудем в Сенью даже раньше, чем думали.
– Стихнет – вряд ли, но может перемениться... Хотя весь день дует, как по заказу, идём в полный бакштаг, даже странно.
– Ага, я знаю… А шторма не будет?
– Не похоже. Но свистеть на палубе я тебе всё равно не советую.
Мальчишка с любопытством глянул из-под упавшей на глаза пряди:
– А почему нельзя свистеть?
– А Хуан тебе этого не объяснил? Шторм накличешь – шкипер тебе спасибо не скажет, – хмыкнул альмиранте.
– Ух ты! – тёзка вытянул губы трубочкой, тут же ойкнул и хлопнул по ним ладонью. – Это по правде? А как ещё можно шторм вызвать?
– Мало ли… Ведро за борт уронить или пальцем в небо показывать, только неизвестно ещё, шторм, штиль… или другую беду. Да не вздумай проверять! – спохватился вдруг Альмейда.
Рамон-младший слегка надулся:
– Я что, похож на дурака?
– Ты похож на своего папеньку в столь же нежном возрасте, – усмехнулся адмирал. – А у него уже тогда была страсть влипать во всевозможные истории и приключения.

Мальчишка смешно сморщил нос – думал, наверное, обидеться на «нежный возраст» или не стоит. Решил, что не стоит, почесал согнутым пальцем переносицу и спросил:
– Значит, вы с… – он ощутимо запнулся, но всё же выговорил с едва заметной ноткой вызова: – отцом… с детства дружите, да?
Альмейда усмехнулся:
– Скорее, с юности… Когда одному двадцать, другому двадцать пять, и у обоих за спиной по нескольку благополучно пройденных кампаний, общий язык найти проще, чем в то время, когда одному двенадцать, а другому семь. В детстве мы были близки с Карлосом… хотя Росио, конечно, всё время крутился поблизости. Он был, в общем-то, славным ребёнком и хорошим братишкой, зря не ревел и не капризничал. Не ябедничал взрослым, даже если ему от нас доставалось. Но, сам понимаешь, всерьёз мы его принимать не могли…
Юный тёзка сидел, обняв руками колени, и покусывал губу, чтобы не рассмеяться. Что это его так развеселило? Слова о том, что великий герцог Алва был когда-то маленьким, и старшие братья не принимали его в свои игры? Мальчонка, похоже, думал, что соберано родился со своей ехидной ухмылкой на физиономии, шпагой в руке и чёрно-белой перевязью через плечо. Как бы не так…
– Помнится, однажды он нас здорово напугал, – альмиранте с хрустом потянулся и сощурился, глядя на тревожно алеющий горизонт. Заходящее солнце окрасило разметавшиеся по небу облачка в лиловый и розовый, таким же казалось и море. – Нам было… постой, сколько же? Мне десять, Карлито двенадцать, а этому, выходит, не больше пяти… Мы считались достаточно взрослыми, и потому могли уже обходиться без нянек. Разумеется, гулять всё равно полагалось в сопровождении воспитателей или слуг… Что ты так смотришь? Конечно, мы излазали все окрестные скалы и гроты, но считалось, что дора Долорес и моя мать об этом не догадываются! А больше всех не догадывался, конечно, соберано Алваро.
Рамон-младший хихикнул. Любопытно, отец всё-таки поговорил с ним про его подвиги на обрыве или не стал? С Росио станется промолчать, а салажонок так и будет считать, что его приключения – великая тайна для дорогого родителя.
– Так вот, – альмиранте подмигнул мальчику и продолжил, – мы много где шастали и не считали необходимым ставить об этом в известность родителей и воспитателей. Правда, на ту ярмарку в Алвасете с нами отправился мэтр… Как же его звали… не то Гальярдо, не то Гальего… Такой высокий дядька, с сутулой спиной и крючковатым носом. Мы точно знали, что удерём от него, как только доберёмся до ярмарки, и он, по-моему, это прекрасно понимал...
И с чего вдруг вспомнилась именно эта история? Откуда, из каких глубин памяти выплыл жаркий день, пятна солнца на белой дороге, запах цветущих гранатов, шагающие рядом с ним братья Алва и танцующие впереди тени – две побольше и одна маленькая?..
…Довольный тем, что его взяли с собой, Росио топал между ними, тихонько пыхтел, стараясь не отстать от старшего брата и его друга, и вертел круглой головой на тонкой шее от одного к другому. Рамон поглядывал на малявку без особого восторга, но и без неприязни – не устал бы только, а то придётся обратно на руках тащить…
На ярмарке было весело и шумно. Гортанные голоса морисских торговцев мешались с родной речью, кое-где звучал почти такой же привычный талиг. Мелькали яркие ткани, пахло специями, где-то трещали кастаньеты и звенели гитары. Карлос, не выпуская руки братишки, нырнул в толпу, Рамон – за ними. Мэтр Гальего (или всё же Гальярдо?) ещё какое-то время маячил за спиной, но потом мальчишки потеряли его из виду. На миг послышалось, что воспитатель окликает их, но Рамон предпочёл счесть, что ему это только показалось.
На сыновей соберано никто не обращал особого внимания – все мальчишки одинаковы, каждого мать принарядила в честь праздника, поди разберись, где тут вихры рэя Каррильо, а где – сына старшего боцмана с рыбачьей шхуны «Котёнок», вчера ошвартовавшейся в гавани после очередного выхода в море!
Они постояли у прилавка, где высокий тощий мориск, замотанный в тёмно-зелёное одеяние, торговал деревянными игрушками. Искусно вырезанные леопарды, львы и пантеры стояли, лежали, припадали на передние лапы, воинственно лупили себя хвостами по бокам и засыпали, свернувшись клубком, подобно большим котам. Карлос долго пялился на казавшиеся живыми фигурки, потом спохватился, глянул на брата. Росио вставал на цыпочки, тянул шею, но достать до прилавка всё равно не мог. Карлито сгрёб его в охапку, поднял повыше:
– Смотри, мелкий!
Тот восхищённо замер, приоткрыв пухлые губы, потянулся рукой ко льву, отдёрнул пальцы. Рамон не удержался и фыркнул, Рокэ негодующе зыркнул на него синими глазищами и высунул лопатой язык. Рамон хотел было дёрнуть малявку за ухо, но подумал и не стал связываться.
Для вида с полминуты поискав воспитателя, они потолкались в ряду со сладостями, прокатились на ярко раскрашенной карусели. Рокэ, посаженный на чёрную лошадку, сиял и тихо верещал от восторга, воинственно размахивая правой рукой – левой накрепко вцепился в гриву своего скакуна. Встретились с толпой полузнакомых мальчишек, обменялись приветствиями и добытыми сластями. Потом их занесло в ряды, где торговали тканями и коврами – это было неинтересно, и Карлос, решительно раздвигая толпу плечом, повёл их дальше.
В оружейных рядах было столько всего, что глаза разбегались. Но сунувшись чересчур близко к одному из прилавков, мальчишки натолкнулись на суровый окрик усатого торговца. Рамон поспешно положил обратно на холщовую подстилку короткий кривой кинжал с резной рукояткой, а Карлос, как маленький, отдёрнул руку от пистолета с серебряными накладками. Под немигающим взглядом торговца они торопливо отошли назад, стараясь сохранять независимый вид, переглянулись, разом рассмеялись. Карлос шутливо утёр пот со лба и вдруг спросил:
– А где Росио?
Рамон удивлённо оглянулся. Малыша видно не было.

…Рамон то фыркал, то сердито пинал попадавшиеся под ноги камушки и задавал вопросы, Карлос вздыхал, мотал головой и время от времени свободной рукой ерошил братишке волосы на макушке. К главным замковым воротам они, не сговариваясь, решили не идти. Спустившись к морю, Карлос, намочил платок, вытер Росио зарёванное, в грязных разводах лицо. Попросил:
– Маме не говори ничего, Рокэ, ладно?
Тот серьёзно кивнул.
Рамон оглядев братцев, подумал, что говорить и не понадобится. Впрочем, сам он, должно быть, выглядел не лучше… Не удивительно, что, увидев их процессию, дора Долорес прижала к щекам ладони и тихо ахнула:
– Ушедшие в Закат! Что с вами случилось?!
Карлос часто-часто заморгал и слегка прерывающимся голосом начал:
– Мама, а что, рэй Гальего ещё не приходил? Ты… ты, главное, не волнуйся…
Рамон с трудом сдержал желание стукнуть старшего друга по затылку. Ну, кто так разговаривает с женщинами! Положение совершенно неожиданно спас Росио.
– Мама, – перебил он вдруг брата, – мама, я есть хочу!..

