- Мой эпиарх^[1], вытяните руку с кистью и заметьте, как соотносятся части лица друг с другом, а потом отметьте  такое же соотношение на рисунке, - Диамни Коро,  крепко сбитый молодой   человек  ободрительно улыбнулся худенькому юноше, почти подростку, - это совсем несложно.

- Несложно, но у меня никогда не получится, - юноша аккуратно отложил кисть, - у меня вообще ничего не получается. Ни  в чем и ни с кем. Я даже не могут тебя заставить называть меня по имени и на «ты».

- Извини, Эрнани, -  художник  покаянно вздохнул и вдруг засмеялся, отчего его на первый взгляд заурядное лицо стало необычайно привлекательным, - но я – простолюдин, а ты эпиарх из дома Раканов. Через такое, знаешь ли, перетупить трудно.

- Я понимаю, - кивнул Эрнани, - мне следовало родиться в другой семье, там моя беспомощность не так бы бросалась в глаза. Хорошо, что я младший, я стал бы отвратительным анаксом^[2].

Диамни промолчал. Конечно, Эрнани Ракан никогда на стал бы полководцем или воином, с его болезнью это было просто невозможно,  но хороший анакс отнюдь не обязан лично  махать мечом. При хорошем анаксе не бывает ни войн, ни восстаний, и в цене не оружие, а статуи  и картины  Правду сказать,  августейший ученик нравился художнику много больше своих  братьев, хотя он и впрямь никогда не станет рисовать более, чем сносно, потому что  для бедняги  живопись лишь способ заполнить вынужденный  досуг. Мысли Эрнани  далеки от гипсовых голов и глиняных ваз, он занят тем, что облизывает свое несчастье, вместо того, чтоб забыть о нем и отдать себя искусству.

Анакс Анэсти - старший из братьев-Раканов, недавно погибший во время охоты, приказал учить Эрнани живописи  потому, что великий  Лэнтиро Сольега с детства страдал той же болезнью ног, что и эпиарх.   Сольега победил свою беду, но быть калекой мало, чтоб стать великим мастером -  нужно, чтоб весь мир сошелся на кончике твоей кисти, а Эрнани тянет в большой мир, который от него отворачивается. Он мечтает о военных подвигах, охотах, танцах, красивых девушках. Конечно, юноше не грозит одиночество, но он достаточно умен, что понять,  что  в нем ценят брата анакса, а не его самого.

- Ваше вы… Эрнани, вернись с небес на землю, скоро стемнеет, а при искусственном освещении тени ложатся совсем иначе!

- Да как бы они не ложились, толку-то!

В больших серых глазах  мелькнула бешеная искра, отчего эпиарх сразу стал похож на своего братца Ринальди, не к ночи будь помянут. Не то, чтоб Диамни не любил нынешнего наследника трона, но в присутствии Ринальди  ощущал себя танцующем на  ненадежном осеннем льду. Увы,  Эрнани молился на Ринальди. Именно таким – бесшабашным,  веселым и вспыльчивым по его мнению и должен был быть настоящий мужчина, и именно этого юноша был лишен.

К несчастью, Ринальди был хорошем братом,  хорошим в том смысле, что навещал юного калеку чаще  занятого делами государства Эридани. Другое дело, что после болтовни о поединках, охотах и любовных победах, юноша становился еще несчастней. Диамни несколько раз порывался поговорить с Ринальди начистоту, но не решался. Средний из августейших братьев был не из тех, кто станет слушать безродного мазилу, а нарываться на грубость художнику не хотелось.

-  Эрнани, если ты хочешь научиться рисовать.

- А я не хочу, - с неожиданной яростью перебил  эпиарх, - мне приказал Анэсти, но у меня ничего не выходит!  И не выйдет, потому, что я не хочу.

- Скажи об этом своему августейшему брату.

- Зачем? – ученик упрямо сжал губы, - тогда мне пришлют монаха-утешителя,  или чтеца, или геометра. Или еще кого-нибудь, чтоб меня «занять», и будет только хуже. С тобой я хотя бы  могу не врать. Только будет лучше, если рисовать будешь ты, а я просто смотреть.

- Эрнани, мне платят не за то, чтобы я рисовал.

- Тебе платят за то, чтобы я не лез на стену, - Эрнани откинул со лба золотисто-каштановую прядь, - и у тебя это получается. С тобой мне легче, чем без тебя, и у меня есть глаза. Ты рожден художником, но тебе не нравится жить во дворце.

-Ты так думаешь?

- Да, иначе на твоих рисунках люди были бы  добрее, а так… Когда я на них смотрю, то  начинаю бояться Эридани. А Беатриса, она же мухи не обидит и она такая красивая, а ты из нее сделал  какую-то гиену, а из Ринальди  леопарда.

- Но он и в самом деле похож на леопарда, - улыбнулся художник.

- Похож, - эпиарх примирительно коснулся руки Диамни, - с Ринальди  ты прав, и со старым Борраской тоже, но остальные…

- Остальных исправлю. Сам не знаю, почему у меня так получается. Наверное, мне и впрямь тяжело среди знати.

- Просто ты очень гордый, - покачал головой эпиарх, - вот тебе  и кажется,  что на тебя смотрят не так. А Ринальди все равно, кто чей родич, он или любит или не любит.

- Меня он не любит

- А ты его еще больше не любишь. И зря.

Диамни пожал плечами. Он и впрямь не любил Ринальди с его красотой, наглостью и пренебрежением ко всему, что не касалось его персоны. Эридани, тот по  крайней мере живет для Кэртианы, а вот наследник… Художник про себя попросил Абвениев[3], чтоб анакс, наконец, женился и обзавелся потомством, потому что оставлять государство на Ринальди опасно, а судьба Анэсти доказывает, что рок подстерегает Раканов точно так же, как и простых смертных. Если, конечно, это был рок…

- Когда Эридани женится?

- В следующем году, - заверил эпиарх, - осенью. Раканы всегда женятся осенью, но кто она, пока неизвестно.

Следующей  осенью… А наследник появится в лучшем случае еще через год! Если б  Диамни  Коро спросили, он посоветовал бы анаксу на это время запереть красавца Ринальди  в какой-нибудь отдаленной крепости и приставить к нему сотню стражников, но анакс Эридани Ракан не имел обыкновения советоваться с художниками.