Алан Окделл с безнадежной ненавистью  смотрел со стен Кабитэлы  на человека, ставшего проклятьем  Золотых Земель. Прозванный  Бездомным Королем бастард Марагонского герцога Франциск Оллар  в полном боевом облачении застыл напротив ворот Святого Торквиния в то время, как его  герольды, изощряясь в остроумии и витиеватости,   предлагали  Эрнани Талигойскому  решить судьбу страны  и короны в  рыцарском поединке.

Это было откровенным издевательством. Двадцатидевятилетний Франциск в поединке на копьях считался непобедимым, а   Эрнани Одиннадцатый был достойным  монархом и первым из Людей Чести, но судьба одарила его хилым телом. Даже в лучшие свои годы Эрнани не числился среди первых  воинов  Талигойи, теперь же  королю было под пятьдесят, а серая горячка навсегда изувечила  его суставы. Оллар был прекрасно  осведомлен,  что талигойский монарх передвигается и то с трудом, но благородство и великодушие для марагонского ублюдка были пустым звуком. Бездомный Король, как никто другой,  умел отыскивать у противника слабые места и бил по ним безо всякой жалости.

- Его Величество Франциск Первый - надсаждались герольды, - вызывает брата своего и предшественника Эрнани и предлагает ему на выбор биться до смерти, или же до первой крови, или же турнирным оружием. Пусть мечи королей рассудят, кому властвовать над родиной Вечности.[2] Если же Эрнани из рода Раканов не желает подвергать опасности свою драгоценную жизнь, Франциск Оллар готов сразиться за честь Талигойи с любым достойным рыцарем.

Окделл с силой сжал кулаки и уставился в  землю, пытаясь сдержать никому не нужный порыв. Талигойское  рыцарство славилось благородством и отвагой, но каждому человеку отмерен свой предел. Марагонский выскочка  родился с копьем в руке, его еще никто не  выбил из седла. Алан украдкой глянул на  Эрнани, представляя, что  тот испытывает, и король ответил быстрым благодарным взглядом. Он жил Талигойей и  для Талигойи, ради нее он  не щадил не только себя, но и единственного наследника. Эрнани мог отправить королеву и юного Эркюля  в Агарис под покровительство Его Святейшества,  но счел это недостойным.

Поступок короля стал примером для всех Людей Чести, герцог Окделлский не был исключением - его супруга  разделила судьбу мужа и отечества.  Алану  хотелось верить, что Женевьев не раскаивается в своем поступке, ведь война с Франциском оказалась совсем не такой, как думалось вначале.

Когда Бездомный Король перешел границу,  в Кабитэле смеялись. Какой-то ублюдок называет себя властителем Талигойи? Бред! Окделл помнил, как потешались над бастардом Пятнистого Герцога [3] прошлой весной. Сейчас в Кабитэле  было не до шуток. Удачливость и воинский дар самого Оллара,   отвага и наглость примкнувших к нему проходимцев, вознамерившихся получить то, на что они не имели никаких прав,  оказались  для талигойцев  полной неожиданностью. В глубине души Алан понимал, что городу  не выстоять,  тем паче простонародье начинало  склоняться на сторону  чужеземца, умело растравлявшего вековую неприязнь крестьян и ремесленников к Людям Чести.  Сегодняшний позор еще больше  поднимет Франциска в глазах черни, а позора не избежать. Победить Бездомного Короля никому из рыцарей Эрнани было не под силу.

- Неужели  в Кабитэле не найдется рыцаря, не страшащегося  преломить копье со своим  королем? Его Величество  заранее прощает  своему противнику невольное  покушение на свою особу и ждет его, как равного. Рыцарь вызывает  рыцаря.

Кабитэла молчала. Будь это турнир, когда  бьешься во имя  славы и прекрасных глаз возлюбленной, Франциск, без сомнения,  нашел бы  соперника, но принять на свои плечи честь Талигойи и тут же уронить ее в грязь? Это страшней смерти!

- Его Величество Франциск Талигойский в последний раз взывает к мужеству и чести рыцарей брата своего Эрнани!