…Тёзка слушал, затаив дыхание и приоткрыв рот. Только под конец истории расхохотался, запрокинув голову и вскинув коленки – чуть не полетел с сундука. Отсмеявшись, снова выпрямился и спросил, весело блестя глазами:
– И что? Вам совсем не попало?
– Нет, – Рамон махнул рукой. – В конце концов, всё ведь закончилось благополучно. Живой и голодный Росио убедил в этом матушку как нельзя лучше. Хотя, конечно, нам повезло, что соберано Алваро не было дома…
– Это ему не попало, – раздался вдруг над ними знакомый голос. – А нам с Карлосом влетело от отца по первое число, когда он вернулся.
Рамон-младший вздрогнул от неожиданности. Альмейда успокаивающе положил ему ладонь на плечо и обернулся к некстати подкравшемуся соберано:
– Даже так? Карлито, по-моему, ничего не говорил…
– Ему не пришло бы в голову жаловаться на отца, тем более спустя время. Но соберано Алваро был весьма им недоволен.
– Потому что вы чуть не потерялись? – высунулся из-под адмиральской ладони тёзка.
– Потому что Карлос запаниковал и не сделал ничего толкового, чтобы исправить положение.
– Подумаешь… Всегда  старшим достаётся, – с досадой дёрнул узким плечом мальчишка.
– Вообще-то, юноша, – Рокэ небрежным жестом поправил воротник рубашки, – как я только что сказал, досталось нам обоим. Твой дед был человеком справедливым. Он счёл, что если мне хватило самоуверенности и нахальства, чтобы сбежать от брата и добраться до игрушек, которые мне так приглянулись, то их должно было хватить и на то, чтобы вернуться назад, не теряя при этом достоинства.
– И вам надрали уши?! – оживился тёзка.
Рамон не выдержал и хмыкнул. Рокэ приподнял бровь:
– Мне показалось, или ты был бы рад этому обстоятельству?
Скулы и уши у мальчишки мгновенно налились красной краской. Он, смутившись, опустил голову, уткнувшись взглядом в доски палубы.
– Не был бы… – донеслось спустя несколько секунд из-под закрывших его лицо волос, негромко и сипловато.
Альмейда, пряча улыбку, – было одновременно и смешно, и жалко парнишку – повернулся к Рокэ, который внимательно и без улыбки смотрел на сына.
– У тебя ведь есть младшие братья? – спросил он у опущенной макушки мальчика.
–  Брат, – буркнул Рамон. – И сестра.
Уши его постепенно приобретали нормальный оттенок, но головы мальчик по-прежнему не поднимал, сидел, перекинув через сундучок одну ногу и теребя в пальцах что-то, висевшее на тонком чёрном шнурке у него на шее. Он часто так делал, но альмиранте ни разу так и не удалось разглядеть, каким это амулетом обзавёлся маленький тёзка. Росио после смерти отца тоже таскал на шее то герцогские цепи, то древние знаки, однако его отпрыску ничего из этого пока не подходило ни по возрасту, ни по статусу…
– Что это у тебя? – спросил адмирал, надеясь одновременно удовлетворить своё любопытство и отвлечь тёзку от его промаха.

– Брат и сестра, – поправил Раймон, испытывая одновременно стыд и  жгучую благодарность к отцу, который не обиделся и правильно догадался, отчего он ляпнул очередную глупость.
…В тот раз, когда трёхлетняя Ирха, обидевшись на него за что-то, сбежала и пряталась полдня в загоне с козами, илло всерьёз разозлился и пообещал выдрать бестолкового пасынка. Раймон перепугался за сестрёнку и в самом деле чувствовал себя виноватым, но, увидев, как отчим снимает с крюка верёвку, на которой водил особо глупого и бодливого козла, взвыл. За ним дружно взвыли младшие. Мама до этого тоже распекала его, но тут цыкнула на малышню, отстранила илло, взяла Раймона за шиворот и выставила во двор, сунув в руки чёрствую лепёшку и дополнив угощение чувствительным шлепком. До вечера с ним больше никто не разговаривал, и он, забравшись на крышу, долго и со вкусом ревел, а наревевшись, уснул там же, свернувшись калачиком, и дрых, пока мама не разбудила его доить коз. А через два дня в деревню приехали талигойцы…
Раймон вдруг подумал, что отцовские методы воспитания, в общем, не сильно отличаются от маминых. Это было неожиданно, но понять, как относиться к этой мысли, мальчик не успел – от раздумий его отвлёк голос альмиранте:
– Что это у тебя?
Раймон не сразу сообразил, что, забывшись, опять ухватился за висящий на шее шнурок. Он машинально сжал пальцы, но было уже поздно. Пожалуй, не будь рядом отца, можно было бы и рассказать, но он стоял в двух шагах и никуда не собирался, более того, смотрел с явным интересом.
Ну и ладно.


Застигнутый вопросом врасплох, мальчишка поколебался несколько секунд, но потом высвободил из-под ворота шнурок и протянул на раскрытой ладони что-то маленькое и круглое. Присмотревшись, Альмейда понял, что это пуговица. Обычная, ничем особым не примечательная, судя по всему, от военного мундира – серебряная, с отчеканенным на ней Победителем Дракона…
– Это пуговица, – подтвердил очевидное тёзка в ответ на его удивлённый взгляд.
– Зачем она тебе? – недоумённо поднял брови альмиранте.
– Ну… так просто, – мальчик чуть заметно пожал плечами. – Просто она всегда со мной. Я её нашёл… там, где раньше жил.
– В Тронко?
Снова заминка, короткая, но ощутимая. Рамону-младшему явно не хочется отвечать, и Альмейда успевает пожалеть, что затеял этот разговор.
– Нет, на Полваре, – отчётливо выговаривает мальчишка. – Я тогда маленький был, во дворе играл… и нашёл. Она под камушком в земле лежала. Я потёр, а она блестит… Я тогда всю отчистил, долго возился. А она красивая такая стала…
– И что? – улыбнулся адмирал. – Так с тех пор и носишь?
– Так и ношу, – кивнул мальчик. – Юл… один парень хотел у меня её сменять. Отдай, говорит, может, это самого Монсеньора пуговица, я тебе за неё свистульку дам и нож настоящий!
– А ты что же?
– А я говорю, катись со своим ножом. Дурак я, что ли, менять? Если она по правде… Монсеньора… – последние слова он произнёс уже снова угасшим голосом.
Вот оно что… Казалось бы, велика ли ценность найденной где-то в забытой Четверыми деревеньке пуговицы, то ли принадлежавшей, то ли нет Первому маршалу, да ещё для мальчишки, с недавних пор получившего в своё распоряжение Первого маршала целиком? А он носит её на шее, не то как награду, не то как талисман… Не эта ли пуговица сберегла его там, на скальном обрыве? Альмейда был суеверен не больше, но и не меньше других моряков, и хорошо знал, что такие вот незаметные вещицы, подаренные кем-то близким «на счастье» и сбережённые, порой защищают в бою надёжнее любой кирасы.
– Ты позволишь? – Рокэ, подумавший не то о том же самом, не то о чём-то ещё, потянулся было к сыновнему талисману, но задержал руку на полпути.
Мальчик торопливо кивнул. Серебряный кругляш лёг в ладонь соберано. Тот внимательно осмотрел вещицу, тронул большим пальцем. Усмехнулся каким-то своим мыслям и проговорил:
– Такие пуговицы были в конце прошлого круга на мундирах высших офицеров… и иногда – их адъютантов. В Сагранне со мной таковых было немного, а в вашей деревне – и того меньше. Так что, если твоя пуговица в самом деле валялась под камнем с тех самых пор, она принадлежала либо мне, либо моему оруженосцу, – Рокэ вновь усмехнулся и сам надел шнурок с пуговицей обратно на шею сыну. – Возьми.

