У песни ночной
Есть непроглядные дали
И небо с черной луной.
Ф.Г.Лорка

Бог с тобою, брат мой волк…
М.Цветаева

Глава 1

1

- Армия должна быть готова до конца октября, - раздельно произнес Рудольф Ротбарт, - и она будет готова.

- Ваше Высочество, - маршал фон Эрце выглядел озадаченным, - это… Это невозможно.

- Я знаю лишь две невозможные вещи, - ухмыльнулся Рудольф, - это конец света и моя женитьба. Послезавтра я навещу вас в лагере, и мы обсудим подробности, а теперь можете идти.

Старый вояка поклонился и вышел, принц-регент Миттельрайха бросил на зеленое сукно мелок и вскочил, едва не опрокинув массивный стул.

- Руди, - покачал головой граф фон Цигенгоф, среди друзей более известный, как Цигенбок, - ты загонишь старика в гроб и не заметишь.

- Ты преувеличиваешь, - не согласился принц-регент, роясь в бюро, - я всегда замечаю, когда загоняю кого-то в гроб. Более того, я делаю это с твердо обдуманными намерениями. Смерть фон Эрце мне никоим образом не нужна, так что наш добрый маршал переживет многих и многих.

- И кого именно? - Цигенбок зевнул и затряс головой, - прости, не выспался.

- Я еще не уверен, - пожал плечами Рудольф, - но ты все узнАешь из первых рук. Как дальний родич и ближайший друг Людвига.

- Как близкий друг Людвига я бы с наслаждением свернул тебе шею, - сообщил Цигенбок, - императору нет и шести, его мать годится только на то, чтобы сидеть в башне и шить шелками, Эрце стар, а у меня в башке - ветер. Если с тобой чего-нибудь случится, Миттельрайху конец, а ты скачешь, как мартовский кот. Да-да, это я про твою новую пассию. Как, бишь, ее?

- А тебе-то зачем? - засмеялся Рудольф, - Главное, я ей доволен.

- Дочь суконщика, - Клаус Цигенгоф выпятил и без того мясистую губу, - пойми меня правильно, я не против горожанок, если они мяконькие… Но за каким дьяволом ты таскаешься к ней через весь город?! Если тебе не можется, возьми девку к себе. Наскучит, выдашь замуж.

- Замуж я ее так и так выдам, - уведомил Рудольф, - к весне. Не тащить же бедняжку на войну, на юге, наверняка, найдется что-нибудь повкуснее.

- Ты мне зубы не заговаривай, - огрызнулся Цигенбок, - на носу – война, а принц-регент в одиночку навещает любовницу. Об этом даже ворОны знают, чего уж говорить о лоасских шпионах. Один выстрел – и все.

- Не суди обо всех по себе, - Рудольф сунул под мышку пару свитков и захлопнул бюро, - лоассцы отродясь не умели стрелять.

- Если тебя зарежут, тебе будет легче? – вопросил Цигенгоф, - Мне – нет!

Руди шмякнул бумаги на стол и смахнул с рукава прилипшую соринку:

- Жаль, ты не суеверен, иначе б знал, что я доживу до семидесяти семи лет, разобью всех врагов и отпущу на свободу самого дьявола.

- Ты его уже отпустил, - фыркнул Клаус, - вернее, распустил. Рыжий Дьявол, это ведь про тебя. Меня не слушаешь, Лемке спроси. Он тоже места себе не находит. Нет, как друг Людвига я просто обязан тебе сказать…

- Ты просто обязан мне сказать, - перебил Рудольф, - закончили чинить Банный мост или нет.

- Закончили, - буркнул Цигенбок, - я сегодня его проезжал. Слушай, давай я с тобой поеду. Надену маску и поеду, а то как бы чего не вышло. Готье Лоасский, чтоб от тебя избавиться, душу дьяволу продаст. На пару с папой.

- Испугал лиса петухами, - хмыкнул Его Высочество, - всем известно, что у Готье нет души, а дьявола я еще не отпускал.

- Руди…

- Успокойся, Цигенбок, ты сделал все, что мог. Если меня убьют, твоя совесть будут чиста, а теперь пошел вон, мне надо работать… Черт бы побрал эти счета, и как только Людвиг с ними разбирался?!

2

Сиреневые ирисы были готовы, оставались незабудки. Белые незабудки, такие, как в Линденвальде, где она впервые увидела Людвига… Вдовствующая императрица воткнула иглу в пяльцы и закусила губу, унимая бесполезные слезы. Шестой год без Людвига, а сколько их еще предстоит, этих лет.

