Часть Первая
Муэнская Охота
1570 год
Муэна
Глава 1
Муэна Гранде
1
Дрожащее
марево окутывало полусонную от зноя Муэну, а солнце было
белым и злым. Средь выгоревших холмов торчали
недвижные руки мельниц. Ветра не чувствовалось,
даже самого жалкого. Поднятая множеством копыт
дорожная пыль превращала грандов, солдат и слуг в серых
мельников. Что поделать, на дорогах в августе все кони сивы, а все
всадники – седы. Недаром в эту пору путешествуют ночами, но
солдату не ослушаться приказа короля, а любящему мужу -
супруги, особенно, если та готовится дать жизнь
наследнику.
Тридцатипятилетний
Карлос-Фелипе-Еухенио, герцог де
Ригаско, маркиз Вальпамарена, полковник гвардии и кавалер
ордена Клавель де ла Сангре, выразительно вздохнул
и поправил прикрывавший нижнюю часть лица шелковый шарф.
Никто не виноват, если Инес вбила в свою
головку, что лишь молитва Пречистой Деве Муэнской спасет
ее от смерти родами. И уж тем более никто не виноват, что
прошлую ночь они провели не в молитвах. Увы, уступив вечерней
звезде и брошенным к ее ногам розам, Иньита поутру
почувствовала себя дурно.
Объявив
себя великой грешницей, дурочка отказалась от
завтрака, ограничившись водой из колодца, и потребовала
запрягать. Сопровождающий герцогиню врач-ромульянец укоризненно качал
лысой головой и предрекал всевозможные
осложнения. Инес плакала, Карлос покаянно молчал и
вспоминал малышку Ампаро, которой интересное положение не
мешало плясать с кастаньетами ночи напролет.
Правда, Ампаро была не герцогиней, а хитаной. Когда плясать стало
невозможно, она исчезла, не простившись и не взяв ни золота,
ни подарков. Карлос так и не узнал, кому дал жизнь, сыну
или дочери. Что ж, не он один. В
адуарах1 голубой
крови не
меньше, если не больше, чем в жилах самых важных из грандов, а кичливым
донам не дано знать, кто же они на самом деле. Сам Карлос, по крайней
мере, за добродетель всех своих прародительниц не
поручился бы. Может, он и был прямым потомком Адалида, а, может, его
предок плясал на площадях фламенко, и
сеньора в шелках не устояла...
Белая
дорога вильнула, огибая очередной холм с очередной мельницей, как
две капли воды похожей на предыдущую. Не паломничество, а
дурной сон, в котором гонишь коня вперед
и стоишь на месте. Стоять на месте…
Этого де Ригаско не терпел с детства, хотя возвращений не
любил еще больше. Карлос со злостью вгляделся в
раскаленные небеса, усилием воли спустился на землю
и обнаружил, что и там есть место хорошему.
Стройная
девушка замерла на обочине, разглядывая всадников.
Ей было не больше шестнадцати, и как же она была
хороша даже в этой пыли! Герцог оглянулся на карету
- белые занавески были плотно задернуты. Что ж, богомольцу просто
необходимо творить добрые дела. Де Ригаско придержал гнедого и
сощурился. Девушка засмеялась. Глаза у нее были черными и жаркими, в
коротких, словно припудренных кудрях полыхал алый
цветок, вместо креста на смуглой шейке серебрилось
крохотное перышко. Хитана, и как он сразу не сообразил?
- Куда
идешь, мучача2?
- На
праздник, мой сеньор, - белые зубы, коралловые губки, - в Сургос.
- И много
там ваших?
- Много,
мой сеньор, – быстрый взгляд и улыбка, лукавая и
мимолетная, вроде и видел, а вроде и нет.
- Не
знаешь ли ты женщины по имени Ампаро? Она из ваших,
ей должно быть… - Сколько же плясунье
теперь? Не меньше тридцати, а скорее
больше. Сын у нее или дочь? Неважно… Хитаны, любившие
чужаков, отдают сыновей братьям, а дочерей - матерям.
- Ей около тридцати, - твердо произнес герцог, - она повыше
тебя. На левой щеке у нее родинка и еще одна над
верхней губой.