Продолжение! :D И большое! :D :D :D
Эрэа Ника Кори, Вы замечательно понимаете мир детей. Этот эпизод с пуговицей напомнил мне кое-что из детства... :)

[spoiler](http://s019.radikal.ru/i602/1611/87/ba678462bec8.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s013.radikal.ru/i323/1611/57/07e908f4d9b2.png) (http://radikal.ru)[/spoiler]

Читаешь - и в какой уже раз думаешь: писать про "мальчишек радостный народ" честно, сильно, просто и при этом так, чтобы это по-настоящему глубоко цепляло за душу - дар, который не каждому дан... И еще раз - спасибо большое, эрэа Ника :D. И за него, за этот Ваш дар - и за Вашу огромную любовь к ОЭ... :)

История развивается и это славно. Эрэа Ника Кори, спасибо.   
Мальчишки! :D   ;D    
Моряки суеверны во всех мирах, но не все суеверия совпадают ( у нас нельзя плевать за борт)   

Да, история с пуговицей чудесная. :) :D

Ну и снова здравствуйте, эры и эреа. Поскольку Ника сейчас вся в работе, поддержу ынтэрэса к данной теме попробую обеспечить я))) И выложу немного новогодних подарков, написанных девочкам и вообще.

Елена
Ваше высочество, вы не похожи на всех
Глупых принцесс, озабоченных только короной,
Ваше высочество, тихий ваш сдержанный смех
Снится ночами, монеткой катаясь в ладонях.

Я не скажу, сколь вы дороги мне, милый друг,
Сколь мне важны ваши голос, глаза, одобренье…
Птицы не терпят чужих, хоть и преданных, ласковых, рук,
Птицам-летать. В вас же море любви ли? Терпенья,

Вы не вздохнёте, конечно, о том, кто далёк,
Другом зовя. Что ж, мне хватит и этих названий!
Только убить очень хочется, выгадав срок,
Дурня, что пафосно к вам «отправляет лобзанья»…

Имя: «Елена»-так мелко и так ни о чем,
В нём не вместить ни улыбки, ни шага, ни стана,
Ни вашей чистой души, ни косы над нежнейшим плечом,
Ни силы духа… Ах, как вам сказать, сколь желанны

Встречи и письма, строка: «Берегите себя!»?
Ваше высочество, я сберегусь, обещаю,
Если хоть тень, хоть намёк остаётся, что в письмах: «тебя…»
Ласточка впишет, бумаги с тревогой касаясь…



Луиза
Причеши меня хорёк, жизнь кошачья!
Что ты думаешь-завою, заплачу?
После маменьки твой норов-игрушка…
Кто всё знает обо мне? Лишь подушка.

Уперев в бока решительней руки,
Накричу на муженька… Сдох? Разлуки
Не заметила, наверное, вовсе…
Вон, шатается, то дома, то в гости!

Надоело. Леворукий и кошки,
Я хочу здесь просто жить!!! Драить плошки,
Принимать гостей. Занавески
Без фестончиков и рюшей повесить,

Дочку-замуж, за того, кто полюбит,
Сына-к пушкам, там- Создатель рассудит…
И во сне пусть граф с бородкой приснится-
Тот, что мог и не успел в жизни сбыться.

Причеши меня, хорёк, жизнь кошачья!
Я, как в юности, зову не удачу,
Не мечты дурной неверное чудо-
Голова. Две руки. Живы будем!!


Арлетта
Поздно вспоминать, полноте.
Отсветы огня в нашей комнате,
Пламенем горит сад сиреневый,
Всадники в огне-символ времени.
Что ж вы головы с коленями клоните?
Что ж вы смотрите, что, всадники, гоните?
Перимирие должны вместе выстрадать,
Что ж стоите вы, друзья и завистники?
Равнодушие сменяется страхами,
Безответственность сменяется-плахами,
Что ж вы дышите, в прихожей застывшие,
Что ж вы, что же вы, слышите? Слышите...
Нет прощения за жизни пропащие,
Нет прощения! Войну проигравшие,
С сыновьями, внуками, с сукою-совестью!
Осень в сад входит топкою моросью,
Ложь зеркал-правда стали извечная
Входит в вены отравой беспечною,
Стать змеёю иль тварью-что проще-то?
...Сэ сгоревший подмигивал. Рощами...

Насколько помню, тут тоже есть фанаты альмирантэ. Чуть необычно, но.... Так пожелали)))

Рамон Альмейда
Завитков смоляных переливы,
Разворот замечательных плеч...
Слушай, знаешь, ты очень красивый,
И, наверно, игра стоит свеч.
Я сама не своя. Сил не хватит:
Смертным с молнией не совладать…
Это ж надо так было мне спятить,
Будто ведьмы влекли танцевать-
И тону в зачернённых бурунах,
В море, собранном в руки и грудь,
И в рокочущем бое на струнах,
И бывает так сложно вздохнуть-
Ты похож на войну и на пламя,
На скалу и в горах ураган.
Говорить права нет: «Было с нами!»,
Попадая в горящий аркан
Жестов, взглядов, улыбок и песен,
Недомолвок, намеков, тонов…
Пересказ, хоть ты лопни, но пресен-
Ни к чему говорить про любовь,
Но напомнят и в Хегсберге стылом
Хриплым карканьем старых ворон:
«Ах, какой же роскошный мужчина-
Альмирантэ Талига Рамон!»


Алваро Алва
Шадди горчит на губах,
Солнце сады заливает.
Алваро, слышишь? Набат.
Кто-то в Закат улетает...
Герцог и маршал, супрем-
Этого хватит для света.
Есть много спрятанных тем,
только с собою секреты-
Жалости нет в слове «долг»,
Жалости, чести-лишь разум,
«Чувства закрыть на замок»-
Лязгает шпага приказа,
Надо убить-ты убьешь,
Мир поважней предрассудков,
Долг… Драгоценная ложь.
Алваро, это лишь шутка,
Шутка гадюки-судьбы,
Кошкой свернувшейся чутко…
И за плечами гробы
Шепчутся, скалятся жутко,
Больше не в силах терпеть?
Разум с душой сеет свару?
Выход-последний завет:
«В гроб… положите гитару!»


Ротгер Вальдес
«Ветер и звезды, ветер и звезды, ветер и звёзды, и бешеный смех…»
Тварь закатная ты, черноглазая,
С морем сердцем навеки повязана,
С морем песни его поющая,
Ничего, никого не ждущая-
Это маска, ну правда, правда ведь?
Сын Удачи, твой смех-как заповедь,
Как огонь, непокорный, Бешеный,
Как вопрос, на вопрос отвеченный,
К ведьмам в горы ты ходишь истово,
Осыпаешь подруг монистами,
Ты танцуешь с ветрами звёздными,
Для тебя не бывает позднего…
Позовёт ли тебя по имени
Звонкий голос с оттенком инея
Или крылья коснутся ласково-
Всё останется легкой сказкою,
И никто не узнает истины.
И пускай хоть умрут завистники-
Если ветер ярится в парусе.
Ты смеёшься. В Закате, в радости,
В горе, в празднике, в боли, в счастье ли.
Пусть кончаются дни ненастные,
Танец с ведьмами не кончается!
Ротгер, сколько в тебя влюбляются,
Как в мечту или явь, нет разницы?
Это просто и сложно-быть Вальдесом,..

Чудо какое! Ритм завораживает, и слова все...правильные, что ли. Глубоко прочувствованные, точно схваченные образы. Елена, Луиза - просто сразу в сердце. Да и остальные тоже. А про Вальдеса - это вообще заклинание. Попадаешь в ритм - и все, реальность плывет. Впрочем, с Бешеным - с ним всегда так...
Спасибо вам огромное за волшебство!

Прочитала. Отложила. Перечитала. Как же чудесно!  :D Настоящее волшебство! И все такие живые, настоящие :D И Елена, и моя любимая Дуиза, и такой необычный альмиранте, и неистовый Вальдес...

благодарю))) Я очень люблю этих людей, и писать про них было очень... легко, что ли. А Бешеный-это те крылья, благодаря которым иногда получается не упасть самой...

надеюсь, и дальше будут такие же-живые. Сейчас выложу ещё одно. Кажется, его зря забыла)))

Люди сочиняют песни.
Хоть умри и хоть воскресни,
Иней судеб опадёт к твоим ногам.
Люди бредят, люди просят,
Жертвы и мольбы возносят,
Ты относишь ведьмам жемчуга,
Или небу, или звёздам,
Или ветру. Слишком поздно
Красить перья в белый яркий цвет.
Не хотелось? Ну и что же!
Был наивней, был моложе,
И встречал с улыбкою рассвет,
Пел, любил, сражался, верил,
Никогда не лицемерил,
Никогда не ждал судьбы даров.
Звёздный иней пал на плечи.
Рокэ, песня-бесконечна,
Ветер тоже. Ты вернёшься. В срок.