Милику с детства пугали слабым здоровьем. Ее мать умерла родами, пытаясь дать мужу наследника, мальчик не прожил и недели. Через два года отец был вынужден жениться. Новая графиня привезла лекаря-латинянина, объявившего графу, что его старшая дочь не перенесет беременности и лучшее, что она может сделать, это посвятить себя Господу. Так бы и случилось, если б в Линденвальде не завернул Людвиг Ротбарт. Медноволосый красавец едва взглянул на поднесшую ему вино девушку, а для нее все было кончено раз и навсегда.

Отец жаловался мачехе, что император был хмур и недоволен. Графиня хмурила темные брови и молчала, а через месяц прискакал гонец: Его Величество приказывал Хорсту Линденвальде прибыть в Витте вместе с дочерью, захватив подвенечное платье. Они въехали в столицу дождливым летним утром. Вечером юная графиня узнала, КТО просит ее руки. Отец был честным человеком, он рассказал сюзерену о здоровье дочери. В ответ Император засмеялся - дескать, имея такого брата, как Руди, о наследниках можно не тревожиться.

Они обвенчались и были счастливы, несмотря на ненависть свекрови и ее дам. Людвиг щадил жену, но она его обманула. Мики родился назло дурным пророчествам и лекарским причитаниям.

Император подержал сына на руках и уехал, чтобы не вернуться. Легкая простуда сначала не казалась опасной, а потом стало поздно… Она должна была умереть, Рудольф тысячу раз мог погибнуть на своих войнах, но Господь забрал Людвига, оставив ей Мики и боль.

Милика Ротбарт подозвала сына, и тот подбежал, такой же рыжий, как и отец. Все Ротбарты рождались красноволосыми, кто темней, кто светлее. Волосы императриц Миттельрайха – черные, русые, золотистые - без следа сгорали в этом неистовом пламени. Сыновья Михаэля тоже будут рыжими…

Вдова прижала Мики к себе, и тот недовольно завозился, ему хотелось играть. Сейчас подойдет Гизела и ледяным голосом скажет, что Его Величество должен пить молоко. Или придумает что-нибудь еще, только бы оторвать принца от матери. Рудольф советует прогнать ведьму, но разве она может оскорбить память свекрови? Вот если б Руди сделал это сам. Он принц-регент, ему никто не смеет перечить.

- С тебя следует писать матерь Божию, - Клаус фон Цигенгоф бросил к ногам Милики охапку золотистых роз, - с тебя и с Мики.

- О, нет, - женщина подвинулась, освобождая место другу Людвига, - Пытки… Страшная смерть… Какая мать пожелает сыну такую судьбу?

- Быть императором тоже не весело. Ой, прости, - Цигенгоф смутился, - я имел в виду… То есть не имел в виду ничего такого. Вы так прелестно выглядите в этом саду.

- Ты слишком снисходителен, - императрица поцеловала выкручивающегося сына в лоб и отпустила, - какие чудесные розы.

- Это новый сорт. Садовник назвал их «Императрица Милика».

- Мое имя не приносит счастья, – покачала головой вдова, - не стоит его повторять.

- В этом мире нет имени прекрасней, - возразил Цигенгоф, - я готов отвечать за свои слова жизнью и душой, но я принес не только розы. Милика, мне нужно с тобой поговорить.

- Что-то случилось? - женщина отодвинула пяльцы, те упали в цветочный ворох. Цигенгоф их поднял и положил на скамью.

- Нет, но может. Я бы не посмел говорить с тобой о подобных вещах, но речь идет о Рудольфе.

- Руди? – переспросила императрица, - Что с ним? Я его видела позавчера, он привез Мики ручную белку и был такой веселый.

- Он и сейчас весел, - буркнул Клаус, – я бы даже сказал слишком. Руди завел себе новую любовницу. Дочь суконщика.

- Ну и что? - в голубых глазах Ее Величества не было ни возмущения, ни любопытства, - если он ее любит.

- Руди ничего не любит, кроме войны, - махнул рукой Цигенгоф. - Я не стал бы говорить тебе о его делишках, ни езди этот осел к своей красотке в одиночку. Достаточно одной засады, и… Поговори с ним, он должен одуматься. Ради Мики.

- Ты прав, - вдовствующая императрица встала, нечаянно наступив на золотой цветок, - я еду в Витте. Немедленно… Клаус, может быть, мне сделать эту женщину своей фрейлиной?

- Фрейлиной? - пробормотал Цигенгоф, - Горожанку?

- Она может быть кем угодно, - личико Милики стало решительным, - лишь бы с Руди все было в порядке. Ну почему ты сказал мне только сегодня?

- Ну… Мне Лемке сказал только вчера. Я пытался его образумить, но он и слушать меня не захотел.