Герольд замолчал, и стало слышно, как на дворцовой крыше орут и возятся воробьи, а затем раздался звук одинокой трубы. Окделл  не сразу понял, что он означает, равно как  и последовавший за ним  шум и скрежет. Король тоже был застигнут врасплох.

-  Герцог, - Эрнани изо всех сил делал вид, что выходки бастарда его не трогают, - пошлите узнать, что происходит.

Алан наклонил голову, но посылать никого не понадобилось. Ворота Полуденной Башни  распахнулись, пропустив  всадника в синем и черном. Властитель Кэналлоа Рамиро Алва  счел возможным  принять вызов! Это было по меньшей мере удивительно: Алву ни разу не видели ни на одном из  турниров, кэналлиец  вообще не жаловал  столицу и двор, возможно, потому, что  среди Людей Чести Алва почитались худородными. Их принадлежность к Дому Ветра была, мягко говоря, спорной, а кровное родство с известными своим вероломством  морисскими шадами настораживало. Тем не менее, нынешний властелин  Кэналлоа откликнулся на призыв короны и явился в Кабитэлу во главе  большого, отменно вооруженного отряда.

Эрнани поставил кэналлийцев на защиту внешних укреплений, очередной раз подтвердив свое умение разбираться в людях. Южане держались особняком, но воевать они умели. Окделл был вынужден признать, что люди Алвы справлялись со своими обязанностями лучше  дружинников Людей Чести. Сам герцог – изысканный красавец со жгучими черными глазами, держался с рыцарями Эрнани  не то, чтоб заносчиво, но  было ясно, что их мнение  кэналлийца никоим образом не волнует.

В глубине души Алан допускал, что южанин  понимает  - король и его окружение, хоть и вынуждены принимать помощь полукровки, своим его не считают, и платил им той же монетой. Какой дворянин станет искать дружбы тех, кто  ставит его ниже себя? А род Алва возвысился лишь благодаря стечению обстоятельств. Когда  черная болезнь выкосила Дом Ветра,  Эрнани Восьмой  был вынужден подтвердить права Родриго Алвы, приходившегося нынешнему герцогу прапрадедом.

Великие дома Талигойи традиционно роднились  лишь друг другом,  но Алва, обосновавшиеся на крайнем юго-востоке, мешали свою кровь с дикими морисками. Пока дом Ветра был крепок, это никого не волновало, но судьба повалила  казавшееся несокрушимым дерево.  Теперь король наверняка бы отдал титул Повелителя Ветров кому-то из подлинных  Людей Чести, но в прежние времена Заветы [4] блюлись свято, даже слишком.  Герцоги Алва стали главой Великого Дома.  Повелители Скал, Волн и Молний  с этим смирились, но признать смуглых черноволосых выскочек  ровней не могли. Алан Окделл  понимал, что подобные чувства не украшают, и на заседаниях Совета Мечей[5] был подчеркнуто вежлив с Рамиро, но относиться к нему  так же, как к Шарлю Эпинэ или Михаэлю фок Варзов не мог. Впрочем, глухой неприязни, грозящей перерасти в ненависть, Алан  к кэналлийцу  тоже не испытывал. Выбирая между Эктором Приддом и Рамиро Алвой, Окделл выбрал бы Алву.

- Алан, - мягкий голос Эрнани оторвал Окделла от раздумий, - вы видели  кэналлийца  в бою?

- Ваше Величество, - рыцарь  старался говорить как можно равнодушней, - кэналлийцы не принимают участия в турнирах,  но во время приступов Алва сражается достойно.

Это было правдой, Корявая Башня, выступающая далеко вперед и связанная с основной крепостью узкой перемычкой, была одним из самых уязвимых мест. Франциск это понимал, и трижды пытался ее захватить - дважды днем и один раз ночью.  Алва  отбивался без посторонней помощи, чего нельзя было сказать про защитников Нового города, где оборону возглавлял маршал Придд. Но сражаться на укреплениях - одно, а принять вызов непобедимого Оллара -  другое.