Стихи очень хороши! :)

За последнее - особое спасибо! Это так... до комка в горле.

оно было написанно в очень...странный и неоднозначный день, но разве с Вороном могло быть иначе?

благодарю)

И снова - спасибо просто огромное, дорогие авторы, за любовь к ОЭ и их героям, которой в этом поэтическом ожерелье согрета буквально каждая строка-бусина! :) За Луизу, Вальдеса, Альмейду. За Алваро. "...В гроб... положите гитару!.." - это просто как удар в сердце... И - обязательно будем верить: "...Песня - бесконечна. \ Ветер тоже. Ты вернешься. В срок..."

-----------------------------------------------------------------
Эреа Красный Волк, очень рада, что "Алваро" Вам понравился) Ну и "Звёздный иней"-я вообще оптимистка и верю, что всё будет так, как мы ожидаем. А иначе зачем петь?))

Морская задорная

Мы болеем парусами и несут нас вдаль шторма,
И на суше, и на море что сума нам, что тюрьма?
Эй, красотки в пышных юбках, подходи, не поскуплюсь:
Может, сказкой, может, песней за улыбку расплачусь!

Припев:
Хэй-хо, морякам
стол накрыт тут и там,
Корабли в порт спешат-
Морю рада душа!
Альмиранте твёрдой дланью правит к порту линеал,
Кэцхен к нам летят на встречу: ветер  в вантах засвистал,
Песня с борта раздаётся,  моряки плывут домой,
Вальдес, как в бою, смеётся, шван ярится за кормой!

Припев:
Хэй-хо, морякам
стол накрыт тут и там,
Корабли в порт спешат-
Морю рада душа!
К Леворукому сомненья-завтра снова будет бой,
Право на последний выстрел мы оставим за собой,
И когда за бортом пену закружит водоворот,
Вновь в безбрежные просторы море властно позовёт!

Припев:
Хэй-хо, морякам
стол накрыт тут и там,
Корабли в порт спешат-
Морю рада душа!

Задорно! :D

Трясясь в повозке, засыпая на постоялых дворах, вступая на доски паромов, гоганни упорно твердила про себя имена своих защитников и спасителей. Это было очень трудно — просто перечислять, но так решил Создатель. Мэллит представила его себе, сильного и быстрого, с глазами из голубого льда и неподвижным лицом. Создатель походил на того, кого называли бароном Райнштайнером, хотя имя его было Ойген, а звание — генерал.
Гоганни помнила, как Райнштайнер обрывал непонятливых, и говорила с похожим на него богом по правилам. Она просила защитить принцессу Матильду, герцога Эпинэ, сержанта Дювье, генерала Карваля, полковника Придда, вице-адмирала Вальдеса, капитана Джильди, баронессу Вейзель и генерала Вейзеля, ничего про них не объясняя. Детей Кабиоховых недостойная тоже просила, стала просить после встречи с тем, кто при жизни звался Енниолем.

(Мэллит, «СВС. Полночь»)
------------------------------------------------------------------------------------------

Рыжая девочка молится в тихой ночи,
Слов непривычных свивая тугие спирали:
"Глупое сердце, о том, что забыто-молчи,
Ты береги их, Создатель, хоть слышишь меня ты едва ли!"
Горстками бус на подол упадут имена,
Титулы звонко рассыпятся бисерной крошкой-
Слышишь меня, не сходящая с неба луна?
Время свернулось в тепле ненароком разнеженной кошкой,
Память сама подбирает слова для молитв,
Грозный Создатель становится нужным и близким-
Ты сбереги их, прошу, посреди их пылающих битв,
Ты так силен, Кабиох...Что ж луна-то сегодня так низко?
Список велик тех, кого не закроешь собой,
Кем недостойная держится в мире безумном-
Рыжий Залог всей невинной и чистой душой
Молится ночью за тех, что оставила в мире подлунном.

Сильно!

Р.В.

Крылья чёрного цвета.
Крылья ветры обнимут.
Не до ласточки предков-
Белый небо не примет,
Белый-дело святое,
Белый-брату. На кудри.
Ты застынешь у трона.
Пусть Оллар правит мудро,
Сын Предателя? Бросьте!
Это, в сущности, глупо,
Ты стоишь в горле костью
Тем, кто жил мелко, скупо,
Не умел-против ветра,
Не умел-грудью полной,
Ты как знойное лето,
Ты-как веер из молний,
Что глядишь так устало?
Пусть боятся, не любят,
Пусть честят запоздало…
С ними Вечность рассудит.
Мой Рамиро, ты-Ворон.
Весь в отца-соберано,
Весь в отца, кровь от крови,
Синим смертным дурманом
Лишь глаза глянут зорко…
Взором-мать одарила.
Чаша может быть горькой.
Не Судьба ль так решила?
Ничего! Ты же Алва,
Сын горячего юга,
Сын мужчины из стали,
Сын… Сбегают в испуге
Те, что трон расшатали-
Кто из них здесь остался?
Перевешать едва ли
Сможешь ызаргов стайку,
Тут не жизнь-девять жизней
Будет мало, пожалуй!
«За отца…»-с укоризной
За спиною шептали,
Перестали шептаться…
Может, поняли что-то?
Трон не должен качаться.
Ну а с Честью-в расчёте!

О Рамиро - замечательно, но как же я могла пропустить такое о Мэллит! :D

"...Ты как знойное лето, \ Ты - как веер из молний..." Как сказано о Рамиро-младшем! :D И за "Молитву Мэллит", которая просто завораживает, тоже огромное спасибо. Читаешь - и видишь эту рыжую девочку как живую... :)

----------------------------------------------------------------------------
Эреа, я уже начала недоумевать, куда все делись))) Рада, что Мелхен нашла отклик. сейчас попробую притащить (если найду) ещё немного из цитатника, там моих кусочков разбросано было ещё штук пять.

Я не могу писать о Рамиро-старшем. Ком в горле, руки дрожат и всё такое.... А вот о сыне-вышло. Неожиданно даже для меня)

Немного порождений цитат,странных вечеров, тронувших слов и неощутимых камешков-шариков судеб и поступков

– У Иссерциала герой если не в полдень гибнет, то в полночь, а старый охальник питался гальтарскими мифами. Может, это неспроста?
– А кто сказал, что умирать надо в сумерках? – отмахнулся Алва. – Днём убивают в бою, ночью – из-за угла, обычная логика.

(Марсель, Рокэ, «СВС. Закат»)
--------------------------------------------------------------
Кто сказал, что надо-умирать?
Логика мужская беспощадна.
Ни в семнадцать и ни в тридцать пять
Не летите вы в Закат так жадно,
Днём в бою, в ночи-из-за угла-
Мир жесток, куда в него ни целься-
Убивают. Пуля ли, стрела,
Яд в бокале обрывают песню,
Смех и вздох, и конский лёгкий бег.
Что же, эры, смертью не напьётесь?
Весит очень мало Человек,
Но над смертью в голос он смеётся...

– Про вас недаром болтают, что вы отродье Леворукого.
– Я одинаково владею обеими руками, – пожал плечами Алва, – а милейшие Адгемар, Штанцлер и Сильвестр никоим образом не принадлежат к моему проклятому роду, однако играют по тем же правилам. То есть без правил! Я выиграл эту войну, а как – моё дело.

(Вейзель, Рокэ, «Красное на красном»)
---------------------------------------------------------
Выиграйте пару войн. Уйдите от пары шаек.
Пронзите клинком врагов, которые так смешны-
Тогда вы б смогли, мой друг, с небесных сойдя лужаек,
Пенять мне, что я не так толкую чужие сны,
Их делая явью. Днём и ночью, а что поделать,
Оковы по кличке "долг" сжимаются всё сильней.
Война-лишь война, мой друг. Моё, несомненно, дело.
Война лишь война...И я лечу, устремясь за ней,
Перечу ветрам и людям, дразню напоказ драконов,
В кармин и желток слегка раскрашиваю киркорелл-
Нет правил для ветра. Нет единых ему законов,
Возможно-неточно-есть и ветру во мне предел...