- Клаус, - в голубых глазах плеснулось отчаянье, - я сегодня видела во сне волка. Огромного красного волка. Он уходил по ущелью вверх, в туман, и за ним тянулся кровавый след. Что-то случится… Мы должны остановить Руди! Мы успеем?

- Надеюсь, - кивнул Цигенбок, - если ты поторопишься.

3

Когда Рудольф оттолкнул осточертевшие бумаги, почти стемнело. Принц-регент потянулся, разминая затекшее тело, и дважды позвонил. С дневными делами было покончено, оставались дела ночные и неотложные.

Слуги внесли свечи и поднос с легким ужином. Следом, стуча когтями по мраморному полу, вошла старая охотничья собака. Днем дорога в кабинет была ей заказана, но вечер снимает дневные запреты.

- Пусть седлают Нагеля, - распорядился регент Миттельрайха, наливая вина, - Брауне, сидеть!

Собака села, и была немедленно вознаграждена за послушание. В человеческую жизнь вмещается четыре или пять собачьих, но Брауне пережила Людвига. Брату было тридцать три, столько же, сколько ему сейчас. Проклятье…

- Ваше Высочество едет один? – в бесстрастном голосе слуги чувствовалась осточертевшая тревога.

- Разумеется, - лакей поклонился и вышел. Рудольф Ротбарт прополоскал рот вином, выплеснул остальное в камин и упал в кресло у огня, время от времени пощипывая розовый виноград. Мясо и хлеб достались Брауне, несказанно довольной подобным поворотом дел. Если ты собираешься спать, можешь наесться до отвала, если идешь к даме или к врагу, оставайся голодным. Глупее храпящего в постели только мертвец.

Покончив с виноградом, регент поднялся и, насвистывая, исчез за скрытой расписной ширмой дверцей. Будущие войны и недостроенные дороги ждали. Так же, как и разговор с Георгом фон Лемке, с которого станется запеть ту же песню, что и Цигенбок. И с тем же успехом.

Латиняне говорят, ничего не предпринимай, не обдумав, а, предприняв - не раскаивайся. Обдумывать Руди терпеть не мог. Разумеется, если речь не шла о его возлюбленной армии.

Рыжий Дьявол был создан для войны, а мир тащил на себе Людвиг. Старший брат возился с налогами и договорами, младший жил в свое удовольствие, знать не зная о государственной мерзости. После смерти Людвига Руди безропотно впрягся в имперскую колымагу, утешаясь тем, что могло бы быть и хуже, и он хотя бы не коронован.

Тридцатитрехлетний принц-регент весьма успешно уворачивался от того, что было ему без надобности. В частности, от трона и супруги. В этом он удался в своего прародителя: Вольфганг Ротбарт так и не женился, передав собранную по кусочкам империю в руки самого толкового из своих бесчисленных бастардов.

Льстецы предрекали Рудольфу Ротбарту, что он затмит славу Вольфганга. То же самое они обещали и Людвигу, и, разумеется, врали. Рыжий Дьявол был о своей персоне довольно-таки высокого мнения, но не настолько, чтоб полагаться на предсказания.

Его Высочество натянул темное платье военного образца, зарядил пистолеты и вернулся в кабинет. Слуга убирал остатки ужина, Брауне спала и даже слегка похрапывала.

- Хорошее вино, - Руди кивнул на пустой кувшин, - завтра подадите такое же. Нагель готов?

- Да, Ваше Высочество. Прибыл граф фон Лемке.

Лемке… Друг детства, боевой товарищ, непревзойденный командир авангарда, а, случись что, и арьергарда. На Георга можно положиться во всем. Или почти во всем, но сегодня он будет мешать.

- Я уехал, - Руди хмура взглянул на лакея, - УЖЕ уехал. Проводите графа сюда и проследите, чтоб он ни в чем не нуждался. Захочет уйти - задержите.

- Хорошо, Ваше Высочество.

Половина обитателей дворца предпочла бы звать Рудольфа Ротбарта «Ваше Величество». Другая половина спала и видела, как Рыжий Дьявол окажется в преисподней. Что до принца-регента, то он не собирался идти на поводу ни у первых, ни у вторых. Малолетний император и его словно сошедшая со старинного гобелена мать к вящему удовольствию Руди были живы и здоровы. Умирать сам Рыжий Дьявол тем более не собирался, а в полнолуние меньше, чем когда бы то ни было. Он, в конце концов, волчье отродье или кто?

Его Высочество потрепал по башке разнежившуюся Брауне, засмеялся и вышел из кабинета, напоследок лихо хлопнув дверью.