Здесь тошно небу розоветь, здесь солнце стынет бронзой, ведь
В плоть, как оковы, врос завет, клеймо апорий.

И ранят жала пчёл-словес, но странник лучше, чем ловец.
Ответь мне, добрый человек, о чём нам спорить?

Здесь всё, как повелось допредь: сны, словно явь, и явь, что бред,
Но есть ещё добро в добре. Вглядись. Услышь-ка.

Обуза высшего поста и заблужденья ей под стать.
Что истина? Она проста. Порою - слишком.

Но человек - пусть был бы рад - судьбу не в силах выбирать.
И повелитель бóльший раб, чем нищий узник.

Сердца несложно приручать: лишенным уступи хоть часть.
А я пришел в вечерний час, никем не узнан.

Собака или мертвый лев? Чужой дворец, родимый хлев...
Искать устанет, одряхлев, вперед идущий.

Надбавь пять сотен разом лет, и рухнет царство, разомлев.
А храм он ведь не на земле, он в наших душах.

И беден ли, вкушал блага, центурион или легат,
Трудней всего себе не лгать, быть псом пастушьим.

Слова успешно переврут, угаснет пламя на ветру,
Но вспыхнет, поднеси лишь трут, и не потушишь.

Огонь далекий отразив, не пропадет зазря призыв.
Предчувствуя приход грозы, замрут оливы.

Невинных душ земля жирна, плоды удобно пожинать.
И только там, похоже, нас ждет справедливость.

Легко смешать храм и лабаз. Увы, дух слаб, и плоть слаба.
И, вытирая пот со лба, отступит робость.

Надежды ломкая слюда. Я верил, хоть и шёл сюда.
Неотвратим исход суда - мы знаем оба.

Пусть дни иные предстоят, где все равно: кто ты, кто я.
Любая власть по сути яд, ярмо - Тиберий.

У громких клятв сума тощá, но сам ведь, не носи плаща,
Ужель не выйдешь защищать, чему ты верен?

И нет поруки круговой, когда рискуешь головой.
Но мы продолжим разговор за небесами.

...Склонился звездный потолок, луч лунный манит за порог.
А трусость все-таки порок, хоть и не самый.