– Мне не нравится, когда трясутся мои горы. – Когда Хайнрих смотрит в упор, становится неуютно, особенно если ты не привык смотреть в глаза… зверю. – И ещё меньше нравится, если это происходит в том числе и по моей нерадивости. Я не знаю, правы ли были мои предки, и не желаю доказывать их правоту ценой своей армии и своего королевства. Мы успеем вернуться к нашим войнам через год или позже. Если захотим. Я готов дать слово варварского короля. Его не нарушали из боязни погубить свой род и свой дом. Потом его перестали давать, но молчать – не значит забыть.
– Слово должно встретить слово. – Всё это полная дикость, но костяные деревья над текущей водой стоят и по сей день. Они стоят, а Надор исчез. – До Эрнани Святого у нас имелись свои клятвы. Не у всех, но мой дом вправе клясться кровью, и я готов это сделать. Как варвар. Завтра – подходящий день для клятв. Манлий Ферра заключил договор с агмами точно в полдень первого дня Летних Скал у текущей воды. Они сказали, их услышали.

(Хайнрих, Лионель, «Сердце зверя. Шар судеб»)
-------------------------------------------------------------– 
У текущей воды, в день погожий, в день нужный и важный,
Кровь залогом падёт на звенящую росно траву.
Жесткость клятв? Ну и что! По ручью, как кораблик бумажный,
Поплывёт горстка слов, на рефрене шепнув: "Я живу!",
И никто не решит, что-иначе ведь можно и проще,
И никто не пожмёт ни плечами, ни вражеских рук-
Это слово и кровь. Это солнцем пронзённая роща.
Это варвар-король, это замкнутый силою Круг,
И тебе не с руки сомневаться в мотивах поступка,
И не с левой-качнуть белокурою "Нет!" головой.
Слово слышат. И вслушавшись в мир, замеревший так чутко,
Ты поймёшь, что был прав, став рекою, сосною, травой...

И заранее прошу прощения за огрехи в размере и ритме, но...правитьотчего-то не выходит(((


– Когда здесь меняют стражу?
– Утром, но это не повод задерживаться.
– Я уже допил ваше вино. Больше меня здесь ничего не задерживает. Так же, как и вас.
Алва не ответил. Точёное бесстрастное лицо до жути напоминало гальтарские маски Капуль-Гизайля, только было не золотым, а алебастровым.
– Вас удерживала клятва Первого маршала, – Марсель поставил бокал на стол, – но она больше не имеет силы. Фердинанд Оллар мёртв, а Карл Оллар в Бергмарк, и ему вы кровавых клятв не приносили.
– Фердинанд умер? – Маска открыла глаза, но более живой не стала. – Когда?
– Прошлой ночью. Вот письмо Альдо Фоме Урготскому. Кстати, после разговора с вами он сменил штаны. Не Фома, Альдо.
– Что же он носит теперь? – Передавая письмо, Марсель не преминул коснуться пальцев Ворона. Они были горячими.
– Анакс переодевается четырежды в день. От полудня до заката штаны бывают лиловыми, сейчас они, видимо, чёрные.
– Прискорбно. У вас есть другие доказательства смерти короля?
– Робер Эпинэ при мне пил за упокой души Оллара. Он был заметно опечален. По его мнению, Фердинанд покончил с собой.
– А по-вашему?
– Господин в штанах получил ультиматум. Либо умирает Фердинанд – либо меч Раканов, принцесса Елена и золото Фомы достаются Савиньяку. Фердинанд умер.
– Оказывается, в этом городе умеют предъявлять ультиматумы… Кто же?
– Я, – отчего-то вытянулся в струнку Валме.
Алва медленно свернул письмо и поднялся.
– Я думал, это сделает Придд, – сказал он, – и не думал, что это случится так скоро.
– Придд не виноват. Он не видел Гальбрэ, не говорил с вами на стене и не знает, откуда на гербе Фельпа птице-рыбо-дура. Клятва Первого маршала не предусматривает немедленного убийства цареубийцы, я проверял. Вы сможете идти?
– Если упаду, вы меня поднимете.

(Марсель, Рокэ, «Сердце зверя. Правда стали, ложь зеркал»)
-------------------------------------------------------------------------------
Подниму. Даже не сомневайся, пожалуйста.
Спрячу в сумку гадюку с чешуйками жалости,
Засмеюсь: "Всё в порядке, бывает, чего уж там!
Ну тебя, Ворон, к кошкам!" И шпагу тебе отдам,
Что ж тут сложного? Да, порученье особое:
Нянькой стать. И ходить вот за этой особою,
Всё ты сделаешь, даже назад затащить попытаешься,
Коль эта птица в безвестность беспечно срывается,
Не обрезать, но бережно сдерживать ломкие крылья,
Петь, когда горло занято мелкою горькою пылью...
Вот рука. Ну, держись! Удержать тебя будет мне сложно.
Я боюсь без тебя. Это шутка, конечно? Возможно...

И снова - просто спасибо :). За них за всех - за Рокэ и Марселя, за Рокэ и Вейзеля, за Лионеля и Хайнриха. Большущее - и от всей души :) :D.

от всей души-пожалуйста

Супер! Слов нет, как все это здорово. Про Рамиро, про Хайнриха с Лионелем, про Рокэ и всех остальных.

Эреа Tory, скромный поэт счастлив и горд))

Браво!!!!!!!!
Я прямо увидела Рамиро-младшего, а ведь раньше этот образ я так четко не видела...
И остальные очень хороши!

Эреа Enigma, девочки регулярно бросают вызов моим представлениям о. "Алваро" и "Р.В."-из этой серии. Подозреваю, что когда-нибудь портретная галерея станет совсем разбухшей и толстой от количества тех, кого мы все представляем, представляли или будем представлять)))

"Под Марселя" почему-то чаще всего получается писать

Сады расступились, галантно пропуская весёлую речку, за которой потянулись луга, но рукава виконта и гриву его коня ещё долго украшали белые лепестки. «Тёплым снегом минувшего счастья». Пришедшая в голову строчка потянула другую. Стихосложение завладело мыслями, но не настолько, чтобы не услышать стук копыт. Кто-то, пока невидимый, гнал навстречу коня. Галопом. Конечно, он мог делать это от избытка весенних чувств… Рука виконта сама метнулась к ольстрам, губы, тоже сами, успели прошептать «конь тревоги летит средь цветущих дерев».

(Марсель, «Сердце зверя. Правда стали, ложь зеркал»)
______________________________________________

– Ты ещё будешь счастлив, – посулила Зоя, – а эта… Она пожалеет! Я её навещу…
– Не нужно! – Валме торопливо ударил по струнам. – Я покончил с любовью и посвятил себя войне и мужской дружбе.

Конь тревоги летит меж цветущих дерев,
И звенит впереди незнакомый напев -
Не забыть, не избыть, не прервать этот путь,
И с него не сойти, и назад не свернуть…

(Зоя, Марсель, «СВС. Закат»)
---------------------------------------------------------------------------------------
Впереди, позади-лишь дороги легли,
Белым дымом садов прошептавши: "Внемли!",
Конь несётся сквозь дым, сквозь зелёный туман,
Рассекая собой лепестковый буран.

Веток нежных коснусь, отведя их с пути,
Улыбнусь, промолчу, прошепчу: "Не грусти!"
Конь тревоги летит меж цветущих дерев,
Стук копыт заплетая в зовущий напев...

Какой тут Марсель романтичный... :)

И снова - спасибо большое! :D
И как же хочется, чтобы обязательно сбылось для Марселя Зоино предсказание: "Ты еще будешь счастлив"... :)

бывает и в его случае внезапная романтика)))

обязательно сбудется! А иначе зачем петь песни, пить вино и плясать до рассвета?))

А вот это и было счастье. Когда пели, пили и плясали до рассвета, и наслаждались каждой капелькой бытия, и не слишком задумывались о будущем, которое казалось прекрасным. [spoiler]Извините, я тут о своем поколении, но Марсель в чем-то так перекликается с нашей судьбой. Беззаботная юность, а потом ушат холодный воды и пробуждение в стране, где исчезли цветочницы ;-v Пусть они тут побудут, как символ того, за что стоит бороться

(http://i056.radikal.ru/1703/87/1e39eff1228d.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s008.radikal.ru/i306/1703/19/aaf1c4924cc0.jpg) (http://radikal.ru)
[/spoiler]

нашему поколению пришлось легче-и труднее, наверное. но песни должны петься, но танцы должны плясаться, рассветы должны встречаться, и должен звучать наш смех-иначе зачем рождаться, иначе зачем влюбляться, иначе зачем на свете ещё ты жив, человек?

С днем рожденья Ника!
[spoiler](http://img.ktokogda.com/iblock/154/154ce6d8b7a1a24c169ed4d0d0ca320e/c212867c505937afa97af20d1494e31d.jpg)[/spoiler]
Желаю новых творческих успехов. Надеюсь на новые встречи.