Алан с тоскливым предчувствием наблюдал за двумя всадниками, с высоты стен казавшимися игрушечными. Алва превосходил Франциска в росте, но заметно уступал бастарду в ширине плеч, да и доспех южанина был много легче, а белоснежная ничем не защищенная лошадь кэналлийца рядом с гигантским боевым конем Бездомного Короля& казалась чуть ли не бесплотной. Герцог Окделл вздохнул – Рамиро проиграет, и хорошо, если сохранит жизнь.

 Поступок  южанина  вызывал странную смесь досады и восхищения - тот делал глупость, но делал! Если б на вызов Бездомного Короля не откликнулся никто, талигойское рыцарство было б навеки опозорено. Рамиро принял позор на себя, прикрыв от него других. Более того, его проигрыш - проигрыш чужака, он  не запятнает Людей Чести. Понимает ли он это? Кэналлийцы отличались болтливостью и горячностью, но их герцог был  на удивление молчалив и сдержан. То, что он дал волю своему темпераменту именно теперь, по меньшей мере  удивляло.

- Безнадежно, - махнул рукой кансилльер Ариго.

- Безнадежно, – услышал Алан собственный голос, - но  он дерется, а не ждет, когда это сделает кто-то другой.

- Его проигрыш -  меньшее из зол, - согласился и маршал Придд, - бастард победит полукровку, только и всего.

Алан с трудом удержался, чтобы не посоветовать маршалу самому преломить копье. Не хватало, чтобы Люди Чести принялись оскорблять друг друга на глазах короля. Странная вещь, мгновение назад Окделл думал так же, как и Придд, а теперь решил после боя подойти к кэналлийцу и при всех пожать ему руку. Если тот, разумеется, останется жив.

- Чем бы ни закончился поединок, - твердо сказал  Эрнани, - герцог Алва получит Полуночную Цепь.[6]

- Это будет справедливо, Ваше Величество, - согласился  кансилльер, -немногие рискнут собственной  честью, чтобы спасти честь  королевства. Признаться, я думал, что вызов примет герцог Придд. Он  выиграл три турнира подряд…

- Тому, кто привык выигрывать, проиграть нелегко, - задумчиво произнес король, и это было правдой. Эктор  Придд умрет, но не лишится славы первого меча Талигойи, - О, бойцы заняли исходные места, -  голос Эрнани дрогнул, - да прибудет над Алва Слава![7]

- Да пребудет над Алва Слава… Как же переживает Эрнани, если позабыл о том, что обращение к Четверым  и всему данному Ими  восьмой  век почитается ересью и оскорблением Создателя.

- Крылья Славы поднимут достойного[8] , - быстро произнес Шарль Эпинэ.

- Так и будет, - наклонил голову король. Остальные промолчали, глядя на разговаривающих о чем-то всадников. 

С Королевской башни открывался  прекрасный  вид на вытоптанное осаждающими ржаное поле, ставшее ристалищем, но соперники были слишком далеко, чтоб услышать разговор. К  счастью, герольды Бездомного Короля не замедлили  оповестить осажденных, что Франциск Оллар предложил своему противнику биться до тех пор, пока оба желают и могут продолжать бой. Бастард торжественно поклялся щадить жизнь раненого или каким иным образом покалеченного соперника,  Рамиро Алва дал слово поступить так же. Услышав это, Эктор Придд презрительно усмехнулся, пробудив в Алане смутную симпатию к кэналлийцу. Окделл в последнее мгновенье сдержал готовую сорваться с языка  отповедь, но удержать Шарло Эпинэ было не легче, чем иноходцев с его герба.

- Мне показалось, эр маршал, или вы  в самом деле  улыбнулись. Чему?

- Тому, как наш полукровка бережет  собственную шкуру.

- Закатные Твари! Чтобы сохранить свою голову у него был куда более надежный способ - последовать нашему примеру и остаться на стенах.

- Прекратите, господа, - хмуро бросил Эрнани, - они начинают.