- В нашем
адуаре две Ампаро, мой сеньор, но одна старше,
а другая младше. И родинок у них нет.
- А в
других адуарах? – потянул нить разговора Карлос.
Девушка покачала головой. Она больше не
улыбалась.
- Мы здесь
чужие, мой сеньор. Мы пришли из-за гор, те, кто
уцелел… В Виорне больше не пляшут, а поет лишь та,
что вечно косит. Нас принял адуар Муэны, мы не знаем других.
- Здесь
вам ничего не грозит, - рука Карлоса сама рванулась к эфесу.
Война не вино, она остается в крови надолго. Навсегда.
- Мигелито
так и сказал, - девушка шагнула назад, она хотела уйти.
Герцог оглянулся - карета с белыми занавесками
спокойно катилась вперед. Две женщины – навеки твоя
и чужая…
- Как тебя
зовут?
- Лола,
мой сеньор.
- Мы еще
увидимся, Лола! - кольцо с рубином угольком взмыло в
горячий воздух и упало в раскрытую ладошку. Зачем
он обещает встречу? Почему вспомнил ушедшее? Двенадцать лет -
это почти треть жизни, за двенадцать лет можно забыть. И он забыл, а
потом встретил белокурую Инес. Они счастливы, они ждут сына,
так почему?!
- Да
благословит Вас Пречистая! - алый цветок
возникает из пыльного омута, рука сама его
подхватывает, - Вас и Вашу сеньору, если она у вас есть…
1.
Табор
2.
Обращение к девушке.
2
Белые недотроги
клонятся под теплым ветром, целое море белых
недотрог. Топтать нестерпимо жаль, но надо идти… Она не
должна, не может опоздать к мессе. Инес сделала шаг и замерла
на краю долины, глядя на вырастающий из душистых волн храм. Колокол
настойчиво звал вперед, но недотроги хотели жить, им и так
отпущен лишь день, и день этот перевалил за
полдень.
- Иньита,
- цветы ее знают, знают и зовут… Какой
знакомый голос, веселый, насмешливый, -
Иньита, проснись. Приехали!
- Хайме,
ты?
- Я, -
ответили недотроги ломким юношеским тенорком и исчезли. Стало
жарко и тревожно. Почему небо обили алым шелком? Это не к добру.
- Инья, -
не отставал братец, -
просыпайся!
Инес
провела рукой по лицу. Сон был красивым, странным и не желал
уходить, если не из глаз, то из памяти.
-
Сеньорита! – верная Гьомар держала наготове губку с
ароматическим уксусом, - позвольте…
- Да, -
рассеянно кивнула герцогиня, - Хайме, мне
снились недотроги. Их было так много… Мне было нужно в храм,
а я не хотела их топтать.
- Ну и не
топтала бы, - фыркнул брат, тряхнув темными, не то
что у нее, волосами. В последнее время Хайме рвался
в полк и во всем подражал Карлосу. Еще бы,
шестнадцать лет!
- Видеть
храм к великой радости, - разгадала сон камеристка,
- но ради нее придется терпеть и
трудиться…
- Инья,
– голос мужа прогнал и воспоминания, и предсказания,
- ты хотела успеть к вечерней службе? Слышишь, звонят! Мы успели!
Вылезай!
Инес
благодарно улыбнулась и, подобрав платье, выбралась на
подножку. Муэна била в колокола. Торжественный мерный гул
сплетался с веселой болтовней украшавших сбрую бубенчиков. Так ручей
встречается с морем.
- Ты
хотела, - повторил Карлос. Он был весь в пыли, но на
груди у него что-то алело. Цветок. Большой и очень яркий.
Откуда он взялся? Красные цветы в обители неуместны, красные
цветы не растут в пыли...
- Откуда
это? – зачем-то спросила Инес.
- Купил, -
усмехнулся Карлос, - на удачу! Нам же с тобой
понадобится удача?
-
Пречистая Дева защитит нас! - герцогиня, сама не зная, почему, крепко
сжала руку мужа. - Убери его… Пожалуйста.