Эрэа NNNika, большое спасибо!

      Алвасете распахивал объятья навстречу входящим в его бухту кораблям, приветствовал гостей рвущимися с мыса в небо белыми башнями и реющими над башнями сине-чёрными знамёнами, сбегал к морю узкими, мощёными светлым камнем улочками, осыпал лепестками цветущих гранатов, растущих на окрестных холмах, оглушал гитарным перезвоном.
      Сенья была другой – плоская, как разложенный на тарелке блин, она как будто отступала в сторону, выпустив вперёд знакомо щетинящийся мачтами порт. От порта до города – с полчаса на лошадях по широкой дороге, засаженной с одной стороны какими-то незнакомыми разлапистыми деревьями. В отличие от гранатов и апельсинов, цвести они и не думали, зато уже обзавелись здоровыми – словно и не начало весны совсем – листьями, которыми вяло помахивали, ловя слабенький прохладный ветерок.
      Раймон скормил приведённой для него смирной гнедой кобылке припасённый с вечера кусок сахару и вскочил в седло, мимоходом пожалев, что нельзя было взять с собой Гриса. Серому эта дорога наверняка бы понравилась – ещё бы, столько простора, чтобы нестись вперёд, сколько седок позволит, и ни тебе колдобин, ни глупых препятствий, ни поворотов, ни бросающихся под ноги булыжников или кроличьих нор.
      Но Грис остался в Алвасете, по соседству с вороным заразой, наверняка злящимся, что хозяин уехал куда-то без него. Кони особо не дружили, но если надо было, неплохо ладили, и Раймон хмыкнул, представив, как они сейчас на пару фыркают, огрызаются, месят копытами подстилку и всячески демонстрируют своё настроение на радость Пако и его помощникам.
      Впрочем, гнедая оказалась славной и доброй, и ей тоже хотелось побегать. Раймон был уверен, что так и будет – не в привычках соберано было зря терять время, однако маленький отряд плёлся едва ли не шагом, а сам герцог не выказывал ни малейшего нетерпения – покачивался себе в седле, как ни в чём не бывало беседуя с альмиранте.
      Дорога была широкой и ровной, небо над головой – голубым и безоблачным, ветерок – свежим, само утро требовало поднять лошадь в галоп и помчаться навстречу солнцу и радости. Мальчик слегка натянул поводья, не очень понимая, кого сдерживает – гнедую или самого себя, и покосился на отца. Неужели соберано самому не скучно вот так?..
      Герцог, однако, его нетерпения не замечал, а прерывать их с Альмейдой разговор Раймон не решился. Пришлось вновь смотреть на дорогу. Мальчик потрепал по шее гнедую, задал пару ничего не значащих вопросов Хуану, выслушал ответы и тут же о них забыл. Хорошее настроение, родившееся вместе с хорошим утром, не иссякало и требовало выхода. Помчаться вперёд галопом было нельзя, оставалось запеть, что Раймон и сделал.
      Сначала он просто насвистывал себе под нос, но вспомнившаяся песня оказалась длинной, а мелодия – боевой, и под конец он, увлёкшись, уже пел в полный голос, едва не забыв, где находится.
      Песня была старая, ещё варастийская – про четверых лихих парней, вздумавших как-то напасть на ехавшую по степи богатую карету. Почему в голову пришла именно она? Кошки её знают, но вот вспомнилась же и так удачно легла под конский шаг, что просто загляденье. Парни благополучно отправлялись к Леворукому один за другим, в каждом куплете по разбойнику, а вся добыча доставалась одному ловкому адуану, не то выследившему их, не то просто удачно оказавшемуся в нужное время в нужном месте. Назвать песню весёлой было бы трудно, зато она была боевой, руки сами тянулись то к поясу, то к воображаемым ольстрам. «Ба-бах!.. Я стреляю только раз!..»
      – Какая, однако, прелестная история из жизни ызаргов.
      Раймон обернулся и с удивлением посмотрел на соберано. Может, это было сказано не ему? Но нет, отец смотрит на него, насмешливо приподняв бровь, словно бы спрашивая: «Что, юноша, не согласны?» Раймон понимал, что лезет в заведомую ловушку – как и всегда, когда пытался спорить с герцогом – но всё же выговорил:
      – Почему… ызаргов?
      Отец пожал плечами (вот интересно, ему это можно, а Раймону мэтр Арридос с Хуаном уже плешь проели, что так делать неприлично):
      – А как ещё назвать тех, о ком вы пели? Напасть толпой, замахнувшись на то, что не сможешь проглотить, а потом пожирать друг друга, давясь от жадности – это так по-ызаржечьи.
      Альмейда слегка натянул повод, заставляя коня посторониться, и Раймон с гнедой, сочтя это приглашением, ловко пристроились между адмиралом и маршалом. Это позволило выиграть несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, ибо что отвечать соберано и отвечать ли вообще, мальчик не знал. Он никогда не думал о песне так… всерьёз. Стало даже немного обидно, особенно из-за сравнения ызаргами, а ещё обиднее из-за того, что соберано, кажется, был прав. Раймон хотел заступиться за лихих парней, но нужные слова никак не находились. Да и что тут, к кошкам, скажешь? Чтобы пристрелить товарища из-за того, что у вас осталось мало воды, и в самом деле нужно быть ызаргом.
      – Возможно, юноше ещё не приходилось встречаться с этими… гм… животными? – альмиранте явно хотел прийти к нему на помощь, но Раймону вдруг стало обидно. За кого Альмейда его принимает – за дурачка или за младенца?
      – Сомневаюсь, Рамон, – отец ответил раньше, чем он успел нагрубить, и мальчик вновь испытал острое чувство благодарности. – Юноша полжизни провёл в Варасте, полагаю, этих животных он не только видел… Юноша, вам, случайно, не доводилось охотиться на ызаргов?
      – На ызаргов не охотятся, – рубанул Раймон, – ызаргов убивают.
      Альмейда присвистнул. В глазах соберано мелькнуло что-то, весьма напоминающее одобрение.
      – Верное замечание. Так вам приходилось это делать?
      – Да! – Раймон выдержал отцовский взгляд, и не подумав отвести глаза.
Соберано коротко улыбнулся:
      – Вот видишь, Рамон, молодому человеку прекрасно известно, как следует поступать с подобными тварями. Дело за малым – научиться их отличать, и желательно издали... Рэй Алвасете, вам не надоело плестись шагом? Я так и думал. Сделайте милость, поезжайте вперёд. Рэй Суавес, составьте компанию рэю Алвасете…

      С соберано и дядюшкой Рамоном видеться удавалось только за ужином или завтраком, и то не каждый день – они то пропадали где-то допоздна, то обсуждали что-то, запершись вместе с корабельным мастером рэем Бустаманте и какими-то незнакомыми дядьками, то уезжали куда-то ещё до рассвета.
      Раймон не жаловался – скучать ему не приходилось. Хуан поднимал воспитанника ранним утром, и они отправлялись в очередное путешествие по городу, то оказываясь на широких и светлых площадях, то ныряя в тесные переулочки, где к запаху шадди и цветов примешивались другие, не столь приятные, заходя в разные лавки – оружейную, гончарную, кожевенную. Раймон таращил глаза, Хуан, вполуха слушая рассыпающих похвалы своему товару торговцев, тыкал его носом в достоинства и недостатки метательных ножей и кинжалов, учил подбирать к ним ножны, объяснял, на что нужно смотреть, выбирая пистолеты. Потом они снова выходили на улицу, в жаркий весенний полдень, и шли извилистыми улочками дальше.
      Сперва всё казалось Раймону одинаковым – и сами улицы, и домики, стены которых опутывали прутья дикого винограда, и площади с фонтанами. Но уже на третий день он и сам не заметил, как стал различать их, улыбаясь одним, как старым знакомым, и настороженно приглядываясь к другим.
      …В маленьком трактире на площади Старых Часов к обеду подают какой-то очень пряный и вкусный хлеб – мальчик едва удерживается, чтобы не набить свежими ломтями все карманы, и разделывается с основными блюдами только благодаря постоянным напоминаниям Хуана.
      …На перекрёстке улиц Магнолий и Якорной у торгующего всякими полезными мелочами толстого седого усача на коленях сидит ручной зверёк – пушистый, с огромными, обведёнными тёмными кругами глазами-пуговицами и совершенно человеческими пальчиками. Торговец позволяет Раймону подержать малыша, и Лори – так зовут зверька – доверчиво идёт к нему, деликатно, но крепко ухватившись за протянутую ладонь.
      …В очередной оружейной лавке Раймон, старательно воскрешая в памяти все уроки соберано и недавние наставления воспитателя, под одобрительным взглядом Хуана выбирает себе метательный нож. Хозяин в первый момент не может скрыть удивления – недурной выбор, молодой человек, но это серьёзное оружие, а не игрушка! Мальчик, не успев толком подумать, брякает, что только к такому и привык – у отца дома игрушек не водится. Оружейник вскидывает брови, хочет было что-то спросить, но всмотревшись, ничего не говорит, лишь с поклоном вручает покупку и не хочет брать платы, но пришедший Раймону на помощь рэй Суавес всё равно оставляет на прилавке несколько монет.
      …На верфи пахнет деревом, смолой, лаком. Громадный трёхпалубник, готов вот-вот сойти со стапелей – Раймон уже видел такие, и дома, в Алвасете, и здесь, в порту, но на воде, рядом с другими кораблями линеал смотрится совсем иначе, чем здесь. Мастер что-то с гордостью рассказывает про своё детище, говорит о киле и мачтах, о парусности, об орудийных портах, а Раймону нестерпимо, до зуда в пальцах хочется потрогать новый корабль, который будет носить имя его деда. Он улучает момент, когда все смотрят куда-то в сторону и, скользнув к противоположному борту, гладит ладонью светлое дерево – а потом поворачивается и на миг обмирает, столкнувшись со смеющимся взглядом соберано. Герцог вдруг совершенно по-мальчишечьи подмигивает ему, кажется, вот-вот язык покажет, и тут же обращается к Бустаманте с каким-то серьёзным вопросом. Тот в ответ начинает сыпать цифрами, соберано кивает одобрительно, уточняет что-то, как будто и в самом деле понимает, о чём речь – хотя он вообще понимает всё на свете, наверняка мог бы при случае построить линеал или фрегат не хуже, уверен Раймон.
      …Они уходят от красавца «Алваро» все вместе, и идут обедать в тот самый трактир на площади. Хозяин сбивается с ног, в лепёшку расшибаясь, чтобы угодить соберано, а у того хорошее настроение, он смеётся и шутит, отдавая, впрочем, должное мясу и овощам. Раймону наливают на четверть стакана вина – и он вместе со всеми пьёт за новый корабль. Вино кислое и терпкое, от него становится горячо в животе и самую чуточку шумит в голове, и если совсем уж начистоту, Раймон совсем не понимает, что в «Тёмной», да и в любой другой «Крови» находят отец и альмиранте, но признаваться в этом не собирается.
      …На город опускается вечер, и, выйдя из трактира, Раймон запрокидывает голову и долго ищет в стремительно темнеющем небе знакомые созвездия. Когда-то давно, когда он был маленьким, он думал, что там, среди звёзд, прячется настоящая лошадка, и долго жалел, что с ней нельзя поиграть. Почему-то очень хочется рассказать об этом отцу, но выбрать подходящий момент никак не удаётся, а потом он вдруг разом понимает, как это глупо.
      …Вечерами Раймон падает в постель и засыпает сразу же, едва коснувшись подушки. Ему снится Сенья – а может и не она, но сны эти яркие и радостные, это он знает точно, хоть и забывает, о чём они были, сразу после пробуждения.

      На второй или третий день бесконечных прогулок по городу Раймон вдруг сообразил, что воспитатель ведёт его уж слишком уверенно, да и рассказывает о городе, людях, здесь живших, и событиях, с ними происходивших, очень подробно. На его вопрос Хуан едва заметно улыбнулся:
      – Я когда-то жил здесь, дор Рамон. Давно.
      – До того, как… – Кошки, как же это сказать? – До того, как стали… моим учителем?
      – Много раньше, дор Рамон. Когда был таким, как вы.
      – У-у-у… – непроизвольно вырывается у мальчика.
      Сколько лет его наставнику, Раймон не знал. Хотя на старика подтянутый, худощавый и быстрый Хуан не походил, пробивающаяся в тёмных волосах седина и морщинки вокруг глаз и возле губ напоминали, что он, должно быть, старше соберано. Представить рэя Суавеса мальчишкой-ровесником было не легче, чем вообразить себе маленького отца.
      Нет, мальчика Росио после рассказов слуг и Альмейды Раймон видел отчётливо – смешного, лохматого, своенравного, то дразнящего старшего брата, то упрямо выворачивающегося из-под материнских ласк – но в этом Росио ничего не было от Первого маршала Талига, соберано Кэналлоа и по совместительству его, раймонова, отца. С тем мальчишкой они наверняка бы подружились, а с соберано… К нему Раймон до сих пор не привыкнет.
      – Вы здесь родились, рэй Суавес? – ему и в самом деле стало интересно, к тому же лучше слушать рассказы Хуана, чем забивать себе голову дурацкими мыслями.
      – Я здесь жил, – повторил воспитатель. – Отсюда же ушёл в своё первое плаванье.
      – И всё? С тех пор больше не возвращались? – понимающе кивнул Раймон.
      – Отчего же, все корабли рано или поздно бросают якорь в порту, из которого вышли, – Хуан заправил за ухо выбившуюся прядь волос и коротко глянул куда-то на горизонт. – Я бывал дома, хотя и не сказал бы, что сильно по нему скучал. Мои родители к тому времени уже умерли, братьев и сестёр у меня не было, наша соседка Далила не стала дожидаться вечно пропадающего в море парня – однажды, вернувшись после удачного фрахта, я нашёл её обзаведшейся мужем-плотником и изрядно округлившимся животом…
      – И вы вызвали его на дуэль?!
      – Рамон… – Хуан необидно усмехнулся. – Какие дуэли между моряком с окраины и портовым плотником? Далила мне ничего не обещала и была вполне честна с нами обоими, поэтому обошлось без крови. Я подарил ей привезённые из Улаппа бусы, распил с её избранником кувшин вина и снова ушёл в море. В порту как раз стоял большой торговый караван из Ардоры, а помощник шкипера с одного из судов ввязался в нехорошую историю на берегу. Шкипер готов был рвать на себе волосы от досады, и тут ему подвернулся я. За время плаванья мы неплохо сошлись, и по прибытии в Ардору он сделал всё, чтобы достойно меня отблагодарить.
      – Подарил вам корабль? – Раймон хихикнул, чтобы Хуан не подумал, что он всерьёз верит в такую возможность. Воспитатель мимолётно улыбнулся краем губ:
      – Вы почти угадали, сударь. Он представил меня своему арматору, дав самые лучшие рекомендации. Вскоре я сам стал капитаном торгового судна. Мы возили товары в Улапп, Кэналлоа, бывали в Хексберг. Команду я набирал сам, со мной плавало много наших. Нам везло – морисские корсары старались нас не трогать… – в тёмных глазах наставника мелькнуло что-то незнакомое, и Раймону вдруг явственно послышался щелчок взводимого курка, – вернее, правильнее было бы сказать, что мы поддерживали с ними нейтралитет.
      – А… что было потом? – полушёпотом спросил Раймон, смутно чувствуя, что эта идиллия должна вот-вот оборваться.
      И как простой шкипер мог попасть на службу к соберано? Ладно бы ещё Хуан служил на каком-нибудь военном корабле, но торговец?!
      – Нам подвернулся один очень удачный фрахт. По крайней мере так нам тогда казалось. Бывать в Бордоне нам до тех пор не приходилось, но дело сулило хорошую прибыль и новые связи, а потому я долго не раздумывал. Спустя три дня после того, как мой корабль ошвартовался в столичном порту, мы с моими помощниками были арестованы.
      – За что?! – не ожидавший такого Раймон едва не свалился с широкого нагретого солнцем парапета, на котором сидел.
      – За торговлю с багряноземельскими шадами, которым я поставлял юных девиц – разумеется, бордонских.
      – У морисков что, своих девиц мало? Они же не любят чужаков, к ним никто не ездит! Дальше Межевых ведь нельзя, это любой дурак знает!
      – Дэмис Гастаки отнюдь не был дураком, – бывший капитан Суавес сощурился. – Ему нужна была громкая история, в которой он мог бы выступить в роли спасителя отечества, а тут крайне удачно подвернулся я.
      – Это подло.
      – Политика слишком часто бывает подлой. Вам лучше поговорить об этом с отцом, Рамон, он знает больше меня и сможет объяснить всё гораздо лучше.
      – Но они же потом разобрались? У этого, как его… Гастаки… не было никаких доказательств, да?
      – Вопиющее преступление раскрыто, виновный найден, кто будет думать о такой мелочи, как доказательства? – Хуан очень похоже на соберано поднял бровь. – К тому же было бы весьма трудно доказать то, чего никогда не было – ведь бордонских девиц никто не крал. Впрочем, это никак не помешало дожам отправить меня на каторгу на всю оставшуюся жизнь.
      Раймон помолчал, переваривая услышанное, потом убеждённо выговорил:
      – Чушь какая…
      Хуан вдруг улыбнулся – очень тепло:
      – Именно так, дор Рамон, сказал ваш отец, узнав об этой истории. Я до сих пор не знаю, как ему это удалось и почему он вообще вмешался в это дело, но соберано вытащил меня из тюрьмы, помог вернуться на родину и взял к себе на службу. Я готов был чистить ему сапоги, но он почему-то сделал меня сперва старшим слугой, а вскоре – управляющим. И это оказалось труднее, чем быть шкипером, – усмехнулся рэй Суавес.
      – Хуан… Вы никогда не рассказывали…
      – Вы не спрашивали, дор Рамон.
      – Я не знал… и со… отец тоже не говорил…
      – Если соберано станет рассказывать вам о каждом, кого он спас и кому помог, ему не хватит на это жизни. Вашей. Думаю, он предпочтёт, чтобы вы провели её с большей пользой.