- Как
пожелает моя сеньора - Карлос сунул цветок в карман,
бережно подхватил жену, прижал к себе и галантно поставил
наземь. - По-моему, нас встречают.
Их и в
самом деле встречали. Величественная аббатиса неспешно
шествовала от распахнувшихся внутренних ворот. Ворот, в которые не мог
войти ни один мужчина, если только не посвятил себя Господу.
Почему она не подумала об этом? Неделя без Карлоса - это
вечность.
3
Монахини в белых
покрывалах и черных венках окружили Инью и увели. Смотреть вслед не
имело смысла – балахоны святых сестер загораживали
все еще стройную фигурку не хуже готовых сомкнуться
ворот.
- Сын мой,
- пропела задержавшаяся аббатиса, - обитель рада оказать
тебе гостеприимство. Дорога мужчинам в святые стены заказана, но здесь,
во дворе святого Флориана, есть приют для мужей, отцов и
братьев паломниц. Тебя ждут ужин и ночлег, я же, смиренная,
после вечерней службы готова уделить тебе время для беседы.
-
Благодарю, святая мать, - сколь возможно вежливо
откликнулся де Ригаско, - но я должен…
Должен переговорить с командором Хенильей и, видимо, объехать
приграничные крепости. По дороге я встретил… беженцев из
Виорна. Их рассказ настораживает. От Луи Бутора и его
хаммериан1 можно
ждать любого вероломства.
Имя нового
лоасского короля, как и рассчитывал Карлос,
возымело действие. Аббатиса, призвав на голову
нечестивца громы и молнии, благословила гостя на воинские
подвиги и отпустила с миром. Правда, сорвавшаяся с языка
отговорка обязывала, но Хенилья подождет до конца охоты.
Встречаться с долговязым занудой не тянуло, но лгать не дело, особенно
в святых стенах, а лишний раз объехать крепости не помешает. Герцог
подождал, пока аббатиса скрылась за массивными, без тарана не
сломать, воротами и обернулся к шурину.
- Нам
следует поторопиться. Командор Хенилья ждет.
- О да,
сеньор! - паршивец не дрогнул и бровью. - Молитесь за наши
души, святые сестры, а наши клинки вас защитят.
- Нас
защищает Святая Дева, - назидательно произнесла маленькая
монахиня, в чью обязанность входило провожать знатных гостей,
– но выжечь хаммерианскую скверну – долг
мундиалитских2
рыцарей.
- Мы так и поступим, добрая сестра!
Монахиня
опустила глаза, слишком красивые для отшельницы, и, заметая
полами просочившуюся в обитель пыль, заторопилась к внешним
воротам. Де Ригаско послал гнедого следом, отчего-то стало
грустно. Вечер удлинил тени, но воздух продолжал дрожать от зноя, а
залитые светом крыши и шпили казались золотыми.
- Молитвы
наши да пребудут с вами и со всеми рыцарями Онсии,
- глаза привратницы были тревожными, - будьте благословенны!
- Амен!
– подвел итог Карлос, прикидывая, как половчей
пробраться сквозь прижавшуюся к воротам толпу. Внутри обители ночевали
избранные, паломниц, пришедших к Пречистой деве Муэнской, было много
больше.
- Расступись! – рявкнул рослый стражник, - Дорогу!
- Дорогу!
– подхватил и Лопе. Ординарец со знанием дела
направил коня в толпу и люди нехотя отхлынули от вожделенных створок,
раздавшись в стороны, словно воды морские. Лошади недовольно фыркали и
прижимали уши, скрипела на зубах пыль, женщина в черном покрывале
лежала ничком прямо на дороге. Невысокий мужчина в потертой одежде
попытался ее поднять, она вырвалась и снова уткнулась лицом в сухую
землю. Карлос пожал плечами и велел Лопе объехать. Ординарец
умело развернул лошадь, паломница и ее супруг остались сбоку,
женщина так и не встала.
Запахло
костром и нехитрой стряпней, тявкнула собачонка. Любопытно,
сыщется ли в мире хоть один лагерь, где нет ни единого пса?