Какое чудесное долгожданное продолжение! Спасибо, эрэа Ника Кори.
Очень понравилось вот это:
[spoiler][/spoiler]

[spoiler]Цветут гранаты в Алвасете
(http://i023.radikal.ru/1703/4a/e763a10a813f.jpg) (http://radikal.ru)
[/spoiler]

Эрэа Ника Кори, спасибо. Этакое угощение на Ваш день рождения. Спасибо, очень вкусно. ;D
Мальчишка взрослеет. Задумывается, притормаживает перед тем, как говорить. Сказанные фразы становятся краткими и точными.

Замечательное продолжение. Спасибо огромное, порадовали!

Долгожданное вкусное продолжение! :D

[spoiler](http://s002.radikal.ru/i198/1703/34/7e1406232354.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s018.radikal.ru/i500/1703/a0/0b467b0d6754.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s020.radikal.ru/i700/1703/7d/1aa001c20d7b.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s012.radikal.ru/i320/1703/a2/0f0d5de8d30c.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s019.radikal.ru/i618/1703/0b/c0487ee8aeaf.jpg) (http://radikal.ru)
[/spoiler]

И вспомнился финал КНК. Черные и золотые перья, застрявшие в ветках красноягодника, выстрел из маршальского пистолета - и слова Рокэ: "Степной ызарг, решил, что у него удачный день, но ошибся..."
Спасибо! :)
[spoiler](http://illustrators.ru/uploads/illustration/image/344003/main_344003_original.jpg)[/spoiler]

Прекрасное продолжение, эрэа Ника Кори.  :) Спасибо.

…Это несложно ведь-ночью пройти по карнизу,
Бросить к ногам иммортели, услышать ответ…
Жало свечи очень ярким покажется снизу,
Дерево ветви протянет, как руки. Растрепан букет,
В общем-то, это неважно, а важно другое -
Вера в тебя, и в луну, и в звезду над окном…
Эту войну проиграть - без единого данного боя –
Можно, лёд сердца топя в подогретом спиртном.
…Он первороден, красив, справедлив и, наверное, добрый,
Он не обидит? Пустое. Уже всё равно.
Кто же сказал, что обязан быть луч от луны – и холодным,
Что равно мерзостны зелье с травой и вино?
Больше нет страха, есть звёзды в глазах и улыбка,
Есть тот, что рядом, что спит, тихо дышит во мраке ночном.
Важно лишь то, что ничтожнейшей жизнь вдруг ошибкой
Быть перестала, когда он пробрался в твой дом….
… Нет «я» и «ты» в эту ночь, напоённую звездным безумьем,
Есть только «мы», есть касания ласковых рук,
Есть лишь любовь, назови, как захочешь, забавно ли, умно,
Ты для меня – как огонь, для меня ты - целованный дождиком луг,
Это лишь ночь, мы умеем прощать и с другими прощаться,
Время потерь не минуло нас серым крылом,
Только к тебя захочу раз за разом опять возвращаться,
Только тебя я дождусь, напролет стоя ночь под окном.

Ли

Что у тебя вместо сердца,
Маршал с глазами в цвет ночи?
Стали в огне не согреться.
Сталью ты быть не хочешь-
Может быть, станешь… кем-то,
Тем, ждать кого привыкли,
Долго ты был не-первым.
Кубок до капли выпит,
Дальше-закат ли, башня,
Россыпь словес привычных,
Нет здесь лишь слова: «Страшно».
В общем-то, как обычно.
Может, хотел бы– иного,
Может быть, так всё и было,
Может… Всего только слово.
Слово, что всё тянет жилы:
Если бы, может быть, как бы!
Пахнет их яд понсоньей,
Маршал не может быть слабым.
Пеший, бегущий ли, конный,
Маршал не может. И точка.
Брату и легче, и проще,
Младшему тоже, а ночкой
Звёзды глядят через рощи
Дома, сожжённого где-то,
Щурятся жутко знакомо.
«-Ли, правда, Рокэ в Кагете?
-Правда» Тоска в горле комом,
Маршал ведь, в общем, так мало,
Это лишь с виду всё гладко.
«Крови» плеснуть в лёд бокала,
Выдохнуть – тихо, украдкой…

Ох, до мурашек пробрало! Каакой Ли! Как же тяжело показывать и доказывать, что сердца нет...
Спасибо!

Благодарю. Один из любимейших (а после Рассветов-особенно), так что безумно рада, что получилось передать своё к нему отношение.

Ли показан великолепно! :D

Мррры, довольный слон кивает ушами))) Спасибо большое!

Мирабелла

Выйдите, эрэа, на балкон,
Недовольно губы подожмите
И перила пальцами сожмите.
Выйдите, эрэа, на балкон.

Поправляя серую вуаль,
Вздрогнете, о память обжигаясь,
Дрогнет кисть, волос слегка касаясь,
Поправляя серую вуаль…

Есть ли жизнь, когда ты просто моль,
Не нужна ни мужу и ни детям,
За ошибки прошлого в ответе…
Есть ли жизнь, когда в тебе лишь боль?


Фридам не понять

Подари мне на память-себя.
Перепрыгни бельчонком на ветку,
Дни и ночи, как в ступке, дробя,
Подари мне вопрос без ответа,

Отдарюсь... Я придумаю, как,
Пробегу по забору ночному,
Знаешь, Мелхен, я всё же дурак.
Нет, не спорь. Да, ты знаешь другого,

Он умнее, серьёзный и злой,
Он умеет-ледышкой без сердца,
Знаешь, кажется, я не такой.
Знаешь, лёд тоже может согреться,

Подари мне на память лишь ночь,
Этот дар очень хрупок, я знаю.
И-без этого дара невмочь -
Сердца часть. Навсегда. Не на память...

Как же здорово вы пишете. Огромное вам спасибо за это. Отдельное и большое-пребольшое - за Лионеля. Фридам такое действительно не понять.

"Подари мне на память себя..." - ох, как замечательно!

Полностью поддерживаю! Спасибо за Ли и Мэллит, за деликатность и нежность к героям :)

Огромное благодамррр за тёплые слова))
Очень рада, что вам понравилось!
После Рассветов я очень долго сидела в обалдении, настолько в мозг поразил меня этот дуэт. Поэтому очень рада, что мнение нашло отклик!

Ли и Мэллит великолепны! Но мы их любим. А вот передать чувства Мирабеллы - это высший пилотаж! :D

[spoiler](http://s019.radikal.ru/i623/1709/f5/f2f603e89e83.jpg) (http://radikal.ru)

(http://s014.radikal.ru/i329/1709/3a/083a8860394b.jpg) (http://radikal.ru)
[/spoiler]

БЕЛОЧКА!!!! СОВА!!!!! *визжит от восторга*. Огромное спасибо за тёплые слова. Я сама от себя не ожидала, но вчера почувствовала себя Луизой и... пожалела её. Вот и вышла Мирабелла Окделл.