Первый за день порыв ветра взметнул пыль, колокольный звон
становился глуше, мешался с шумом толпы. Де Ригаско оглянулся
– осаждаемая людским морем обитель на фоне золотящегося неба
казалась фреской. Герцог взялся за
спасительный шарф и подмигнул шурину.
- Завяжи
нос и рот, выберемся на дорогу, пойдем галопом.
- Час с
хвостиком, и мы в Сургосе – проявил осведомленность
Хайме, - а потом? Неужели ты потащишься в пасть к
Хенилье?!
-
Кого-кого, а тебя бы и впрямь следовало отдать дону
Гонсало. На недельку-другую, - протянул Карлос, разглядывая удравшего
из отчего дома родственничка. - Такое наказанье даже твоего
батюшку удовлетворит.
- Я домой
не вернусь, - обрадовал Хайме, - я намерен вступить в твой
полк и вступлю, а отец
поймет.
-
Роскошно, - выразил восторг будущий начальник будущего же
героя, - надо полагать, объясняться с доном Антонио
и доньей Мартой предстоит мне?
- Не
угадал, - Хайме откровенно потешался, - Инья им написала, что
боится отпускать тебя одного, и что я готов за тобой присмотреть.
- Ты?! – задохнулся
от подобной наглости герцог, - за мной?!
- Я, -
подтвердил Хайме. - Если ты каждой встречной хитане будешь
бросать по рубину, сестра с детьми по миру пойдут.
- Каналья,
- с чувством произнес де Ригаско, - так
ты видел?
- Видел, -
хихикнул шурин. - Мучача - прелесть. Скажешь, где
найти?
- В
адуаре, - пожал плечами Карлос, - а может, в
таверне или на ярмарке. Захочешь – найдешь!
- А ты?
– соизволил удивиться Хайме, - я-то
думал…
- А вот
думать всяким щенкам не по рангу, для этого
полковники есть! - отрезал Карлос, вглядываясь в поредевшую
толпу. Впереди была неделя свободы и будь он проклят, если проведет ее
всю в обществе Гонсало. Зануда никогда не поймет,
что жить можно не только на войне, и хорошо жить.
- Ты меня
берешь, - удовлетворенно улыбнулся Хайме, - впрочем, я и не
сомневался.
- Помолчи,
- прикрикнул герцог, догоняя ординарца. - Лопе, как устроили
слуг сеньоры и лошадей?
- Их
поставили там, где обычно ставят выезд Вашей матушки.
- Хорошо.
Помнишь, где «Песня паломника»?
- Да,
сеньор. Направо от разрушенной башни, за
овечьим колодцем, - Лопе вечно говорил, словно выдавливая
слова. Тех, кто видел одноухого гиганта впервые, это пугало,
но Карлос не променял бы Лопе на роту султанских телохранителей. И даже
на армию.
- Хайме,
направо, да поосторожней, не задави какую-нибудь паломницу.
- Сам не
задави! - огрызнулся шурин. - Постой, ты сказал направо? Но
Сургос налево!
- Спасибо,
объяснил, а то я не знал, хотя... Отправлю-ка я тебя
к командору засвидетельствовать почтение, а сам
- к хитанам.
- Хитаны
тоже в Сургосе, - вывернулся шурин, - а
ты… Ты что, в горы собрался?!
- Дальше,
в Виорн, - свел брови
де Ригаско, - Меня давно привлекают хаммериане и, особенно,
хаммерианки. Я решил послушать парочку проповедей.
- Шутишь?
– предположил Хайме, но в смешливых
глазах мелькнула растерянность, - С ними же с тоски сбесишься!
- А кто
сказал, что мир создан для радости? – пожал
плечами Карлос и не выдержал, засмеялся,
- Ладно, твоя взяла, проповедей не будет.
Для начала завернем в «Песню». Альфорка с
Доблехо, надо полагать, уже там, я их пригласил, если ты не
знал. Надеюсь, бездельники еще не все проглотили, а
дальше... Лично я намерен нанести визит горным
кабанам. Приватный, разумеется.
1.
Последователи Томаса Хаммера, мещанина из Миттельрайха, создателя
наиболее сильной из реформаторских церквей.
2. Принадлежащий к
мундиалитской (Всемирной) церкви.
|